Возле них стоят поодиночке доктор Лейхтман, Фрэнк и Клэр.
– Так, – говорит Конни. – Я убийца. Фрэнк, ты Воглер.
Она бросает ему маркер, Фрэнк снимает с него колпачок и пишет на своей доске «Воглер», а психиатр на своей «Убийца».
– А мне что делать? – спрашивает Клэр.
– Пока ничего. Но если мы оба пишем одно и то же слово – то есть если появляется совпадение, – то и ты пишешь его на своей доске.
– Прежде всего, – замечает Фрэнк, – он умен.
И пишет: «Высокий коэффициент умственного развития».
– У меня то же самое, – негромко произносит доктор Лейхтман. – Клэр, вот тебе первое совпадение.
– Он нелюдим.
Доктор Лейхтман кивает:
– Здесь мы имеем слабые гетеросоциальные способности.
– Его предыдущие связи оканчивались скверно. И супружеская жизнь шла к какому-то кризису.
– Целая история неудачных связей. Это тоже типично для убийцы на сексуальной почве. – Ручка доктора Лейхтман скрипит по белой доске. – Моя очередь, Мы знаем, что этот убийца очень разборчив – можно сказать, стремящийся к совершенству.
– А Воглер был описан как необузданный.
– Если он следует тем же шаблонам, что и другие убийцы на сексуальной почве, то у него очень богатый мир фантазий, которые поддерживают его в промежутках между убийствами.
Фрэнк выдерживает краткую паузу.
– Воглер тоже своего рода фантазер. Поэзия и все такое прочее.
– Так. Клэр, запиши «фантазия».
– Итак, что мы имеем? – спрашивает психиатр.
Клэр указывает на свою доску:
– Это все совпадения.
– Значит, – доктор Лейхтман подходит к ней, берет у нее маркер и пишет на доске слово «Клэр», – чтобы прельстить его, тебе нужно взывать ко всем этим его свойствам. – Говоря, она пишет на ее доске. – Ты должна быть наивной, жадной до новых впечатлений, однако взывать к его скрытности. Умной, однако не до такой степени, чтобы угрожать его желанию властвовать над тобой. Фантазеркой, способной проникнуть в его личный мир и жить в нем. Интересоваться эротикой и темной стороной своей сексуальности. Превосходной жертвой, чтобы взывать к его желанию полной власти. Понимаешь? Эти и только эти черты мы можем обнаружить на основании того, что нам известно об убийце. Все остальное нужно выяснить.
– Значит, вам нужно, чтобы я создавала правдоподобный образ с этими чертами характера?
– Именно.
– Не проблема. Это похоже на создание образа по сценарию, так ведь? Только здесь образ появляется раньше сценария. Как мне подходить к нему?
Доктор Лейхтман надевает колпачок на маркер.
– Предоставь это нам.
Глава четырнадцатая
Уважаемый мистер Воглер!
Думаю, вы помните, что дали мне прочесть книгу «Les Fleurs du Mal». Мы встретились в ресторане «Флэрти» около полугода назад, и хотя наш разговор был недолгим, я часто его вспоминала. Извините, что не вернула книгу раньше, но я читала эти стихи с восторгом и не отсылала вам ее, пока не прочла все.
Я должна откровенно признаться, что не связалась с вами еще по одной причине. В газетах я прочла, что ваша жена скончалась, и не знала, что сказать по этому поводу. Надеюсь, теперь, по прошествии некоторого времени, боль вашей утраты притупилась. Поверьте, я знаю, что такое терять близкого человека.
Возможно, из-за своих переживаний я нахожу у Бодлера так много созвучного. Особенно нравятся мне его самые темные, неясные стихи. У меня тоже есть «жажда небытия», и кажется, я узнаю в его стихах нечто от своей чувственности.
Я пыталась перевести несколько стихотворений, хотя вы наверняка посмеялись бы над тем, что у меня получилось. Его слова в переводе, кажется, теряют весьма значительную часть эротической окраски.
Мне было бы очень интересно узнать, что вы думаете, и я прилагаю свой адрес электронной почты в надежде, что мы сможем продолжить наш разговор.
Клэр Роденберг.
– Он не ответит, – говорит Фрэнк.
– Ответит, если убийца он, – спокойно возражает доктор Лейхтман. – Тогда его привлечет ее ранимость, как акулу кровь.
Еще один урок – на сей раз под открытым небом, доктор Лейхтман глотает никотин из очередной сигареты.
– Мой первый план атаки – заставить Воглера раскрыться через свои фантазии. Если он убийца, то у него весьма изощренная и богатая жизнь в воображении. Убийство вызывает фантазии, а они в свою очередь вызывают желание убивать снова. В соответствующих обстоятельствах и при соответствующей наперснице, думаю, его можно будет склонить к раскрытию того, о чем он фантазирует.
– Зачем это ему? – удивляется Клэр. – Мы ведь пришли к выводу, что этот человек умен.
– Да, но Воглер одинок. Он сознает, что переступил черту, отделяющую его от других людей. И ухватится за возможность установить контакт с тем, кто как будто разделяет его пристрастия. – Конни взмахивает сигаретой, как дирижерской палочкой. – По мере того, как он станет раскрываться, его фантазии будут все больше напоминать подробности убийства – что неудивительно, поскольку фантазия поддерживает его. Он испытывает огромное наслаждение от переживания заново каждого мига. И все-таки думаю, что этот человек быстро попытается перевести отношения с наперсницей из словесных в реальные. Будет выдумывать любые предлоги, чтобы перейти к физической близости.
Клэр поворачивается к доктору Лейхтман:
– Физической близости? То есть захочет спать со мной?
– Не беспокойся. Мы получим нужные сведения задолго до того, как до этого дойдет.
– Но мне придется… соблазнять его?
Доктор Лейхтман смотрит на Клэр, потом наклоняется и целует ее в губы. Та не реагирует.
– Хорошо, – произносит доктор Лейхтман. – Очень хорошо.
Клэр завела новых знакомых. Керри, Виктора, Сопляка, Бетховена и Маркиза.
»В пытках изощренность – это все. Нет никакого удовлетворения в связывании подвластных, будто бычков на кастрации, и битье их ногами в живот. Для элиты половина удовольствия заключается в том, чтобы выбрать позу или занятие, при которых малейшее движение или перемена в положении узла вызовут острую боль.
Это Бетховен. Керри добавляет:
»Совершенно верно. Одной из моих самых любимых игрушек была простая деревянная планка, поставленная на ребро и приподнятая дюйма на два выше того положения, при котором удобно стоять с ней между ног. Моему низу приходилось подниматься на самые кончики пальцев, чтобы возвышаться над планкой. Наблюдать, как она постепенно уставала сохранять это положение и опускалась на причиняющее боль ребро, было несравненным удовольствием.
Клэр отстукивает:
»Низу? Прости, не понимаю.
Виктор объясняет:
»Клэр, говоря о низе, Керри имеет в виду свою часть тела. Она ведет речь о своей подвластной.
»А, прошу прощения.
Клэр понимает, что это такой же закрытый и пристрастный к жаргону мир, как армия. От одних лишь акронимов у нее голова идет кругом. СП, БДСМ, СБТ, ТМСМ. Она набралась смелости поинтересоваться их смыслом, однако открытие, что ТМСМ означает «Твой маршрут способен меняться», ничего не прояснило.
А разговоры о ломании шей, колесовании, места верхов и игры в пони ее путают.
Керри говорит:
»Клэр. Верхи и низы подходят друг к другу как два кусочка картинки-загадки. Для нас это такое же естественное и приятное отношение, как соитие мужчины и женщины в ванильном мире.
»В ванильном мире? А, понимаю. Один вкус устраивает всех.
»Именно.
Керри добавляет:
»Клэр, твоя наивность очаровательна. Может, войдешь в боковое окно и опробуешь кое-что из моих киберигрушек? Компьютерный секс не совсем то, что настоящий, но может быть столь же страстным.
Виктор советует:
»Оставь ее, Керри. Клэр с нами сегодня вечером просто в роли любознательного наблюдателя.
Виктор ей нравится. Он мало участвует в разговоре, предпочитает быть пассивным созерцателем, кажется, взялся быть ее гидом в этом странном новом мире и успешно добивается того, чтобы она не испытывала потрясения.
»То есть примерь, потом покупай.
Язвит Керри. Клэр отстукивает в ответ:
»Скорее, посмотри, потом прыгай.
«Собственно говоря, мне этот мир не в новинку. Один мой знакомый пребывал в нем, но тогда я была совсем желторотой, и в то время это казалось чем-то вроде нездорового пристрастия.
»Вот как? Войдя в него, оказываешься под всесторонним контролем. Мы просто делаем явным то, чего не замечают другие. Знаешь: «В любви всегда один целует, другой подставляет щеку».
Это Маркиз. Поддавшись порыву, Клэр отстукивает:
»Лично я предпочитаю Бодлера. «Столько помню я, словно мне тысяча лет…»
Керри восклицает:
»О Господи, и ты тоже!
»Я тоже?
»Виктор постоянно цитирует Бодлера. Давай, Виктор, блесни.
Но Виктор, остающийся пассивным созерцателем, не отвечает.
В другой комнате Конни Лейхтман и Фрэнк Дербан сидят у компьютера, глядя, как по экрану пробегают строки текста.
– Она молодчина, – произносит наконец Конни. – Установила мотивировку и подоплеку, у нее есть не выраженная прямо просьба о наставнике, если дела пойдут слишком быстро.
– Я говорил тебе, что она способна импровизировать не только бессмыслицу.
– Если она все еще импровизирует, – говорит Конни.
Клэр выключает компьютер уже за полночь. Глаза у нее болят, запястья ноют от работы на клавиатуре.
Когда она проходит мимо кабинета доктора Лейхтман, психиатр окликает ее. Конни сидит за столом, загроможденным бумагами. От сигареты на пепельнице густая струйка дыма поднимается в конус света настольной лампы.
– Заработалась ты, Клэр.
– Я совсем забыла о времени.
– Знаешь, мы сверхурочные не платим. – Конни протягивает ей конверт. – Но работу оплачиваем. Здесь твое двухнедельное жалованье, авансом.
– Это чек? Но у меня нет банковского счета.
– Не волнуйся, знаем. Тут две тысячи наличными.
Доктор Лейхтман ждет, пока шаги Клэр не затихнут в конце коридора, потом вновь открывает досье, над которым работает.
Оно озаглавлено: «Клэр Роденберг. Психологический портрет».
Когда Клэр появляется в квартире, Бесси еще не вернулась со спектакля. Она смотрит на часы: начало второго. Ее соседка, видимо, все еще избавляется от адреналина в каком-нибудь баре.
Клэр достает из конверта тысячу долларов и раскладывает на подушке Бесси. От купюр все еще пахнет дымом сигарет доктора Лейхтман. На последней Клэр пишет губной помадой, взятой с туалетного столика Бесси: «Квартплата!»
Кладя помаду обратно, она видит среди флаконов смятую визитную карточку. Один уголок карточки оторван, видимо, для приготовления косяка. Берет ее и разглаживает.
Алан Голд
«Голд ассошиэйтс»
Юристы музыкальной индустрии
Адрес в Атланте.
«Алан, вы очень быстро это поняли».
«Я как-никак адвокат. Понимать, когда свидетель говорит неправду, – моя работа».
Вздохнув, Клэр достает из конверта еще пятьсот долларов. Потом переписывает с карточки адрес на лицевую часть конверта и запечатывает его.
На задней стороне пишет: «Надеюсь, с женой у вас все хорошо».
В семи милях от дома Клэр, на другой стороне Ист-Ривер, детектив Дербан ждет.
– Давай, – торопит он.
Майк Позитано открывает карты.
– Дама пик, пятерка треф, десятка треф, – произносит он, раскладывая их.
Фрэнк морщится. Сидящий по другую сторону стола Эдди Лоуэлл, худощавый человек сорока с лишним лет с седеющими волосами там, где они не вытерты лейтенантской фуражкой, громко смеется.
– Плохо дело, Фрэнк?
– Тьфу ты черт! – восклицает Дурбин. – Придется пасовать.
– Повышаю ставку на пять долларов, – говорит Уикс.
– Объявляется проход, – бормочет Эдди.
– Разве я объявлял? – спрашивает Уикс.
– По сути дела.
Пять долларов были взносом.
– Пятнадцать, – говорит уязвленный Уикс.
Эдди ловит взгляд Фрэнка. Лица обоих ничего не выражают, но этого взгляда достаточно, дабы понять, что у них одна и та же мысль.
– Повышаю на пятьдесят, – объявляет Фрэнк.
Через две минуты, когда появляется последняя трефовая карта Фрэнка, Уикс изумленно смотрит, как его деньги исчезают в нагрудном кармане Дербана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Так, – говорит Конни. – Я убийца. Фрэнк, ты Воглер.
Она бросает ему маркер, Фрэнк снимает с него колпачок и пишет на своей доске «Воглер», а психиатр на своей «Убийца».
– А мне что делать? – спрашивает Клэр.
– Пока ничего. Но если мы оба пишем одно и то же слово – то есть если появляется совпадение, – то и ты пишешь его на своей доске.
– Прежде всего, – замечает Фрэнк, – он умен.
И пишет: «Высокий коэффициент умственного развития».
– У меня то же самое, – негромко произносит доктор Лейхтман. – Клэр, вот тебе первое совпадение.
– Он нелюдим.
Доктор Лейхтман кивает:
– Здесь мы имеем слабые гетеросоциальные способности.
– Его предыдущие связи оканчивались скверно. И супружеская жизнь шла к какому-то кризису.
– Целая история неудачных связей. Это тоже типично для убийцы на сексуальной почве. – Ручка доктора Лейхтман скрипит по белой доске. – Моя очередь, Мы знаем, что этот убийца очень разборчив – можно сказать, стремящийся к совершенству.
– А Воглер был описан как необузданный.
– Если он следует тем же шаблонам, что и другие убийцы на сексуальной почве, то у него очень богатый мир фантазий, которые поддерживают его в промежутках между убийствами.
Фрэнк выдерживает краткую паузу.
– Воглер тоже своего рода фантазер. Поэзия и все такое прочее.
– Так. Клэр, запиши «фантазия».
– Итак, что мы имеем? – спрашивает психиатр.
Клэр указывает на свою доску:
– Это все совпадения.
– Значит, – доктор Лейхтман подходит к ней, берет у нее маркер и пишет на доске слово «Клэр», – чтобы прельстить его, тебе нужно взывать ко всем этим его свойствам. – Говоря, она пишет на ее доске. – Ты должна быть наивной, жадной до новых впечатлений, однако взывать к его скрытности. Умной, однако не до такой степени, чтобы угрожать его желанию властвовать над тобой. Фантазеркой, способной проникнуть в его личный мир и жить в нем. Интересоваться эротикой и темной стороной своей сексуальности. Превосходной жертвой, чтобы взывать к его желанию полной власти. Понимаешь? Эти и только эти черты мы можем обнаружить на основании того, что нам известно об убийце. Все остальное нужно выяснить.
– Значит, вам нужно, чтобы я создавала правдоподобный образ с этими чертами характера?
– Именно.
– Не проблема. Это похоже на создание образа по сценарию, так ведь? Только здесь образ появляется раньше сценария. Как мне подходить к нему?
Доктор Лейхтман надевает колпачок на маркер.
– Предоставь это нам.
Глава четырнадцатая
Уважаемый мистер Воглер!
Думаю, вы помните, что дали мне прочесть книгу «Les Fleurs du Mal». Мы встретились в ресторане «Флэрти» около полугода назад, и хотя наш разговор был недолгим, я часто его вспоминала. Извините, что не вернула книгу раньше, но я читала эти стихи с восторгом и не отсылала вам ее, пока не прочла все.
Я должна откровенно признаться, что не связалась с вами еще по одной причине. В газетах я прочла, что ваша жена скончалась, и не знала, что сказать по этому поводу. Надеюсь, теперь, по прошествии некоторого времени, боль вашей утраты притупилась. Поверьте, я знаю, что такое терять близкого человека.
Возможно, из-за своих переживаний я нахожу у Бодлера так много созвучного. Особенно нравятся мне его самые темные, неясные стихи. У меня тоже есть «жажда небытия», и кажется, я узнаю в его стихах нечто от своей чувственности.
Я пыталась перевести несколько стихотворений, хотя вы наверняка посмеялись бы над тем, что у меня получилось. Его слова в переводе, кажется, теряют весьма значительную часть эротической окраски.
Мне было бы очень интересно узнать, что вы думаете, и я прилагаю свой адрес электронной почты в надежде, что мы сможем продолжить наш разговор.
Клэр Роденберг.
– Он не ответит, – говорит Фрэнк.
– Ответит, если убийца он, – спокойно возражает доктор Лейхтман. – Тогда его привлечет ее ранимость, как акулу кровь.
Еще один урок – на сей раз под открытым небом, доктор Лейхтман глотает никотин из очередной сигареты.
– Мой первый план атаки – заставить Воглера раскрыться через свои фантазии. Если он убийца, то у него весьма изощренная и богатая жизнь в воображении. Убийство вызывает фантазии, а они в свою очередь вызывают желание убивать снова. В соответствующих обстоятельствах и при соответствующей наперснице, думаю, его можно будет склонить к раскрытию того, о чем он фантазирует.
– Зачем это ему? – удивляется Клэр. – Мы ведь пришли к выводу, что этот человек умен.
– Да, но Воглер одинок. Он сознает, что переступил черту, отделяющую его от других людей. И ухватится за возможность установить контакт с тем, кто как будто разделяет его пристрастия. – Конни взмахивает сигаретой, как дирижерской палочкой. – По мере того, как он станет раскрываться, его фантазии будут все больше напоминать подробности убийства – что неудивительно, поскольку фантазия поддерживает его. Он испытывает огромное наслаждение от переживания заново каждого мига. И все-таки думаю, что этот человек быстро попытается перевести отношения с наперсницей из словесных в реальные. Будет выдумывать любые предлоги, чтобы перейти к физической близости.
Клэр поворачивается к доктору Лейхтман:
– Физической близости? То есть захочет спать со мной?
– Не беспокойся. Мы получим нужные сведения задолго до того, как до этого дойдет.
– Но мне придется… соблазнять его?
Доктор Лейхтман смотрит на Клэр, потом наклоняется и целует ее в губы. Та не реагирует.
– Хорошо, – произносит доктор Лейхтман. – Очень хорошо.
Клэр завела новых знакомых. Керри, Виктора, Сопляка, Бетховена и Маркиза.
»В пытках изощренность – это все. Нет никакого удовлетворения в связывании подвластных, будто бычков на кастрации, и битье их ногами в живот. Для элиты половина удовольствия заключается в том, чтобы выбрать позу или занятие, при которых малейшее движение или перемена в положении узла вызовут острую боль.
Это Бетховен. Керри добавляет:
»Совершенно верно. Одной из моих самых любимых игрушек была простая деревянная планка, поставленная на ребро и приподнятая дюйма на два выше того положения, при котором удобно стоять с ней между ног. Моему низу приходилось подниматься на самые кончики пальцев, чтобы возвышаться над планкой. Наблюдать, как она постепенно уставала сохранять это положение и опускалась на причиняющее боль ребро, было несравненным удовольствием.
Клэр отстукивает:
»Низу? Прости, не понимаю.
Виктор объясняет:
»Клэр, говоря о низе, Керри имеет в виду свою часть тела. Она ведет речь о своей подвластной.
»А, прошу прощения.
Клэр понимает, что это такой же закрытый и пристрастный к жаргону мир, как армия. От одних лишь акронимов у нее голова идет кругом. СП, БДСМ, СБТ, ТМСМ. Она набралась смелости поинтересоваться их смыслом, однако открытие, что ТМСМ означает «Твой маршрут способен меняться», ничего не прояснило.
А разговоры о ломании шей, колесовании, места верхов и игры в пони ее путают.
Керри говорит:
»Клэр. Верхи и низы подходят друг к другу как два кусочка картинки-загадки. Для нас это такое же естественное и приятное отношение, как соитие мужчины и женщины в ванильном мире.
»В ванильном мире? А, понимаю. Один вкус устраивает всех.
»Именно.
Керри добавляет:
»Клэр, твоя наивность очаровательна. Может, войдешь в боковое окно и опробуешь кое-что из моих киберигрушек? Компьютерный секс не совсем то, что настоящий, но может быть столь же страстным.
Виктор советует:
»Оставь ее, Керри. Клэр с нами сегодня вечером просто в роли любознательного наблюдателя.
Виктор ей нравится. Он мало участвует в разговоре, предпочитает быть пассивным созерцателем, кажется, взялся быть ее гидом в этом странном новом мире и успешно добивается того, чтобы она не испытывала потрясения.
»То есть примерь, потом покупай.
Язвит Керри. Клэр отстукивает в ответ:
»Скорее, посмотри, потом прыгай.
«Собственно говоря, мне этот мир не в новинку. Один мой знакомый пребывал в нем, но тогда я была совсем желторотой, и в то время это казалось чем-то вроде нездорового пристрастия.
»Вот как? Войдя в него, оказываешься под всесторонним контролем. Мы просто делаем явным то, чего не замечают другие. Знаешь: «В любви всегда один целует, другой подставляет щеку».
Это Маркиз. Поддавшись порыву, Клэр отстукивает:
»Лично я предпочитаю Бодлера. «Столько помню я, словно мне тысяча лет…»
Керри восклицает:
»О Господи, и ты тоже!
»Я тоже?
»Виктор постоянно цитирует Бодлера. Давай, Виктор, блесни.
Но Виктор, остающийся пассивным созерцателем, не отвечает.
В другой комнате Конни Лейхтман и Фрэнк Дербан сидят у компьютера, глядя, как по экрану пробегают строки текста.
– Она молодчина, – произносит наконец Конни. – Установила мотивировку и подоплеку, у нее есть не выраженная прямо просьба о наставнике, если дела пойдут слишком быстро.
– Я говорил тебе, что она способна импровизировать не только бессмыслицу.
– Если она все еще импровизирует, – говорит Конни.
Клэр выключает компьютер уже за полночь. Глаза у нее болят, запястья ноют от работы на клавиатуре.
Когда она проходит мимо кабинета доктора Лейхтман, психиатр окликает ее. Конни сидит за столом, загроможденным бумагами. От сигареты на пепельнице густая струйка дыма поднимается в конус света настольной лампы.
– Заработалась ты, Клэр.
– Я совсем забыла о времени.
– Знаешь, мы сверхурочные не платим. – Конни протягивает ей конверт. – Но работу оплачиваем. Здесь твое двухнедельное жалованье, авансом.
– Это чек? Но у меня нет банковского счета.
– Не волнуйся, знаем. Тут две тысячи наличными.
Доктор Лейхтман ждет, пока шаги Клэр не затихнут в конце коридора, потом вновь открывает досье, над которым работает.
Оно озаглавлено: «Клэр Роденберг. Психологический портрет».
Когда Клэр появляется в квартире, Бесси еще не вернулась со спектакля. Она смотрит на часы: начало второго. Ее соседка, видимо, все еще избавляется от адреналина в каком-нибудь баре.
Клэр достает из конверта тысячу долларов и раскладывает на подушке Бесси. От купюр все еще пахнет дымом сигарет доктора Лейхтман. На последней Клэр пишет губной помадой, взятой с туалетного столика Бесси: «Квартплата!»
Кладя помаду обратно, она видит среди флаконов смятую визитную карточку. Один уголок карточки оторван, видимо, для приготовления косяка. Берет ее и разглаживает.
Алан Голд
«Голд ассошиэйтс»
Юристы музыкальной индустрии
Адрес в Атланте.
«Алан, вы очень быстро это поняли».
«Я как-никак адвокат. Понимать, когда свидетель говорит неправду, – моя работа».
Вздохнув, Клэр достает из конверта еще пятьсот долларов. Потом переписывает с карточки адрес на лицевую часть конверта и запечатывает его.
На задней стороне пишет: «Надеюсь, с женой у вас все хорошо».
В семи милях от дома Клэр, на другой стороне Ист-Ривер, детектив Дербан ждет.
– Давай, – торопит он.
Майк Позитано открывает карты.
– Дама пик, пятерка треф, десятка треф, – произносит он, раскладывая их.
Фрэнк морщится. Сидящий по другую сторону стола Эдди Лоуэлл, худощавый человек сорока с лишним лет с седеющими волосами там, где они не вытерты лейтенантской фуражкой, громко смеется.
– Плохо дело, Фрэнк?
– Тьфу ты черт! – восклицает Дурбин. – Придется пасовать.
– Повышаю ставку на пять долларов, – говорит Уикс.
– Объявляется проход, – бормочет Эдди.
– Разве я объявлял? – спрашивает Уикс.
– По сути дела.
Пять долларов были взносом.
– Пятнадцать, – говорит уязвленный Уикс.
Эдди ловит взгляд Фрэнка. Лица обоих ничего не выражают, но этого взгляда достаточно, дабы понять, что у них одна и та же мысль.
– Повышаю на пятьдесят, – объявляет Фрэнк.
Через две минуты, когда появляется последняя трефовая карта Фрэнка, Уикс изумленно смотрит, как его деньги исчезают в нагрудном кармане Дербана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38