Дул все тот же слабый, едва ощутимый бриз, и
"Стрела" скользила по гладкому морю со скоростью, какая сделала бы честь
любой шхуне даже при ветре в три раза более сильном.
Фуатино был не что иное, как древний вулкан, поднятый со дна моря
каким-то доисторическим катаклизмом. Западную сторону кратера размыло
морем, и она обвалилась, образовав вход внутрь кратера, который теперь
представлял собой бухту. Фуатино, таким образом, походил на неровную
подкову, обращенную пяткой на запад. К проходу в подкове и направлялась
"Стрела". Капитан Гласс, стоявший на палубе с биноклем в руке то и дело
сверявшийся с самодельной картой, которую он разостлал на палубе рубки,
вдруг выпрямился, и на его лице появилось выражение не то тревоги, не то
покорности.
- Начинается, - сказал он. - Это малярия. Но я не ждал приступа
раньше завтрашнего утра. Она меня всегда здорово треплет, мистер Гриф.
Через пять минут я уже ничего не буду соображать. Придется вам самому
вводить шхуну в бухту. Бой, готовь койку! Грелку и побольше одеял! Море
сейчас так спокойно, мистер Гриф, что вам, я думаю, удастся благополучно
проскочить большой риф. Держите по ветру и хорошенько разгоните судно.
Только одна "Стрела" во всем Тихом океане способна на такой маневр, и я
уверен, что вы его сделаете. Идите вплотную к Большой скале и следите за
грота-гиком.
Он говорил быстро, словно пьяный: затуманенное сознание с трудом
боролось со все нарастающим приступом малярии. Когда он, шатаясь,
направился к каюте, его лицо стало багровым и все пошло пятнами, как при
воспалении или гангрене. Глаза вылезли из орбит и остекленели, руки
тряслись, зубы стучали от озноба.
- Через два часа начну потеть, - еле выговорил он с мертвенной
улыбкой на губах. - Потом еще два часа, и все будет в порядке. Уж я изучил
эти проклятые приступы. С первой минуты до последней... Ввв-ы бб...
Речь его превратилась в невнятное бормотание, и, с трудом держась на
ногах, он сполз по трапу в свою каюту; Гриф занял его место. "Стрела"
только что подошла к проходу. На концах подковы возвышались две скалистые
горы высотой около тысячи футов. Они вырастали из моря и соединялись с
островом лишь узкими и низкими перешейками. Между горами оставалось
пространство в полмили, почти сплошь перегороженное коралловым рифом,
отходившим от южного конца подковы. Проход, который капитан Гласс называл
щелью, извивался между рифами, загибаясь к северной горе, и тут тянулся у
самого подножия отвесного утеса. В этом месте грота-гик, вынесенный за
левый борт шхуны, то и дело касался скалы. Гриф, стоявший у
противоположного борта, видел, что дно здесь на глубине всего двух сажен и
что прямо из-под шхуны оно круто поднимается вверх. Впереди шел вельбот:
он тянул за собой шхуну, которую иначе могло бы снести на риф отражавщимся
от утеса ветром. Гриф ввел шхуну в проход, воспользовавшись благоприятным
бризом, и обогнул большой риф без повреждений. Шхуна, правда, царапнула по
рифу, но так легко, что медная обшивка не пострадала.
Перед Грифом открылась бухта Фуатино. Ее водная гладь представляла
собой правильный круг около пяти миль в диаметре, вписанный в белые
коралловые берега, от которых поднимались одетые зеленью склоны, выше
переходившие в мрачные стены кратера. Зубчатые гребни этих стен
распадались на острые вулканические пики, вокруг которых шапками стояли
принесенные пассатами облака. Каждая впадинка, каждая расщелина в
выветрившейся лаве давали приют деревьям и ползучим, взбирающимся вверх
лозам - зеленая пена растительности покрывала скалы. Горные потоки,
обозначенные лентами тумана, извивались по крутым склонам высотой в
несколько сот футов. Теплый и влажный воздух был напоен ароматом желтой
кассии.
Лавируя против слабого ветра, "Стрела" вошла в бухту. Гриф приказал
поднять вельбот и стал рассматривать берег в бинокль. Нигде не видно было
признаков жизни. Все спало под палящими лучами тропического солнца. Никто
не вышел встречать "Стрелу". На северном берегу, там, где за кокосовыми
пальмами скрывалась деревня, из-под навесов торчали черные носы пирог. На
прибрежной отмели, прямая и неподвижная, одиноко стояла незнакомая шхуна.
Ни на ее борту, ни вокруг не было заметно движения. Когда до берега
осталось не больше пятидесяти ярдов, Гриф приказал отдать якорь. Тут
глубина была сорок сажен. А на середине бухты Гриф однажды, много лет
назад, вытравил триста сажен троса, но дна так и не достал, чего и
следовало ожидать в таком огромном кратере, как вулкан Фуатино.
Цепь, громыхая, полезла из клюза, и Гриф увидел, что на палубе
незнакомой шхуны появилось несколько туземок, рослых и пышных, какими
бывают только уроженки Полинезии. Видел он и то, чего на шхуне не
заметили: из камбуза, озираясь, выбрался человек, спрыгнул на песок и
мгновенно исчез в прибрежных зарослях.
Пока убирали и крепили паруса, растягивая тент и свертывая шкоты и
тали, как это полагается на стоянке, Гриф ходил взад и вперед по палубе и
оглядывал берег, надеясь хоть где-нибудь обнаружить признаки жизни. Один
раз он ясно услышал, как где-то далеко, в направлении Большой скалы,
грохнул выстрел. Но больше выстрелов не последовало, и он решил, что это
какой-нибудь охотник подстрелил в горах дикого козла.
К концу второго часа капитан Гласс перестал трястись от озноба под
горой одеял и начал обливаться потом.
- Еще полчаса - и буду здоров, - проговорил он слабым голосом.
- Отлично, - сказал Гриф. - Здесь что-то никого не видно. Я съезжу на
берег, повидаюсь с Матаара и узнаю, что там у них делается.
- Только будьте поосторожнее, - предупредил его капитан. - Публика
тут, видно, собралась отчаянная. Если не сможете через час вернуться,
дайте мне знать.
Гриф сел за руль, и четверо матросов канаков навалились на весла.
Когда вельбот подошел к берегу, Гриф не без любопытства оглядел женщин,
расположившихся под тентом шхуны. Он помахал им рукой, и они, прыснув со
смеху, сделали то же самое.
- Талофа! - крикнул он.
Они поняли приветствие, но ответили "иорана", и Грифу стало ясно, что
они с какого-то из островов Товарищества.
- С Хуахине, - не колеблясь, уточнил один из матросов. И
действительно, когда Гриф спросил женщин, откуда они родом, те, снова
прыснув со смеху, ответили "Хуахине".
- Очень похожа на шхуну старика Дюпюи, - тихо сказал Гриф на
таитянском наречии. - Не смотрите так пристально. Ну, что? Ведь
точь-в-точь "Валетта"!
Пока матросы вылезали из вельбота и втаскивали его на берег, они как
бы невзначай поглядывали на судно.
- Да, это "Валетта", - сказал Таути. - Восемь лет назад она потеряла
стеньгу. В Папеэте ей поставили новую, на десять футов короче. Вон она, я
ее узнал.
- Подите-ка, ребята, поболтайте с женщинами. С вашей Райатеи ведь
рукой подать до Хуахине, и вы наверняка найдете среди них знакомых.
Разнюхайте все, что можно. Но если явятся белые, не затевайте драки.
Целая армия крабов-отшельников, шурша, разбежалась перед ним, когда
он стал подниматься по берегу. Но нигде не видно было свиней, которые в
прежнее время всегда хрюкали и рылись под пальмами. Кокосовые орехи
валялись где попало. Под навесами было пусто: копру не заготовляли. Труд и
порядок исчезли. Гриф обошел одну за другой травяные хижины деревни. Все
были пусты. Возле одной он наткнулся на слепого беззубого старика с
увядшим, морщинистым лицом. Он сидел в тени и, когда Гриф заговорил с ним,
с перепугу залепетал что-то невнятное. "Словно от чумы все вымерли", -
думал Дэвид, подходя наконец к Большому дому. И здесь царило безмолвие и
запустение. Не было юношей и девушек в венках, в тени авокадо не возились
коричневые малыши. На пороге, скорчившись и раскачиваясь взад и вперед,
сидела старая королева Матаара. Увидев Грифа, она заплакала и стала
рассказывать ему о своем горе, в то же время сокрушаясь, что нет при ней
никого, кто бы мог оказать гостю должный прием.
- И они забрали Наумоо, - закончила она. - Мотуаро убит. Люди все
убежали в горы и голодают там с козами. И некому даже открыть для тебя
кокосовый орех. О брат, твои белые братья - дьяволы.
- Они мне не братья, Матаара, - утешал ее Гриф. - Они грабители и
подлецы, и я очищу от них остров...
Недоговорив, он быстро обернулся, рука его метнулась к поясу и
обратно, и большой кольт наставился на человека, который, пригибаясь к
земле, выбежал из-за кустов и бросился к Грифу. Но Гриф не спустил курка,
и человек, подбежав, кинулся ему в ноги и разразился потоком каких-то
несуразных, жалобных звуков. Гриф узнал в нем того беглеца, который
получасом раньше вылез из камбуза "Валетты" и скрылся в зарослях. Подняв
его, он стал внимательно следить за его судорожными гримасами - у этого
человека была заячья губа - и только тогда начал различать слова в этом
невнятном бормотании.
- Спасите меня, хозяин, спасите! - кричал человек по-английски, хотя
он, несомненно, был уроженцем Океании. - Я знаю вас, спасите меня.
Дальше последовали совсем уже дикие бессвязные вопли, которые
прекратились лишь после того, как Гриф взял его за плечи и сильно
встряхнул.
- Я тоже узнал тебя, - сказал Гриф. - Два года назад ты служил
поваром во французском отеле в Папеэте. Все звали тебя Заячьей Губой.
Человек неистово закивал.
- Теперь я кок на "Валетте". - Губы его дергались, он брызгал слюной
и плевался, делая отчаянные усилия говорить внятно. - Я знаю вас. Я видел
вас в отеле. И в ресторане "Лавиния". И на "Киттиуэйк". И на пристани, где
стояла ваша "Марипоза". Вы капитан Гриф. Вы спасете меня. Эти люди -
дьяволы. Они убили капитана Дюпюи. Меня они заставили отравить половину
команды. Двоих они застрелили на мачте. Остальных перебили в воде. Я все
про них знаю. Они похитили девушек из Хуахине. И взяли на борт беглых
каторжников из Нумеа. Они грабили торговцев на Новых Гебридах. Они убили
купца в Ваникори и украли там двух женщин. Они...
Но Гриф уже не слышал его. Из-за деревьев, со стороны залива,
донеслась сухая дробь выстрелов, и он бросился к берегу. Пираты с Таити в
компании с преступниками из Новой Каледонии! Шайка отъявленных
головорезов! А теперь они напали на его шхуну! Заячья Губа бежал за ним по
пятам, и, не переставая брызгать слюной и плеваться, старался докончить
свой рассказ о преступлениях белых дьяволов.
Ружейная пальба прекратилась так же внезапно, как и началась, но
Гриф, мучимый предчувствиями, все бежал и бежал, пока на повороте не
столкнулся с Маурири, мчавшимся навстречу ему с берега.
- Большой брат, - воскликнул, тяжело дыша, Человек-козел. - Я
опоздал. Они захватили твою шхуну. Бежим! Они теперь будут искать тебя.
Он бросился в гору, прочь от берега.
- Где Браун? - спросил Гриф.
- На Большой скале. После расскажу. Бежим!
- А матросы с вельбота?
Маурири пришел в отчаяние от такой медлительности.
- Они на чужой шхуне с женщинами. Их не убьют. Я тебе верно говорю.
Дьяволам нужны матросы. А тебя они убьют. Слушай! - Внизу у воды
надтреснутый тенор выводил французскую охотничью песню. - Они уже
высаживаются на берег. Я видел, как они захватили твою шхуну. Бежим!

3
Гриф никогда не дрожал за свою жизнь, однако он был далек и от
ложного геройства. Он знал, когда нужно драться, а когда - бежать, и
нисколько не сомневался в том, что сейчас самым правильным будет бегство.
1 2 3 4 5