Может, и меньше.
– Десять минут вы стояли над покойным? – иронически уточнил он.
– Я его не видел. Увлекся там моделями… От двери его не было видно, вы ведь сами знаете. Обошел вокруг стола и…
Я замолчал, к чему объяснять то, что и так яснее ясного. Двери открывались внутрь и загораживали место, где лежал убитый. Это же логично – я мог подойти к нему, только обойдя вокруг стола, а по дороге занялся этими игрушками.
– Послушайте, – спохватился я, – мне ничего не стоило уверить вас, что едва я вошел туда, как вернулась Дроздова. Я ведь был там один.
– Не были! – заявил поручик. И повернулся к девушке. – Эти соседи далеко отсюда?
– Минутах в пяти, – пискнула та.
– Что вы слышали, когда возвращались?
В изумлении я уставился на девушку. Краска все еще не вернулась на ее лицо, сухие глаза блестели горячечным блеском.
– Ничего, – ответила она уверенно.
В растерянности я переводил глаза с нее на поручика. Тот не обращал на меня внимания.
– А раньше что вы слышали?
– Сразу же, как только я отошла, залаяла собака. Лаяла долго, почти непрерывно. Умолкла перед тем, как я пошла обратно.
Поручик понимающе кивнул головой.
– За пять минут не пройти и полкилометра, – обратился он ко мне. – А по прямой расстояние и того меньше. Лес здесь редкий. Собачий лай далеко слышно. Собака замолкла, когда потеряла вас из виду. Когда вы завернули за угол и обнаружили эту незапертую дверь. И не уверяйте меня, что вы не сразу поднялись наверх, – угрожающе прибавил он.
– Я не собираюсь говорить вам ничего, кроме правды, – ответил я, совершенно раздавленный его тяжеловесной логикой. – Чего вы хотите? С этой девушкой я не был знаком, увидел ее сегодня впервые в жизни. Оказался тут сбоку припека. А человек этот был мертв наверняка еще до того, как мы сюда приехали. У вас ведь есть врач! Он должен вам все подтвердить.
Поручик выпятил губы под усиками карточного шулера и закивал головой.
– Да. Время смерти удалось установить совершенно точно. Абсолютно точно, минута в минуту.
Я уставился на него во все глаза. Ганка, наоборот, скорбно вздохнув, опустила длинные ресницы.
– У него на рабочем столе стоял будильник. И зазвонил он минуту спустя после того, как мы приехали.
– Ну и что? – буркнул я. Звон этот я тоже слышал, когда ждал внизу у двери. Но никак не связывал его с будильником на столе под окном. С чего-то решил по дурости, что это звук какого-то прибора, которым пользуются при осмотре места происшествия.
– Это он его завел. – И поручик поднял глаза кверху, точно собираясь призвать в свидетели особу, чья душа уже пребывала на небесах.
В голове у меня прояснилось.
– Вполне возможно, – заметил я саркастически. – Он мог это сделать в любое время за последние двенадцать часов.
– Мог, но не сделал, – отрезал поручик все тем же тоном. – Будильник он завел ровно за час до звонка.
– Откуда вы знаете?
– Потому что я тоже занимаюсь моделированием, – ошеломил меня поручик. – И по чистой случайности знаю, что клей, который он использовал для своей последней модели, должен сохнуть ровно час. А если во время работы не хочешь терять ни минуты – заводишь будильник. – Откинувшись в кресле, поручик вытащил серебряный портсигар, бережно извлек из него сигарету и закурил. Все его движения были неторопливы, размеренны и аккуратны. Давненько не приходилось мне видеть человека, который носил бы при себе серебряный портсигар.
Мало-помалу я начал соображать, что стоит за этой его уверенностью. Взглянул на часы – четверть первого. Милиция прибыла сюда в половине двенадцатого, и будильник в самом деле зазвонил тотчас после их приезда. На дорогу сюда у них ушло около получаса. Конечно, еще раньше появился местный участковый, который их и вызвал. Значит, они гнали еще быстрее, чем я, а я до ближайшего милицейского участка мчался как сумасшедший. И сообщение сделал минут через десять после того, как обнаружил труп. Я потряс головой, заморгал и уставился на циферблат часов, словно там мог найти опровержение того, что поручик явно вычислил до минуты.
Так оно и было. Поручик снова полез в карман, вытащил блокнотик и, открыв его передо мной, вежливо предложил:
– Поправьте, если я где-то ошибся.
Там было написано:
11.25 – звонит будильник.
11.22 – прибытие группы на место происшествия.
10.53 – телефонное сообщение о преступлении.
А под всем этим буквами помельче, будто выражающими сомнения поручика в том, что он не мог подтвердить сам:
10.44 – обнаружение трупа (сообщение Петра Мартина).
10.20 – приезд Ганны Дроздовой и Петра Мартина на место происшествия (по сообщению обоих).
И в самом низу, как сумма известных чисел, подчеркнуто:
10.25 – Алоис Эзехиаш заводит будильник.
– А это означает, – тихо сказал я, – что…
– Да. Он умер в то время, когда вы находились здесь. А точнее, когда вы остались здесь один. Потому что пани Дроздова через несколько минут ушла за ключами. Во всяком случае, оба вы это утверждаете.
– Какая пани? – Я наморщил лоб, пытаясь понять, о ком он говорит.
– Да, – печально подтвердила красавица Ганка, она же пани Дроздова. И уголком платка промокнула глаза.
Поручик захлопнул блокнотик перед моим носом.
– Все укладывается один к одному. А ведь я вас на слове не ловил, – дружелюбно добавил он.
Протестовать не было смысла. Я воскрешал в памяти каждую секунду из тех приблизительно двадцати минут, которые, по подсчетам поручика, я пробыл здесь в одиночестве, а вернее, с покойником, то есть с будущим покойником… Нет, ничего подозрительного не вспомнилось. Ни малейшего намека на то, что кроме меня тут находился еще кто-то. А ведь, если поручик не ошибается, кто-то тут был.
– А если это самоубийство? – безнадежно спросил я. Поручик покачал головой:
– Оружия мы не нашли. Вы ведь его не взяли?
– Нет. – Я открыто посмотрел ему в глаза. – Понятно, чего вы от меня хотите услышать. Но я и вправду выстрела не слышал. Давайте отвлечемся от этих минут. Ведь смотреть на часы я стал только тогда, когда понял, что следствию понадобится точное время. Уже после того, как мы его нашли.
Пани Дроздова приняла оскорбленный вид. Поручик кивнул в знак согласия.
– Ну ладно, пусть я один его нашел. Хотя вы пришли в ту же минуту.
Она дернулась, обиженно скривив рот. Поручик взглядом заставил ее молчать.
– Время до этого я могу назвать только приблизительно. Если его и впрямь застрелили, когда я был здесь, то выстрел мог прозвучать в тот момент, когда я стоял у противоположной стороны дома. Там, где собака. Она почти непрерывно лаяла, как осатанелая. Вы это тоже подтверждаете. – Я вопросительно взглянул на пани Дроздову. И тут вдруг до меня дошли кое-какие неувязки в ее рассказе, на которые поручик почему-то не обратил внимания.
– Мы проверим, слышен ли выстрел в помещении при таких условиях, – снисходительно кивнул поручик. – Здесь ведь проезжают грузовики. Припомните, не слышали ли вы чего-нибудь вроде выхлопа? – великодушно подсказал он.
– Нет, – стоял я на своем. – Выстрел я бы ни с чем не спутал. Не слышал ничего похожего.
Поручик задумчиво глядел на меня. Он был похож на умного, повидавшего виды бычка, который привык преграды пробивать лбом. И не напоминал человека, которого легко сбить с толку, но все же…
– А вы где были так долго? – не долго думая накинулся я на пани Дроздову. – Пять минут туда, три минуты накинем на то, чтобы взять ключи… Остается еще самое малое семь минут.
В серых глазах поручика промелькнул огонек удовлетворения. А на белом лице пани Дроздовой запылали два уголька.
– У Маласковых никого не было дома, – холодно ответила она.
– И вам понадобилось десять минут, чтобы в этом удостовериться?
– Да, – отрезала она. – Не знаю, десять или сколько… Я там задержалась, соображала, как мне быть. Вернуться за вами и поехать в деревню, ведь пани Маласкова могла пойти в магазин, или наведаться туда самой.
– А где этот магазин? Что, лай вашего пса и там слышен?
– Нет, я решила туда не ходить. Пани Маласкова так и не появилась, а…
– А ключи висели у них на заборе? – с интересом спросил я.
Она покраснела, брызнувшие слезы угасили полыхание ее глаз. Поручик взял в руки связку ключей, лежавших на столе.
– Эти самые ключи были в кармане у Алоиса Эзехиаша, – примирительно сказал он. – Пани Дроздова об этом не знала. И у нас есть свидетель, что она действительно ходила к Маласковым. Внук пани Маласковой, – предупредил поручик очередное мое подозрение.
Мне стало стыдно. Но тут в голову пришла еще одна провокационная мысль.
– Как так получилось, что старик – а он, по вашим предположениям, был еще жив, – не вышел взглянуть, отчего собака беснуется? Ясно же было, что кто-то пришел.
– Конечно, – снисходительно согласилась пани Дроздова. – Случайный прохожий. Кто-нибудь время от времени идет мимо. И некоторые развлекаются тем, что дразнят бедного старого Амиго.
Мне это не показалось убедительным. Но поручик ей поверил.
– Пан Эзехиаш ведь работал над моделью, – напомнил он мне. – Понятно, не хотел отрываться.
Но я не собирался так легко сдаваться.
– А когда подъехала машина? Это его тоже не заинтересовало?
– Но вы же подъехали с выключенным мотором, – укоризненно напомнила мне пани Дроздова. – Забыли? Зачем сбивать с толку следствие?
Я ждал, как отреагирует поручик Павровский, но тот никак не откликнулся на ее слова. Он встал, а вслед за ним пани Дроздова.
– Подождите на улице, – равнодушно кивнул он мне уже на лестнице. – И пока не уезжайте.
Как будто его бдительный страж у калитки мог меня так запросто выпустить.
* * *
В четыре часа дня стройка была пустынна, как кладбище в полночь. Гигантская площадка размером в шесть гектаров, пыльная, разрытая бульдозерами, с похожими на драконьи шеи подъемными кранами и арматурой возводящегося объекта, выглядела под солнцем как руины космической станции на Венере, спешно покинутой людьми. На выложенной панельными плитами дороге, покрытой слоем засохшей и растрескавшейся грязи, стоял экскаватор фирмы «Брайт». Чертыхнувшись, я съехал с дороги. Правые колеса забуксовали в загустевшем, как бетон, болоте, машина накренилась, я переключил скорость, и моя «шкода», издавая жуткие звуки, вернулась обратно на дорогу. Я уже не в состоянии был потеть, а не то меня бы непременно прошиб пот.
Справа на косогоре, поросшем поседевшими от пыли кустами, стоял зеленый домик – жалкие остатки некогда процветающего садоводства. В домике было всего две комнаты. В одной эпизодически появляющийся на стройке экспедитор устроил нечто вроде конторы. Во второй – из милости начальника стройки – поселился неудачник, потерпевший крах на всех жизненных фронтах. Я припарковал машину на свободном пятачке, образующем островок среди котлованов, и по узкой тропочке направился к домику.
В помещении, вся обстановка которого состояла из металлической кровати, старого конторского стола, единственного стула и шкафа цвета гнилого яблока, почти нечем было дышать. Я распахнул окошко. Оно было низко над землей, и на день приходилось его закрывать, чтобы какой-нибудь изнуренный работой труженик не впал в соблазн залезть сюда подремать.
Я сбросил туфли, затвердевшие после вынужденного купания, снял пахнущие болотом носки, пропотевшую рубаху и растянулся на постели. У домика был свой собственный аромат, вызывающий приятные воспоминания о деревянных кабинах в купальнях. Мало-помалу я вернулся в свой спокойный, простенький мир, который с таким трудом создал за последние несколько недель.
Минут через двадцать отпустила боль во все еще незажившей спине. Врач был прав, предостерегая меня от езды в машине. Но провести остаток жизни инвалидом я не собирался. Еще минута – и во мне проснулся хороший здоровый голод.
Поднявшись, я открыл ящик письменного стола, служивший мне кладовкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Десять минут вы стояли над покойным? – иронически уточнил он.
– Я его не видел. Увлекся там моделями… От двери его не было видно, вы ведь сами знаете. Обошел вокруг стола и…
Я замолчал, к чему объяснять то, что и так яснее ясного. Двери открывались внутрь и загораживали место, где лежал убитый. Это же логично – я мог подойти к нему, только обойдя вокруг стола, а по дороге занялся этими игрушками.
– Послушайте, – спохватился я, – мне ничего не стоило уверить вас, что едва я вошел туда, как вернулась Дроздова. Я ведь был там один.
– Не были! – заявил поручик. И повернулся к девушке. – Эти соседи далеко отсюда?
– Минутах в пяти, – пискнула та.
– Что вы слышали, когда возвращались?
В изумлении я уставился на девушку. Краска все еще не вернулась на ее лицо, сухие глаза блестели горячечным блеском.
– Ничего, – ответила она уверенно.
В растерянности я переводил глаза с нее на поручика. Тот не обращал на меня внимания.
– А раньше что вы слышали?
– Сразу же, как только я отошла, залаяла собака. Лаяла долго, почти непрерывно. Умолкла перед тем, как я пошла обратно.
Поручик понимающе кивнул головой.
– За пять минут не пройти и полкилометра, – обратился он ко мне. – А по прямой расстояние и того меньше. Лес здесь редкий. Собачий лай далеко слышно. Собака замолкла, когда потеряла вас из виду. Когда вы завернули за угол и обнаружили эту незапертую дверь. И не уверяйте меня, что вы не сразу поднялись наверх, – угрожающе прибавил он.
– Я не собираюсь говорить вам ничего, кроме правды, – ответил я, совершенно раздавленный его тяжеловесной логикой. – Чего вы хотите? С этой девушкой я не был знаком, увидел ее сегодня впервые в жизни. Оказался тут сбоку припека. А человек этот был мертв наверняка еще до того, как мы сюда приехали. У вас ведь есть врач! Он должен вам все подтвердить.
Поручик выпятил губы под усиками карточного шулера и закивал головой.
– Да. Время смерти удалось установить совершенно точно. Абсолютно точно, минута в минуту.
Я уставился на него во все глаза. Ганка, наоборот, скорбно вздохнув, опустила длинные ресницы.
– У него на рабочем столе стоял будильник. И зазвонил он минуту спустя после того, как мы приехали.
– Ну и что? – буркнул я. Звон этот я тоже слышал, когда ждал внизу у двери. Но никак не связывал его с будильником на столе под окном. С чего-то решил по дурости, что это звук какого-то прибора, которым пользуются при осмотре места происшествия.
– Это он его завел. – И поручик поднял глаза кверху, точно собираясь призвать в свидетели особу, чья душа уже пребывала на небесах.
В голове у меня прояснилось.
– Вполне возможно, – заметил я саркастически. – Он мог это сделать в любое время за последние двенадцать часов.
– Мог, но не сделал, – отрезал поручик все тем же тоном. – Будильник он завел ровно за час до звонка.
– Откуда вы знаете?
– Потому что я тоже занимаюсь моделированием, – ошеломил меня поручик. – И по чистой случайности знаю, что клей, который он использовал для своей последней модели, должен сохнуть ровно час. А если во время работы не хочешь терять ни минуты – заводишь будильник. – Откинувшись в кресле, поручик вытащил серебряный портсигар, бережно извлек из него сигарету и закурил. Все его движения были неторопливы, размеренны и аккуратны. Давненько не приходилось мне видеть человека, который носил бы при себе серебряный портсигар.
Мало-помалу я начал соображать, что стоит за этой его уверенностью. Взглянул на часы – четверть первого. Милиция прибыла сюда в половине двенадцатого, и будильник в самом деле зазвонил тотчас после их приезда. На дорогу сюда у них ушло около получаса. Конечно, еще раньше появился местный участковый, который их и вызвал. Значит, они гнали еще быстрее, чем я, а я до ближайшего милицейского участка мчался как сумасшедший. И сообщение сделал минут через десять после того, как обнаружил труп. Я потряс головой, заморгал и уставился на циферблат часов, словно там мог найти опровержение того, что поручик явно вычислил до минуты.
Так оно и было. Поручик снова полез в карман, вытащил блокнотик и, открыв его передо мной, вежливо предложил:
– Поправьте, если я где-то ошибся.
Там было написано:
11.25 – звонит будильник.
11.22 – прибытие группы на место происшествия.
10.53 – телефонное сообщение о преступлении.
А под всем этим буквами помельче, будто выражающими сомнения поручика в том, что он не мог подтвердить сам:
10.44 – обнаружение трупа (сообщение Петра Мартина).
10.20 – приезд Ганны Дроздовой и Петра Мартина на место происшествия (по сообщению обоих).
И в самом низу, как сумма известных чисел, подчеркнуто:
10.25 – Алоис Эзехиаш заводит будильник.
– А это означает, – тихо сказал я, – что…
– Да. Он умер в то время, когда вы находились здесь. А точнее, когда вы остались здесь один. Потому что пани Дроздова через несколько минут ушла за ключами. Во всяком случае, оба вы это утверждаете.
– Какая пани? – Я наморщил лоб, пытаясь понять, о ком он говорит.
– Да, – печально подтвердила красавица Ганка, она же пани Дроздова. И уголком платка промокнула глаза.
Поручик захлопнул блокнотик перед моим носом.
– Все укладывается один к одному. А ведь я вас на слове не ловил, – дружелюбно добавил он.
Протестовать не было смысла. Я воскрешал в памяти каждую секунду из тех приблизительно двадцати минут, которые, по подсчетам поручика, я пробыл здесь в одиночестве, а вернее, с покойником, то есть с будущим покойником… Нет, ничего подозрительного не вспомнилось. Ни малейшего намека на то, что кроме меня тут находился еще кто-то. А ведь, если поручик не ошибается, кто-то тут был.
– А если это самоубийство? – безнадежно спросил я. Поручик покачал головой:
– Оружия мы не нашли. Вы ведь его не взяли?
– Нет. – Я открыто посмотрел ему в глаза. – Понятно, чего вы от меня хотите услышать. Но я и вправду выстрела не слышал. Давайте отвлечемся от этих минут. Ведь смотреть на часы я стал только тогда, когда понял, что следствию понадобится точное время. Уже после того, как мы его нашли.
Пани Дроздова приняла оскорбленный вид. Поручик кивнул в знак согласия.
– Ну ладно, пусть я один его нашел. Хотя вы пришли в ту же минуту.
Она дернулась, обиженно скривив рот. Поручик взглядом заставил ее молчать.
– Время до этого я могу назвать только приблизительно. Если его и впрямь застрелили, когда я был здесь, то выстрел мог прозвучать в тот момент, когда я стоял у противоположной стороны дома. Там, где собака. Она почти непрерывно лаяла, как осатанелая. Вы это тоже подтверждаете. – Я вопросительно взглянул на пани Дроздову. И тут вдруг до меня дошли кое-какие неувязки в ее рассказе, на которые поручик почему-то не обратил внимания.
– Мы проверим, слышен ли выстрел в помещении при таких условиях, – снисходительно кивнул поручик. – Здесь ведь проезжают грузовики. Припомните, не слышали ли вы чего-нибудь вроде выхлопа? – великодушно подсказал он.
– Нет, – стоял я на своем. – Выстрел я бы ни с чем не спутал. Не слышал ничего похожего.
Поручик задумчиво глядел на меня. Он был похож на умного, повидавшего виды бычка, который привык преграды пробивать лбом. И не напоминал человека, которого легко сбить с толку, но все же…
– А вы где были так долго? – не долго думая накинулся я на пани Дроздову. – Пять минут туда, три минуты накинем на то, чтобы взять ключи… Остается еще самое малое семь минут.
В серых глазах поручика промелькнул огонек удовлетворения. А на белом лице пани Дроздовой запылали два уголька.
– У Маласковых никого не было дома, – холодно ответила она.
– И вам понадобилось десять минут, чтобы в этом удостовериться?
– Да, – отрезала она. – Не знаю, десять или сколько… Я там задержалась, соображала, как мне быть. Вернуться за вами и поехать в деревню, ведь пани Маласкова могла пойти в магазин, или наведаться туда самой.
– А где этот магазин? Что, лай вашего пса и там слышен?
– Нет, я решила туда не ходить. Пани Маласкова так и не появилась, а…
– А ключи висели у них на заборе? – с интересом спросил я.
Она покраснела, брызнувшие слезы угасили полыхание ее глаз. Поручик взял в руки связку ключей, лежавших на столе.
– Эти самые ключи были в кармане у Алоиса Эзехиаша, – примирительно сказал он. – Пани Дроздова об этом не знала. И у нас есть свидетель, что она действительно ходила к Маласковым. Внук пани Маласковой, – предупредил поручик очередное мое подозрение.
Мне стало стыдно. Но тут в голову пришла еще одна провокационная мысль.
– Как так получилось, что старик – а он, по вашим предположениям, был еще жив, – не вышел взглянуть, отчего собака беснуется? Ясно же было, что кто-то пришел.
– Конечно, – снисходительно согласилась пани Дроздова. – Случайный прохожий. Кто-нибудь время от времени идет мимо. И некоторые развлекаются тем, что дразнят бедного старого Амиго.
Мне это не показалось убедительным. Но поручик ей поверил.
– Пан Эзехиаш ведь работал над моделью, – напомнил он мне. – Понятно, не хотел отрываться.
Но я не собирался так легко сдаваться.
– А когда подъехала машина? Это его тоже не заинтересовало?
– Но вы же подъехали с выключенным мотором, – укоризненно напомнила мне пани Дроздова. – Забыли? Зачем сбивать с толку следствие?
Я ждал, как отреагирует поручик Павровский, но тот никак не откликнулся на ее слова. Он встал, а вслед за ним пани Дроздова.
– Подождите на улице, – равнодушно кивнул он мне уже на лестнице. – И пока не уезжайте.
Как будто его бдительный страж у калитки мог меня так запросто выпустить.
* * *
В четыре часа дня стройка была пустынна, как кладбище в полночь. Гигантская площадка размером в шесть гектаров, пыльная, разрытая бульдозерами, с похожими на драконьи шеи подъемными кранами и арматурой возводящегося объекта, выглядела под солнцем как руины космической станции на Венере, спешно покинутой людьми. На выложенной панельными плитами дороге, покрытой слоем засохшей и растрескавшейся грязи, стоял экскаватор фирмы «Брайт». Чертыхнувшись, я съехал с дороги. Правые колеса забуксовали в загустевшем, как бетон, болоте, машина накренилась, я переключил скорость, и моя «шкода», издавая жуткие звуки, вернулась обратно на дорогу. Я уже не в состоянии был потеть, а не то меня бы непременно прошиб пот.
Справа на косогоре, поросшем поседевшими от пыли кустами, стоял зеленый домик – жалкие остатки некогда процветающего садоводства. В домике было всего две комнаты. В одной эпизодически появляющийся на стройке экспедитор устроил нечто вроде конторы. Во второй – из милости начальника стройки – поселился неудачник, потерпевший крах на всех жизненных фронтах. Я припарковал машину на свободном пятачке, образующем островок среди котлованов, и по узкой тропочке направился к домику.
В помещении, вся обстановка которого состояла из металлической кровати, старого конторского стола, единственного стула и шкафа цвета гнилого яблока, почти нечем было дышать. Я распахнул окошко. Оно было низко над землей, и на день приходилось его закрывать, чтобы какой-нибудь изнуренный работой труженик не впал в соблазн залезть сюда подремать.
Я сбросил туфли, затвердевшие после вынужденного купания, снял пахнущие болотом носки, пропотевшую рубаху и растянулся на постели. У домика был свой собственный аромат, вызывающий приятные воспоминания о деревянных кабинах в купальнях. Мало-помалу я вернулся в свой спокойный, простенький мир, который с таким трудом создал за последние несколько недель.
Минут через двадцать отпустила боль во все еще незажившей спине. Врач был прав, предостерегая меня от езды в машине. Но провести остаток жизни инвалидом я не собирался. Еще минута – и во мне проснулся хороший здоровый голод.
Поднявшись, я открыл ящик письменного стола, служивший мне кладовкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25