Стоило мне въехать в ворота, как вахтер закрыл их. С сухим треском щелкнул за моей спиной засов, словно повернулся ключ в окованной двери.
Мне была знакома лишь одна окованная дверь, которую недавно я нашел открытой. Заглянул в причудливый мир модельной мастерской и обнаружил мертвого старика. Что изменилось бы в моей судьбе, не найди я там внизу калитку в заборе и не влезь туда вместо того, чтобы поджидать Ганку на шоссе? Ничего. Все равно подозрение пало бы на меня. С того момента, как я впервые приблизился к красной вилле, не оставалось ни единого шанса не впутаться в эту историю. А я – «дураков король», как поют Карел Готт и инженер Каминек, – на другой день опять потащился туда, чтобы встретиться с Томашем Дроздом и подружиться с Лукашем. Мне сделалось тошно от всех этих «что, если бы», которых я прежде избегал. Ни к чему это. Нужно принимать все как есть.
В данный момент я еще не знал главной причины, по которой мне надо было как можно дальше держаться от той роковой недвижимости.
Я ехал по бетонной дорожке, окаймленной с одной стороны газоном, а с другой – одинокими корпусами, печальными, какими бывают только больницы. Электричества еще не зажигали, и в незашторенных окнах отражалось оловянно-серое небо. В любую минуту мог полить дождь.
* * *
Хирургический корпус с ярко освещенным первым этажом выглядел почти весело. Так и манил лечь туда и дать что-нибудь у себя вырезать. Что-нибудь лишнее, например сердце. Я поставил машину двумя колесами на тротуар под не зажженным еще фонарем. Вышел и зашагал к подъезду, который бросал желтый прямоугольник света на бетонную площадку для машин «скорой помощи».
На площадке отражалась темная тень – силуэт человека, который решил постоять и глотнуть свежего воздуха. Это была женщина в белом халате с засученными рукавами. Ее темные волосы обвисли, а милые и упрямые губы казались почти бескровными.
– Добрый вечер, – поздоровался я.
Кивнув с отсутствующим видом, доктор Майерова посторонилась. Но я продолжал стоять. Тогда она пригляделась ко мне и узнала.
– Добрый вечер, – ответила докторша. Тоном далеко не восторженным.
Меня это не отпугнуло.
– Могу я поговорить с Йозефом? – вкрадчиво спросил я.
– Сейчас? Нет.
– Почему нет? Я ведь только на минуту.
– Потому что поздно, – упорствовала она. – И еще… Ваш последний визит не слишком пошел ему на пользу. Вы не должны рассказывать Йозефу о том, что происходит за больничными стенами. Ему нужен покой.
Я изобразил на своем лице виноватую улыбку.
– Это трудно. Йозеф и на смертном одре будет интересоваться делами на стройке. Да и не стоит держать его в изоляции. Это повредит ему гораздо больше, чем наш минутный разговор.
Доктор Майерова слушала меня с тем безразлично-терпеливым выражением, которое практикуется в лечебных учреждениях специально для бесед с назойливыми профанами. В ее исполнении эта мина достигла своего совершенства.
– Сегодня здесь был пан Иреш, – жестко сказала она. – Разговаривал с Йозефом полдня. Сомневаюсь, что вы можете сообщить ему еще что-нибудь интересное.
– Я должен… – осторожно начал я, но докторша меня перебила:
– Прошу вас свои личные проблемы оставить пока при себе. Поймите же, Йозефа привезли в очень тяжелом состоянии. Всякие неприятные эмоции сведут к нулю проведенное нами лечение.
– Как может его взволновать то, что к нему не имеет отношения! – не сдавался я. – О том, что случилось, он знает и не думать об этом, конечно, не может. Вы ведь тоже в курсе? Йозеф вам рассказал, верно?
Сунув руку в карман, докторша вытащила, пачку сигарет. Я дал ей огня. На засученном рукаве халата виднелось кровавое пятно, на белой коже возле локтя – красная полоса. Она медлила с ответом.
– Нет, не Йозеф… – наконец выговорила Геленка.
Понадобилось время, чтобы до меня дошел смысл ее лаконичного ответа.
– Тогда кто? Поручик Павровский?
Пани Майерова, выпустив облачко дыма, зажмурила глаза.
– Вы не единственный, кто навещает Йозефа, – уклончиво ответила она. Увидев у себя на руке кровавую полосу, докторша, послюнив палец, сунула сигарету в рот и начала тереть пятно. В эту минуту ее подбородок выглядел особенно упрямым.
– Кто тут был? Прошу вас, позвольте мне поговорить с Йозефом! Хватит и пяти минут, даю вам слово.
– Нет. – Она снова вложила в рот вместо сигареты покрытый уже засохшей кровью пальчик. – Напрасно вы меня уговариваете. И к сестрам даже не пытайтесь… я их предупредила, чтобы к Йозефу никого не пускали.
Она легко угадала мой замысел, который я собирался осуществить, как только она уйдет. Докторша выглядела хрупкой и измученной, точно маленький вампир, которому достаточно капли крови, чтобы вновь обрести нечеловеческие силы. Не удержавшись, я сообщил ей об этом.
– Это вы вампир! – Она показала мелкие белоснежные зубки. – Не стыдно вам избавляться от неприятностей за счет больного человека?
– Что вы говорите? – возмущенно воскликнул я. – От чего, по-вашему, я собираюсь избавиться за счет Йозефа? У него-то с этим что общего? Что вы про это знаете? Й что пытаетесь скрыть?
– Ничего, чем могли бы заинтересоваться органы безопасности.
– Вы так уверены? А я – нет! И хочу знать, пусть от вас, раз уж вы не пускаете меня к Йозефу!
– Я не собираюсь распространяться о личных проблемах других людей, – ловко отшила она меня. – Приходите в среду. У нас день свиданий. Спросите у Йозефа.
– Но я не могу ждать до среды!
Геленка передернула плечиком.
– Тогда спросите…
– У кого? – Я пожирал ее глазами. – Почему вы такая неприступная?
В первый раз она обнаружила что-то вроде женской слабости.
– К счастью, не все женщины на меня похожи. – Язвительно усмехнувшись, она отшвырнула сигарету, которой затянулась не более трех раз, повернулась и ушла. По всей вероятности, ее дожидались еще несколько бедняг, в которых она с наслаждением всадит скальпель. Я надеялся, что к ним она будет милосерднее, чем ко мне, по крайней мере даст наркоз.
* * *
Я обошел вокруг хирургического корпуса, как дедушка, который хотел освободить Будулинека из лисьего логова. Но у меня не нашлось под рукой скрипочки, да и лиса оказалась уж больно хитра. У меня не было уверенности, что «мой мальчуган» уже не спит сладко-пресладко, получив какое-нибудь надежное средство, всегда имеющееся у врачей.
Но, черт возьми, почему? Меня трясло от злости, я утратил жалкие остатки благоразумия. К чему, например, последнее ядовитое замечание? Лично я никаких «доступных женщин», за исключением Рамоны, может, не знал.
То есть знал одну такую, про которую не скажешь, что в последние дни она вела себя со мной недоступно. Но с ней в свою очередь не была знакома доктор Майерова. А если б даже и была, то не могла обо всем знать. Я сдался. Хватит напрасного ожидания, бесплодных размышлений, пустых надежд. В последний раз остановился я перед входом, куда как раз подъехала машина «скорой помощи». Двое санитаров быстро вытащили носилки и рысцой побежали к дверям. Я увидел желтое лицо старухи с испуганными непонимающими глазами. Под кучей одеял словно бы и вовсе не было никакого тела. Я вспомнил о бабушке Лукаша. Нашел ли ее поручик Павровский?
Когда я подходил к своей машине, уличный фонарь замигал и вспыхнул белым светом. Из тени выступила невысокая коренастая фигура и остановилась напротив меня. В белом свете фонаря лицо инженера Дрозда посинело, а глаза провалились в фиолетовых ямах. Я тоже остановился в нескольких шагах от него и с подозрением стал коситься на свою машину. Похоже, с ней все в порядке. Я сунул руку в карман за ключами.
– Что вы здесь делаете? – спросил он. Его голос напоминал шуршанье сухой луковой шелухи.
– А вы что? – отпарировал я и подошел к машине.
Он шагнул ближе. Я сжал в руке ключи. Маленькие и легкие, но кулак все же будет крепче. Инженер Дрозд не делал никаких угрожающих движений. Его впалые глаза уставились на меня, словно он никак не мог решиться задать какой-то важный вопрос.
– Вы разговаривали с Каминеком? – наконец спросил он.
– Нет. – Я сунул ключи обратно в карман. – Вы к нему? Даже и не пытайтесь. Вас туда не пустят.
– Я знаю.
Вот оно что.
– Вы ходили к доктору Майеровой? – спросил я, чтобы убедиться.
– Да.
Что-то в его голосе меня насторожило.
– Вы с ней знакомы?
Он кивнул и улыбнулся. Это была первая улыбка, которую я видел на его сумрачном лице, и улыбка нельзя сказать чтоб веселая.
– Вы у нее лечитесь? – спросил я без обиняков.
– Нет. Она ведь хирург.
Этот эпилептик с натурой холерика отвечал на мои вопросы охотно, почти услужливо. Я мог бы что-нибудь извлечь для себя, знай я только, о чем его спрашивать. И вдруг меня осенило.
– У вас с ней общие интересы, не так ли? Для нее важен Йозеф, для вас – ваша жена. А они оба… – Я вопрошающе умолк.
– Это дело касалось лишь одной стороны, – спокойно ответил он. – Да и времени много прошло.
Говорил он как хорошо воспитанный, владеющий собой человек. Меня это не устраивало. Мне больше подошло бы, если б он колотил все вокруг и плевался. Сегодня я был к этому готов – и мог благодаря этому больше узнать.
– Да что вы говорите! – Я отвратительно ухмыльнулся, надеясь спровоцировать его. – Что вы тут делаете? Пришли избить Йозефа, как избили меня?
На мои слова он не ответил, но ошеломил меня совершенно невероятным заявлением.
– Мне жаль, что так случилось, – сказал он. – Я прошу у вас прощения, если это что-то значит для вас.
Своими словами Дрозд едва не свалил меня с ног – сильнее он не мог меня оглушить, даже если б двинул ломом по голове.
Я попытался прикрыть растерянность жалким сарказмом:
– Ничего страшного. Ваше сожаление, пусть и запоздалое, делает вам честь. Но моим покрышкам оно уже не поможет.
– Чему-чему? – В его глазах блеснул огонек невменяемости.
– Моим новым дефицитным покрышкам, – подробно объяснил я ему. – Изрезанным так, что они теперь годятся лишь на сигнальный дымовой огонь. Жаль, что такая мысль не пришла мне в голову, когда я в тот раз дополз до своей машины. Мог бы таким сигналом позвать на помощь.
Инженер Дрозд внимательно слушал мою болтовню и был похож на сообразительного шимпанзе, который жадно ловит каждое слово служителя, ухаживающего за животными. Только у шимпанзе куда более выразительная физиономия.
– Я вам заплачу, – наконец отозвался он. – На будущей неделе после зарплаты.
Я потерял дар речи. И хотя вроде бы для этого не было причины, мне сделалось гадко, будто я обокрал слепого. Инженер Дрозд шевельнулся, и лицо его оказалось в тени.
– Подождите, – поспешно сказал я. – Вы куда? Домой? Могу довезти… или у вас машина?
– Нет, – ответил он. – Я не вожу.
Я глядел ему вслед, он шел по бетонированной проезжей части, ступая широким тяжелым шагом, но уверенно. Мне подумалось, уж не пьян ли он. Алкоголь иногда удивительно странно действует на людей, особенно когда человек болен такой болезнью. Это, вероятно, могло бы объяснить его поведение, хотя… Нет, пьяным он мне не показался.
Перестав ломать себе голову, я сел в машину, развернулся и поехал. Инженера Дрозда я не догнал. Очевидно, он свернул куда-то на боковую дорогу, а когда я уеду, вернется и будет бродить вокруг хирургического корпуса, заглядывая в окна. Или ходит где-то по тихим заброшенным дорожкам и думает… О чем? Понятия не имею. У меня было тревожное ощущение, что этот крутой тип с наружностью человекообразной обезьяны, этот примитив с высшим образованием, этот ужасный супруг благородной и страдающей женщины, возможно, не такой уж плохой человек.
* * *
На моей стоянке торчали серые «жигули». Машина как машина, но достаточно было увидеть номер, как сразу стало ясно, что эти визитеры прибыли ко мне. Поставив свой мотор за «жигулями», я отправился к зеленому домику, где на моей половине приветливо светилось окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Мне была знакома лишь одна окованная дверь, которую недавно я нашел открытой. Заглянул в причудливый мир модельной мастерской и обнаружил мертвого старика. Что изменилось бы в моей судьбе, не найди я там внизу калитку в заборе и не влезь туда вместо того, чтобы поджидать Ганку на шоссе? Ничего. Все равно подозрение пало бы на меня. С того момента, как я впервые приблизился к красной вилле, не оставалось ни единого шанса не впутаться в эту историю. А я – «дураков король», как поют Карел Готт и инженер Каминек, – на другой день опять потащился туда, чтобы встретиться с Томашем Дроздом и подружиться с Лукашем. Мне сделалось тошно от всех этих «что, если бы», которых я прежде избегал. Ни к чему это. Нужно принимать все как есть.
В данный момент я еще не знал главной причины, по которой мне надо было как можно дальше держаться от той роковой недвижимости.
Я ехал по бетонной дорожке, окаймленной с одной стороны газоном, а с другой – одинокими корпусами, печальными, какими бывают только больницы. Электричества еще не зажигали, и в незашторенных окнах отражалось оловянно-серое небо. В любую минуту мог полить дождь.
* * *
Хирургический корпус с ярко освещенным первым этажом выглядел почти весело. Так и манил лечь туда и дать что-нибудь у себя вырезать. Что-нибудь лишнее, например сердце. Я поставил машину двумя колесами на тротуар под не зажженным еще фонарем. Вышел и зашагал к подъезду, который бросал желтый прямоугольник света на бетонную площадку для машин «скорой помощи».
На площадке отражалась темная тень – силуэт человека, который решил постоять и глотнуть свежего воздуха. Это была женщина в белом халате с засученными рукавами. Ее темные волосы обвисли, а милые и упрямые губы казались почти бескровными.
– Добрый вечер, – поздоровался я.
Кивнув с отсутствующим видом, доктор Майерова посторонилась. Но я продолжал стоять. Тогда она пригляделась ко мне и узнала.
– Добрый вечер, – ответила докторша. Тоном далеко не восторженным.
Меня это не отпугнуло.
– Могу я поговорить с Йозефом? – вкрадчиво спросил я.
– Сейчас? Нет.
– Почему нет? Я ведь только на минуту.
– Потому что поздно, – упорствовала она. – И еще… Ваш последний визит не слишком пошел ему на пользу. Вы не должны рассказывать Йозефу о том, что происходит за больничными стенами. Ему нужен покой.
Я изобразил на своем лице виноватую улыбку.
– Это трудно. Йозеф и на смертном одре будет интересоваться делами на стройке. Да и не стоит держать его в изоляции. Это повредит ему гораздо больше, чем наш минутный разговор.
Доктор Майерова слушала меня с тем безразлично-терпеливым выражением, которое практикуется в лечебных учреждениях специально для бесед с назойливыми профанами. В ее исполнении эта мина достигла своего совершенства.
– Сегодня здесь был пан Иреш, – жестко сказала она. – Разговаривал с Йозефом полдня. Сомневаюсь, что вы можете сообщить ему еще что-нибудь интересное.
– Я должен… – осторожно начал я, но докторша меня перебила:
– Прошу вас свои личные проблемы оставить пока при себе. Поймите же, Йозефа привезли в очень тяжелом состоянии. Всякие неприятные эмоции сведут к нулю проведенное нами лечение.
– Как может его взволновать то, что к нему не имеет отношения! – не сдавался я. – О том, что случилось, он знает и не думать об этом, конечно, не может. Вы ведь тоже в курсе? Йозеф вам рассказал, верно?
Сунув руку в карман, докторша вытащила, пачку сигарет. Я дал ей огня. На засученном рукаве халата виднелось кровавое пятно, на белой коже возле локтя – красная полоса. Она медлила с ответом.
– Нет, не Йозеф… – наконец выговорила Геленка.
Понадобилось время, чтобы до меня дошел смысл ее лаконичного ответа.
– Тогда кто? Поручик Павровский?
Пани Майерова, выпустив облачко дыма, зажмурила глаза.
– Вы не единственный, кто навещает Йозефа, – уклончиво ответила она. Увидев у себя на руке кровавую полосу, докторша, послюнив палец, сунула сигарету в рот и начала тереть пятно. В эту минуту ее подбородок выглядел особенно упрямым.
– Кто тут был? Прошу вас, позвольте мне поговорить с Йозефом! Хватит и пяти минут, даю вам слово.
– Нет. – Она снова вложила в рот вместо сигареты покрытый уже засохшей кровью пальчик. – Напрасно вы меня уговариваете. И к сестрам даже не пытайтесь… я их предупредила, чтобы к Йозефу никого не пускали.
Она легко угадала мой замысел, который я собирался осуществить, как только она уйдет. Докторша выглядела хрупкой и измученной, точно маленький вампир, которому достаточно капли крови, чтобы вновь обрести нечеловеческие силы. Не удержавшись, я сообщил ей об этом.
– Это вы вампир! – Она показала мелкие белоснежные зубки. – Не стыдно вам избавляться от неприятностей за счет больного человека?
– Что вы говорите? – возмущенно воскликнул я. – От чего, по-вашему, я собираюсь избавиться за счет Йозефа? У него-то с этим что общего? Что вы про это знаете? Й что пытаетесь скрыть?
– Ничего, чем могли бы заинтересоваться органы безопасности.
– Вы так уверены? А я – нет! И хочу знать, пусть от вас, раз уж вы не пускаете меня к Йозефу!
– Я не собираюсь распространяться о личных проблемах других людей, – ловко отшила она меня. – Приходите в среду. У нас день свиданий. Спросите у Йозефа.
– Но я не могу ждать до среды!
Геленка передернула плечиком.
– Тогда спросите…
– У кого? – Я пожирал ее глазами. – Почему вы такая неприступная?
В первый раз она обнаружила что-то вроде женской слабости.
– К счастью, не все женщины на меня похожи. – Язвительно усмехнувшись, она отшвырнула сигарету, которой затянулась не более трех раз, повернулась и ушла. По всей вероятности, ее дожидались еще несколько бедняг, в которых она с наслаждением всадит скальпель. Я надеялся, что к ним она будет милосерднее, чем ко мне, по крайней мере даст наркоз.
* * *
Я обошел вокруг хирургического корпуса, как дедушка, который хотел освободить Будулинека из лисьего логова. Но у меня не нашлось под рукой скрипочки, да и лиса оказалась уж больно хитра. У меня не было уверенности, что «мой мальчуган» уже не спит сладко-пресладко, получив какое-нибудь надежное средство, всегда имеющееся у врачей.
Но, черт возьми, почему? Меня трясло от злости, я утратил жалкие остатки благоразумия. К чему, например, последнее ядовитое замечание? Лично я никаких «доступных женщин», за исключением Рамоны, может, не знал.
То есть знал одну такую, про которую не скажешь, что в последние дни она вела себя со мной недоступно. Но с ней в свою очередь не была знакома доктор Майерова. А если б даже и была, то не могла обо всем знать. Я сдался. Хватит напрасного ожидания, бесплодных размышлений, пустых надежд. В последний раз остановился я перед входом, куда как раз подъехала машина «скорой помощи». Двое санитаров быстро вытащили носилки и рысцой побежали к дверям. Я увидел желтое лицо старухи с испуганными непонимающими глазами. Под кучей одеял словно бы и вовсе не было никакого тела. Я вспомнил о бабушке Лукаша. Нашел ли ее поручик Павровский?
Когда я подходил к своей машине, уличный фонарь замигал и вспыхнул белым светом. Из тени выступила невысокая коренастая фигура и остановилась напротив меня. В белом свете фонаря лицо инженера Дрозда посинело, а глаза провалились в фиолетовых ямах. Я тоже остановился в нескольких шагах от него и с подозрением стал коситься на свою машину. Похоже, с ней все в порядке. Я сунул руку в карман за ключами.
– Что вы здесь делаете? – спросил он. Его голос напоминал шуршанье сухой луковой шелухи.
– А вы что? – отпарировал я и подошел к машине.
Он шагнул ближе. Я сжал в руке ключи. Маленькие и легкие, но кулак все же будет крепче. Инженер Дрозд не делал никаких угрожающих движений. Его впалые глаза уставились на меня, словно он никак не мог решиться задать какой-то важный вопрос.
– Вы разговаривали с Каминеком? – наконец спросил он.
– Нет. – Я сунул ключи обратно в карман. – Вы к нему? Даже и не пытайтесь. Вас туда не пустят.
– Я знаю.
Вот оно что.
– Вы ходили к доктору Майеровой? – спросил я, чтобы убедиться.
– Да.
Что-то в его голосе меня насторожило.
– Вы с ней знакомы?
Он кивнул и улыбнулся. Это была первая улыбка, которую я видел на его сумрачном лице, и улыбка нельзя сказать чтоб веселая.
– Вы у нее лечитесь? – спросил я без обиняков.
– Нет. Она ведь хирург.
Этот эпилептик с натурой холерика отвечал на мои вопросы охотно, почти услужливо. Я мог бы что-нибудь извлечь для себя, знай я только, о чем его спрашивать. И вдруг меня осенило.
– У вас с ней общие интересы, не так ли? Для нее важен Йозеф, для вас – ваша жена. А они оба… – Я вопрошающе умолк.
– Это дело касалось лишь одной стороны, – спокойно ответил он. – Да и времени много прошло.
Говорил он как хорошо воспитанный, владеющий собой человек. Меня это не устраивало. Мне больше подошло бы, если б он колотил все вокруг и плевался. Сегодня я был к этому готов – и мог благодаря этому больше узнать.
– Да что вы говорите! – Я отвратительно ухмыльнулся, надеясь спровоцировать его. – Что вы тут делаете? Пришли избить Йозефа, как избили меня?
На мои слова он не ответил, но ошеломил меня совершенно невероятным заявлением.
– Мне жаль, что так случилось, – сказал он. – Я прошу у вас прощения, если это что-то значит для вас.
Своими словами Дрозд едва не свалил меня с ног – сильнее он не мог меня оглушить, даже если б двинул ломом по голове.
Я попытался прикрыть растерянность жалким сарказмом:
– Ничего страшного. Ваше сожаление, пусть и запоздалое, делает вам честь. Но моим покрышкам оно уже не поможет.
– Чему-чему? – В его глазах блеснул огонек невменяемости.
– Моим новым дефицитным покрышкам, – подробно объяснил я ему. – Изрезанным так, что они теперь годятся лишь на сигнальный дымовой огонь. Жаль, что такая мысль не пришла мне в голову, когда я в тот раз дополз до своей машины. Мог бы таким сигналом позвать на помощь.
Инженер Дрозд внимательно слушал мою болтовню и был похож на сообразительного шимпанзе, который жадно ловит каждое слово служителя, ухаживающего за животными. Только у шимпанзе куда более выразительная физиономия.
– Я вам заплачу, – наконец отозвался он. – На будущей неделе после зарплаты.
Я потерял дар речи. И хотя вроде бы для этого не было причины, мне сделалось гадко, будто я обокрал слепого. Инженер Дрозд шевельнулся, и лицо его оказалось в тени.
– Подождите, – поспешно сказал я. – Вы куда? Домой? Могу довезти… или у вас машина?
– Нет, – ответил он. – Я не вожу.
Я глядел ему вслед, он шел по бетонированной проезжей части, ступая широким тяжелым шагом, но уверенно. Мне подумалось, уж не пьян ли он. Алкоголь иногда удивительно странно действует на людей, особенно когда человек болен такой болезнью. Это, вероятно, могло бы объяснить его поведение, хотя… Нет, пьяным он мне не показался.
Перестав ломать себе голову, я сел в машину, развернулся и поехал. Инженера Дрозда я не догнал. Очевидно, он свернул куда-то на боковую дорогу, а когда я уеду, вернется и будет бродить вокруг хирургического корпуса, заглядывая в окна. Или ходит где-то по тихим заброшенным дорожкам и думает… О чем? Понятия не имею. У меня было тревожное ощущение, что этот крутой тип с наружностью человекообразной обезьяны, этот примитив с высшим образованием, этот ужасный супруг благородной и страдающей женщины, возможно, не такой уж плохой человек.
* * *
На моей стоянке торчали серые «жигули». Машина как машина, но достаточно было увидеть номер, как сразу стало ясно, что эти визитеры прибыли ко мне. Поставив свой мотор за «жигулями», я отправился к зеленому домику, где на моей половине приветливо светилось окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25