Мисс Констанция Северенс и мистер О'Делл.
Девушка была в вечернем платье, О'Делл в белом костюме с бордовым
галстуком. Девушка была стройной и невозмутимой, как и все англичанки,
принадлежащие к высшим кругам общества.
Я знал, что гражданским лицам запрещено подниматься на борт корабля.
И я сказал, что хочу поговорить с капитаном наедине. Может быть, ему
неизвестны инструкции, подумал я. Мы пошли вперед, а наши посетители
остались ждать на корме.
Я рассказал Кристоффу об инструкциях, а он сказал, что хочет взять их
на короткую морскую прогулку. Я заявил, что категорически против этого, а
Кристофф ответил, что я должен верить ему и выполнять приказы, потому что
он знает, что делает. Я продолжал его уговаривать, тогда он поставил меня
по стойке "смирно" и приказал готовить корабль к выходу в море. Я ничего
не мог сделать. Я выполнил его приказ.
- Казался ли он пьяным?
- Позднее - да. Но не в момент этого разговора.
- Что произошло потом?
- Они спустились вниз. Когда мы прошли шесть миль, они поднялись на
палубу и направились к носу корабля. Там они уселись на спасательные
жилеты, что привязаны к бортам. Когда я вставал на цыпочки, мне удавалось
их увидеть. Я стоял у штурвала. Ветер усиливался. Кристофф приказал выйти
в море на десять миль. Как только мы проплыли десять миль я сделал поворот
на сто восемьдесят градусов и повел корабль назад. Через пару минут О'Делл
начал что-то кричать мне, размахивая руками. Я никак не мог понять, чего
он от меня хочет. Тогда он поднялся ко мне на мостик и сказал, что
Кристофф упал за борт. Мы повернули назад, но так и не смогли найти его.
- А не увидели ли вы в этой истории чего-нибудь странного?
Прошло несколько минут прежде чем Квинн ответил мне. Наморщив лоб, он
смотрел вниз на уродливый коричневый ковер.
- Я много думал об этом. Конечно, неожиданный разворот мог застать
его врасплох. Он же ведь не моряк. Я пытался объяснить офицерам, которые
вели расследование, что Кристофф не походил на человека, зря нарушающего
инструкции, но ведь и знаком я с ним был всего несколько дней, так что
обращать особого внимания на мои слова они не стали. Уж слишком много
нарушений допустил Кристофф. Посетители, выход в море без разрешения,
спиртное на борту. Если бы он не утонул, они бы живьем содрали с него
шкуру и зажарили.
- А никто из других членов экипажа не заметил каких-нибудь
странностей?
- Никто. Если бы хоть кто-то меня поддержал, я бы сопротивлялся
подольше.
Я подождал, и Квинн рассказал мне всю историю снова, гораздо
подробнее. Но время от времени он посматривал на потолок. Когда он начал
рассказывать в третий раз, я прервал его и сказал, что мне пора, большое
спасибо, прошу извинить за все неприятности, которые я причинил, рад был
услышать вашу версию...
Он проводил мня до дверей. Я сел в "Плимут" и уже отъехал на восемь
или девять кварталов, когда вспомнил, что забыл спросить его о Штенвице.
Ничего конкретного. Я просто хотел, чтобы Квинн начал о нем говорить.
Что-то в поведении Штенвица беспокоило меня.
Я развернулся и поехал назад к его дому. Я подошел к дверям и уже
собрался нажать на кнопку звонка, когда услышал странные глухие звуки,
будто кто-то выбивает пыль из ковра. Сквозь звуки ударов доносились
усталые крики о пощаде.
Я вернулся в машину. Миссис Квинн не собиралась никуда уходить. Она
никогда не покинет этого дома. Она будет продолжать болтаться здесь и
периодически получать колотушки еще лет тридцать. Я усмехнулся и поехал
прочь, забыв о своих вопросах.
До Чикаго было довольно далеко. Я старался особенно ни о чем не
думать. Я ехал, шины шуршали, мотор выводил свою басовую арию. Дэн мертв,
а мне ничего не удалось узнать. Не то чтобы совсем уж ничего, но близко к
тому. Небольшие сомнения у Квинна все-таки были. Да необъяснимое
сопротивление Штенвица. Две эти детали, плюс совершенно не характерное для
Дэна поведение.
Я ехал прямо в Чикаго, делая лишь короткие остановки чтобы поесть и
вздремнуть. В Чикаго я остановился в дешевом отеле и захватил бутылку
бренди к себе в номер. Я собирался проспать весь день, а на следующее утро
пойти на работу. Чтобы заснуть, проехав перед этим семьсот миль без
длительных остановок, мне требовалось как следует выпить. Я сидел на краю
постели в одном нижнем белье и пил разбавленный бренди из стаканчика,
взятого в ванной. Пил и обдумывал все разговоры, которые я вел с членами
экипажа "Бэтси". Я не винил Дороти и родителей Дэна за то, что они
потеряли надежду. Я сам ее почти потерял. Казалось нет ни одной ниточки,
за которую можно ухватиться. Но все-таки что-то здесь было не так. Я пожал
плечами и плеснул себе еще бренди. В конце концов это не мое дело. Я начну
работать и забуду обо всем этом. Или, по крайней мере, постараюсь забыть.
Я вспомнил как однажды мы с Дэном сидели в засаде на уток. Как раз на
уток-то мы и не стали обращать никакого внимания, а выпили, чтобы
согреться, наверное половину всего бренди, что только существовало в мире.
Дэн был отличный парень. Вдруг я застыл в неподвижности, почти перестав
дышать. Потом тихонько прищелкнул пальцами.
Через десять минут меня соединили с Дороти. Она взяла трубку еще не
до конца проснувшись.
- Привет, Говард. Что случилось?
- Пока я просто размышляю, Дороти. Может быть, я кое-что нашел.
Постарайся вспомнить, часто ли напивался Дэн?
- Пару раз, а что? Похоже, ты сам немало выпил, Говард.
- Может быть, немного. Послушай, Дороти, как он себя ведет когда
напьется? Физически - как он реагирует?
- Он никогда не показывает, что он напился, я имею в виду никогда не
показывал. Почему ты говоришь о нем в настоящем, Говард? Это больно
слышать.
- В чем же все-таки это выражалось?
- У него просто отказывали ноги. Он сидел и казался трезвым, как
епископ, и единственное, чего он не мог сделать - встать на ноги, не
говоря уже о том, чтобы ходить. Пожалуйста, скажи мне почему ты хочешь
знать об этом?
- Так происходило каждый раз?
- Насколько мне известно - да. Почему ты не можешь забыть об этом,
Говард?
- Не сейчас, малышка. У меня есть одна идея и я собираюсь проверить
ее до конца. И пожалуйста, Дороти...
- Что такое?
- Пожелай мне успеха.
- Удачи тебе, Говард, - ее голос был тихим, а потом я услышал, что
она повесила трубку.
Я допил остатки бренди и улегся спать.
На получение паспорта у меня ушла неделя. Я зарезервировал билет на
"Сиам Экспресс", отплывающий из Лос-Анжелеса. Корабль отходил через шесть
дней в двадцативосьмидневное плавание до Рангуна [столица Бирмы]. Времени
оказалось достаточно, чтобы спокойно доехать до Лос-Анжелеса и продать мой
"Плимут" на пятьдесят долларов дороже, чем я сам платил за него.
Я набил полный саквояж одеждой, бутылками с бренди, сигаретами и
романами. Утром я пришел на причал и нашел свое место в каюте туристского
класса. Моим соседом по каюте оказался хитрый гражданин по имени Даквуд.
Он утверждал, что отправляется в Рангун, чтобы возглавить там рекламное
агентство одной из крупнейших киностудий. У него были светлые волосы,
складки под маленьким подбородком и отвратительный запах изо рта. Я решил
оставить его одного до конца поездки, купил шезлонг и приготовился
проскучать двадцать восемь дней на палубе.
Днем мы отплыли. У меня ушло три дня на то, чтобы привыкнуть есть,
спать, читать и делать зарядку по расписанию. Я не старался избегать
людей, но и сам на знакомства не напрашивался. Таким образом я большую
часть времени проводил в одиночестве. "Сиам Экспресс" оказался вполне
приличным кораблем, правда, имел небольшую тенденцию к качке в ветреную
погоду. Кормили недурно, и я с удовольствием съедал свою порцию. За моим
столом, кроме меня самого, обедали также Даквуд и две напыщенные школьные
учительницы из Канзаса, которые вынуждены были просидеть в Штатах пять
военных лет и теперь получили годичный отпуск. Они имели очень
привлекательную привычку - есть с открытым ртом. Я их обеих нежно любил,
впрочем имен их мне так и не удалось запомнить.
Через десять дней мне стало совсем скучно. Я старался спать как можно
больше.
Утром двадцать пятого дня я узнал, что корабль опоздает в Рангун,
поскольку возникла необходимость зайти в порт Тринкомали на северном
побережье Цейлона. Я зашел поговорить с начальником интендантской службы
по поводу прекращения моего путешествия. Он заупрямился и сказал, что это
невозможно.
Я вернулся в каюту и собрал свои вещи. В два часа дня мы медленно
подходили к огромной Британской военной базе в Тринкомали. Поросшие лесом
холмы круто спускались к голубой гавани. Вокруг портовых строений
извивалась дорога, и вдалеке по ней, в клубах пыли, ехал грузовик. Я взял
саквояж с собой на палубу и поставил его рядом с пассажирскими сходнями.
Матрос, который приготовился сбросить трап на причал, удивленно посмотрел
на меня. Я старательно игнорировал его. Мой расчет на суматоху, что
начинается, когда большое судно заходит в порт, полностью оправдался.
Как только трап оказался спущен, я проскользнул мимо матроса и стал
спускаться вниз. Люди на причале и на палубе бессмысленно уставились на
меня. Кто-то закричал:
- Остановите этого человека! - наверное, это был мой друг интендант.
Я пошел по причалу к берегу. За моей спиной раздались чьи-то
торопливые шаги. Я остановился и повернулся. Передо мной стояли интендант
и толстый матрос.
- А теперь, друзья, послушайте меня, - сказал я. - Цейлонская виза у
меня есть и, если хотя бы один из вас протянет ко мне свои обезьяньи лапы,
я вчиню вашей компании иск на сто тысяч, а вы останетесь без работы.
Я сошел на берег, а эти двое все еще продолжали орать друг на друга.
Я обернулся. Интендант махал рукой в мою сторону, а матрос - в сторону
корабля.
В Тринкомали не имелось американского представительства, и я
телеграфировал о своем прибытии на остров американскому консулу в Коломбо.
Англичане были очень любезны, когда производили досмотр моего багажа и
меняли часть моих долларов на цейлонскии рупии. Я поблагодарил их, они
поблагодарили меня, а я снова поблагодарил их. Короткие поклоны и крепкие
рукопожатия. Все очень приятно. Они улыбнулись и спросили, что я собираюсь
делать на острове. Я улыбнулся и сказал, что я турист, который собирается
написать книгу. Когда же они улыбаясь спросили о заглавии моей будущей
книги, я улыбаясь ответил: "Британские сферы влияния, или Железный кулак
над миром". Они перестали улыбаться и кланяться, и я благополучно отбыл по
своим делам.
На ночь я остался в Тринкомали. В сто рупий мне обошлось нанять
машину до Канду. Узкая, разбитая дорога изгибалась среди джунглей. В
асфальте полно было выбоин шириной в фут и дюймов по шесть глубиной. Я
трясся на кожаном заднем сиденье старого автомобиля и дважды прикусил себе
язык. Шофер не спускал босой коричневой ноги с педали газа и не обращал ни
малейшего внимания на состояние дороги. После особенно чувствительных
ударов он оборачивался ко мне и смущенно улыбался. На нем была
бледно-зеленая европейская рубашка и цветастый саронг [мужская и женская
одежда народов Юго-Восточной Азии: полоса ткани, обертываемая вокруг бедер
или груди и доходящая до щиколоток]. Дорога выровнялась лишь
непосредственно перед въездом в Канду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Девушка была в вечернем платье, О'Делл в белом костюме с бордовым
галстуком. Девушка была стройной и невозмутимой, как и все англичанки,
принадлежащие к высшим кругам общества.
Я знал, что гражданским лицам запрещено подниматься на борт корабля.
И я сказал, что хочу поговорить с капитаном наедине. Может быть, ему
неизвестны инструкции, подумал я. Мы пошли вперед, а наши посетители
остались ждать на корме.
Я рассказал Кристоффу об инструкциях, а он сказал, что хочет взять их
на короткую морскую прогулку. Я заявил, что категорически против этого, а
Кристофф ответил, что я должен верить ему и выполнять приказы, потому что
он знает, что делает. Я продолжал его уговаривать, тогда он поставил меня
по стойке "смирно" и приказал готовить корабль к выходу в море. Я ничего
не мог сделать. Я выполнил его приказ.
- Казался ли он пьяным?
- Позднее - да. Но не в момент этого разговора.
- Что произошло потом?
- Они спустились вниз. Когда мы прошли шесть миль, они поднялись на
палубу и направились к носу корабля. Там они уселись на спасательные
жилеты, что привязаны к бортам. Когда я вставал на цыпочки, мне удавалось
их увидеть. Я стоял у штурвала. Ветер усиливался. Кристофф приказал выйти
в море на десять миль. Как только мы проплыли десять миль я сделал поворот
на сто восемьдесят градусов и повел корабль назад. Через пару минут О'Делл
начал что-то кричать мне, размахивая руками. Я никак не мог понять, чего
он от меня хочет. Тогда он поднялся ко мне на мостик и сказал, что
Кристофф упал за борт. Мы повернули назад, но так и не смогли найти его.
- А не увидели ли вы в этой истории чего-нибудь странного?
Прошло несколько минут прежде чем Квинн ответил мне. Наморщив лоб, он
смотрел вниз на уродливый коричневый ковер.
- Я много думал об этом. Конечно, неожиданный разворот мог застать
его врасплох. Он же ведь не моряк. Я пытался объяснить офицерам, которые
вели расследование, что Кристофф не походил на человека, зря нарушающего
инструкции, но ведь и знаком я с ним был всего несколько дней, так что
обращать особого внимания на мои слова они не стали. Уж слишком много
нарушений допустил Кристофф. Посетители, выход в море без разрешения,
спиртное на борту. Если бы он не утонул, они бы живьем содрали с него
шкуру и зажарили.
- А никто из других членов экипажа не заметил каких-нибудь
странностей?
- Никто. Если бы хоть кто-то меня поддержал, я бы сопротивлялся
подольше.
Я подождал, и Квинн рассказал мне всю историю снова, гораздо
подробнее. Но время от времени он посматривал на потолок. Когда он начал
рассказывать в третий раз, я прервал его и сказал, что мне пора, большое
спасибо, прошу извинить за все неприятности, которые я причинил, рад был
услышать вашу версию...
Он проводил мня до дверей. Я сел в "Плимут" и уже отъехал на восемь
или девять кварталов, когда вспомнил, что забыл спросить его о Штенвице.
Ничего конкретного. Я просто хотел, чтобы Квинн начал о нем говорить.
Что-то в поведении Штенвица беспокоило меня.
Я развернулся и поехал назад к его дому. Я подошел к дверям и уже
собрался нажать на кнопку звонка, когда услышал странные глухие звуки,
будто кто-то выбивает пыль из ковра. Сквозь звуки ударов доносились
усталые крики о пощаде.
Я вернулся в машину. Миссис Квинн не собиралась никуда уходить. Она
никогда не покинет этого дома. Она будет продолжать болтаться здесь и
периодически получать колотушки еще лет тридцать. Я усмехнулся и поехал
прочь, забыв о своих вопросах.
До Чикаго было довольно далеко. Я старался особенно ни о чем не
думать. Я ехал, шины шуршали, мотор выводил свою басовую арию. Дэн мертв,
а мне ничего не удалось узнать. Не то чтобы совсем уж ничего, но близко к
тому. Небольшие сомнения у Квинна все-таки были. Да необъяснимое
сопротивление Штенвица. Две эти детали, плюс совершенно не характерное для
Дэна поведение.
Я ехал прямо в Чикаго, делая лишь короткие остановки чтобы поесть и
вздремнуть. В Чикаго я остановился в дешевом отеле и захватил бутылку
бренди к себе в номер. Я собирался проспать весь день, а на следующее утро
пойти на работу. Чтобы заснуть, проехав перед этим семьсот миль без
длительных остановок, мне требовалось как следует выпить. Я сидел на краю
постели в одном нижнем белье и пил разбавленный бренди из стаканчика,
взятого в ванной. Пил и обдумывал все разговоры, которые я вел с членами
экипажа "Бэтси". Я не винил Дороти и родителей Дэна за то, что они
потеряли надежду. Я сам ее почти потерял. Казалось нет ни одной ниточки,
за которую можно ухватиться. Но все-таки что-то здесь было не так. Я пожал
плечами и плеснул себе еще бренди. В конце концов это не мое дело. Я начну
работать и забуду обо всем этом. Или, по крайней мере, постараюсь забыть.
Я вспомнил как однажды мы с Дэном сидели в засаде на уток. Как раз на
уток-то мы и не стали обращать никакого внимания, а выпили, чтобы
согреться, наверное половину всего бренди, что только существовало в мире.
Дэн был отличный парень. Вдруг я застыл в неподвижности, почти перестав
дышать. Потом тихонько прищелкнул пальцами.
Через десять минут меня соединили с Дороти. Она взяла трубку еще не
до конца проснувшись.
- Привет, Говард. Что случилось?
- Пока я просто размышляю, Дороти. Может быть, я кое-что нашел.
Постарайся вспомнить, часто ли напивался Дэн?
- Пару раз, а что? Похоже, ты сам немало выпил, Говард.
- Может быть, немного. Послушай, Дороти, как он себя ведет когда
напьется? Физически - как он реагирует?
- Он никогда не показывает, что он напился, я имею в виду никогда не
показывал. Почему ты говоришь о нем в настоящем, Говард? Это больно
слышать.
- В чем же все-таки это выражалось?
- У него просто отказывали ноги. Он сидел и казался трезвым, как
епископ, и единственное, чего он не мог сделать - встать на ноги, не
говоря уже о том, чтобы ходить. Пожалуйста, скажи мне почему ты хочешь
знать об этом?
- Так происходило каждый раз?
- Насколько мне известно - да. Почему ты не можешь забыть об этом,
Говард?
- Не сейчас, малышка. У меня есть одна идея и я собираюсь проверить
ее до конца. И пожалуйста, Дороти...
- Что такое?
- Пожелай мне успеха.
- Удачи тебе, Говард, - ее голос был тихим, а потом я услышал, что
она повесила трубку.
Я допил остатки бренди и улегся спать.
На получение паспорта у меня ушла неделя. Я зарезервировал билет на
"Сиам Экспресс", отплывающий из Лос-Анжелеса. Корабль отходил через шесть
дней в двадцативосьмидневное плавание до Рангуна [столица Бирмы]. Времени
оказалось достаточно, чтобы спокойно доехать до Лос-Анжелеса и продать мой
"Плимут" на пятьдесят долларов дороже, чем я сам платил за него.
Я набил полный саквояж одеждой, бутылками с бренди, сигаретами и
романами. Утром я пришел на причал и нашел свое место в каюте туристского
класса. Моим соседом по каюте оказался хитрый гражданин по имени Даквуд.
Он утверждал, что отправляется в Рангун, чтобы возглавить там рекламное
агентство одной из крупнейших киностудий. У него были светлые волосы,
складки под маленьким подбородком и отвратительный запах изо рта. Я решил
оставить его одного до конца поездки, купил шезлонг и приготовился
проскучать двадцать восемь дней на палубе.
Днем мы отплыли. У меня ушло три дня на то, чтобы привыкнуть есть,
спать, читать и делать зарядку по расписанию. Я не старался избегать
людей, но и сам на знакомства не напрашивался. Таким образом я большую
часть времени проводил в одиночестве. "Сиам Экспресс" оказался вполне
приличным кораблем, правда, имел небольшую тенденцию к качке в ветреную
погоду. Кормили недурно, и я с удовольствием съедал свою порцию. За моим
столом, кроме меня самого, обедали также Даквуд и две напыщенные школьные
учительницы из Канзаса, которые вынуждены были просидеть в Штатах пять
военных лет и теперь получили годичный отпуск. Они имели очень
привлекательную привычку - есть с открытым ртом. Я их обеих нежно любил,
впрочем имен их мне так и не удалось запомнить.
Через десять дней мне стало совсем скучно. Я старался спать как можно
больше.
Утром двадцать пятого дня я узнал, что корабль опоздает в Рангун,
поскольку возникла необходимость зайти в порт Тринкомали на северном
побережье Цейлона. Я зашел поговорить с начальником интендантской службы
по поводу прекращения моего путешествия. Он заупрямился и сказал, что это
невозможно.
Я вернулся в каюту и собрал свои вещи. В два часа дня мы медленно
подходили к огромной Британской военной базе в Тринкомали. Поросшие лесом
холмы круто спускались к голубой гавани. Вокруг портовых строений
извивалась дорога, и вдалеке по ней, в клубах пыли, ехал грузовик. Я взял
саквояж с собой на палубу и поставил его рядом с пассажирскими сходнями.
Матрос, который приготовился сбросить трап на причал, удивленно посмотрел
на меня. Я старательно игнорировал его. Мой расчет на суматоху, что
начинается, когда большое судно заходит в порт, полностью оправдался.
Как только трап оказался спущен, я проскользнул мимо матроса и стал
спускаться вниз. Люди на причале и на палубе бессмысленно уставились на
меня. Кто-то закричал:
- Остановите этого человека! - наверное, это был мой друг интендант.
Я пошел по причалу к берегу. За моей спиной раздались чьи-то
торопливые шаги. Я остановился и повернулся. Передо мной стояли интендант
и толстый матрос.
- А теперь, друзья, послушайте меня, - сказал я. - Цейлонская виза у
меня есть и, если хотя бы один из вас протянет ко мне свои обезьяньи лапы,
я вчиню вашей компании иск на сто тысяч, а вы останетесь без работы.
Я сошел на берег, а эти двое все еще продолжали орать друг на друга.
Я обернулся. Интендант махал рукой в мою сторону, а матрос - в сторону
корабля.
В Тринкомали не имелось американского представительства, и я
телеграфировал о своем прибытии на остров американскому консулу в Коломбо.
Англичане были очень любезны, когда производили досмотр моего багажа и
меняли часть моих долларов на цейлонскии рупии. Я поблагодарил их, они
поблагодарили меня, а я снова поблагодарил их. Короткие поклоны и крепкие
рукопожатия. Все очень приятно. Они улыбнулись и спросили, что я собираюсь
делать на острове. Я улыбнулся и сказал, что я турист, который собирается
написать книгу. Когда же они улыбаясь спросили о заглавии моей будущей
книги, я улыбаясь ответил: "Британские сферы влияния, или Железный кулак
над миром". Они перестали улыбаться и кланяться, и я благополучно отбыл по
своим делам.
На ночь я остался в Тринкомали. В сто рупий мне обошлось нанять
машину до Канду. Узкая, разбитая дорога изгибалась среди джунглей. В
асфальте полно было выбоин шириной в фут и дюймов по шесть глубиной. Я
трясся на кожаном заднем сиденье старого автомобиля и дважды прикусил себе
язык. Шофер не спускал босой коричневой ноги с педали газа и не обращал ни
малейшего внимания на состояние дороги. После особенно чувствительных
ударов он оборачивался ко мне и смущенно улыбался. На нем была
бледно-зеленая европейская рубашка и цветастый саронг [мужская и женская
одежда народов Юго-Восточной Азии: полоса ткани, обертываемая вокруг бедер
или груди и доходящая до щиколоток]. Дорога выровнялась лишь
непосредственно перед въездом в Канду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16