Иногда в его присутствии Харолд чувствует себя не то чтобы глупым, но немного отсталым.
И все-таки… эту ошибку легко допустить, но и исправить легко. Всякий раз, когда Гленн нажимал на ее грудь, она издавала такой звук, словно из мехов аккордеона выдавливали воздух. Как он мог не замечать?
Правда, молодой человек закончил работу поздно, видимо, смертельно устал. Должно быть, собирался вставить пробку напоследок, а потом совсем забыл.
Харолд выбрасывает из памяти этот незначительный случай.
Глава тридцать вторая
– Я не верю, что это совершил он, – произносит Клэр.
Фрэнк вздыхает:
– К сожалению, твои суждения не являются доказательством.
– Сведения о торговле изображениями в Некрополе…
– Представляют собой слухи, а не свидетельские показания. Ты это знаешь.
Они в квартире, готовят Клэр к очередному свиданию с Воглером. Он назначил встречу в ресторане, поэтому ее снабжают набором устройств в добавление к ожерелью: передатчиком, незаметно приколотым к подрубочному шву юбки, и крохотной видеокамерой в сумочке.
Фрэнку приходится говорить, держа во рту булавки, он стоит на коленях и закрепляет микрофон. На миг он напоминает Клэр отца, подгоняющего школьное платье ребенка. Она встряхивает головой и отгоняет смутное воспоминание.
– Я хочу спросить его о той предыдущей подружке, которую вы отыскали, – упрямо заявляет она. – Услышать его версию этой истории.
– Не стоит, – предостерегает Фрэнк. – Если мы его арестуем, ему не нужно знать, что нам это известно. А потом, как объяснишь ему, откуда ты знаешь?
Наблюдающая с другой стороны комнаты Конни говорит:
– Это зашло слишком далеко.
– О чем ты? – спрашивает Дербан.
– Фрэнк, я приняла решение. Мы немедленно прекращаем эту операцию. Нужно было сделать это две недели назад.
Фрэнк вынимает изо рта булавку.
– Это не ваша операция, доктор Лейхтман. Строго говоря, у вас нет полномочий прекращать ее.
– А какие у тебя полномочия ее продолжать?
Фрэнк не отвечает.
– Посмотрите на себя, – язвительно произносит Конни. – Ну и парочка. Один готов поклясться, что Кристиан виновен, другая, что нет. Клэр, обращаюсь к тебе, поскольку детектива Дербана вразумить не могу. Снимай эти приспособления и пошли отсюда.
Клэр колеблется в нерешительности.
– Идем, – говорит Конни, подходит к двери, открывает ее и держит в ожидании распахнутой.
Через несколько секунд Клэр качает головой. Психиатр пожимает плечами и резко захлопывает за собой дверь.
Фрэнк, все еще возящийся с булавками, бормочет, не поднимая головы:
– Она вернется. Знаешь, ей тоже нелегко.
Клэр ощущает на бедре острую боль. Одна из булавок впилась ей в кожу. Выступает крохотная ягодка крови.
– Извини, – шепчет Фрэнк, стирая ее большим пальцем.
Клэр приходит в ресторан пораньше, чтобы полицейские успели проверить работу передатчика. Она сидит, бормоча, будто нищенка, читает монолог, который давно уже выучила наизусть.
Принесшая ей коктейль официантка неуверенно улыбается.
Кристиан появляется ровно в семь, плечи его пиджака влажны от дождя.
– Это тебе, – говорит он, садясь, и протягивает Клэр сверток.
В нем коробка чуть больше футляра для компакт-дисков и примерно вдвое толще. Внутри ожерелье, вернее, колье, полумесяц из тонкого серебра. В центре его какой-то узор.
– Это мой фамильный герб, – объясняет Кристиан. – Смотри.
Он показывает перстень-печатку, который носит на мизинце. На печатке выгравирован тот же узор.
– Господи! – восклицает Клэр. – Ты не можешь дарить мне его. Это, должно быть, семейная реликвия.
– Конечно. Потому-то и хочу, чтобы ты носила его.
Она достает из коробки изящный полумесяц.
– Красивый.
– Ты согласна расстаться с ожерельем, которое постоянно носишь? – с беспокойством спрашивает Кристиан.
– С этим? – уточняет Клэр, касаясь уродливого украшения из фальшивого золота. – Я согласна никогда больше не видеть его.
Кристиан расстегивает массивную цепочку, полученную Клэр от Фрэнка, и кладет в карман. Нежно касается пальцами ее голой шеи, потом надевает на нее колье. Приходится немного раздвинуть его, как стетоскоп, чтобы выемка была достаточно большой. Клэр ощущает непривычный металл, словно ошейник, и притрагивается к нему.
– Но эта вещь очень драгоценная, – возражает она. – Ты не можешь отдавать ее на сторону.
– Я не отдаю на сторону. Я дарю ее тебе.
– Ты понимаешь, о чем я. Давай просто поношу колье некоторое время.
– Нет, – твердо заявляет Кристиан. – Ты либо принимаешь подарок, либо нет.
По голосу Воглера Клэр понимает, что, приняв его, примет не только кусочек металла.
– На будущей неделе я должен ехать в Европу, – сообщает Кристиан.
– Да? – Клэр не ожидала этого. – И долго тебя не будет?
– Недели две, может, и дольше.
– Какая-нибудь конференция?
– Лекции. Не все ли равно?
– Я бы хотела поехать с тобой.
Он улыбается:
– Не глупи. Иммиграционный контроль не пустит тебя обратно.
– А, конечно.
– Так что увидимся, когда вернусь.
– Кристиан?
– Да?
– Раньше, когда уезжал, ты изменял Стелле?
– Ни разу. – Он поправляет полумесяц. – Я говорил тебе. Я не завожу случайных связей.
Клэр торопливо продолжает:
– Полицейские думали, что вы с ней… что, возможно, ее убил ты, так ведь? Потому и устроили тебе пресс-конференцию, посмотреть, не выдашь ли ты себя.
Кристиан жестом просит официантку подать меню. Клэр замечает, как он меряет ее взглядом. Не беглым, а откровенно оценивающим. Когда официантка подходит, он больше не смотрит на нее.
– Полицейские? Ясное дело, они меня подозревали. По статистике муж всегда наиболее вероятный убийца. А они слишком глупы и лишены воображения, чтобы искать кого-то еще.
– Ты любил ее?
– Да, но вместе с тем рад ее смерти. Странно слышать такое, правда? – Он просовывает пальцы между ее пальцами. – Но будь Стелла жива, я бы не сидел здесь с тобой. А теперь хватит вопросов. Давай делать заказ.
– Была еще одна история, – говорит Клэр. – С женщиной по фамилии Бернз. Джейн Бернз.
Кристиан хмурится.
– Она утверждала, что ты был помолвлен с ней.
– А, ну да, Джейн. Но с тех пор много воды утекло, и помолвлены мы не были. – Он усмехается над этой мыслью. – Она была неуравновешенной. А откуда тебе о ней известно?
– Она знакомая одной знакомой, – бормочет Клэр.
Перед уходом из ресторана Клэр извиняется и идет в туалет. Когда она возвращается, Кристиан говорит:
– У тебя порвано платье.
Клэр опускает взгляд на разорванный подрубочный шов.
– Зацепилась за дверь. Пошли?
Фрэнк в машине слышит плеск воды, шаги и банальную болтовню двух женщин, перемывающих косточки своим мужчинам.
– Она выбросила микрофон в туалете, – устало произносит он.
– А видеокамеру? – спрашивает Позитано.
Техник вертит ручку настройки. На экране появляется женская туфля, в наушниках раздается шум бегущей воды.
– Вид из урны, – высказывает предположение техник.
Какая-то рука поднимает камеру, встряхивает и бросает в мешок с мусором.
– Должно быть, уборщица, – подсказывает он.
– Что будем делать? – интересуется Позитано.
– Ничего, – отвечает Фрэнк. – Мы знаем, куда они направились.
До дома, где живет Воглер, недалеко, но под проливным дождем они промокли до нитки. Кристиан уходит за сухой одеждой и шампанским, а Клэр расхаживает по квартире, с любопытством притрагиваясь к вещам. Квартира большая, мрачная, заполненная мавританскими древностями, книгами в кожаных переплетах, несколькими современными скульптурами – главным образом обнаженными женщинами – и полками с французской и испанской литературой. В квартире стоит его запах – застарелый аромат кедровой древесины и кожи, насыщенный пряностью.
Фотографий Стеллы нет. Клэр догадывается, что, готовясь к этой минуте, Кристиан, должно быть, убрал все следы ее пребывания.
На одном из столиков стоит фотография идущей по улице Клэр, а все лица вокруг нее смазаны. О существовании этой фотографии Клэр даже не подозревала.
Она останавливается перед небольшой мраморной скульптурой дюймов десять в высоту. Это обнаженная женщина, полированный мрамор гладок, как стекло. Статуя пробуждает что-то в памяти Клэр, вызывает какую-то смутную ассоциацию.
– Это тебе, – говорит Кристиан, возвращаясь. – Надень его.
И подает ей халат, длинную арабскую джеллабу.
– Он принадлежал… твоей жене? – спрашивает Клэр, раздеваясь.
Кристиан без любопытства смотрит, как она снимает белье и пытается завернуться в грубую ткань.
– Не так. – Он показывает, как уложить складки халата, чтобы он походил на тогу. Потом отвечает вопросом на вопрос: – Это имеет значение?
– Нет, – произносит она и улавливает очень легкий иной запах, задержавшийся между волокнами, более мягкий, женственный, чем его.
– Ну и хорошо, – кивает он. Сует руку под халат и обхватывает ее грудь. – Нагнись.
Клэр кладет руки на столик перед статуей. Чувствует, как Кристиан задирает халат ей до талии и старательно подворачивает его, чтобы не спадал. Облитый шампанским палец ползет вниз по щели между ее ягодицами, от основания позвоночника до начала половых губ. Она чувствует, как палец задерживается на анусе, и напрягается. Кристиан смеется. Она слышит, как позвякивает пряжка вынимаемого из брюк ремня.
– Доверься мне, – просит Кристиан.
Клэр ждет со страхом, но в возбуждении. Ремень ударяет ее с вялым щелчком по правой ягодице. По нервным окончаниям пробегает огонь, в мозгу мерцают каскады искр. Через мгновение возникает острая боль, заставляющая Клэр вскрикнуть. Ремень ударяет снова, по другой ягодице, и она опять вскрикивает, на сей раз громче.
Кристиан делает паузу, Клэр не шевелится, так и стоит, уткнувшись лицом в руки. Она понимает, что если он в гневе и ему необходимо причинять боль, то гнев обращен не на нее, а на бывшую владелицу халата, ту, что покинула его, умерев. Кристиан бьет снова, и Клэр подставляет другую ягодицу, тяжело дыша, словно в любовном пылу. Еще удар, и теперь она вскрикивает не только от боли, но и от наслаждения. Ей жарко, но она не может понять, какая влага у нее на горящей коже, пот или кровь. И находит, что ей безразлично. Она никогда не поверила бы в такое, но чувствует, что скоро кончит от ударов, кончит даже без прикосновения к клитору, лишь бы Кристиан продолжал, лишь бы огонь и боль не прекращались. Она говорит ему это, вернее, пытается сказать, и, хотя слова неразборчивы, он, кажется, понимает.
– Черт, – бормочет Фрэнк. – Это звучит страдальчески.
Уже за полночь, и в грузовике у дома, где живет Кристиан, слишком много людей. Воздух от запаха тел и объедков тяжелый.
Входной контур в ожерелье, лежащем в кармане Кристиана, настроен на полную мощность. Аппаратура в машине шипит, время от времени потрескивает, но звук ударов ремня по телу и вскрики Клэр хорошо слышны.
В машине все молчат. Фрэнк достает из кармана бумажную салфетку и промокает потный лоб.
Кристиан относит Клэр на большую двуспальную кровать и набирает в рот шампанского. Берет губами сосок и мягко посасывает. Пузырьки покалывают ее чувствительные нервные окончания.
Все еще держа вино во рту, Кристиан отрывается от груди и проливает его на живот и бедра Клэр, медленно ведя вниз поцелуй, к ее бедному, избитому лону.
Сначала его язык, щекотливый от шампанского. Потом, когда он втягивает в рот целиком все лоно, возникает покалывающее, жгучее ощущение от пузырьков, проникающих во все впадины и складки. Половые губы словно жалит тысяча крохотных пчел.
– Господи! – восклицает Клэр, стискивая голову Кристиана. – Господи!
Она надеется, что либо квартира хорошо звукоизолирована, либо соседей нет дома.
Глава тридцать третья
Клэр уходит на рассвете, город только начинает просыпаться. Утро прекрасное. Белки гоняются друг за другом по стволам деревьев, быстро шныряют под ногами ранних бегунов трусцой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
И все-таки… эту ошибку легко допустить, но и исправить легко. Всякий раз, когда Гленн нажимал на ее грудь, она издавала такой звук, словно из мехов аккордеона выдавливали воздух. Как он мог не замечать?
Правда, молодой человек закончил работу поздно, видимо, смертельно устал. Должно быть, собирался вставить пробку напоследок, а потом совсем забыл.
Харолд выбрасывает из памяти этот незначительный случай.
Глава тридцать вторая
– Я не верю, что это совершил он, – произносит Клэр.
Фрэнк вздыхает:
– К сожалению, твои суждения не являются доказательством.
– Сведения о торговле изображениями в Некрополе…
– Представляют собой слухи, а не свидетельские показания. Ты это знаешь.
Они в квартире, готовят Клэр к очередному свиданию с Воглером. Он назначил встречу в ресторане, поэтому ее снабжают набором устройств в добавление к ожерелью: передатчиком, незаметно приколотым к подрубочному шву юбки, и крохотной видеокамерой в сумочке.
Фрэнку приходится говорить, держа во рту булавки, он стоит на коленях и закрепляет микрофон. На миг он напоминает Клэр отца, подгоняющего школьное платье ребенка. Она встряхивает головой и отгоняет смутное воспоминание.
– Я хочу спросить его о той предыдущей подружке, которую вы отыскали, – упрямо заявляет она. – Услышать его версию этой истории.
– Не стоит, – предостерегает Фрэнк. – Если мы его арестуем, ему не нужно знать, что нам это известно. А потом, как объяснишь ему, откуда ты знаешь?
Наблюдающая с другой стороны комнаты Конни говорит:
– Это зашло слишком далеко.
– О чем ты? – спрашивает Дербан.
– Фрэнк, я приняла решение. Мы немедленно прекращаем эту операцию. Нужно было сделать это две недели назад.
Фрэнк вынимает изо рта булавку.
– Это не ваша операция, доктор Лейхтман. Строго говоря, у вас нет полномочий прекращать ее.
– А какие у тебя полномочия ее продолжать?
Фрэнк не отвечает.
– Посмотрите на себя, – язвительно произносит Конни. – Ну и парочка. Один готов поклясться, что Кристиан виновен, другая, что нет. Клэр, обращаюсь к тебе, поскольку детектива Дербана вразумить не могу. Снимай эти приспособления и пошли отсюда.
Клэр колеблется в нерешительности.
– Идем, – говорит Конни, подходит к двери, открывает ее и держит в ожидании распахнутой.
Через несколько секунд Клэр качает головой. Психиатр пожимает плечами и резко захлопывает за собой дверь.
Фрэнк, все еще возящийся с булавками, бормочет, не поднимая головы:
– Она вернется. Знаешь, ей тоже нелегко.
Клэр ощущает на бедре острую боль. Одна из булавок впилась ей в кожу. Выступает крохотная ягодка крови.
– Извини, – шепчет Фрэнк, стирая ее большим пальцем.
Клэр приходит в ресторан пораньше, чтобы полицейские успели проверить работу передатчика. Она сидит, бормоча, будто нищенка, читает монолог, который давно уже выучила наизусть.
Принесшая ей коктейль официантка неуверенно улыбается.
Кристиан появляется ровно в семь, плечи его пиджака влажны от дождя.
– Это тебе, – говорит он, садясь, и протягивает Клэр сверток.
В нем коробка чуть больше футляра для компакт-дисков и примерно вдвое толще. Внутри ожерелье, вернее, колье, полумесяц из тонкого серебра. В центре его какой-то узор.
– Это мой фамильный герб, – объясняет Кристиан. – Смотри.
Он показывает перстень-печатку, который носит на мизинце. На печатке выгравирован тот же узор.
– Господи! – восклицает Клэр. – Ты не можешь дарить мне его. Это, должно быть, семейная реликвия.
– Конечно. Потому-то и хочу, чтобы ты носила его.
Она достает из коробки изящный полумесяц.
– Красивый.
– Ты согласна расстаться с ожерельем, которое постоянно носишь? – с беспокойством спрашивает Кристиан.
– С этим? – уточняет Клэр, касаясь уродливого украшения из фальшивого золота. – Я согласна никогда больше не видеть его.
Кристиан расстегивает массивную цепочку, полученную Клэр от Фрэнка, и кладет в карман. Нежно касается пальцами ее голой шеи, потом надевает на нее колье. Приходится немного раздвинуть его, как стетоскоп, чтобы выемка была достаточно большой. Клэр ощущает непривычный металл, словно ошейник, и притрагивается к нему.
– Но эта вещь очень драгоценная, – возражает она. – Ты не можешь отдавать ее на сторону.
– Я не отдаю на сторону. Я дарю ее тебе.
– Ты понимаешь, о чем я. Давай просто поношу колье некоторое время.
– Нет, – твердо заявляет Кристиан. – Ты либо принимаешь подарок, либо нет.
По голосу Воглера Клэр понимает, что, приняв его, примет не только кусочек металла.
– На будущей неделе я должен ехать в Европу, – сообщает Кристиан.
– Да? – Клэр не ожидала этого. – И долго тебя не будет?
– Недели две, может, и дольше.
– Какая-нибудь конференция?
– Лекции. Не все ли равно?
– Я бы хотела поехать с тобой.
Он улыбается:
– Не глупи. Иммиграционный контроль не пустит тебя обратно.
– А, конечно.
– Так что увидимся, когда вернусь.
– Кристиан?
– Да?
– Раньше, когда уезжал, ты изменял Стелле?
– Ни разу. – Он поправляет полумесяц. – Я говорил тебе. Я не завожу случайных связей.
Клэр торопливо продолжает:
– Полицейские думали, что вы с ней… что, возможно, ее убил ты, так ведь? Потому и устроили тебе пресс-конференцию, посмотреть, не выдашь ли ты себя.
Кристиан жестом просит официантку подать меню. Клэр замечает, как он меряет ее взглядом. Не беглым, а откровенно оценивающим. Когда официантка подходит, он больше не смотрит на нее.
– Полицейские? Ясное дело, они меня подозревали. По статистике муж всегда наиболее вероятный убийца. А они слишком глупы и лишены воображения, чтобы искать кого-то еще.
– Ты любил ее?
– Да, но вместе с тем рад ее смерти. Странно слышать такое, правда? – Он просовывает пальцы между ее пальцами. – Но будь Стелла жива, я бы не сидел здесь с тобой. А теперь хватит вопросов. Давай делать заказ.
– Была еще одна история, – говорит Клэр. – С женщиной по фамилии Бернз. Джейн Бернз.
Кристиан хмурится.
– Она утверждала, что ты был помолвлен с ней.
– А, ну да, Джейн. Но с тех пор много воды утекло, и помолвлены мы не были. – Он усмехается над этой мыслью. – Она была неуравновешенной. А откуда тебе о ней известно?
– Она знакомая одной знакомой, – бормочет Клэр.
Перед уходом из ресторана Клэр извиняется и идет в туалет. Когда она возвращается, Кристиан говорит:
– У тебя порвано платье.
Клэр опускает взгляд на разорванный подрубочный шов.
– Зацепилась за дверь. Пошли?
Фрэнк в машине слышит плеск воды, шаги и банальную болтовню двух женщин, перемывающих косточки своим мужчинам.
– Она выбросила микрофон в туалете, – устало произносит он.
– А видеокамеру? – спрашивает Позитано.
Техник вертит ручку настройки. На экране появляется женская туфля, в наушниках раздается шум бегущей воды.
– Вид из урны, – высказывает предположение техник.
Какая-то рука поднимает камеру, встряхивает и бросает в мешок с мусором.
– Должно быть, уборщица, – подсказывает он.
– Что будем делать? – интересуется Позитано.
– Ничего, – отвечает Фрэнк. – Мы знаем, куда они направились.
До дома, где живет Воглер, недалеко, но под проливным дождем они промокли до нитки. Кристиан уходит за сухой одеждой и шампанским, а Клэр расхаживает по квартире, с любопытством притрагиваясь к вещам. Квартира большая, мрачная, заполненная мавританскими древностями, книгами в кожаных переплетах, несколькими современными скульптурами – главным образом обнаженными женщинами – и полками с французской и испанской литературой. В квартире стоит его запах – застарелый аромат кедровой древесины и кожи, насыщенный пряностью.
Фотографий Стеллы нет. Клэр догадывается, что, готовясь к этой минуте, Кристиан, должно быть, убрал все следы ее пребывания.
На одном из столиков стоит фотография идущей по улице Клэр, а все лица вокруг нее смазаны. О существовании этой фотографии Клэр даже не подозревала.
Она останавливается перед небольшой мраморной скульптурой дюймов десять в высоту. Это обнаженная женщина, полированный мрамор гладок, как стекло. Статуя пробуждает что-то в памяти Клэр, вызывает какую-то смутную ассоциацию.
– Это тебе, – говорит Кристиан, возвращаясь. – Надень его.
И подает ей халат, длинную арабскую джеллабу.
– Он принадлежал… твоей жене? – спрашивает Клэр, раздеваясь.
Кристиан без любопытства смотрит, как она снимает белье и пытается завернуться в грубую ткань.
– Не так. – Он показывает, как уложить складки халата, чтобы он походил на тогу. Потом отвечает вопросом на вопрос: – Это имеет значение?
– Нет, – произносит она и улавливает очень легкий иной запах, задержавшийся между волокнами, более мягкий, женственный, чем его.
– Ну и хорошо, – кивает он. Сует руку под халат и обхватывает ее грудь. – Нагнись.
Клэр кладет руки на столик перед статуей. Чувствует, как Кристиан задирает халат ей до талии и старательно подворачивает его, чтобы не спадал. Облитый шампанским палец ползет вниз по щели между ее ягодицами, от основания позвоночника до начала половых губ. Она чувствует, как палец задерживается на анусе, и напрягается. Кристиан смеется. Она слышит, как позвякивает пряжка вынимаемого из брюк ремня.
– Доверься мне, – просит Кристиан.
Клэр ждет со страхом, но в возбуждении. Ремень ударяет ее с вялым щелчком по правой ягодице. По нервным окончаниям пробегает огонь, в мозгу мерцают каскады искр. Через мгновение возникает острая боль, заставляющая Клэр вскрикнуть. Ремень ударяет снова, по другой ягодице, и она опять вскрикивает, на сей раз громче.
Кристиан делает паузу, Клэр не шевелится, так и стоит, уткнувшись лицом в руки. Она понимает, что если он в гневе и ему необходимо причинять боль, то гнев обращен не на нее, а на бывшую владелицу халата, ту, что покинула его, умерев. Кристиан бьет снова, и Клэр подставляет другую ягодицу, тяжело дыша, словно в любовном пылу. Еще удар, и теперь она вскрикивает не только от боли, но и от наслаждения. Ей жарко, но она не может понять, какая влага у нее на горящей коже, пот или кровь. И находит, что ей безразлично. Она никогда не поверила бы в такое, но чувствует, что скоро кончит от ударов, кончит даже без прикосновения к клитору, лишь бы Кристиан продолжал, лишь бы огонь и боль не прекращались. Она говорит ему это, вернее, пытается сказать, и, хотя слова неразборчивы, он, кажется, понимает.
– Черт, – бормочет Фрэнк. – Это звучит страдальчески.
Уже за полночь, и в грузовике у дома, где живет Кристиан, слишком много людей. Воздух от запаха тел и объедков тяжелый.
Входной контур в ожерелье, лежащем в кармане Кристиана, настроен на полную мощность. Аппаратура в машине шипит, время от времени потрескивает, но звук ударов ремня по телу и вскрики Клэр хорошо слышны.
В машине все молчат. Фрэнк достает из кармана бумажную салфетку и промокает потный лоб.
Кристиан относит Клэр на большую двуспальную кровать и набирает в рот шампанского. Берет губами сосок и мягко посасывает. Пузырьки покалывают ее чувствительные нервные окончания.
Все еще держа вино во рту, Кристиан отрывается от груди и проливает его на живот и бедра Клэр, медленно ведя вниз поцелуй, к ее бедному, избитому лону.
Сначала его язык, щекотливый от шампанского. Потом, когда он втягивает в рот целиком все лоно, возникает покалывающее, жгучее ощущение от пузырьков, проникающих во все впадины и складки. Половые губы словно жалит тысяча крохотных пчел.
– Господи! – восклицает Клэр, стискивая голову Кристиана. – Господи!
Она надеется, что либо квартира хорошо звукоизолирована, либо соседей нет дома.
Глава тридцать третья
Клэр уходит на рассвете, город только начинает просыпаться. Утро прекрасное. Белки гоняются друг за другом по стволам деревьев, быстро шныряют под ногами ранних бегунов трусцой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38