Прошел в комнату. Вокруг широкого круглого стола так же стояли старые стулья. Люстра с пятью матовыми плафонами свисала с середины потолка. Напротив входа в комнату стоял комод, на котором ближе к стенке громоздились друг на друге три книжные полки. Фотографии и газетные вырезки заслоняли корешки книг. На стенах тоже висели фотографии в рамках - от них веяло прошлым. Вся обстановка квартиры принадлежала другой эпохе.
Виктор вспомнил квартиру своей бабушки, воспитывавшей его после того, как его родители развелись и разъехались в разные стороны. Та квартира в старом доме на Тарасовской тоже была в чем-то старомодной, но тогда Виктор об этом не задумывался. Там тоже стоял комод, только поменьше этого. На комоде - стеклянная горка, где бабушка выставляла напоказ свою гордость фарфоровые вазы, которыми ее награждали на работе за очередные достижения. Этих ваз было пять или шесть и на каждой из них аккуратно, золотыми чернилами были выведены ее фамилия и инициалы, дата и краткое объяснение "за что". И такие же фотографии в рамках - та же эпоха, то же недавнее, но такое уже далекое прошлое, прошлое страны, которой уже нет.
Виктор подошел к комоду. На фотографиях, заслонявших корешки книг, узнал Пидпалого - вот Пидпалый с какой-то женщиной на фоне пальм - и внизу надпись "Ялта, лето 1976 г." Виктор всмотрелся в фотографию - Пидпалому на ней было лет сорок - сорок пять, и женщине с завитыми волосами видимо столько же. На другой фотографии Пидпалый стоял один на краю бассейна, из которого выглядывала голова дельфина. "Батуми, лето 1981" - подсказывала подпись внизу.
Прошлое верило в даты. И жизнь каждого человека состояла из дат, придававших жизни ритм, ощущение ступенчатости, словно с высоты очередной даты можно было оглянуться и, посмотрев вниз, увидеть само прошлое. Ясное, понятное прошлое, поделенное на квадраты событий и линии дорог.
В этой квартире, не смотря на присутствие в воздухе книжной сырости может из-за первого этажа, Виктор почувствовал себя уютно и защищенно. Эти стены с полинявшими обоями, покрытые пылью плафоны люстры и ряды фотографий словно загипнотизировали его.
Он сел за стол. Опять вспомнил бабушку, Александру Васильевну, когда была она уже старой и выходила с табуреткой посидеть на улице около парадного. "Не дай бог лежать мне парализованной, - говорила она. - Я тебе всю жизнь испорчу, и жены у тебя не будет!" Виктор тогда смеялся, но бабушка, не смотря на всю свою дряхлость, выведала у соседей телефон квартирного маклера и уже через пару месяцев у Виктора была новая двухкомнатная квартира, а бабушка переехала в однокомнатную хрущовку на первый этаж. И уже в ней умерла, тихо и незаметно. Хоронил ее "Собес", а соседи, собрав по три рубля, купили венок. Обо всем этом Виктор узнал полгода спустя, вернувшись из армии.
Захотелось чаю и Виктор прошел на кухню. За окошком уже темнело. Он включил свет и услышал, как забурчал старый холодильник. Удивленный, Виктор открыл холодильник и заглянул внутрь. Позеленевшая колбаса и открытая банка сгущенного молока. Он достал банку. Нашел в кухонном пенале пачку чая, заварил.
К ощущению уюта, чужого уюта, примешалась тревога. Виктор пил чай и заедал его сгущенкой, затвердевшей от времени. С улицы доносились то разговоры проходивших под домом людей, то шум проехавшей машины.
В горле почему-то першило и Виктор налил себе вторую чашку чая. Выпил и вернулся в комнату. Включил там свет. Заглянул в кабинет, заставленный книжными шкафами и полками. Подошел к письменному столу. Зажег настольную лампу - тоже старую, на мраморной ножке. Сел на стул, обитый черной кожей.
На столе лежали какие-то тетради, записные книжки. Возле лампы Виктор заметил толстый ежедневник и взял его в руки. Пролистал - на страницах метался бисерный спешащий почерк, вразброс лежали бумажки-закладки. Ежедневник сам раскрылся на одной такой закладке - вырезке из газеты. Виктор придвинулся поближе к лампе. В вырезке сообщалось о том, что Великобритания подарила Украине Антарктическую станцию. В конце информации ее автор обращался за помощью к потенциальным спонсорам, без денег которых невозможно было отправить украинских ученых в Антарктиду. Тут же приводился телефон для справок и номер банковского счета для спонсорской помощи.
- Зачем Украине Антарктида? - подумал Виктор и пожал плечами.
На этой же странице заметил какую-то квитанцию о почтовом переводе. Поднес к глазам и ошалел - Пидпалый отправил на этот "антарктический" счет пять миллионов купонов - должно быть все свои сбережения...
Отложив квитанцию и вырезку из газеты на стол, Виктор всмотрелся в записи старика, но смог разобрать только отдельные слова - почерк Пидпалого словно кодировал его записанные мысли, делая их недоступными постороннему.
Опять Виктор ощутил тревогу. И кончики пальцев зачесались, словно от прикосновения к чему-то непонятному, необъяснимому.
Виктор помнил о своем обещании старику. Помнил, но не хотел сейчас об этом думать. И хотя он пришел сюда, не думая о причине, но ведь именно это обещание и привело его в квартиру Пидпалого. И холодные ключи в ладони, спрятанной от мороза в кармане - они вели его сюда, как компас.
И вот он сидел среди вещей и бумаг, которые уже никому не принадлежали. Среди целого мира, оставшегося без своего создателя и хозяина. Старик не хотел, чтобы к этому миру прикасались посторонние, он не хотел, чтобы кто-то видел разрушение этого маленького уютного мира, календарь которого словно запаздывал на три - четыре десятка лет.
Виктор тяжело вздохнул. Ему захотелось вдруг что-то забрать на память, выдвинуть ящики письменного стола, открыть комод, искать что-то, чтобы это что-то забрать себе. Вроде бы спасти. Но застывшая целостность и неподвижность этого маленького мира останавливала его. И он сидел, оцепенев, за столом. Сидел и смотрел на газетную вырезку и почтовую квитанцию, на ежедневник и другие тетради, лежавшие рядом.
Уличный шум затих и тишина улицы, объединившись с тишиной квартиры, словно пробудили его. Он взял газетную вырезку и сунул в карман дубленки.
Провел взглядом по стенам кабинета, но больше ни к чему не притронулся. Сходил на кухню и взял с газовой плиты спички. В стенном шкафчике в коридоре нашел бутылку оцетона и вернулся в кабинет. Стараясь ни о чем не думать, он разбрызгивал оцетон на книги, стоявшие на нижних полках, на пачку старых газет под письменным столом. Потом взял полпачки этих газет и отнес в комнату, где положил их под обеденный стол. Туда же бросил белую в чайных пятнах скатерть. Потом прошелся, дотрагиваясь спичечными огоньками до газет, до всего, что могло привлечь пламя. Огонь уже шипел в кабинете и в комнате, но был он слишком слабый, чтобы наброситься со всей своей яростью на обреченный мир вещей. Виктор нашел в комоде пачку простыней, наволочки, полотенца и все это бросил в огонь. Бросил туда и плащ Пидпалого, висевший на вешалке в коридоре.
В воздухе заметались черные пылинки. Воздух согрелся и стал медленно кружиться по комнате, наполняясь дымом и искорками огня. Виктор отступил в коридор.
Треск огня становился все громче. Пламя уже пробивалось через столешницу и лизало ноги стола.
Виктор нащупал в кармане ключи от квартиры Пидпалого. Отошел к двери, потом быстро вернулся и выключил свет в комнате. Огонь сразу побагровел, стал красивее и страшнее.
Выйдя на площадку, Виктор закрыл за собой двери на ключ.
На улице он обошел дом и остановился напротив окон квартиры старика, наблюдая за поднимавшимися к потолку комнаты языками пламени. Взгляд его ушел вверх, на второй этаж. Свет там не горел - люди или спали, или еще не пришли домой.
Виктор снова посмотрел на окно, за которым плясало пламя.
- Ну все, - думал он, - обещание выполнил...
А пальцы рук дрожали и холод толкал в спину.
Обернувшись, Виктор увидел на углу соседнего дома телефон. Подошел, вызвал пожарных.
Донесся звон стекла, словно огонь пробивал себе выход наружу. Какая-то женщина закричала. А минут через пять зазвучали приближающиеся сирены пожарных машин.
Когда две машины подъехали и пожарники засуетились, разматывая шланги и перекрикиваясь, Виктор последний раз посмотрел в сторону обреченного пламени и неспеша пошел в сторону метро.
На языке ощущался привкус дыма. Легкие снежинки опускались на лицо Виктора и тут же, не успев расстаять, отлетали в сторону - холодный ветерок помогал им добраться до земли.
54
- От твоих волос пахнет костром, - сонно прошептала Нина, когда Виктор, ненароком разбудив ее, забрался под одеяло.
Что-то буркнув в ответ, он повернулся к ней спиной и тотчас заснул, словно придавленный усталостью.
Проснулся около десяти. Услышал, как рядом Соня разговаривала с пингвином. Повернулся.
- Соня, - сказал он. - А где тетя Нина?
- Ушла, - девочка обернулась. - Мы позавтракали, а потом она ушла. Мы тебе там оставили покушать...
На кухонном столе Виктор обнаружил два вареных яйца и записку, придавленную солонкой.
"Привет. Не хотела тебя будить. Я сегодня помогу маме Сережи по хозяйству - надо сделать покупки и постирать белье. Как закончу - сразу вернусь. Целую, Нина."
Виктор покрутил в руках записку. Дотронулся до яиц - холодные.
Сделал себе чаю и позавтракал.
Вернулся в спальню.
- Ты Мишу кормила? - спросил он Соню.
Соня обернулась.
- Да, он сегодня две рыбы съел, но все равно какой-то скучный! Дядь Витя, почему он такой скучный?
Виктор присел на диван.
- Не знаю, - сказал он, пожав плечами. - Мне кажется, что веселые пингвины бывают только в мультфильмах...
- А в мультиках все звери веселые, - махнула ручонкой Соня.
Виктор присмотрелся к девочке, заметил на ней новое платьице изумрудного цвета.
- У тебя новое платье? - спросил он.
- Да, Нина подарила. Мы с ней вчера гуляли и в магазин зашли... Там она его мне и подарила. Красивое, да?
- Да.
- Пингвину тоже нравится, - сказала она.
- А ты его спрашивала?
- Да, спрашивала... - ответила девочка. - Но он ведь скучный... Может ему здесь плохо?
- Наверно, плохо, - согласился Виктор. - Он ведь холод любит, а тут тепло...
- А может его в холодильник?.. - предложила Соня.
Виктор посмотрел на стоявшего рядом с девочкой Мишу. Пингвин покачивался на лапах, было видно, как вздымается его грудка от дыхания.
- Нет, не надо его в холодильник, - сказал Виктор. - В холодильнике ему будет тесно. Понимаешь, Соня. Ему, наверно домой хочется, а дом у него очень далеко.
- Совсем-совсем далеко?
- Да, в Антарктиде.
- А где Антарктида?
- Представь себе, что земля круглая. Представила?
- Как шарик? Представила.
- Так вот, мы стоим на вершине шарика, а пингвины живут внизу шарика, почти под нами...
- Кверх ногами? - хихикнула Соня.
- ...да, - Виктор кивнул. - В каком-то смысле кверх ногами... Но когда они думают о нас, им кажется, что мы живем кверх ногами... Понимаешь?
- Да! - громко заявила Соня и перевела взгляд на Мишу. - Понимаю! А я могу сама кверх ногами стоять!
И она попробовала стать на голову, опираясь спинкой на боковину дивана, но не удержалась и упала.
- Нет, у меня получается! - сказала она, снова усаживаясь на ковер. Это после завтрака, я ведь теперь тяжелее...
Виктор улыбнулся. Первый раз он так легко и без внутреннего раздражения разговаривал с Соней. Первый раз за все эти несколько месяцев. Ему показалось это странным. Ведь он не переставал чувствовать Соню чужой и как бы случайной в своей жизни. Ему ее словно подбросили, а он оказался слишком добрым, чтобы отвести ее куда-нибудь, куда приводят подброшенных детей. Нет, конечно, это было не совсем так. Какой-то странный долг руководил им по отношению к Соне. Миша-непингвин, которого он и знал-то едва ли, доверил ему свою дочь в момент, когда ему грозила опасность. Он бы и забрал ее наверняка, будь он жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30