Так что едва я увидел Пискуна в стеклянном шкафу, прилив мальчишеского воодушевления моментально меня обезоружил. Могло ли случиться так, чтобы я не только потрогал Пискуна, не только подержал в руках, но стал его единственным владельцем? Увы, действительность не так хороша.
Глава 3
Местные газеты округа Сассекс назвали случившееся «убийством в ВВС», и все усилия полиции штата раскрыть дело по горячим следам не привели ни к чему, хотя к их чести скажу: они нашли Марти Фолсом, настоящую хозяйку лавочки безделушек. Там же, в платяном шкафу. Женщина за пятьдесят, с белым шиньоном, нос крючком; ее обмотали скотчем, заткнули рот и привязали за руки к перекладине в шкафу. Она была очень бодра – особенно после того, как ее развязали. Я еще был там, когда ее нашли, и таких воплей и причитаний я в жизни не слыхал:
– Воры! Ко мне ворвались воры! Что это за страна, где тебя заматывают в скотч и суют в шкаф! Куда смотрит полиция? Спят в своих машинах, вот где! – Ну и в таком духе.
Байкера опознали: Тайлер Лумис, он же Кишкокрут, бывший панк-рокер, обретался в Гринвич-Виллидж, много лет работал в музыкально-плакатом магазине, в последнее время – сертифицированный сонотерапевт (то есть иглотерапевт, который не колет иглами, а блямкает в камертон). Его занятия и вообще связь с тетей-колой – подразумеваемой убийцей – оставались загадкой. При этом копы подозревали, что не окажись Тайлер в тот момент в магазине, я тоже от Колы вполне мог пострадать.
Как вы, наверное, понимаете, мои мытарства в полиции были долгими. Мне пришлось ехать в их казармы. То есть они как бы попросили меня поехать – повторить показания. И вообще-то ехать никто не обязан, если тебя не арестовали. Но копы умеют поистине назойливо внушать, что если скрывать тебе нечего, ты поедешь. Не знаю уж, кто обучает их этой мерзкой тактике, но владеют они ею прекрасно. Так же элементарно – и эффективно – как спросить: «Ссышь?»
И вот ты едешь, обманывая себя тем, что раз согласился, теперь все кончится одним махом, как слепой дождик. Копы – сплошная любезность, угощают кофе, болтают о спорте и сажают тебя в комнату со стеклянной стеной, за которой выстраивается целый взвод прокурорских помощников и других спецов по поведению животных, готовых оценивать твое выступление. Одно они знают точно – тот, кто совершает преступление, должен присутствовать там, где оно совершается; а я там присутствовал.
Ну да, из прошлого опыта общения с правосудием – да и просто из газет – я знал, что и невиновный может великолепно провалить такое интервью и навлечь на себя незаконные подозрения и каталажку. Им в участке нужно заявление – ладно, но правильное поведение тут: вызвать адвоката – хотя бы для того, чтобы не удариться в панику. Ясно, копы опять проверят тебя на «Ссышь?», но ты выдаешь улыбку в духе «Отзынь, шпана!» и суешь монетку в щель автомата.
Хорошо, то есть, если у тебя имеется адвокат, которому можно позвонить. У меня не было. Но мой друг из Нью-Джерси Боб Мартинес недавно судился с мусорщиками и потому скорешился со своим юристом. Только его – вот досада – не оказалось дома; я оставил сообщение и повесил трубку. И заметил, что за спиной у меня кто-то стоит.
– Ждете телефон? – нахмурился я.
– Звоните-звоните. – Он улыбнулся. Низенький смуглый человек, жилистый, с острыми скулами, седые волосы собраны на затылке в хвост, на шее ковбойский шнурок с зажимом. Крупные черты и глаза пуговками выдавали в нем добрую душу. С виду – Коренной Американец.
– Спасибо.
Я начал выбивать две дюжины цифр моей телефонной карты и домашнего номера, чтобы позвонить Энджи, и тут человек тронул меня за локоть.
– Извините, что лезу, но я нечаянно подслушал. Вы ищете адвоката?
– Ну. Знаете кого-то?
Он опять улыбнулся, и я посмотрел на его обувь. У меня есть теория, как определить на глаз характер человека. Все кроется в улыбке. И в обуви. Открытая улыбка этого парня мне понравилась. А кому бы не понравилась? Я скользнул взглядом вниз по его кривым ногам: замшевые ковбойские сапоги – в таких живут, а не кадриль танцуют.
– Я юрист, – сказал он почти застенчиво. – Только не в Джерси. В Нью-Йорке. Но верно ли я услышал? Вы просто хотите, чтобы кто-нибудь присутствовал при вашей даче показаний?
– Точно.
– Ну так я могу. Вы же под суд не пойдете.
Голос у него был успокаивающий, но такой глубокий при этом: как жужжание газонокосилки вдалеке в летний день. Фу ты, а удобно ли это?
– Сколько?
– Вы из Нью-Йорка? Из города?
Я кивнул, предполагая, что в этот миг цена подскочила.
Он неторопливо пожал плечами, задействовав в этом движении все туловище. Прищурившись на мгновение, сказал:
– Это даром. Может, в городе вам когда-нибудь понадобится адвокат.
И подал визитку, на которой было написано: «Роджер Элк, адвокат, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 23-я Восточная улица, 115, каб. 403».
– Я не могу просить вас тратить время просто…
Он отмахнулся от возражений и за локоть повел меня прочь от телефона.
– Я тут оказался, чтобы заявить, что мою машину стукнули в зад на стоянке. И вообще, знаете, надо время от времени делать добрые дела без причины. Может, я прочитал это у кого-то на бампере, но это правда.
– Ну, это было бы действительно очень любезно с вашей стороны, мистер Элк, действительно.
Он поморщился:
– Зовите меня Роджер, э-э?…
– Карсон. Гарт Карсон.
– Итак, Гарт Карсон, расскажите, что случилось, и пойдемте вместе пообщаемся с полицией, угу?
Везло мне в тот день.
Глава 4
Хотя мое занятие – торговля чучелами – не кажется такой точкой опоры, вокруг которой крутятся жулики, мне уже дважды пришлось с ними столкнуться. Когда я пересекался с черным рынком, где интересуются, например, медвежьими желчными пузырями, останками горилл и редкими азиатскими полорогими.
В этот раз с помощью Роджера Элка я сумел не попасть в кутузку, лишний раз доказав, что лучшее в прибывающих годах – мудрость. Верно, мне всего сорок пять с половиной, но между сорока пятью и тридцатью пятью – как будто (да так оно и есть) квантовый скачок.
Я не какой-нибудь бесстрашный паладин или защитник обиженных, и всячески стараюсь избегать неприятностей. Но меня все время втягивает в замыслы какого-то безжалостного рока. Убийство Тайлера Лумиса в ВВС стало третьим шаром, пощечиной закону больших чисел и не особо тонким намеком на то, что Гарт Карсон притягивает беды. Какова была вероятность, что заезд в эту деревенскую лавчонку чреват такими опасностями? Тут, основательно поразмыслив и приложив довольно стараний, я попробовал убедить себя, что шансы попасть еще когда-нибудь в такое аховое положение у меня теперь астрономически ничтожные.
Разумеется, в глубине сознания эти тупоумные рассуждения взращивали свежие сомнения. Если опираться строго на закон больших чисел, взносы по автомобильной страховке после аварии должны снижаться, а не наоборот. То есть, если за десять лет ты один раз попадаешь в аварию, всякому очевидно, что в следующие десять лет вряд ли стоит ожидать повторения. Если бы Вселенная была только солянкой из энтропии, в которой не таились бы шматки фатума, страховщикам бы стоило поднимать взносы для тех, кто ни разу не попадал в аварии, поскольку очевидно, что им это еще предстоит. И глядя в свою миску похлебки, я подозреваю, что у «Взаимного страхового фонда Омахи» должно быть свое особое понимание космоса, которым они не делятся ни с кем.
В общем, прошло несколько месяцев после ВВС, в Нью-Йорке стоял конец октября – время, когда деревья на улицах в свой черед крадут у населения цвета осеннего сезона. Прости, приятель: вместо зеленого бурый, без маскарада.
В тот конкретный октябрьский вечер Энджи сидела спиной ко мне, сгорбившись над своим ювелирным верстачком в кабинке, устроенной в дальнем углу комнаты. Прокаливала какие-то детали титановых сережек. Непослушные светлые волосы лохматились над резинкой очков, а отблески горелки в ее руке сверкали, как голубая фотовспышка. Энджи, профессиональный ювелир, делает дома штучную работу для разных ювелирных мастерских, оправщиков и ювелирных кутюрье. От одного из последних у нее и был заказ в тот день: легкомысленная безделица с розовыми бриллиантами и бурыми жемчужинами-бивами, которые, на мой проницательный взгляд, были точь-в-точь как изюм в шоколаде.
Я же на своем рабочем месте совал голову в львиную пасть. Ну, практически. Подгоняя Фреду только что вставленный язык, я опирался лбом о его нос. Я не просто собираю чучела животных – много времени у меня отнимает и реставрация приобретенного по дешевке. Фред (названный в честь закадычного друга главного героя «Суперцыпы») жил в нашей семье с моего раннего детства – почтенный член коллекции трофеев Карсона-деда, теперь он уже не оправдывал расходов на свое содержание. Чтобы моих животных арендовали для фотосъемок, постановок, теле– и кинофильмов, они должны выглядеть достойно. Мой лев Фред – из первых чучел животных целиком «в броске»: задние лапы укреплены на платформе с колесиками, передние вытянуты, когти выпущены. Фреда набивал знаменитый британский таксидермист в пятидесятые годы, но теперь у льва поусохло в области губ – такое со временем случается с кошачьими чучелами. К тому же когтистые пальцы на сгибах начали шелушиться, а усы большей частью повылезли. Пришло время подновить ему челюсти, перелепить губы, обрезать кутикулы, высадить новые усы и подчернить подводку у глаз.
– Все равно Питер уперся как осел насчет этой штуки для Мадлен. – Питер – ювелирный кутюрье; когда Энджи работает на него, у нее слегка съезжает крыша. – Поставщиков жемчуга он довел до исступления насчет подходящих пар. Каждый раз отправляет назад и хочет посмотреть те, что видел днем раньше. «Нет, не те, а те, другие. Ну, вы знаете, о каких я говорю». А они, конечно, не знают – как и я. Питер уже заставил некоторые вынуть и попробовать заменить уже поврежденные. А я сделала, переделала и разделала столько титановых оправ, что хватило бы на носовой обтекатель ракеты «Атлас»! Эгей, Питер! Платят-то мне за изделие, а не по часам. Дебил.
Дежурная мина у Энджи чаще всего приближена к улыбке, но уверяю вас – она не все время всем довольна. Рискну сказать, что улыбка у нее просто гораздо пластичнее, чем у большинства людей. Добавь крепкий прищур, и Энджи станет язвительной. С полузакрытым глазом – вот вам досада. Наморщенный лоб: не может быть! Кривая улыбка: доброта. Закрытые глаза, глубокое дыхание, губы слегка выгнуты? Энджи спит.
– Только, блин, багряный такой носовой обтекатель, – сказал я, пытаясь поднять ей настроение. Анодированный титан иногда принимает сногсшибательную окраску.
– А синий носовой обтекатель он пусть запихает себе… – левое веко Энджи, дернувшись, прикрыло глаз, – …в нос.
При всей своей выразительной мимике Энджи – из тех редких людей, которые не могут заставить себя произнести ругательство или непристойность. И от других она этого тоже не терпит. Однажды к нам пришел сантехник прочистить слив, и каждое второе слово у него состояло из трех букв – чаще всего начиналось на X и рифмовалось с «дуй». Энджи пристыдила его так, что он отредактировал вокабуляр и без этих обильных, хоть и немногочисленных определений, оказался практически немым. Но Энджи вовсе не сухарь. Просто она принципиальна и весьма бестрепетна, а такое сочетание очаровывает и подкупает меня.
– Я полагаю, ты возьмешь с него не только за готовое изделие, но и за каждую переделку.
– Вряд ли. – Энджи прищурилась. – Он дает мне самые смутные указания, чертит на салфеточках от кексов и хочет, чтобы я читала его мысли. Я пытаюсь позвонить, поговорить, обсудить, что и как, показать эскизы, но он слишком занят, блиц, планированием своего кхмерского спиритуального «взлетного» путешествия в Ангкор-Ват.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32