- Один? - спросил Матерый, холодно впиваясь в лживые глаза Виктора Вольдемаровича.
- Пока... один.
Матерый прошел в комнату, положив на обеденный стол кейс, раскрыл его, вытащил несколько пухлых пачек денег, перетянутых резинками.
- Документы, - потребовал кратко.
Прогонов, вкрадчиво улыбаясь, провел ладонью над деньгами, и те исчезли, словно растворились.
- Минуточку! - попросил учтиво и скрылся в смежной комнате. Вернулся с небольшим свертком. - Прошу, протянув сверток, сообщил сокрушенно: - Как понимаю, твой последний заказ. Выполнен он на совесть, сомнениями не обижай. М-да. Что-то мы все о делах... Может, чаю? Или... хорошее бренди? Отдохнем..:
Матерый, не слушая его, сунул сверток в карман пиджака, подошел к окну, вгляделся в темноту. Покачал головой глубокомысленно, прикидывая...
- Слышь, Вольдемарыч, - сказал, не оборачиваясь. Надеюсь, хвост я за собой не привел, но рисковать не стану. Чую: паленым несет... Гаси свет, открывай окно - тут пожарная лестница вроде рядом...
- У меня же там гортензия! - озабоченно всплеснул руками хозяин. - На подоконнике... Ради всего святого осторожнее... Да, учти - здесь пятый этаж...
- К черту гортензию, - на выдохе процедил Матерый. Свет гаси, сказал же! Отрываться надо. И портфель... а, себе оставь!
Под завывающие причитания Прогонова он стал на подоконник. Стараясь не смотреть вниз, легко прыгнул в темную пустоту, тут же ухватившись руками за перекладину из ржавой арматуры. Повис, нащупывая занывшей от удара о железо ногой опору...
Улица освещалась слабо, стена дома терялась в темноте, и это его порадовало.
Стараясь не шуметь, спустился вниз. Отер ладонь о ладонь, стряхнув ржавчину и прах старой, облезлой краски.
Затем, скрываясь в кустах шиповника и жасмина, буйно разросшихся на широком газоне, двинулся параллельно улице прочь.
Ну и все. "Волгу" пришлось бросить - плевать! "Волга" ворованная, техпаспорт фальшивый; три года, к тому же, машине - пусть пойдет на запчасти нуждающимся. Через месяц-два от нее остов останется - народ наблюдателен, точно угадывает бесхозное... А может, и выплывет эта "Волга", как довесок к деяниям Анатолия... Но да от него теперь не убудет, как бы ни прибывало...
Он перевел дыхание, глубоко и радостно ощутив внезапное чувство свободы. В воздухе были разлиты запахи молодой травы, первых цветов мая; росистая, бодрящая свежесть...
И вспомнилось: когда-то, точно так же, кустами, таясь, он пробирался закоулками портового города к сладостной неизвестности романтического будущего...
Бедный, нескладный волчонок... Обнять бы тебя, утешить... да только кому?
Это сейчас бросаю всякие "волги", как рухлядь, а тогда мечтал о велосипеде как о чем-то недостижимо-волшебном.
Он зажмурил глаза, с силой тряхнув головой, - как бы отгонял наваждение.
Не расслабляйся, рано. Думай. Ясно, целенаправленно, исключительно по существу. Итак. Куда теперь? Ваню навестить? А если засада там? Тогда... хотя бы возле подъезда пройти - вдруг, да есть на двери знак какой? Допрыгался! Зачем вертелся, зачем петлял, следы путая? Чего добивался? Указание Хозяина выполнял? Ну, кое-кого напугал, приструнил, но толку? Отринуть налаженное дело никто не захотел - даже те, кто клятвенно обещал с испугом в глазах. И понятно - вольготный стиль жизни у людей выработался, достаток и... иллюзорное ощущение безнаказанности. Каждый полагает, будто тайное у него надежно скрыто... А производство лишь до поры упрячешь... Жадность, лень, инертность сгубит всех этих предпринимателей. Ведь дай им даже официальную инициативу, дескать, плати налоги и выпускай продукцию, вряд ли устроит их такое предложение. Кто они ныне? Государственные люди, начальники. План у них, фонды, бумажная привычная волокита и возможность бумажный план выдавать. Отсюда - неучтенные ресурсы, дающие чистоган... Вот и выходит: и общественный статус есть, и зарплата, и льготы за так, за бумажные выкрутасы, и - гонорары "из воздуха", за счет бесплатного сырья и госстанков. А законная инициатива - шалишь! - тут ты в воздухе подвешен, с нуля начинаешь, сам за себя и вообще кто такой? Тут большая смелость нужна, энтузиазм, ум, ответственность...
О чем ты? - вновь остановил он себя. Тебе-то какое дело до всего? Ты свое отыграл... на конкретном отрезке времени. Какие возможности отрезок тебе предоставил, такие и реализованы. Половил в мутной водице рыбешку и вместе с осевшим илом - на дно золотое. Сиди там и пузыри не пускай. Отгородись от мира, спешащего по новым путям к своему будущему, стеной из денег и наблюдай из-за нее осторожненько за дальнейшей свистопляской, обмениваясь репликами с Машей на огороде... Сочинения философов приобрети, позволь такую роскошь, дабы и духовно вырасти... Только бы смыться, только бы!.. В Харькове остановиться недельки на три у Хирурга, преобразовать морду лица до неузнаваемости, наклеить фотографии в документы и - прости-прощай Прогонов, Хозяин, прошлая жизнь и набравший опасные обороты подпольный механизм, остановить который предоставь попытку уже органам...
Он перебрался через железнодорожную насыпь, поблуждал переулками какого-то незнакомого района, поймав, наконец, "левака".
- В центр, - сказал коротко.
- Центр большой, - ответили справедливо.
- Москва, Кремль, - сказал Матерый. - Двигай. У Манежа действительно стояли "дежурные" "Жигули" - одна из самых первых халтур Толи; машинка старенькая, но надежная. Вот на ней он и уедет на дачу. А дачу он не провалил: очень правильно себя вел, не терял головы. И снова мелькнуло: заехать к Ивану? Нанести последний визит? Вещички кое-какие добрать, но вещички ладно, чепуха, основное - то, что так безвинно, так на виду стоит на подоконнике...
СЛЕДСТВИЕ
Под вечер, одолжив у коллеги Алмазова электрический чайник, заварку и кружки, мы с Лузгиным засели у экспертов-криминалистов, просматривая видеоинформацию, изъятую у Лямзина, и неспешно обсуждая сложившуюся обстановку.
Участковый инспектор, служака дисциплинированный и дотошный, повторно обследовав местность в районе подъезда, ничего не обнаружил, кроме разве некоей отрывистой короткой меловой черты-росчерка на входной двери...
Мелок мы нашли в оперативной машине, на полу. Ваня, упрятавший его поначалу в рукав, согласно отработанной методике, затем бросил мелок под ноги. Таким образом, фокус не удался. Однако ни предъявленный мелок, ни следы его на обшлаге рукава, ни разговоры вокруг Монина и Ярославцева ничего по-прежнему не изменили - Лямзин замкнулся наглухо.
- Молчит, - говорил Лузгин, поглядывая на экран одного из конфискованных телевизоров и дуя на горячий чай. - Пусть молчит! Его право избрать такой метод защиты. А мне лично все ясно без пояснений. Подселил Ярославцев подручного своего к нему с прицелом: мол, когда придут люди в серых шинелях к Матерому, естественно, тут-то Ваня - стук-стук: люди, будьте бдительны. Или мелком по двери - азы конспирации... Аппаратура для подслушивания - тому подтверждение. Матерый, конечно же, не марионетка, к самодеятельности тяготел, как такого помощничка не контролировать? Ну, а Ванюша получал свой агентурный гонорарчик и попивал самогончик, хорошо очищенный, - чем не жизнь?
- Ваню, конечно, есть за что подержать в угрюмых стенах, - сказал я. - И подержим. Соседи насчет каких-либо расспросов о нем проинструктированы, но, боюсь, провалили мы квартиру...
- Едва не провалили, - уточнил Лузгин. - Но Матерый, помяни мое слово, там объявится. И там, думаю, будем его брать. Выносящего коробки. Жаль, основного его лежбища не знаем, за городом оно у него где-то, а отрывается он туда грамотно... Хотел я пустить хвостик - не вышло: по-особенному он туда уходит, к логову, - через объезды лесные, со сменой номеров...
- И техпаспортов, значит, - заметил я. - В чем вижу приложение высокохудожественного таланта маэстро Прогонова.
- Не без того. - Лузгин посмотрел на часы. - У него он, кстати, сейчас... Второй час пошел, как беседу ведут, засиделись. Так вот, - вернулся он к теме, - а узрел бы Матерый знак меловой и - как пуганный пескарь - ф-фить в темную заводь... Объявляй тогда розыск. Почему и не хотел я Ваню тревожить.
- Начальство, - поплакался я, - давит. Народа по делу полк работает, а кто в камере? Воронов? Коржиков? Указание в письменном виде пришло. Сам Сорокин подписал!
- Ха... - отозвался Лузгин. - Ты еще скажи - начальник Сорокина.
- А что... начальник?
- А ничего. Им подписать - как за ухом почесать, а там сами разбирайтесь. Начальник же... тот еще, когда у нас командовал, лепил подпись, не глядя. Он себе постановление об аресте однажды завизировал. Ребята схохмили. Так что, подписал или нет, у тебя у самого башка на плечах. Не согласен - иди к руководству, объясняй лично, В частности про необходимость крайне деликатной следственной тактики в данном вопросе. Мелок сегодняшний - тому пример наглядный. Это дело сперва как бы в общем раскрутить надо, а не от одного к другому брести. Глянь на Матерого: вон как заметался и сколько точек указал, и каких! На каждую следственную бригаду высылать надо. Дачи, отделка квартир, производства всякие: алкоголя, пакетов, часов "под фирму"... да это еще мелочь! А благодаря чему все выявлено? Терпеливость и... тактичные мероприятия, безо всяких "руки вверх". А свинти мы объект с горизонта, сколько бы за кадром осталось?
- То есть будем искать себе работы? - подытожил я, наливая себе очередную кружку.
- А у меня, кроме нее... и нет ничего, - отрезал Лузгин. - Да выключи ты ящик! - Он махнул рукой в сторону телевизора. - Вкусы Лямзина не выяснил? Секс и полицейские похождения.
- Ну, насчет похождений - интересно, - возразил я. - И познавательно с профессиональной точки зрения.
- Все, как у нас, - сказал Лузгин. - В основном уголовные сказочки. А методы... чего познавательного? Агентурная работа, вербовка "на горячем", шантаж... Нагрузки у них, судя по всему, больше, отсюда приемы жестче.
- Юриспруденция у них потоньше, - вставил я, выключая магнитофон.
- Зато сроки больше, - сказал Лузгин. - Юриспруденция!
- Кстати... А как вам... Ярославцев? - спросил я.
- Как... Жулик.
- И всего-то? А я, между прочим, с людьми встречался, беседовал и... не давал бы столь категоричных характеристик. Он ведь тоже... горел работой. И ничего никогда за ним такого...
- Ты, Сашка, давай... без мистики, - оборвал меня Лузгин неожиданно резко. - Горел-то горел, да прогорел. Почему? Шел против установленного. И точка. Ну... хорошо. Прогорел. А ты бы, к примеру, прогорел, ему бы уподобился? Той же стежкой пошел? Молчишь? Вот! А когда на пепелище он свои замки стал возводить, кого в подручные взял? Воров. Или, может, он среди них просветительно- воспитательную работу вел?
- К авантюрам: железнодорожным, рыбным; к убийствам нет, наверняка непричастен он! - сказал я. - Не верю!
- Все равно, - заявил Лузгин. - Все равно он всех опаснее. Он зло насадил и взрастил. И в белые рясы ты его не ряди! Для таких, как он, и статьи соответственные, и сроки до упора. Подонок что? Нахулиганил, набузил, все на виду, и пошел в зону тихо-мирно на годик-два. Отсидел, затем погулял месячишко, снова или кому-то тарелку с супом в ресторане на голову одел, или три рубля в троллейбусе спер и после отпуска обратно в зону. А такие... Он один страшнее всей шпаны. Он государственные принципы искажает, понял? И что же выходит по этим его принципам? Ты вот вкалываешь, с бандюгами каждый день, сон для тебя - высшее благо. Сплошные допросы, решетки, бумаги, а в месяц столько зарабатываешь, сколько он - за день.
- Да и пусть. Не жалею, не плачу, - сказал я. - Мне хватает. Зависть не гложет. Пусть зарабатывает, лишь бы с пользой для других и законно. Все равно деньги в какое-то дело пустит; социально активные миллионы в чулках не хранят.
- Ты, Сашка, переутомился, - рек Иван Семенович сурово. - Чушь несешь. Мой тебе совет: делай дело, а анализ другим оставь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25