даже сам Чейз на бегу едва услышал его.
Судья подбежал к машине, распахнул дверцу, сел за руль и захлопнул ее за собой быстрым, плавным движением. Наверное, он оставил ключи в замке зажигания, а может быть, вообще не выключал двигателя, пока ходил, чтобы привести в исполнение свой "приговор". "Фольксваген", взвизгнув колесами, мгновенно выехал с обочины на асфальт, пыхнув густыми клубами белого дыма. По крайней мере, эту часть плана Судья отработал гораздо лучше, чем можно было ожидать от дилетанта.
Чейзу не удалось рассмотреть номера машины, потому что он совершенно ошалел, услышав звук автомобильной сирены позади, совсем близко. Метнувшись к обочине, Чейз споткнулся, земля ушла из-под ног, и он покатился по усыпанному гравием косогору, обхватив себя руками, чтобы меньше ударяться о камни, пока резко не остановился, больно стукнувшись об ограду.
Лишь один раз послышался визг тормозов, похожий на вскрик раненого человека. Огромный грузовик с черными буквами на оранжевых бортах промчался мимо со скоростью, недопустимой на крутом спуске Канакауэй-Ридж-роуд; кузов раскачивался, в нем из стороны в сторону болтался груз. Чейз успел пожелать, чтобы он догнал "фольксваген" и переехал его, не замедляя хода. Через мгновение грузовик скрылся из виду.
Глава 6
На лбу у Чейза, над самым правым глазом, красовалась двухдюймовая царапина и еще порез поменьше на правой щеке - результат падения в колючую изгородь; обе раны уже подсохли, кровь запеклась. Кончики четырех пальцев тоже оказались исколотыми о колючки, но это его меньше всего беспокоило: на фоне остального - сущий пустяк. Ребра ныли от лихих кульбитов по усыпанному гравием косогору, хотя, кажется, ни одно не сломано; грудь, спина и руки - сплошь в синяках от ударов о крупные камни. Обе коленки ободраны до крови. Помимо всего прочего, он лишился рубашки, которую разорвал надвое, чтобы защитить руки от шипов, да и брюки годились лишь на помойку.
Он сидел в "мустанге" у края аллеи влюбленных, оценивая нанесенный ему ущерб, и вовсе не чувствовал облегчения, которое, возможно, чувствовали бы другие, оттого, что отделался несколькими ссадинами, когда мог бы лишиться жизни. Его трясло от ярости, хотелось расколотить что-нибудь, врезать кому-нибудь как следует или в крайнем случае хотя бы завопить во весь голос от досады. Однако прошло несколько минут, и он задышал ровнее, острая боль во всем теле притупилась. Под влиянием здравого смысла поумерился его боевой запал. Он ничего не выиграет, если ринется очертя голову неизвестно куда, желая побыстрее отомстить. Не двигайся с места - подсказывал разум. Успокойся. Подумай как следует.
На аллее влюбленных уже появилось несколько машин; они жались к изгородям, возле которых сгустились сумерки. Еще даже не появились звезды, и кромка заката алела на небе, но влюбленные были тут как тут. Чейз поразился их бесшабашной смелости - возвращаться на место убийства, когда сумасшедший, который зарезал Майкла Карнса, еще на свободе. Интересно, запрут ли они сегодня дверцы машин.
Поскольку здесь, вполне возможно, дежурят полицейские патрули, на тот случай, если убийца вновь попытается на кого-нибудь напасть, им наверняка покажется подозрительным человек, одиноко сидящий в машине. Чейз завел мотор, развернулся и направился в город.
Дорогой он пытался вновь и вновь вспомнить все, что видел, дабы не упустить ни одной мельчайшей подробности, способной стать ключом к разгадке личности Судьи. Итак, у Судьи есть пистолет с глушителем и красный "фольксваген". Он плохо стреляет, но, судя по тому, как ловко отъехал, хорошо водит машину. Судья нетерпелив, о чем говорит его пальба наугад. Вот и все.
Что дальше? Идти в полицию?
Но тут он вспомнил Уоллеса, его покровительственный тон и сразу отказался от этой затеи. Он уже пробовал искать помощи. Сначала у Ковела - и что же? Получил несколько бесполезных советов, вот и все. От полиции было еще меньше толку. Оставалось только одно: взяться за дело самому, открыть глаза, навострить уши и постараться выследить Судью прежде, чем Судья убьет его.
Приняв решение, он уже и не представлял, что можно поступить по-другому.
Миссис Филдинг, встретив его у дверей, удивленно отшатнулась, когда увидела, в каком он состоянии. Она приложила руку к губам и так жеманно ахнула, что создалось впечатление, будто она репетировала заранее.
- Что с вами? - спросила она.
- Я упал, - ответил Чейз. - Ничего страшного.
- Но у вас кровь на лице, - сказала миссис Филдинг. Чейз с интересом заметил, что она прижала руку не к груди, а к губам - халат же у нее был, как всегда, расстегнут на три пуговицы. - Только посмотрите на себя, вы весь в синяках и ссадинах!
- Правда, миссис Филдинг, со мной все в порядке. Небольшой несчастный случай, но, как видите, я держусь на ногах без посторонней помощи.
Она оглядела его повнимательнее, как будто тщательное изучение его ран могло ей что-то объяснить, и спросила:
- Вы опять пьяны, мистер Чейз? - Ее тон из озабоченного превратился в неодобрительный. Она впервые заикнулась о его пристрастии к виски с того самого времени, как узнала, что он герой.
- Совсем не пил, - ответил Чейз.
- Вы знаете, я не одобряю пьянства.
- Да, знаю, - сказал он, обойдя ее и поднимаясь по ступенькам. Лестница казалась бесконечной.
- Вы не разбили машину? - крикнула она вслед.
- Нет, - успокоил он.
Чейз поднимался с нетерпением, ожидая площадки, которая казалась неким убежищем. Но, как ни странно, на сей раз миссис Филдинг не испортила ему настроения, как обычно.
- Это хорошо, - сказала она. - Пока у вас есть машина, вам легче будет искать работу. - Ее синие меховые тапочки зашлепали по коридору в направлении лестницы.
- Несомненно! - крикнул он.
Вот наконец и площадка. Чейз постоял, приходя в себя, опершись о полированные перила. Дальше он стал подниматься, перешагивая через две ступеньки, хотя ноги и плохо слушались, быстро миновал коридор второго этажа и взобрался в свою комнату по лестнице, ведущей на чердак. Войдя, он запер за собой дверь и с облегчением вздохнул.
Выпив стакан виски со льдом, Чейз наполнил ванну такой горячей водой, какую только мог вытерпеть, и забрался в нее, кряхтя, как немощный старик, страдающий от артрита или какого-нибудь недуга похуже. Вода хлынула в открытые раны, и у него дух захватило от удовольствия и боли.
Через сорок пять минут выбравшись из ванны, Чейз обработал самые глубокие царапины мертиолатом, надел легкие слаксы, спортивную рубашку, носки и кроссовки. Со вторым стаканом виски в руке он уселся в кресло и стал раздумывать, как поступить дальше. Необходимость предпринять активные действия одновременно будоражила его и пугала.
Прежде всего ему, пожалуй, следует поговорить с Луизой Элленби, подружкой убитого Майкла Карнса. Полиция допрашивала их каждого по отдельности, но кто знает, возможно, вместе они смогут вспомнить что-нибудь упущенное в ту ночь - какую-то важную деталь.
В телефонной книге значилось восемнадцать Элленби. Но Чейзу повезло, потому что он вспомнил, как Луиза рассказывала, что ее отец умер, а мать больше не вышла замуж. В книге оказалась лишь одна женщина по фамилии Элленби. Клета Элленби, жившая на Пайн-стрит, в районе Эшсайд.
Он набрал номер и стал ждать; после десятого гудка трубку сняли. Голос на другом конце провода, теперь спокойный и уверенный, явно принадлежал Луизе Элленби. В нем звучала томность, проникновенная женственность, которой он прежде не заметил и не мог даже себе вообразить. Она назвала свое имя.
- Это мистер Чейз, Луиза, - сказал он. - Помнишь меня?
- О да, конечно. - Похоже, она была искренне рада услышать его голос, впрочем, наверное, любому приятно разговаривать с человеком, который спас ему жизнь. - Как поживаете?
- Прекрасно, - ответил он, кивая, точно она могла его видеть. Потом спохватился и сказал:
- Вообще-то, признаться, довольно паршиво.
- В чем дело? - спросила она; теперь ее голос звучал озабоченно. - Не могу ли я вам помочь?
- Хотелось бы поговорить с тобой, если можно, - сказал Чейз. - О том, что случилось в понедельник ночью.
- Ну.., конечно, о чем речь, - согласилась Луиза.
- Этот разговор тебя не расстроит?
- Нет, - беззаботно ответила она, не оставляя у собеседника ни малейшего сомнения, что это действительно так, и спросила:
- Вы можете приехать сейчас?
- Если тебе удобно, с удовольствием, - ответил он.
- Прекрасно. Сейчас десять - значит, через полчаса, в половине одиннадцатого. Подходит?
- Подходит, - подтвердил Чейз.
- Тогда буду ждать вас. - Она положила трубку.
Его ссадины начали подсыхать и стягиваться, и у Чейза появилось ощущение, будто он с головы до ног обмотан бельевой резинкой. Он встал, потянулся, нашел ключи от автомобиля и быстро прикончил свой стакан.
Пришло время ехать, а он вдруг почувствовал апатию. Внезапно ему стало ясно, насколько бесповоротно эта добровольно взятая на себя ответственная миссия изменит его жизнь, нарушит привычный уклад, который он выработал за долгие месяцы после демобилизации и больницы. Больше не будет утреннего праздного времяпрепровождения в городе, не будет дневного просмотра старых фильмов, не будет вечернего чтения и потягивания бренди до тех пор, пока не сморит сон. По крайней мере, всего этого он лишится на долгое время, пока не распутает эту историю и над ним не перестанет висеть дамоклов меч - Судья с его "судом" и тем, что должно последовать дальше. А если рискнуть и попробовать отсидеться здесь, в комнате? Поймают же Судью рано или поздно, пусть через несколько недель, ну, самое долгое - через несколько месяцев. И он, Чейз, останется в живых.
Но в следующий раз Судья может и не промахнуться...
Чейз проклинал всех, кто заставил его расстаться с безмятежным существованием - Захарию, местную прессу. Ассоциацию торговцев, Судью, доктора Ковела, Уоллеса, Таппингера, но он знал, что выбора у него нет. Единственное утешало: когда со всем этим будет покончено, он вернется в свою комнату, запрет дверь и снова начнет вести тихую, размеренную жизнь, к какой приучил себя за последний год.
Когда он выходил из дому, миссис Филдинг не прицепилась к нему, и Чейз счел это за добрый знак.
***
Мать и дочь Элленби жили в двухэтажном кирпичном доме, выстроенном в неоколониальном стиле, с маленьким участком. Располагался он в районе Эшсайда, где селились люди среднего достатка. В начале протянувшейся к дому короткой дорожки росли два голландских вяза, в конце - две карликовые сосны. Пара ступенек вела к белой двери с латунным молотком. Молоток, когда его поднимали и опускали, не только издавал короткое "тук", но и приводил в действие дверной звонок, что не понравилось Чейзу, так же как ему не нравились зеркала в золоченых рамах, сувенирные пепельницы и яркие афганские ковры, которые он считал безвкусными.
Луиза сама открыла дверь. На ней ладно сидели белые шорты и тоненькая белая майка. Похоже, последние полчаса она провела перед зеркалом, красясь и расчесывая свои длинные волосы.
- Входите, - пригласила она, отступая, чтобы пропустить его.
Гостиная оказалась как раз такой, как он себе представлял: дорогая мебель в колониальном стиле, цветной телевизор, установленный на огромной вычурной тумбочке, вязаные коврики на натертом сосновом полу - повсюду признаки небрежности, с которой велось хозяйство: журналы, грудой валяющиеся на полке, засохшие круги от чашек на кофейном столике и следы пыли на нижних перекладинах затейливых стульев.
- Садитесь, - пригласила Луиза. - Диван удобный, и большое кресло в цветочках тоже. Все остальное - вроде стульев в школьном буфете. Мама обожает антиквариат и колониальный стиль. А я это барахло терпеть не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Судья подбежал к машине, распахнул дверцу, сел за руль и захлопнул ее за собой быстрым, плавным движением. Наверное, он оставил ключи в замке зажигания, а может быть, вообще не выключал двигателя, пока ходил, чтобы привести в исполнение свой "приговор". "Фольксваген", взвизгнув колесами, мгновенно выехал с обочины на асфальт, пыхнув густыми клубами белого дыма. По крайней мере, эту часть плана Судья отработал гораздо лучше, чем можно было ожидать от дилетанта.
Чейзу не удалось рассмотреть номера машины, потому что он совершенно ошалел, услышав звук автомобильной сирены позади, совсем близко. Метнувшись к обочине, Чейз споткнулся, земля ушла из-под ног, и он покатился по усыпанному гравием косогору, обхватив себя руками, чтобы меньше ударяться о камни, пока резко не остановился, больно стукнувшись об ограду.
Лишь один раз послышался визг тормозов, похожий на вскрик раненого человека. Огромный грузовик с черными буквами на оранжевых бортах промчался мимо со скоростью, недопустимой на крутом спуске Канакауэй-Ридж-роуд; кузов раскачивался, в нем из стороны в сторону болтался груз. Чейз успел пожелать, чтобы он догнал "фольксваген" и переехал его, не замедляя хода. Через мгновение грузовик скрылся из виду.
Глава 6
На лбу у Чейза, над самым правым глазом, красовалась двухдюймовая царапина и еще порез поменьше на правой щеке - результат падения в колючую изгородь; обе раны уже подсохли, кровь запеклась. Кончики четырех пальцев тоже оказались исколотыми о колючки, но это его меньше всего беспокоило: на фоне остального - сущий пустяк. Ребра ныли от лихих кульбитов по усыпанному гравием косогору, хотя, кажется, ни одно не сломано; грудь, спина и руки - сплошь в синяках от ударов о крупные камни. Обе коленки ободраны до крови. Помимо всего прочего, он лишился рубашки, которую разорвал надвое, чтобы защитить руки от шипов, да и брюки годились лишь на помойку.
Он сидел в "мустанге" у края аллеи влюбленных, оценивая нанесенный ему ущерб, и вовсе не чувствовал облегчения, которое, возможно, чувствовали бы другие, оттого, что отделался несколькими ссадинами, когда мог бы лишиться жизни. Его трясло от ярости, хотелось расколотить что-нибудь, врезать кому-нибудь как следует или в крайнем случае хотя бы завопить во весь голос от досады. Однако прошло несколько минут, и он задышал ровнее, острая боль во всем теле притупилась. Под влиянием здравого смысла поумерился его боевой запал. Он ничего не выиграет, если ринется очертя голову неизвестно куда, желая побыстрее отомстить. Не двигайся с места - подсказывал разум. Успокойся. Подумай как следует.
На аллее влюбленных уже появилось несколько машин; они жались к изгородям, возле которых сгустились сумерки. Еще даже не появились звезды, и кромка заката алела на небе, но влюбленные были тут как тут. Чейз поразился их бесшабашной смелости - возвращаться на место убийства, когда сумасшедший, который зарезал Майкла Карнса, еще на свободе. Интересно, запрут ли они сегодня дверцы машин.
Поскольку здесь, вполне возможно, дежурят полицейские патрули, на тот случай, если убийца вновь попытается на кого-нибудь напасть, им наверняка покажется подозрительным человек, одиноко сидящий в машине. Чейз завел мотор, развернулся и направился в город.
Дорогой он пытался вновь и вновь вспомнить все, что видел, дабы не упустить ни одной мельчайшей подробности, способной стать ключом к разгадке личности Судьи. Итак, у Судьи есть пистолет с глушителем и красный "фольксваген". Он плохо стреляет, но, судя по тому, как ловко отъехал, хорошо водит машину. Судья нетерпелив, о чем говорит его пальба наугад. Вот и все.
Что дальше? Идти в полицию?
Но тут он вспомнил Уоллеса, его покровительственный тон и сразу отказался от этой затеи. Он уже пробовал искать помощи. Сначала у Ковела - и что же? Получил несколько бесполезных советов, вот и все. От полиции было еще меньше толку. Оставалось только одно: взяться за дело самому, открыть глаза, навострить уши и постараться выследить Судью прежде, чем Судья убьет его.
Приняв решение, он уже и не представлял, что можно поступить по-другому.
Миссис Филдинг, встретив его у дверей, удивленно отшатнулась, когда увидела, в каком он состоянии. Она приложила руку к губам и так жеманно ахнула, что создалось впечатление, будто она репетировала заранее.
- Что с вами? - спросила она.
- Я упал, - ответил Чейз. - Ничего страшного.
- Но у вас кровь на лице, - сказала миссис Филдинг. Чейз с интересом заметил, что она прижала руку не к груди, а к губам - халат же у нее был, как всегда, расстегнут на три пуговицы. - Только посмотрите на себя, вы весь в синяках и ссадинах!
- Правда, миссис Филдинг, со мной все в порядке. Небольшой несчастный случай, но, как видите, я держусь на ногах без посторонней помощи.
Она оглядела его повнимательнее, как будто тщательное изучение его ран могло ей что-то объяснить, и спросила:
- Вы опять пьяны, мистер Чейз? - Ее тон из озабоченного превратился в неодобрительный. Она впервые заикнулась о его пристрастии к виски с того самого времени, как узнала, что он герой.
- Совсем не пил, - ответил Чейз.
- Вы знаете, я не одобряю пьянства.
- Да, знаю, - сказал он, обойдя ее и поднимаясь по ступенькам. Лестница казалась бесконечной.
- Вы не разбили машину? - крикнула она вслед.
- Нет, - успокоил он.
Чейз поднимался с нетерпением, ожидая площадки, которая казалась неким убежищем. Но, как ни странно, на сей раз миссис Филдинг не испортила ему настроения, как обычно.
- Это хорошо, - сказала она. - Пока у вас есть машина, вам легче будет искать работу. - Ее синие меховые тапочки зашлепали по коридору в направлении лестницы.
- Несомненно! - крикнул он.
Вот наконец и площадка. Чейз постоял, приходя в себя, опершись о полированные перила. Дальше он стал подниматься, перешагивая через две ступеньки, хотя ноги и плохо слушались, быстро миновал коридор второго этажа и взобрался в свою комнату по лестнице, ведущей на чердак. Войдя, он запер за собой дверь и с облегчением вздохнул.
Выпив стакан виски со льдом, Чейз наполнил ванну такой горячей водой, какую только мог вытерпеть, и забрался в нее, кряхтя, как немощный старик, страдающий от артрита или какого-нибудь недуга похуже. Вода хлынула в открытые раны, и у него дух захватило от удовольствия и боли.
Через сорок пять минут выбравшись из ванны, Чейз обработал самые глубокие царапины мертиолатом, надел легкие слаксы, спортивную рубашку, носки и кроссовки. Со вторым стаканом виски в руке он уселся в кресло и стал раздумывать, как поступить дальше. Необходимость предпринять активные действия одновременно будоражила его и пугала.
Прежде всего ему, пожалуй, следует поговорить с Луизой Элленби, подружкой убитого Майкла Карнса. Полиция допрашивала их каждого по отдельности, но кто знает, возможно, вместе они смогут вспомнить что-нибудь упущенное в ту ночь - какую-то важную деталь.
В телефонной книге значилось восемнадцать Элленби. Но Чейзу повезло, потому что он вспомнил, как Луиза рассказывала, что ее отец умер, а мать больше не вышла замуж. В книге оказалась лишь одна женщина по фамилии Элленби. Клета Элленби, жившая на Пайн-стрит, в районе Эшсайд.
Он набрал номер и стал ждать; после десятого гудка трубку сняли. Голос на другом конце провода, теперь спокойный и уверенный, явно принадлежал Луизе Элленби. В нем звучала томность, проникновенная женственность, которой он прежде не заметил и не мог даже себе вообразить. Она назвала свое имя.
- Это мистер Чейз, Луиза, - сказал он. - Помнишь меня?
- О да, конечно. - Похоже, она была искренне рада услышать его голос, впрочем, наверное, любому приятно разговаривать с человеком, который спас ему жизнь. - Как поживаете?
- Прекрасно, - ответил он, кивая, точно она могла его видеть. Потом спохватился и сказал:
- Вообще-то, признаться, довольно паршиво.
- В чем дело? - спросила она; теперь ее голос звучал озабоченно. - Не могу ли я вам помочь?
- Хотелось бы поговорить с тобой, если можно, - сказал Чейз. - О том, что случилось в понедельник ночью.
- Ну.., конечно, о чем речь, - согласилась Луиза.
- Этот разговор тебя не расстроит?
- Нет, - беззаботно ответила она, не оставляя у собеседника ни малейшего сомнения, что это действительно так, и спросила:
- Вы можете приехать сейчас?
- Если тебе удобно, с удовольствием, - ответил он.
- Прекрасно. Сейчас десять - значит, через полчаса, в половине одиннадцатого. Подходит?
- Подходит, - подтвердил Чейз.
- Тогда буду ждать вас. - Она положила трубку.
Его ссадины начали подсыхать и стягиваться, и у Чейза появилось ощущение, будто он с головы до ног обмотан бельевой резинкой. Он встал, потянулся, нашел ключи от автомобиля и быстро прикончил свой стакан.
Пришло время ехать, а он вдруг почувствовал апатию. Внезапно ему стало ясно, насколько бесповоротно эта добровольно взятая на себя ответственная миссия изменит его жизнь, нарушит привычный уклад, который он выработал за долгие месяцы после демобилизации и больницы. Больше не будет утреннего праздного времяпрепровождения в городе, не будет дневного просмотра старых фильмов, не будет вечернего чтения и потягивания бренди до тех пор, пока не сморит сон. По крайней мере, всего этого он лишится на долгое время, пока не распутает эту историю и над ним не перестанет висеть дамоклов меч - Судья с его "судом" и тем, что должно последовать дальше. А если рискнуть и попробовать отсидеться здесь, в комнате? Поймают же Судью рано или поздно, пусть через несколько недель, ну, самое долгое - через несколько месяцев. И он, Чейз, останется в живых.
Но в следующий раз Судья может и не промахнуться...
Чейз проклинал всех, кто заставил его расстаться с безмятежным существованием - Захарию, местную прессу. Ассоциацию торговцев, Судью, доктора Ковела, Уоллеса, Таппингера, но он знал, что выбора у него нет. Единственное утешало: когда со всем этим будет покончено, он вернется в свою комнату, запрет дверь и снова начнет вести тихую, размеренную жизнь, к какой приучил себя за последний год.
Когда он выходил из дому, миссис Филдинг не прицепилась к нему, и Чейз счел это за добрый знак.
***
Мать и дочь Элленби жили в двухэтажном кирпичном доме, выстроенном в неоколониальном стиле, с маленьким участком. Располагался он в районе Эшсайда, где селились люди среднего достатка. В начале протянувшейся к дому короткой дорожки росли два голландских вяза, в конце - две карликовые сосны. Пара ступенек вела к белой двери с латунным молотком. Молоток, когда его поднимали и опускали, не только издавал короткое "тук", но и приводил в действие дверной звонок, что не понравилось Чейзу, так же как ему не нравились зеркала в золоченых рамах, сувенирные пепельницы и яркие афганские ковры, которые он считал безвкусными.
Луиза сама открыла дверь. На ней ладно сидели белые шорты и тоненькая белая майка. Похоже, последние полчаса она провела перед зеркалом, красясь и расчесывая свои длинные волосы.
- Входите, - пригласила она, отступая, чтобы пропустить его.
Гостиная оказалась как раз такой, как он себе представлял: дорогая мебель в колониальном стиле, цветной телевизор, установленный на огромной вычурной тумбочке, вязаные коврики на натертом сосновом полу - повсюду признаки небрежности, с которой велось хозяйство: журналы, грудой валяющиеся на полке, засохшие круги от чашек на кофейном столике и следы пыли на нижних перекладинах затейливых стульев.
- Садитесь, - пригласила Луиза. - Диван удобный, и большое кресло в цветочках тоже. Все остальное - вроде стульев в школьном буфете. Мама обожает антиквариат и колониальный стиль. А я это барахло терпеть не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25