Джонстон смутился:
– Думаю, он плохо себя вел.
– А другие ребята тоже считают, что он плохо себя вел?
Джонстон усмехнулся:
– Сержант Хэкнер, мы в нашем заведении часто используем эвфемизмы, чтобы наша работа казалась менее… скажем, грубой, чем она есть на самом деле. Мы работаем в тюрьме. Здесь плохое поведение – понятие относительное. Я не спрашиваю ребят о том, как себя ведут их приятели. Во-первых, верить им нельзя, а во-вторых, выведать у них что-то – дело практически невозможное.
– Короче говоря, ваши сотрудники всегда правы?
– Можно и так сказать.
– Так вы поощряете безнаказанность, – возмутился Хэкнер. – Ваши люди могут делать все, что им вздумается, и, пока все шито-крыто, вы не вмешиваетесь.
Джонстон ударил кулаком по столу.
– Не надо читать мне нотаций, сержант. Разуйте глаза. Сама система прогнила насквозь. Мы делаем вид, что у этих ребят есть надежда на лучшее будущее, хотя на самом деле это не так. Дети здесь – животные, а мы – сторожа зоопарка. Так вот, считаю ли я, что те, кто здесь сидит, – лгуны? Да, потому что они лгут. Верю ли я своим людям? Да, потому что мне приходится это делать.
– У тех, кого помещают в ваш изолятор, всегда отбирают обувь? – спросил Хэкнер, сменив тему.
– Нет, я бы не сказал, что это обычная практика, – ответил Джонстон. – Но ничего необычного в этом нет.
– А с какой целью это делается?
Джонстон ответил быстро, словно ждал этого вопроса:
– Когда дети поступают сюда, они сдают нам все свои вещи. Мы выдаем им белье, одежду, туалетные принадлежности. Те, кто ведет себя примерно, могут заработать несколько очков на покупку собственного куска мыла или бутылки любимого шампуня. Эти вещи символизируют их статус. Когда они начинают плохо себя вести или их помещают в изолятор, воспитатели могут забрать у них что-нибудь важное.
Своим следующим вопросом Хэкнер выстрелил в него, как из пушки:
– У вас в журнале записано, что в первую же ночь в ИЦП Натан Бейли был изнасилован ручкой от швабры. Это что, входит в программу перевоспитания?
Во взгляде Джонстона загорелась злоба, граничащая с ненавистью:
– Можете думать обо мне что хотите, сержант, – прошипел он сквозь зубы, – но я никогда не попустительствовал насилию. Я просто мирюсь с реальностью. «Бог наградил меня разумом, чтобы я мог принять то, чего не могу изменить» – вот мой девиз, и он мне нравится.
– Ну да. Только мне больше нравится другой: «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой».
Глава 7
Натан развалился на диване и, щелкая пультом, переключал каналы. Новости ему надоели. Однако он не без удовольствия отметил, что один из каналов отыскал более удачную его фотографию – школьную, из альбома пятого класса.
Может, потому, что его хорошо воспитали, как любил говорить отец, а может, и просто от скуки он постирал простыни, на которых спал. Нехорошо было уезжать отсюда, не застелив кровать. Кроме того, он убрал за собой на кухне. Но при всем желании быть хорошим гостем (или взломщиком?) он не мог заставить себя сделать что-нибудь с одеждой из ИЦП, и она так и валялась на полу в ванной.
Пока Натан бездумно переключал каналы, его мысли вернулись к печальной ситуации, в которую он попал. Теперь он видел ее в другом свете. Ну ладно, он убил того парня, и это было плохо. Но ведь на самом-то деле все произошло случайно – он просто защищался. Убегать из ИЦП было глупо. Так зачем же он сбежал? Наверное, испугался, да к тому же не хотел упускать представившуюся возможность.
Что поражало Натана, так это то, как быстро рос список его преступлений. К нему уже добавилась кража со взломом, а через несколько часов в нем будет еще и угон машины. Натан прикинул, что, пока он доберется до Канады, ему придется еще раза два влезть в чужие дома и угнать пару машин. Если его поймают, у него будут большие неприятности. Значит, попадаться нельзя.
Уже давно Уоррен Майклс не видел Хэкнера таким возбужденным.
– Успокойся, Джед. Джонстон просто высказал тебе свою точку зрения.
– Точку зрения! Этот человек сам представляет опасность для детей, которых он должен защищать. Уоррен, ты что, не видишь…
– Джед, – прервал его Майклс. – Я все понял: Джонстон опасен для своих подопечных. Но сейчас у меня нет времени думать о положении в ИЦП. И, надо сказать, у тебя тоже. Что там с Рики Харрисом? Что про него говорил Джонстон?
– Он сказал, что Харрис был образцовым работником.
– Придется исходить из этого, Джед. Мы ищем убийцу. Хотелось бы мне тоже сомневаться в виновности мальчика, но очень уж убедительны обличающие его улики.
Джед так просто не сдавался:
– Говорю тебе, Уоррен, что-то мы упускаем из виду.
– Вот что я тебе скажу. Давай поделим все дело на две части. Первая: мы должны поймать мальчика и посадить его под замок. А когда он окажется у нас в руках, мы сможем заняться расследованием. Потрясем и Джонстона, и этого Рики Харриса тоже. Согласен?
– Идет. Но под Рики я покопаю отдельно.
– Ладно, договорились. Скажи теперь, что там с дядей? Полагаю, его дом под наблюдением?
– Конечно. Но ни дядя, ни мальчик там не появлялись.
– Может, они вместе удрали из города?
– Возможно, однако мало вероятно. Ведь все началось именно с того, что Натан сбежал от дяди, помнишь?
– А куда же еще он мог податься?
– Лучше спроси, куда не мог, – ответил Джед. Уоррену пришлось с ним согласиться. Кроме дяди, у Натана не было других родственников. И именно это, как ни печально, делало его поведение непредсказуемым. Перед ним были открыты все дороги.
Доктор Тэд Бейкер засунул рентгеновский снимок под прижим просмотрового экрана и нахмурился. По меркам отделения «скорой помощи» сломанные пальцы не считались чем-то неотложным, но этот случай был явно исключением. Рука на снимке была не просто сломана, она была изувечена. Боль, должно быть, адская, подумал Тэд.
Изобразив на лице самое приветливое выражение, доктор Тэд, как его называли коллеги, отодвинул занавеску и обратился к пациенту:
– Добрый день, мистер Бейли. Я доктор Бейкер. В вашей карте написано, что вы повредили руку. Можно посмотреть?
Марк Бейли несколько мгновений изучал лицо доктора, после чего осторожно протянул ему правую руку, придерживая ее левой.
– Болит ужасно, док.
– Еще бы, – согласился Тэд. – Я видел рентгеновский снимок. Как это вас угораздило?
– Менял тормоза на своей машине, – объяснил Марк. – Я очень спешил, делал все тяп-ляп, и домкрат соскочил. Вы, поди, с такими случаями каждый день сталкиваетесь.
Тэд только улыбнулся в ответ. Он понимал, что Марк Бейли повредил руку совсем при других обстоятельствах – пальцы ему кто-то сломал нарочно.
– Значит, рука попала прямо под колесо? – спросил он, осторожно поворачивая поврежденную кисть.
– Точно, – ответил Марк, напрягшись в ожидании боли. Тэд доброжелательно улыбнулся пациенту и аккуратно положил изувеченную руку ему на грудь.
– Расслабьтесь, – посоветовал он. – Меньше всего я хочу причинить вам боль.
– Спасибо, док. Хорошо, хоть вы, для разнообразия, не сделали мне больно.
Интересно, подумал Тэд.
– Правда? Что вы имеете в виду?
– Что я имею в виду?
– Вы сказали – хорошо, что я, для разнообразия, не хочу причинить вам боль.
– Я так сказал? – удивился Марк.
– Хм. Кто-то сделал вам больно?
Марк рассмеялся:
– Только я сам, док.
– Почему же сломаны только два пальца, а не все?
Марк заметил неувязку в своей истории. Проклятье! Док что-то подозревает.
– Не знаю, – ответил Марк. – Видать, повезло.
Тэд Бейкер посмотрел в глаза пациенту, пытаясь понять, врет тот или нет.
– Если бы не ваш рассказ, я мог бы поклясться, что руку вам изуродовали нарочно. Вы уверены, что она действительно попала под домкрат?
– Под домкрат? Нет. На нее рухнула вся машина. Вы думаете, я вам вру, так что ли?
Тэд долго смотрел на него и наконец сказал:
– Человек в здравом уме не станет лгать врачу.
В конце концов, это твоя рука и твоя жизнь, подумал Тэд. Я свое дело сделал. Он щелкнул ручкой и убрал ее в нагрудный карман халата.
– Отдохните немного, мистер Бейли. Я скоро вернусь.
Было уже почти десять, темнело. Натан закончил писать записку Николсонам – он прочел фамилию хозяев на каком-то конверте – и пошел в гараж. Днем он уже отрегулировал сиденье в БМВ и потратил почти час на то, чтобы запомнить расположение рычагов и кнопок. Теперь Натан все делал быстро. Устроившись поудобнее, он пристегнул ремень и завел двигатель. Потом дотянулся до кнопки на солнцезащитном козырьке – она открывала дверь гаража.
Дверь начала с грохотом подниматься. Натан был уверен, что все соседи в радиусе двух кварталов звонят в полицию и сообщают об угоне машины Николсонов. Когда дверь полностью открылась, он включил заднюю передачу и стал выруливать по длинному, крутому скату.
На полпути он остановился, чтобы опустить дверь гаража. Затем, когда задние колеса съехали с тротуара, он круто вывернул руль, переключил рычаг на автомат и плавно нажал на газ. Машина рванулась вперед. Еще с тех пор, как он уехал на машине дяди Марка, Натан знал: рулить – не самое сложное. Труднее всего заставить машину ехать плавно. Тогда у него это получалось, и он был уверен, что получится и на этот раз.
Минут через десять он оказался на бульваре Кэннонбол. Натан помнил, что недалеко от дома дяди Марка бульвар пересекается с проспектом Принца Уильяма. Оттуда можно доехать до шоссе 66, с него свернуть на шоссе 81, а по нему направиться прямо на север, в Канаду.
БМВ вел себя послушно. Через пятнадцать минут Натан начал узнавать места. Примерно через два километра, вспомнил он, будет перекресток с «Макдоналдсом» и «Севен-илевен», от которого отходит дорога, ведущая прямо к дому дяди Марка.
Натан находился так близко к этому месту, что, казалось, сам воздух здесь пробуждает в его памяти картины, которые он надеялся навсегда забыть.
Ближе к перекрестку все машины стали ехать заметно медленнее и в конце концов остановились. Где-то впереди ночь прорезали яркие вспышки полицейских мигалок. Натану захотелось развернуться и поехать обратно, но такой маневр тотчас вызвал бы подозрение. Наверное, на перекрестке авария. Он легко проедет незамеченным.
Через четыреста метров подтвердились его худшие подозрения: на перекрестке не было никакой аварии – дорога там была перегорожена. Полицейские останавливали каждую четвертую-пятую машину, освещали салон фонариками и разговаривали с водителем.
«Господи! – вслух взмолился Натан, – не дай им остановить меня».
Натан перестроился в левый ряд. Не поворачивая головы, он скосил глаза на водителя в машине справа. Его можно было легко разглядеть даже в темноте: усатый блондин лет двадцати трех. Если я вижу его, они легко смогут рассмотреть меня, подумал Натан. Его сердце забилось сильнее, и он до немоты в пальцах сжал руль.
«Держи себя в руках», – сказал он себе, наверное, в сотый раз за день.
От полицейского заграждения его отделяли двадцать три машины и два мотоцикла. Шесть машин полиция пропустила, не проверяя. Осталось семнадцать. Руки Натана вспотели, коленки дрожали.
«Пожалуйста, Боже, ну пожалуйста, – молча молился Натан. – Пожалуйста, дай мне проехать. Пожалуйста, не дай им остановить меня».
На этот раз полицейские пропустили всего три машины и тщательно осмотрели четвертую. После этого беспрепятственно проехали пять машин. Работа полицейских казалась бессистемной: машины они останавливали наугад.
Перед Натаном теперь было восемь машин, три из них полицейские пропустили без досмотра. Потом они не остановили только две.
Моя машина третья, подумал Натан. А полицейские только что остановили ту, что ехала третьей!
К его ужасу, полицейские остановили следующую машину, никого на этот раз не пропустив. В отчаянии Натан пытался придумать, что делать, если его обнаружат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19