История о незнакомце, разгромившем дом и ничего не укравшем, казалась им притянутой за уши. «Скорее всего, какая-нибудь семейная ссора, – решили они по дороге, – хозяйка – паникерша, небось сама во всем виновата, а теперь не знает, как выкрутиться… Вечно так: легавые, легавые… но чуть что – сразу звонят в милицию! Да тут еще проклятый холодный дождь…»
Войдя на кухню, милицейские на мгновение остолбенели.
– Вот это да, – ахнул один из них. – Красивая работка! Отличная! Мамаша, мы должны составить протокол. Дом и обстановка застрахованы? Хоть это в порядке! Ваш незнакомец здорово тут потрудился, наделал вам убытку на несколько тысяч.
Милиционер подозревал, что хозяйка присочинила про нападение – или как еще его назвать? – чтобы избавиться от старой рухляди и получить денежки по страховке, но высказать такое предположение вслух не посмел, а потому сказал:
– Не вешайте голову, мамаша. Госстрах о вас позаботится. А мы займемся делом. Снимем отпечатки пальцев. Вы ни до чего не дотрагивались? Дотрагивались? Очень жаль, это усложнит нашу работу. Но если тот негодяй не был в перчатках, надеюсь, кое-какие следы мы обнаружим. Ну что ж, коллега, начнем, а вы, мамаша, тем временем попытайтесь припомнить, как выглядел ваш гость.
У Юлии Крчевой поминутно темнело в глазах. Чем отчетливее она уясняла себе положение дел, тем тяжелее становилось у нее на душе. А молодой милиционер был разговорчив, ни на минуту не закрывал рта, требовал от нее постоянной сосредоточенности. Помнит ли она, как выглядел «гость»? Помнит, что промок он до нитки, а возможно, и подвыпил, вот и все – скажи она больше, это уже были бы домыслы. А ей не хотелось сочинять, да и вообще думать, уж поскорей бы милиционеры убрались. Если бы ей не нужна была бумага для страхкассы, она бы даже пожалела, что их вызвала, да разве бросишь столько добра на ветер, без возмещения ущерба?
– Вы одна тут, мамаша? – спросил милиционер.
– Одна как перст, мужа нет дома, – отвечала Юлия Крчева. – Пошел за подмогой, паскуда, когда этот хлыщ тут безобразничал, и до сих пор не вернулся, пьяная образина, опять где-нибудь валяется, вот какие вы, мужчины, бессовестные, одна морока с вами!
Молодой милиционер сделал строгое лицо, подозрительно посмотрел на Юлию Крчеву:
. – Говорите, пошел за подмогой и до сих пор не вернулся?
– То-то и оно, что не вернулся. Говорю, как есть.
– Пьяный был?
– В стельку.
Милиционера разговор начал интересовать. А возможно, он задавал вопросы, чтобы скрыть свою беспомощность, авось за что-нибудь наконец уцепится.
– А вам это не кажется странным?
– Нет! – отрезала Юлия. – Когда мужик нажрется, как сапожник, всего можно ожидать.
– Значит, ваш муж был пьян.
– Я же сказала – был! Как съездит в этот треклятый окружной центр, непременно там налижется. Сущая свинья!
– Словом, вам с ним одно мученье.
– Еще бы не мученье! Разве это мужчина? Никакой радости от него не видишь…
– Выходит, так, – размышлял вслух методой милиционер. – Не хватает сразу двоих. Возьмем отпечатки пальцев и составим протокол. Не помешает звякнуть шефу.
– Звякните, – согласился его напарник, возясь с отпечатками пальцев.
Шеф никакого интереса не проявил. Еще и рассердился.
– Пьяного мужа найдете в корчме, если там еще не закрыто, – кричал он в трубку, – а второго, этого парня, коли он не из их села, ищите на станции, на автобусной остановке, в корчме – где-нибудь да отыщете! Не может такой лоб провалиться сквозь землю! А коли ошивается у какой-нибудь крали, застукаем его утром!
О девице, из-за которой, собственно, и загорелся весь сыр-бор, они забыли. Якуб Калас сразу это отметил, и собственная сообразительность польстила его самолюбию. Проницательный ум в таком деле ничем не заменишь. Проницательный ум и хороший нюх. ОНА осталась в тени, а ведь, пожалуй, именно разговор с ней мог бы кое-что прояснить. Два милиционера, составлявшие протокол, о ней даже не спросили. Якуб Калас серьезно ставил это им в вину. Дело, безусловно, развивалось так, что о ней могли и забыть, их занимали другие обстоятельства, немало пришлось повозиться и с описью испорченного имущества, с поисками следов, которые вывели бы их на неизвестного хулигана, однако Якуб Калас упрямо возвращался к мысли, что нельзя было не поинтересоваться и женщиной, ради которой в этот медвежий угол приехал городской щеголь из самой Братиславы. Ради обыкновенной гусыни он бы такой путь не отмахал! Правда, нельзя не похвалить ребят за отличное описание того, каким они застали дом, – словно из жалости к Юлии Крчевой постарались, чтобы она получила по страховке как можно больше. Якуб легко мог себе представить, как они потели над этой бумагой, даже не подозревая, что самое страшное скрывает не дом с покалеченной мебелью, а размытый дождем двор. Возможно, какое-то шестое чувство или зачатки профессионального опыта нашептали им позднее, что перед поисками в селе не худо бы осмотреть все вокруг дома. Юлии Крчевой уже не терпелось выставить милицейских, но те вошли в раж: коли уж мы здесь, осмотрим все, как положено. Слонялись вокруг дома, по двору. Сходить с бетонированной дорожки не хотелось, но неожиданно луч карманного фонарика выхватил какую-то. можно сказать, не совсем привычную для деревенского двора кучу близ забора, отделявшего участок от соседнего. Милиционеры присмотрелись – и по их спинам пробежал холодок. Забыв про грязь, они бросились к тому месту…
Позвони они снова шефу, тот обрушил бы на них поток брани, но в конце концов похвалил бы. И все же они не решились. Один раз за вечер оторвать старика от телевизора – еще куда ни шло. Теперь же лучше соединиться с окружным отделением. Дежурный охотно вызвался связаться с шефом. Тот обругал и его, однако велел прислать машину. А вскоре позвонил, что выезжает на своей. Не захотел терять времени. Важно было поскорее все самому увидеть. Ведь на дворе в грязи был обнаружен сам хозяин дома. Застывший, мертвый.
– На убийство не похоже, – сказал шеф, но все равно был доволен, что ему доложили. Пока тебя вызывают по каждому пустяку, ты живешь. Придет время, когда без тебя будут решать и более важные случаи, но тогда считай, что тебя уже нет! Живой покойник – это тот, без кого легко обходятся.
– Теперь, – сказал он, – вызывайте врача. Нашего. Не имею желания вступать в дебаты с деревенским костоправом.
В нем проснулся Великий Шеф. Каждое дело превращало его в Великого Шефа. Преступник должен быть обнаружен, а это под силу лишь людям решительным, энергичным. Подчиненные всегда считали, что он преувеличивает свою незаменимость, однако зачем лишать его иллюзий? Ведь иных иллюзий шеф не питал. На службе он, как нигде, чувствовал себя в своей тарелке.
В ожидании врача Беньямина Крча накрыли полиэтиленом. Шеф рассудил, что хозяин приготовил его для теплицы, и недовольно бурчал под нос, мол, таким, как он, приходится довольствоваться жалованьем, а кое-кто из деревенских загребает денежки лопатой на огурцах, стручковом перце, помидорах да на всяких фруктах и кореньях. Не найдя, на ком сорвать злость, он раскричался на подчиненных и в конце концов приказал увести Юлию Крчеву в дом. Парни рады были убраться подальше с его глаз. Юлия голосила за дверью кухни. Шеф мок, стоя над трупом. Он был на деле, и профессиональная гордость повелевала ему не замечать мелких неприятностей.
Якуб Калас не знал результатов вскрытия, наверняка с ними не ознакомили и Юлию Крчеву. Что-то они темнят, решил старшина. Но это его не обеспокоило. Наоборот, утвердило в прежних предположениях. Что ж, обойдемся и без протокола вскрытия. Во время похорон Калас сам внимательно осмотрел труп Беньямина Крча, больше ему ничего и не требовалось. По тому, что он увидел, можно было безошибочно судить, что смерть от удушья – версия приемлемая, пожалуй, лишь для успокоения вдовы. Хотя перед смертью Беньямина действительно вырвало, отчего и возникло удушье, но, прежде чем он свалился в грязь на собственном дворе, что-то должно было произойти, что-то, о чем начальник угрозыска не желал говорить. А может, просто не счел нужным. Зачем посвящать в дело стареющего, преждевременно вышедшего на пенсию работника милиции? М-м-да, но вернемся к нашей истории…
Как только был закончен осмотр трупа и его послали на вскрытие, милиционеры принялись за поиски неизвестного молодого человека. Лило как из ведра, село словно вымерло. Рыскать по нему – не слишком большое удовольствие. В корчме никого постороннего не было, в кафе местного футбольного клуба тоже. Субчика обнаружили только в станционном зале ожидания. Дрожа от холода, он ежился возле погасшей печки.
В окружном отделении милиции, куда доставили задержанного, выяснилось, что это фотограф из популярного иллюстрированного журнала, с Алисой, девицей, которой до сих пор никто не заинтересовался, он познакомился на какой-то вечеринке. Естественно, уже не помнил – где и когда, а милиционеры и не настаивали. С такими «провалами памяти» им приходилось сталкиваться довольно часто. Зато как бы в свое оправдание молодой человек заявил:
– Не могу же я вести учет всем случайным знакомствам! Красотки приходят и уходят. Нам, мужчинам, вообще нелегко. На иных из нас девушки так и вешаются. Только узнают, что у тебя интересная профессия да еще водятся деньжата, – клещами не оторвешь! Устоять против такой девицы – это вам не фунт изюму!
Его широкие воззрения на жизнь, сдобренные воспоминаниями о сорванных цветах удовольствия, не расположили к нему шефа, скорее наоборот – настроили недоброжелательно. Он бы с радостью накостылял этому пустобреху по шее, сбил бы с него наигранную браваду. Но вовремя взял себя в руки. Даже предложил промокшему хлюпику сигарету. Это была обыкновенная «Быстрица». С ее помощью шеф проверял психическое состояние своих подопечных – хулиганов, драчунов и ворюг. Молодой человек жадно к ней потянулся, будто ему предложили «Мальборо» или «Кинг сайз». Говорил он сбивчиво, бессвязно, точно пытаясь заглушить дурные предчувствия, вызванные загадочным молчанием собеседника.
– Видите ли, уважаемые, я журналист, вот мой документ, прошу убедиться, то есть фоторепортер, что в общем-то одно и то же – оба делают газету… Могу вас заверить, мне очень неприятно, что я вел себя так у этой дамочки, да, признаю, я поступил глупо, зря полез на рожон, не сдержался… Со мной никогда еще такого не случалось… Попадаешь в разные переплеты, но надо владеть собой, держать нервы в узде – в нашей профессии без этого нельзя… Тут, правда, дело касалось не работы, а личной жизни, моей личной жизни… Но все обернулось как-то очень уж неожиданно, никогда еще ничего похожего со мной не бывало, а все она, Алиса… Да, главное – Алиса и алкоголь, такой приятный албанский коньячок, не знаю, известна ли вам эта марка… Признаться, я прямо-таки сгорал от нетерпения… Такую девушку, как Алиса, не каждый день встретишь, хотя с женщинами я умею обращаться, правда, это к делу не относится… Понимаете, Алиса – не обычный ресторанный тип, с первого взгляда в ней видна культура, а это у таких женщин особая редкость, они не жеманятся, хотя и культурные; провести с такой женщиной вечер – одно удовольствие. И они, естественно, не безупречны, стоит выпить с такой бокальчик, как культура с нее живо соскакивает, и сразу видно, что у нее на уме… Не хочу утверждать, что у Алисы были какие-то задние мысли, но кое-какие признаки этого наблюдались. Но сейчас важно другое: я и теперь убежден, что женщина, которой я переворошил курятник, – мать этой крали, так что я, собственно, и не должен особо перед ней извиняться, какие тут могут быть угрызения совести, ежели тебя обвели вокруг пальца, сделали из тебя идиота, барана, посмешище…
– Вы ошибаетесь, – остановил его начальник окружного отделения милиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Войдя на кухню, милицейские на мгновение остолбенели.
– Вот это да, – ахнул один из них. – Красивая работка! Отличная! Мамаша, мы должны составить протокол. Дом и обстановка застрахованы? Хоть это в порядке! Ваш незнакомец здорово тут потрудился, наделал вам убытку на несколько тысяч.
Милиционер подозревал, что хозяйка присочинила про нападение – или как еще его назвать? – чтобы избавиться от старой рухляди и получить денежки по страховке, но высказать такое предположение вслух не посмел, а потому сказал:
– Не вешайте голову, мамаша. Госстрах о вас позаботится. А мы займемся делом. Снимем отпечатки пальцев. Вы ни до чего не дотрагивались? Дотрагивались? Очень жаль, это усложнит нашу работу. Но если тот негодяй не был в перчатках, надеюсь, кое-какие следы мы обнаружим. Ну что ж, коллега, начнем, а вы, мамаша, тем временем попытайтесь припомнить, как выглядел ваш гость.
У Юлии Крчевой поминутно темнело в глазах. Чем отчетливее она уясняла себе положение дел, тем тяжелее становилось у нее на душе. А молодой милиционер был разговорчив, ни на минуту не закрывал рта, требовал от нее постоянной сосредоточенности. Помнит ли она, как выглядел «гость»? Помнит, что промок он до нитки, а возможно, и подвыпил, вот и все – скажи она больше, это уже были бы домыслы. А ей не хотелось сочинять, да и вообще думать, уж поскорей бы милиционеры убрались. Если бы ей не нужна была бумага для страхкассы, она бы даже пожалела, что их вызвала, да разве бросишь столько добра на ветер, без возмещения ущерба?
– Вы одна тут, мамаша? – спросил милиционер.
– Одна как перст, мужа нет дома, – отвечала Юлия Крчева. – Пошел за подмогой, паскуда, когда этот хлыщ тут безобразничал, и до сих пор не вернулся, пьяная образина, опять где-нибудь валяется, вот какие вы, мужчины, бессовестные, одна морока с вами!
Молодой милиционер сделал строгое лицо, подозрительно посмотрел на Юлию Крчеву:
. – Говорите, пошел за подмогой и до сих пор не вернулся?
– То-то и оно, что не вернулся. Говорю, как есть.
– Пьяный был?
– В стельку.
Милиционера разговор начал интересовать. А возможно, он задавал вопросы, чтобы скрыть свою беспомощность, авось за что-нибудь наконец уцепится.
– А вам это не кажется странным?
– Нет! – отрезала Юлия. – Когда мужик нажрется, как сапожник, всего можно ожидать.
– Значит, ваш муж был пьян.
– Я же сказала – был! Как съездит в этот треклятый окружной центр, непременно там налижется. Сущая свинья!
– Словом, вам с ним одно мученье.
– Еще бы не мученье! Разве это мужчина? Никакой радости от него не видишь…
– Выходит, так, – размышлял вслух методой милиционер. – Не хватает сразу двоих. Возьмем отпечатки пальцев и составим протокол. Не помешает звякнуть шефу.
– Звякните, – согласился его напарник, возясь с отпечатками пальцев.
Шеф никакого интереса не проявил. Еще и рассердился.
– Пьяного мужа найдете в корчме, если там еще не закрыто, – кричал он в трубку, – а второго, этого парня, коли он не из их села, ищите на станции, на автобусной остановке, в корчме – где-нибудь да отыщете! Не может такой лоб провалиться сквозь землю! А коли ошивается у какой-нибудь крали, застукаем его утром!
О девице, из-за которой, собственно, и загорелся весь сыр-бор, они забыли. Якуб Калас сразу это отметил, и собственная сообразительность польстила его самолюбию. Проницательный ум в таком деле ничем не заменишь. Проницательный ум и хороший нюх. ОНА осталась в тени, а ведь, пожалуй, именно разговор с ней мог бы кое-что прояснить. Два милиционера, составлявшие протокол, о ней даже не спросили. Якуб Калас серьезно ставил это им в вину. Дело, безусловно, развивалось так, что о ней могли и забыть, их занимали другие обстоятельства, немало пришлось повозиться и с описью испорченного имущества, с поисками следов, которые вывели бы их на неизвестного хулигана, однако Якуб Калас упрямо возвращался к мысли, что нельзя было не поинтересоваться и женщиной, ради которой в этот медвежий угол приехал городской щеголь из самой Братиславы. Ради обыкновенной гусыни он бы такой путь не отмахал! Правда, нельзя не похвалить ребят за отличное описание того, каким они застали дом, – словно из жалости к Юлии Крчевой постарались, чтобы она получила по страховке как можно больше. Якуб легко мог себе представить, как они потели над этой бумагой, даже не подозревая, что самое страшное скрывает не дом с покалеченной мебелью, а размытый дождем двор. Возможно, какое-то шестое чувство или зачатки профессионального опыта нашептали им позднее, что перед поисками в селе не худо бы осмотреть все вокруг дома. Юлии Крчевой уже не терпелось выставить милицейских, но те вошли в раж: коли уж мы здесь, осмотрим все, как положено. Слонялись вокруг дома, по двору. Сходить с бетонированной дорожки не хотелось, но неожиданно луч карманного фонарика выхватил какую-то. можно сказать, не совсем привычную для деревенского двора кучу близ забора, отделявшего участок от соседнего. Милиционеры присмотрелись – и по их спинам пробежал холодок. Забыв про грязь, они бросились к тому месту…
Позвони они снова шефу, тот обрушил бы на них поток брани, но в конце концов похвалил бы. И все же они не решились. Один раз за вечер оторвать старика от телевизора – еще куда ни шло. Теперь же лучше соединиться с окружным отделением. Дежурный охотно вызвался связаться с шефом. Тот обругал и его, однако велел прислать машину. А вскоре позвонил, что выезжает на своей. Не захотел терять времени. Важно было поскорее все самому увидеть. Ведь на дворе в грязи был обнаружен сам хозяин дома. Застывший, мертвый.
– На убийство не похоже, – сказал шеф, но все равно был доволен, что ему доложили. Пока тебя вызывают по каждому пустяку, ты живешь. Придет время, когда без тебя будут решать и более важные случаи, но тогда считай, что тебя уже нет! Живой покойник – это тот, без кого легко обходятся.
– Теперь, – сказал он, – вызывайте врача. Нашего. Не имею желания вступать в дебаты с деревенским костоправом.
В нем проснулся Великий Шеф. Каждое дело превращало его в Великого Шефа. Преступник должен быть обнаружен, а это под силу лишь людям решительным, энергичным. Подчиненные всегда считали, что он преувеличивает свою незаменимость, однако зачем лишать его иллюзий? Ведь иных иллюзий шеф не питал. На службе он, как нигде, чувствовал себя в своей тарелке.
В ожидании врача Беньямина Крча накрыли полиэтиленом. Шеф рассудил, что хозяин приготовил его для теплицы, и недовольно бурчал под нос, мол, таким, как он, приходится довольствоваться жалованьем, а кое-кто из деревенских загребает денежки лопатой на огурцах, стручковом перце, помидорах да на всяких фруктах и кореньях. Не найдя, на ком сорвать злость, он раскричался на подчиненных и в конце концов приказал увести Юлию Крчеву в дом. Парни рады были убраться подальше с его глаз. Юлия голосила за дверью кухни. Шеф мок, стоя над трупом. Он был на деле, и профессиональная гордость повелевала ему не замечать мелких неприятностей.
Якуб Калас не знал результатов вскрытия, наверняка с ними не ознакомили и Юлию Крчеву. Что-то они темнят, решил старшина. Но это его не обеспокоило. Наоборот, утвердило в прежних предположениях. Что ж, обойдемся и без протокола вскрытия. Во время похорон Калас сам внимательно осмотрел труп Беньямина Крча, больше ему ничего и не требовалось. По тому, что он увидел, можно было безошибочно судить, что смерть от удушья – версия приемлемая, пожалуй, лишь для успокоения вдовы. Хотя перед смертью Беньямина действительно вырвало, отчего и возникло удушье, но, прежде чем он свалился в грязь на собственном дворе, что-то должно было произойти, что-то, о чем начальник угрозыска не желал говорить. А может, просто не счел нужным. Зачем посвящать в дело стареющего, преждевременно вышедшего на пенсию работника милиции? М-м-да, но вернемся к нашей истории…
Как только был закончен осмотр трупа и его послали на вскрытие, милиционеры принялись за поиски неизвестного молодого человека. Лило как из ведра, село словно вымерло. Рыскать по нему – не слишком большое удовольствие. В корчме никого постороннего не было, в кафе местного футбольного клуба тоже. Субчика обнаружили только в станционном зале ожидания. Дрожа от холода, он ежился возле погасшей печки.
В окружном отделении милиции, куда доставили задержанного, выяснилось, что это фотограф из популярного иллюстрированного журнала, с Алисой, девицей, которой до сих пор никто не заинтересовался, он познакомился на какой-то вечеринке. Естественно, уже не помнил – где и когда, а милиционеры и не настаивали. С такими «провалами памяти» им приходилось сталкиваться довольно часто. Зато как бы в свое оправдание молодой человек заявил:
– Не могу же я вести учет всем случайным знакомствам! Красотки приходят и уходят. Нам, мужчинам, вообще нелегко. На иных из нас девушки так и вешаются. Только узнают, что у тебя интересная профессия да еще водятся деньжата, – клещами не оторвешь! Устоять против такой девицы – это вам не фунт изюму!
Его широкие воззрения на жизнь, сдобренные воспоминаниями о сорванных цветах удовольствия, не расположили к нему шефа, скорее наоборот – настроили недоброжелательно. Он бы с радостью накостылял этому пустобреху по шее, сбил бы с него наигранную браваду. Но вовремя взял себя в руки. Даже предложил промокшему хлюпику сигарету. Это была обыкновенная «Быстрица». С ее помощью шеф проверял психическое состояние своих подопечных – хулиганов, драчунов и ворюг. Молодой человек жадно к ней потянулся, будто ему предложили «Мальборо» или «Кинг сайз». Говорил он сбивчиво, бессвязно, точно пытаясь заглушить дурные предчувствия, вызванные загадочным молчанием собеседника.
– Видите ли, уважаемые, я журналист, вот мой документ, прошу убедиться, то есть фоторепортер, что в общем-то одно и то же – оба делают газету… Могу вас заверить, мне очень неприятно, что я вел себя так у этой дамочки, да, признаю, я поступил глупо, зря полез на рожон, не сдержался… Со мной никогда еще такого не случалось… Попадаешь в разные переплеты, но надо владеть собой, держать нервы в узде – в нашей профессии без этого нельзя… Тут, правда, дело касалось не работы, а личной жизни, моей личной жизни… Но все обернулось как-то очень уж неожиданно, никогда еще ничего похожего со мной не бывало, а все она, Алиса… Да, главное – Алиса и алкоголь, такой приятный албанский коньячок, не знаю, известна ли вам эта марка… Признаться, я прямо-таки сгорал от нетерпения… Такую девушку, как Алиса, не каждый день встретишь, хотя с женщинами я умею обращаться, правда, это к делу не относится… Понимаете, Алиса – не обычный ресторанный тип, с первого взгляда в ней видна культура, а это у таких женщин особая редкость, они не жеманятся, хотя и культурные; провести с такой женщиной вечер – одно удовольствие. И они, естественно, не безупречны, стоит выпить с такой бокальчик, как культура с нее живо соскакивает, и сразу видно, что у нее на уме… Не хочу утверждать, что у Алисы были какие-то задние мысли, но кое-какие признаки этого наблюдались. Но сейчас важно другое: я и теперь убежден, что женщина, которой я переворошил курятник, – мать этой крали, так что я, собственно, и не должен особо перед ней извиняться, какие тут могут быть угрызения совести, ежели тебя обвели вокруг пальца, сделали из тебя идиота, барана, посмешище…
– Вы ошибаетесь, – остановил его начальник окружного отделения милиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38