Помолвка. Весна, цветы, молодость, крушение надежд при встрече с буднями, но со вкусом и достоинством. В нем слегка зашевелилась похоть…
— Ах, знаешь, я еще тут наврала… — Ильдирим, казалось, хотела покаяться, так как говорила с ним на редкость нежно. — Сначала Вернц не хотел давать мне отпуск, и тогда я сказала, что ты подарил мне поездку и что это наша первая совместная…
— Верно, — озадаченно подтвердил Тойер. — Это была бы наша первая совместная поездка.
— Ну вот, если ты появишься там на следующей неделе, ты уж…
— Ладно, навру, — пообещал Тойер не без возмущения. — Все из-за этой поездки!
— Йокель, мне очень жаль, но я не хочу потерять Бабетту. Я боюсь…
— Ладно, ладно, навру. Нет проблем. Я люблю тебя. Я понял это в «Тойфельхофе».
— Что? Ах, не важно!.. Мы уезжаем завтра, поздно вечером… Мы увидимся до этого?
В конце концов он даже пообещал подбросить обеих в Мангейм к их поезду.
Теперь он окончательно обессилел. Поплелся в ванную, выдавил огромную порцию зубной пасты на щетку и стал ожесточенно и печально чистить зубы. Пришли эмоции, нехорошие.
Уже засыпая, он упрекнул себя в том, что ему почему-то не жалко Пильца. А почему? Роня и Сара, две девочки, и обе мертвы? Почему?
Мир, где живет одно воронье.
Было как раз воскресенье, и вороны развлекались игрой в воронбол, одиннадцать против одиннадцати. Правила примерно такие же, как в футболе, только разрешалось летать не выше метра над землей. Одна команда в красных трико, другая в синих, счет ничейный. Могучему сыщику черные птицы показались в таком наряде невероятно забавными.
Крупный ворон приземлился посреди поля и крепко долбанул мелкого, симпатичного.
Ворон проговорил:
— Ибо я отверз уста мои пред Господом и не могу отречься. А офсайд все равно засчитан.
11
— Вернц слушает.
— Добрый день, моя фамилия Утхофф. Я старый друг семьи Ильдирим…
— Ну, вам не повезло… Фрау Ильдирим взяла на неделю отпуск и уехала вместе со своим спутником жизни и приемным ребенком… знаете, эта молодежь, внезапно понадобилось ехать куда-то среди зимы, тем более что у девочки вроде бы опоясывающий лишай…
— Ах, как жаль. Вы случайно не знаете, куда она уехала…
— Видите ли, господин Утхофф… Я не интересуюсь тем, что делают мои сотрудники в свободное время…
— Пожалуй, мне придется вам объяснить: я знаю ее семью уже много лет, но по профессиональным причинам был вынужден переехать в Берлин, в начале девяностых, и теперь вышел на пенсию. Детей у меня нет… Понимаете, я хочу… Фрау Ильдирим… когда-то она сидела у меня на коленях, маленькая кокетка, как все девочки… Так вот, я хотел бы сделать ее своей наследницей…
— Ах, вот что!
— Но это нам нужно обсудить, у меня много всего — займы, опционы, долевое участие в фирмах разных стран…
— Неслыханно, да, да, но, господин…
— Утхофф.
— Утхофф, да, конечно, так будет лучше всего, раз вы уже на пенсии… Как я вам завидую! Так вы просто подождите, когда наша сотрудница вернется!
— Ну, понимаете, тут есть одна проблема… Я не ради развлечения приехал в Гейдельберг! Я нахожусь в клинике… сейчас как раз сбежал из нее тайком, поэтому и шум в трубке… я звоню из телефонной будки… Мои дела не блестящи…
— Вы имеете в виду, что… Бедняга…
— Речь идет скорее о неделях, чем о месяцах, возможно, о днях. Почки… перспектив на пересадку пока что нет, диализ я не переношу…
— Подождите… вот, она оставила адрес, на экстренный случай, ха-ха, то есть, конечно, тут не до смеха. Вот, это остров Эре в Дании, и она будет жить там в отеле «Эрё-Маритим» в Эрёскёбинге, ха-ха, все начинается с Эре, а? Кажется, они уезжают сегодня или завтра. А вы, господин…
Обычно они играли в шахматы, всегда в один и тот же день, в тот же час. И некоторым образом они делали это и сегодня, только на сей раз без фигур.
— Я тут провел небольшую разведку — по телефону, но пришлось и поездить. Так вот что я узнал: официально расследование никто не ведет. Но есть там такой комиссар Тойер, о нем пару раз писали газеты в связи с другими случаями. Так вот он, по всей вероятности, продолжает копать на свой страх и риск, наведался он и в Базель.
— Что Пильц?
— Вопрос уже закрылся. Пильц сделал это более или менее сам. Да, он мертв, не пережил падения с лестницы… А этот Тойер теперь уезжает на какой-то богом забытый датский остров.
— Значит, Шустер мертв… Что там с островом? Комиссар едет в отпуск?
— Я пошел бы на…
— Еще трупы?
— Считайте, что мы на войне. А на ней действуют другие законы. — Они помолчали. — Все же та затея с веткой была ошибочной.
— Меня потом рвало.
— К счастью, не на том самом месте. Теперь мы должны покончить с этим делом.
— Вы думаете, оно получит по-настоящему громкий резонанс, если жертвой станет полицейский?
— Конечно. И тогда уж нас никто не заподозрит.
— Это невероятный риск.
— Тойер подобрался совсем близко. Удивительно, что он дает нам такую прекрасную возможность — вероятно, он совершенно не понимает, что у него уже все козыри на руках.
— Часто ли вам приходилось такое делать?
— Что? Убивать? Разве сейчас это важно? Случалось. Но не забывайте, что однажды выработанные навыки восстанавливаются быстро.
Шильдкнехт что-то пронюхала. Группа Тойера даже зауважала директрису за то, что она так ловко их раскусила. Так что комиссарам удалось быстро обсудить ситуацию лишь во время обеденного перерыва в привокзальном «Макдоналдсе». Хафнер был раздосадован тем, что этот ресторан исключил из своего ассортимента пиво. Тойер тоже сомневался в удачном выборе места встречи.
— Мне приснились вороны, — неуверенно начал он. (Как хорошо, что они уже давно знали друг друга — никто не удивился такому началу разговора.) — И мне снова вспомнились отрывки из Библии. Кстати, вот если все, что мы знаем, записывать на кальку… Потом наложить один листок на другой… Тогда нам обязательно бросится что-нибудь в глаза.
— Как? — с легким отчаяньем спросил Штерн. — Вы действительно хотите так сделать? Записывать все на кальку?
Хафнер, все еще не опомнившийся от обиды и шока, повернулся к стойке:
— Амиго, принесите ручки!
— Нет! — воскликнул Тойер. — Ручки нам не потребуются — я просто имел в виду, что так можно было бы добиться наглядности, это лишь пример…
Лейдиг кивнул:
— И тогда так или иначе на первый план выйдет церковь Святого Духа. Я уверен в этом.
У его шефа отвисла челюсть.
— Знаете, я сейчас вот что подумал… Роню убивают, причем близости с пастором у нее не было — во всяком случае, телесной. Потом приканчивают и пастора. Версия самоубийства отпадает…
— Пильц чего-то жутко боялся, — добавил Штерн и кивнул. — Скрывался…
— К сожалению, безрукий экс-террорист даже толком не знал, кого ему следует опасаться. — Хафнер курил и с ненавистью пускал дым в сторону таблички, запрещавшей курение. — Сначала он испугался звонившего, затем шефа…
— Простите, тут нельзя курить.
— Отвали, сволочь экологическая!
Тойер тер виски.
— Да, вообще-то теперь можно лишь гадать, что он думал. Хотелось бы выяснить, что уже знает тот, другой, и боится ли он чего-нибудь. Вы поняли меня? Я полагаю, что изъясняюсь слишком туманно. Да и сам вообще-то в тумане.
Лейдиг и Штерн тотчас кивнули. Хафнер потряс головой, но заметил, что попросит еще раз все ему разъяснить, когда его организм выйдет из стресса, вызванного абстиненцией.
Тойер пытался не сбиться с мысли.
— В любом случае, — напомнил он, — Пильц крутил любовь с дочкой тогдашнего пастора церкви Святого Духа. Официально она считается пропавшей без вести, но Туффенцамер сообщил мне, что она не перешла с Пильцем на нелегальное положение.
— О'кей, это, по-видимому, как-то связано с церковью. — Хафнер был полностью согласен и отметил это новой сигаретой.
— А что, не исключено. — Штерн с удовольствием распаковал второй бургер.
Тойер понял: это его любимое кушанье. В тот момент он, казалось, понимал все!
— В общем, все ясно! — быстро подвел итог Хафнер, отвинчивая пробку своего маленького верного спутника. — Сару прикончил какой-то сексуальный маньяк. Все решили, что она уехала с Пильцем. А Пильцу захотелось потрахаться, и он склонил к этому Роню. Террористы вообще возбуждают женщин, психологи это подтверждают. Та занервничала, боясь беременности, но посвятила в свои проблемы пастора. Через исповедь — ведь каждый человек нуждается в ней временами. Убийца почуял неладное, подстерег ее возле замка, под давлением выудил из нее то, что она сказала Нассману, и прикончил сначала ее, потом и его. Пильц струсил и свалил из города, но сдрейфил по-настоящему, когда вы, господин шеф, отыскали его в Базеле, поскольку лишь он знал, кто настоящий убийца: ПОТОМУ ЧТО ЭТО ОН САМ!
Хафнер обвел взглядом своих соратников:
— Гипотезу с женщиной я, таким образом, отодвигаю в сторону. Нет проблем.
— Значит, выходит, что Пильц боялся прежде всего самого себя. Тебе нужно радоваться, что ты уже работаешь в полиции. С такими аналитическими способностями тебя никто бы не взял, — заявил Лейдиг с неожиданной откровенностью.
— Сам-то! — проревел Хафнер. — Сам-то хорош!
Штерн тоже явно страдал.
— Уймись, Томас, все это никуда не годится. — В ответ на его слова Хафнер хмуро уставился на крышку стола. — Дочка пастора Денцлингера, Сара, бесследно пропала. Это все, что мы знаем.
— Вы знали ее, эту самую Сару, я имею в виду тогда, в те годы? — еще раз попробовал защититься Хафнер.
— Нет, — вздохнул могучий сыщик. — Иначе я бы никогда не умолчал об этом, мой дорогой коллега…
Последовало пристыженное молчание, общее. Тут раздался голос Лейдига:
— Как я уже сказал, у меня возникла и церковная версия… Сегодня утром я предпринял кое-какие шаги в этом направлении. Денцлингер ушел из церкви Святого Духа после исчезновения Сары. Его сменил некий господин Колмар. Впоследствии он сделался старшим церковным советником, ведавшим кадровыми вопросами, а значит, должен был знать и Нассмана. Теперь он наш местный епископ.
— Ну, значит, с ним нужно поговорить?
Едва Тойер это сказал, как с осунувшегося мальчишеского лица Лейдига слетела вся неуверенность.
— Я позволил себе договориться в резиденции епископа в Карлсруэ об аудиенции. На сегодня. Для вас.
— Великолепно, Лейдиг, — пробормотал Тойер. У парня на лице сразу появилось выражение, которое шеф группы с трудом терпел — рвение карьериста.
Так прошел обеденный перерыв — и жизнь двинулась дальше.
Тойер распрощался с ребятами, поскорей купил себе еще один большой гамбургер и слопал его на ходу.
Все дело в поезде, решил полицейский, обеспокоенный тем, что его настроение портилось по мере приближения срока встречи с высокопоставленным пастырем. Дело было, пожалуй, в экологии (в действительности гаупткомиссар боялся транспорта в малознакомом городе), еще его вымотала поездка, состоявшая лишь из кратких фаз ускорения и следовавших за ними маневров с торможением. Сейчас они стояли в Мальше. Тойера этот населенный пункт не интересовал.
Епископ Колмар принимал посетителей в роскошном просторном кабинете, а само управление Баденской земельной церкви было воплощением величия и современного духа. Там, где далекий от церкви Тойер ожидал увидеть распятие, на стене висел кукольный герой Хампельманн. Иногда, словно замечтавшись, епископ дергал его за шнур, а в остальное время курил сигареты «НВ», вытаскивая их из плоского портсигара, и глядел куда-то мимо посетителя. Письменный стол сверкал чистотой.
— Вы находитесь в этом помещении минуту и сорок три секунды. Говорите же.
Сыщик проследил за взглядом хозяина: разумеется, он смотрел на большие вокзальные часы.
— Скажем так, речь пойдет о пасторе Нассмане…
— Я уже знаю об этом, и вы могли бы знать, что я знаю, — устало возразил Колмар. Теперь он набивал табаком черную, как смола, табачную трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Ах, знаешь, я еще тут наврала… — Ильдирим, казалось, хотела покаяться, так как говорила с ним на редкость нежно. — Сначала Вернц не хотел давать мне отпуск, и тогда я сказала, что ты подарил мне поездку и что это наша первая совместная…
— Верно, — озадаченно подтвердил Тойер. — Это была бы наша первая совместная поездка.
— Ну вот, если ты появишься там на следующей неделе, ты уж…
— Ладно, навру, — пообещал Тойер не без возмущения. — Все из-за этой поездки!
— Йокель, мне очень жаль, но я не хочу потерять Бабетту. Я боюсь…
— Ладно, ладно, навру. Нет проблем. Я люблю тебя. Я понял это в «Тойфельхофе».
— Что? Ах, не важно!.. Мы уезжаем завтра, поздно вечером… Мы увидимся до этого?
В конце концов он даже пообещал подбросить обеих в Мангейм к их поезду.
Теперь он окончательно обессилел. Поплелся в ванную, выдавил огромную порцию зубной пасты на щетку и стал ожесточенно и печально чистить зубы. Пришли эмоции, нехорошие.
Уже засыпая, он упрекнул себя в том, что ему почему-то не жалко Пильца. А почему? Роня и Сара, две девочки, и обе мертвы? Почему?
Мир, где живет одно воронье.
Было как раз воскресенье, и вороны развлекались игрой в воронбол, одиннадцать против одиннадцати. Правила примерно такие же, как в футболе, только разрешалось летать не выше метра над землей. Одна команда в красных трико, другая в синих, счет ничейный. Могучему сыщику черные птицы показались в таком наряде невероятно забавными.
Крупный ворон приземлился посреди поля и крепко долбанул мелкого, симпатичного.
Ворон проговорил:
— Ибо я отверз уста мои пред Господом и не могу отречься. А офсайд все равно засчитан.
11
— Вернц слушает.
— Добрый день, моя фамилия Утхофф. Я старый друг семьи Ильдирим…
— Ну, вам не повезло… Фрау Ильдирим взяла на неделю отпуск и уехала вместе со своим спутником жизни и приемным ребенком… знаете, эта молодежь, внезапно понадобилось ехать куда-то среди зимы, тем более что у девочки вроде бы опоясывающий лишай…
— Ах, как жаль. Вы случайно не знаете, куда она уехала…
— Видите ли, господин Утхофф… Я не интересуюсь тем, что делают мои сотрудники в свободное время…
— Пожалуй, мне придется вам объяснить: я знаю ее семью уже много лет, но по профессиональным причинам был вынужден переехать в Берлин, в начале девяностых, и теперь вышел на пенсию. Детей у меня нет… Понимаете, я хочу… Фрау Ильдирим… когда-то она сидела у меня на коленях, маленькая кокетка, как все девочки… Так вот, я хотел бы сделать ее своей наследницей…
— Ах, вот что!
— Но это нам нужно обсудить, у меня много всего — займы, опционы, долевое участие в фирмах разных стран…
— Неслыханно, да, да, но, господин…
— Утхофф.
— Утхофф, да, конечно, так будет лучше всего, раз вы уже на пенсии… Как я вам завидую! Так вы просто подождите, когда наша сотрудница вернется!
— Ну, понимаете, тут есть одна проблема… Я не ради развлечения приехал в Гейдельберг! Я нахожусь в клинике… сейчас как раз сбежал из нее тайком, поэтому и шум в трубке… я звоню из телефонной будки… Мои дела не блестящи…
— Вы имеете в виду, что… Бедняга…
— Речь идет скорее о неделях, чем о месяцах, возможно, о днях. Почки… перспектив на пересадку пока что нет, диализ я не переношу…
— Подождите… вот, она оставила адрес, на экстренный случай, ха-ха, то есть, конечно, тут не до смеха. Вот, это остров Эре в Дании, и она будет жить там в отеле «Эрё-Маритим» в Эрёскёбинге, ха-ха, все начинается с Эре, а? Кажется, они уезжают сегодня или завтра. А вы, господин…
Обычно они играли в шахматы, всегда в один и тот же день, в тот же час. И некоторым образом они делали это и сегодня, только на сей раз без фигур.
— Я тут провел небольшую разведку — по телефону, но пришлось и поездить. Так вот что я узнал: официально расследование никто не ведет. Но есть там такой комиссар Тойер, о нем пару раз писали газеты в связи с другими случаями. Так вот он, по всей вероятности, продолжает копать на свой страх и риск, наведался он и в Базель.
— Что Пильц?
— Вопрос уже закрылся. Пильц сделал это более или менее сам. Да, он мертв, не пережил падения с лестницы… А этот Тойер теперь уезжает на какой-то богом забытый датский остров.
— Значит, Шустер мертв… Что там с островом? Комиссар едет в отпуск?
— Я пошел бы на…
— Еще трупы?
— Считайте, что мы на войне. А на ней действуют другие законы. — Они помолчали. — Все же та затея с веткой была ошибочной.
— Меня потом рвало.
— К счастью, не на том самом месте. Теперь мы должны покончить с этим делом.
— Вы думаете, оно получит по-настоящему громкий резонанс, если жертвой станет полицейский?
— Конечно. И тогда уж нас никто не заподозрит.
— Это невероятный риск.
— Тойер подобрался совсем близко. Удивительно, что он дает нам такую прекрасную возможность — вероятно, он совершенно не понимает, что у него уже все козыри на руках.
— Часто ли вам приходилось такое делать?
— Что? Убивать? Разве сейчас это важно? Случалось. Но не забывайте, что однажды выработанные навыки восстанавливаются быстро.
Шильдкнехт что-то пронюхала. Группа Тойера даже зауважала директрису за то, что она так ловко их раскусила. Так что комиссарам удалось быстро обсудить ситуацию лишь во время обеденного перерыва в привокзальном «Макдоналдсе». Хафнер был раздосадован тем, что этот ресторан исключил из своего ассортимента пиво. Тойер тоже сомневался в удачном выборе места встречи.
— Мне приснились вороны, — неуверенно начал он. (Как хорошо, что они уже давно знали друг друга — никто не удивился такому началу разговора.) — И мне снова вспомнились отрывки из Библии. Кстати, вот если все, что мы знаем, записывать на кальку… Потом наложить один листок на другой… Тогда нам обязательно бросится что-нибудь в глаза.
— Как? — с легким отчаяньем спросил Штерн. — Вы действительно хотите так сделать? Записывать все на кальку?
Хафнер, все еще не опомнившийся от обиды и шока, повернулся к стойке:
— Амиго, принесите ручки!
— Нет! — воскликнул Тойер. — Ручки нам не потребуются — я просто имел в виду, что так можно было бы добиться наглядности, это лишь пример…
Лейдиг кивнул:
— И тогда так или иначе на первый план выйдет церковь Святого Духа. Я уверен в этом.
У его шефа отвисла челюсть.
— Знаете, я сейчас вот что подумал… Роню убивают, причем близости с пастором у нее не было — во всяком случае, телесной. Потом приканчивают и пастора. Версия самоубийства отпадает…
— Пильц чего-то жутко боялся, — добавил Штерн и кивнул. — Скрывался…
— К сожалению, безрукий экс-террорист даже толком не знал, кого ему следует опасаться. — Хафнер курил и с ненавистью пускал дым в сторону таблички, запрещавшей курение. — Сначала он испугался звонившего, затем шефа…
— Простите, тут нельзя курить.
— Отвали, сволочь экологическая!
Тойер тер виски.
— Да, вообще-то теперь можно лишь гадать, что он думал. Хотелось бы выяснить, что уже знает тот, другой, и боится ли он чего-нибудь. Вы поняли меня? Я полагаю, что изъясняюсь слишком туманно. Да и сам вообще-то в тумане.
Лейдиг и Штерн тотчас кивнули. Хафнер потряс головой, но заметил, что попросит еще раз все ему разъяснить, когда его организм выйдет из стресса, вызванного абстиненцией.
Тойер пытался не сбиться с мысли.
— В любом случае, — напомнил он, — Пильц крутил любовь с дочкой тогдашнего пастора церкви Святого Духа. Официально она считается пропавшей без вести, но Туффенцамер сообщил мне, что она не перешла с Пильцем на нелегальное положение.
— О'кей, это, по-видимому, как-то связано с церковью. — Хафнер был полностью согласен и отметил это новой сигаретой.
— А что, не исключено. — Штерн с удовольствием распаковал второй бургер.
Тойер понял: это его любимое кушанье. В тот момент он, казалось, понимал все!
— В общем, все ясно! — быстро подвел итог Хафнер, отвинчивая пробку своего маленького верного спутника. — Сару прикончил какой-то сексуальный маньяк. Все решили, что она уехала с Пильцем. А Пильцу захотелось потрахаться, и он склонил к этому Роню. Террористы вообще возбуждают женщин, психологи это подтверждают. Та занервничала, боясь беременности, но посвятила в свои проблемы пастора. Через исповедь — ведь каждый человек нуждается в ней временами. Убийца почуял неладное, подстерег ее возле замка, под давлением выудил из нее то, что она сказала Нассману, и прикончил сначала ее, потом и его. Пильц струсил и свалил из города, но сдрейфил по-настоящему, когда вы, господин шеф, отыскали его в Базеле, поскольку лишь он знал, кто настоящий убийца: ПОТОМУ ЧТО ЭТО ОН САМ!
Хафнер обвел взглядом своих соратников:
— Гипотезу с женщиной я, таким образом, отодвигаю в сторону. Нет проблем.
— Значит, выходит, что Пильц боялся прежде всего самого себя. Тебе нужно радоваться, что ты уже работаешь в полиции. С такими аналитическими способностями тебя никто бы не взял, — заявил Лейдиг с неожиданной откровенностью.
— Сам-то! — проревел Хафнер. — Сам-то хорош!
Штерн тоже явно страдал.
— Уймись, Томас, все это никуда не годится. — В ответ на его слова Хафнер хмуро уставился на крышку стола. — Дочка пастора Денцлингера, Сара, бесследно пропала. Это все, что мы знаем.
— Вы знали ее, эту самую Сару, я имею в виду тогда, в те годы? — еще раз попробовал защититься Хафнер.
— Нет, — вздохнул могучий сыщик. — Иначе я бы никогда не умолчал об этом, мой дорогой коллега…
Последовало пристыженное молчание, общее. Тут раздался голос Лейдига:
— Как я уже сказал, у меня возникла и церковная версия… Сегодня утром я предпринял кое-какие шаги в этом направлении. Денцлингер ушел из церкви Святого Духа после исчезновения Сары. Его сменил некий господин Колмар. Впоследствии он сделался старшим церковным советником, ведавшим кадровыми вопросами, а значит, должен был знать и Нассмана. Теперь он наш местный епископ.
— Ну, значит, с ним нужно поговорить?
Едва Тойер это сказал, как с осунувшегося мальчишеского лица Лейдига слетела вся неуверенность.
— Я позволил себе договориться в резиденции епископа в Карлсруэ об аудиенции. На сегодня. Для вас.
— Великолепно, Лейдиг, — пробормотал Тойер. У парня на лице сразу появилось выражение, которое шеф группы с трудом терпел — рвение карьериста.
Так прошел обеденный перерыв — и жизнь двинулась дальше.
Тойер распрощался с ребятами, поскорей купил себе еще один большой гамбургер и слопал его на ходу.
Все дело в поезде, решил полицейский, обеспокоенный тем, что его настроение портилось по мере приближения срока встречи с высокопоставленным пастырем. Дело было, пожалуй, в экологии (в действительности гаупткомиссар боялся транспорта в малознакомом городе), еще его вымотала поездка, состоявшая лишь из кратких фаз ускорения и следовавших за ними маневров с торможением. Сейчас они стояли в Мальше. Тойера этот населенный пункт не интересовал.
Епископ Колмар принимал посетителей в роскошном просторном кабинете, а само управление Баденской земельной церкви было воплощением величия и современного духа. Там, где далекий от церкви Тойер ожидал увидеть распятие, на стене висел кукольный герой Хампельманн. Иногда, словно замечтавшись, епископ дергал его за шнур, а в остальное время курил сигареты «НВ», вытаскивая их из плоского портсигара, и глядел куда-то мимо посетителя. Письменный стол сверкал чистотой.
— Вы находитесь в этом помещении минуту и сорок три секунды. Говорите же.
Сыщик проследил за взглядом хозяина: разумеется, он смотрел на большие вокзальные часы.
— Скажем так, речь пойдет о пасторе Нассмане…
— Я уже знаю об этом, и вы могли бы знать, что я знаю, — устало возразил Колмар. Теперь он набивал табаком черную, как смола, табачную трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33