– Неглубоко. И слишком быстро. – Он осмотрелся, ища Эйе, который стоял как вкопанный на том месте, где мы его оставили. – Привези его колесницу! – заорал Мена. – Надо как можно скорее вернуть его во дворец. – Старик развернулся и побежал по песку, а Мена повернул Фараона, чтобы снять тканевую повязку с головы, и обнаружил вздутие размером с гусиное яйцо. – Возможно, удар только лишил его сознания на несколько минут, – прошептал он. Но мы не забыли звук когтей сокола – будто камень попал по полой тыкве, – когда он ударил по черепу молодого Царя. – Подними плечи, а я подержу голову. А Хикнефер возьмет за ноги. – Нубийский Принц лишь кивнул, а по его смуглым щекам лились слезы. – Держи под коленями и бедрами, – добавил Мена, – надо поддерживать нижнюю часть тела.
Эйе поднял облако пыли, развернул колесницу Тутанхамона и задом подъехал к нам.
– Кто-то из нас должен его держать, – сказал я Мене. – Слава богам, его колесница больше обычных, иначе она бы не выдержала двух стоящих человек, уж не говоря о третьем, если он лежит на спине. Кто-то должен держать его, а моих приказов во дворце слушаться не будут. Так что поезжай вперед, подготовь носилки.
Я протиснулся мимо него, уперся ногой о бок колесницы и прислонил к груди голову и плечи Тутанхамона. Меранх тоже попытался забраться, но Мена оттолкнул его, потом закрепил петлей кусок веревки, протянув ее через открытую площадку, от поручня к поручню, чтобы я мог за нее держаться.
– Скачи назад по беговой дорожке. Тогда его не будет так трясти, – сказал он Эйе. – И не теряй времени. – И убежал за своими лошадьми.
Дорога показалась мне бесконечной. Я старался ехать так, чтобы Фараон оставался неподвижен, принимая всю тряску на себя. И все это время следил за ним, не пошевелится ли он сам – рукой, ногой, или хотя бы дернется веко. Но мысленно я вернулся к тому моменту, когда Тутанхамон снял капюшон со своего золотого Небесного Гора. Я будто вновь увидел, как тот поднимается выше и выше, а потом отвесно летит к земле. И тогда я понял, что правда крылась в том мгновении, когда я отвернулся. Я попробовал закрыть глаза, попробовать, может, уши вспомнят то, чего не могли вспомнить глаза, – и я услышал, как тишину пустыни нарушил скрип упряжи, шепот перьев на ветру и мягкий, еле слышный свист. Не высокий и резкий, а тихий, словно мурлыканье кошки. Такой сигнал сокольничий мог использовать, чтобы не испугать птицу, пока она ест, но достаточно громкий, чтобы сокол понимал, что этот призыв означает кормежку. Или то был всего лишь ветер, дующий сквозь расселину в голых камнях?
Когда я снова посмотрел на лицо молодого Царя, глаза его были широко открыты.
– Не двигайся, – предупредил я, наклонившись к его уху, чтобы он наверняка меня услышал. – Тебя лишь на несколько минут сорвало с привязи. Мы везем тебя назад во дворец.
– В… хороших руках. Дар… богов. – Слова выходили из его уст по одному-два, а потом губы ослабли и веки закрылись. На его лицо опустилась безмятежность, какой я раньше не видел, и впервые за двадцать девять лет я подумал, что мужчина, которого я вижу, прекрасен. Через несколько минут он снова заговорил, не открывая глаз. – Ноги… замерзли.
У меня вдоль позвоночника пробежал холодок, хотя солнце пекло в спину.
– Не пытайся двигаться, – предупредил я. – Во дворце ждет Мена, а он знает о ранах, которые человек может получить в бою, больше любого врача Двух Земель.
– Я… бился? С Анубисом?
– Со своим Небесным Гором, – ответил я, хотя он уже снова закрыл глаза.
Мена ждал у казарм с шестью дворцовыми стражами и носилками в воловьей упряжи. Эйе бросил поводья одному из стражей и убежал – возможно, созвать дворцовых врачей.
Когда стражники понесли Фараона, Мена пошел за ними, и сзади – я.
– Иногда он просыпается, – сообщил я ему тихо, – но шевелит лишь глазами и губами, и произносит лишь слово-другое – пожаловался, что у него замерзли ноги. – Мена проницательно посмотрел на меня, затем двинулся в прихожую царских покоев. – Я подожду снаружи, вдруг я тебе понадоблюсь.
– Нет, ты нужен прямо сейчас. Тебе никто не откажет, пока Тутанхамон жив.
Весть о несчастном случае распространилась, как огонь на ветру, и мы еле успели переложить Царя на ложе, прежде чем нас оттолкнул Джехути, Главный дворцовый Врач, и Кемсит, Врач Фараона. За ними пришли Эйе и Нахтмин, Обмахиватель Фараона и Главный Царский Писец, а за ними – шумный хвост второстепенных врачей-жрецов.
В комнате быстро закрыли ставни и зажгли благовония в настенных святилищах, а собравшиеся сгрудились и заспорили друг с другом. Не успели они решить, как лечить Царя, Тутанхамон задрожал всем телом, "и жрецы, исполняющие песнопения, отбежали, дабы злые духи не захватили и их. Никто и не подумал, что Фараону может быть холодно, и если так и есть, то что это может значить. Наконец Царица приказала слугам принести одеяла и укрыть ее мужа, а потом села рядом и взяла его за холодную руку. Меранх бегал туда-сюда вдоль лежанки, тщетно умоляя хозяина погладить его, пока наконец Анхесенамон не приказала псу сесть у ног; он заскулил и принялся тыкать носом в их сцепленные руки.
Через несколько минут один из врачей пошел к ногам ложа, поднял одеяло со ступней молодого Царя и вколол длинную иглу в кончик его большого пальца. Тутанхамон не шевельнулся.
Мена жестом позвал меня за собой и словно тень прошел по краю комнаты на балкон, выходящий на личный сад Царя и расположенный так, чтобы лучше пользоваться северным ветром.
– Она слишком легко смирилась, – буркнул я, радуясь тому, что мы ушли от поющих жрецов и потеющих тел.
– Возможно, – согласился Мена. – Думаешь, у него сломана шея?
– Как можно судить без осмотра? Возможно, поврежден мозг. Ты видел контузию. – Он прямо посмотрел на меня, а потом опустил глаза и один раз кивнул.
– А чего ты ждешь от Царицы? – в отчаянии спросил Мена. – Чтобы она визжала и рвала на себе одежду? Это его разбудит, и он снова сможет смеяться?
Я смотрел поверх крыш величественных строений, окружавших дворец, на западные утесы, чернеющие на фоне розового неба. Ра умирает. Забирая с собой своего сына.
– Нельзя винить птицу, сделавшую то, чему она была обучена, – сказал я.
– Не здесь, дурак! – прошептал Мена, стукнув меня по плечу. Скорбный вой разорвал тишину, за ним последовал высокий пронзительный крик. Мы бросились в комнату, и нас встретил хор голосов – жрецы пели молитвы, женщины кричали, а Анхесенамон лежала поперек неподвижного тела мужа. Из ее исцарапанных рук уже сочилась кровь.
Меранх первый почувствовал, что ка его любимого хозяина вышел из бренного тела, – издал протяжный скорбный вой, чтобы выразить своему брату Анубису несогласие.
Дотронувшись лбом до пола, я вспомнил предсказание Мены, что власть вскоре будет принадлежать тому, кто сильнее. Но как же богиня Маат – когда птица сложила крылья и понеслась вниз, неужели она просто закрыла на это глаза?
Я мысленно вернулся к тому мгновенью, когда впервые увидел Тутанхамона девятилетним мальчиком: он стоял перед великим столбом Ипет-Исут в день своей коронации. Он был гол, за исключением простенькой набедренной повязки, и принес на своих плечах грехи единокровного брата, ненавистного Еретика. И тем не менее бесстрашно прошел в деревянные ворота, покрытые медными пластинами, во двор храма, где его ожидали жрецы в масках богов, чтобы отвести мальчика в святилище, где его посвятят в таинства, которые сделают его земным сыном Амона-Ра, полубогом и получеловеком. Когда он наконец вышел оттуда, человеческий облик Тутанхамона был изменен навсегда царской символикой и одеждой: это тяжкая ноша для любого человека, а особенно для такого маленького мальчика.
Теперь жрецы Дома Мертвых изменят его тело еще раз, выпотрошат, словно глупое животное, чтобы он соединился с Осирисом.
Лично я буду помнить Владыку Двух Земель таким, каким он был этим утром, как он смеялся, несясь по пустыне в своей колеснице, а не каменной статуей. Боги даровали мне привилегию увидеть радость в его глазах, а также тот страх, который он испытывал, когда пошел против старших. Я знал, что в нем есть не только юношеская надменность, но и щедрость, и любовь. Вот поэтому сердце мое будет плакать по мальчику, которому дано было так мало времени, чтобы научиться жить, прежде чем пришла пора умереть.
Я веду записи о своем развитии: что было, что есть и что будет. Я дитя, помнящее своего отца, постоянно меняющееся, вечное, словно день, неизменное, словно ночь. Можно ли выразить это проще? Жизнь и смерть едины.
Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»
10
Осирис Тутанхамон
День 13-й, третий месяц половодья
Министры и советники Фараона ходят небритые в голубовато-белых одеждах смерти, а таверны и дома развлечений закрыли свои парадные входы. Паранефер и его совет молятся о безопасном путешествии в вечность для Фараона, а рисовальщики контуров Майи трудятся день и ночь, чтобы закончить покинутую гробницу Нефер-неферуатон Сменхкары, которую она дарит брату по случаю необходимости. В храмах также не ведутся уроки, пока не пройдут семьдесят дней траура.
Асет стала необычайно тихой после того, как Меранх, неуклюжий пес с ах милого щенка, умер от горя и последовал за хозяином. Девочка проводит много времени на другой стороне реки со своей возлюбленной сестрой, а я слоняюсь без цели и направления. Сегодня утром я отправился в лачугу гончара, чтобы забрать чаши, которые заказал на прошлой неделе, а Реш вручил мне лишь крохотную фляжку «для маленькой дочери бога». Фляжка была похожа на гранат, но по цвету осталась как обожженная глина – за исключением тех мест, где мягкая глазурь, покрывающая ее изнутри, вытекла из узкого горлышка. Разумеется, я подумал, что Асет заказала такую фляжку, ибо гранат – ее любимый фрукт.
– Нет, но девочка верит, что у меня волшебные руки, как и у Хнума, создавшего Людей Солнца. – Скромная улыбка открыла мне ту сторону этого человека, которую я еще не знал. – И я подумал: раз уж она неравнодушна к вещам, поцелованным огнем… – Он показал на темное пятно сбоку, и тут нас окрикнул Пагош:
– Вы видели Асет?
– Она с другой стороны реки, – ответил я, когда он подошел ближе.
– Я привез ее сюда не больше часа назад, – выдохнул он, запыхавшись от бега. Или от страха? – Младенец Царицы ушел к Осирису.
Это было все равно что внезапный удар сзади.
– Принц Тутмос? Что случилось?
– Его нашла кормилица, когда солнце поднялось над восточным горизонтом, – пошла дать ему грудь. Некоторые говорят, что у него разбух язык и перестал помещаться во рту, другие – что за ним в темноте пришли злые духи, оставив от лица один громадный синяк. – Пагош следил за тем, как я восприму это известие.
– Язык младенца был высунут изо рта? – спросил я.
Он кивнул:
– Асет не позволила никому трогать мальчика, заявляя, что действует от имени Царицы. – Это значит, она видела его раздутое и потемневшее лицо. Человек, задохнувшийся подобным образом, – неприятное зрелище. – Я привез ее обратно, но она не хотела оставлять сестру и обвинила меня в неверности. Суну , надо найти ее. – Пагош пытался спрятать боль за грубоватыми манерами, но я слишком хорошо его знал.
– Ты ищи на птичьем дворе и в вольере. Сегодня пчеловод собирает мед, так что Реш пусть идет туда, а я поищу в амбаре. Встретимся здесь же.
Приближаясь к конюшням, я заметил, что поблизости околачивается Рука, но не обращал на него особого внимания, пока не заметил, что он показывает глазами на дальний конец амбара, где Сепи ставил лошадей Рамоса. Зайдя внутрь, я остановился, чтобы глаза привыкли к более тусклому свету, и услышал, что из последнего стойла доносится шепот: Асет сидела там на полу скрестив ноги, крепко прижимая к себе Тули. Пока я на них смотрел, пес поднял голову и лизнул хозяйку в лицо, чтобы вытереть слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Эйе поднял облако пыли, развернул колесницу Тутанхамона и задом подъехал к нам.
– Кто-то из нас должен его держать, – сказал я Мене. – Слава богам, его колесница больше обычных, иначе она бы не выдержала двух стоящих человек, уж не говоря о третьем, если он лежит на спине. Кто-то должен держать его, а моих приказов во дворце слушаться не будут. Так что поезжай вперед, подготовь носилки.
Я протиснулся мимо него, уперся ногой о бок колесницы и прислонил к груди голову и плечи Тутанхамона. Меранх тоже попытался забраться, но Мена оттолкнул его, потом закрепил петлей кусок веревки, протянув ее через открытую площадку, от поручня к поручню, чтобы я мог за нее держаться.
– Скачи назад по беговой дорожке. Тогда его не будет так трясти, – сказал он Эйе. – И не теряй времени. – И убежал за своими лошадьми.
Дорога показалась мне бесконечной. Я старался ехать так, чтобы Фараон оставался неподвижен, принимая всю тряску на себя. И все это время следил за ним, не пошевелится ли он сам – рукой, ногой, или хотя бы дернется веко. Но мысленно я вернулся к тому моменту, когда Тутанхамон снял капюшон со своего золотого Небесного Гора. Я будто вновь увидел, как тот поднимается выше и выше, а потом отвесно летит к земле. И тогда я понял, что правда крылась в том мгновении, когда я отвернулся. Я попробовал закрыть глаза, попробовать, может, уши вспомнят то, чего не могли вспомнить глаза, – и я услышал, как тишину пустыни нарушил скрип упряжи, шепот перьев на ветру и мягкий, еле слышный свист. Не высокий и резкий, а тихий, словно мурлыканье кошки. Такой сигнал сокольничий мог использовать, чтобы не испугать птицу, пока она ест, но достаточно громкий, чтобы сокол понимал, что этот призыв означает кормежку. Или то был всего лишь ветер, дующий сквозь расселину в голых камнях?
Когда я снова посмотрел на лицо молодого Царя, глаза его были широко открыты.
– Не двигайся, – предупредил я, наклонившись к его уху, чтобы он наверняка меня услышал. – Тебя лишь на несколько минут сорвало с привязи. Мы везем тебя назад во дворец.
– В… хороших руках. Дар… богов. – Слова выходили из его уст по одному-два, а потом губы ослабли и веки закрылись. На его лицо опустилась безмятежность, какой я раньше не видел, и впервые за двадцать девять лет я подумал, что мужчина, которого я вижу, прекрасен. Через несколько минут он снова заговорил, не открывая глаз. – Ноги… замерзли.
У меня вдоль позвоночника пробежал холодок, хотя солнце пекло в спину.
– Не пытайся двигаться, – предупредил я. – Во дворце ждет Мена, а он знает о ранах, которые человек может получить в бою, больше любого врача Двух Земель.
– Я… бился? С Анубисом?
– Со своим Небесным Гором, – ответил я, хотя он уже снова закрыл глаза.
Мена ждал у казарм с шестью дворцовыми стражами и носилками в воловьей упряжи. Эйе бросил поводья одному из стражей и убежал – возможно, созвать дворцовых врачей.
Когда стражники понесли Фараона, Мена пошел за ними, и сзади – я.
– Иногда он просыпается, – сообщил я ему тихо, – но шевелит лишь глазами и губами, и произносит лишь слово-другое – пожаловался, что у него замерзли ноги. – Мена проницательно посмотрел на меня, затем двинулся в прихожую царских покоев. – Я подожду снаружи, вдруг я тебе понадоблюсь.
– Нет, ты нужен прямо сейчас. Тебе никто не откажет, пока Тутанхамон жив.
Весть о несчастном случае распространилась, как огонь на ветру, и мы еле успели переложить Царя на ложе, прежде чем нас оттолкнул Джехути, Главный дворцовый Врач, и Кемсит, Врач Фараона. За ними пришли Эйе и Нахтмин, Обмахиватель Фараона и Главный Царский Писец, а за ними – шумный хвост второстепенных врачей-жрецов.
В комнате быстро закрыли ставни и зажгли благовония в настенных святилищах, а собравшиеся сгрудились и заспорили друг с другом. Не успели они решить, как лечить Царя, Тутанхамон задрожал всем телом, "и жрецы, исполняющие песнопения, отбежали, дабы злые духи не захватили и их. Никто и не подумал, что Фараону может быть холодно, и если так и есть, то что это может значить. Наконец Царица приказала слугам принести одеяла и укрыть ее мужа, а потом села рядом и взяла его за холодную руку. Меранх бегал туда-сюда вдоль лежанки, тщетно умоляя хозяина погладить его, пока наконец Анхесенамон не приказала псу сесть у ног; он заскулил и принялся тыкать носом в их сцепленные руки.
Через несколько минут один из врачей пошел к ногам ложа, поднял одеяло со ступней молодого Царя и вколол длинную иглу в кончик его большого пальца. Тутанхамон не шевельнулся.
Мена жестом позвал меня за собой и словно тень прошел по краю комнаты на балкон, выходящий на личный сад Царя и расположенный так, чтобы лучше пользоваться северным ветром.
– Она слишком легко смирилась, – буркнул я, радуясь тому, что мы ушли от поющих жрецов и потеющих тел.
– Возможно, – согласился Мена. – Думаешь, у него сломана шея?
– Как можно судить без осмотра? Возможно, поврежден мозг. Ты видел контузию. – Он прямо посмотрел на меня, а потом опустил глаза и один раз кивнул.
– А чего ты ждешь от Царицы? – в отчаянии спросил Мена. – Чтобы она визжала и рвала на себе одежду? Это его разбудит, и он снова сможет смеяться?
Я смотрел поверх крыш величественных строений, окружавших дворец, на западные утесы, чернеющие на фоне розового неба. Ра умирает. Забирая с собой своего сына.
– Нельзя винить птицу, сделавшую то, чему она была обучена, – сказал я.
– Не здесь, дурак! – прошептал Мена, стукнув меня по плечу. Скорбный вой разорвал тишину, за ним последовал высокий пронзительный крик. Мы бросились в комнату, и нас встретил хор голосов – жрецы пели молитвы, женщины кричали, а Анхесенамон лежала поперек неподвижного тела мужа. Из ее исцарапанных рук уже сочилась кровь.
Меранх первый почувствовал, что ка его любимого хозяина вышел из бренного тела, – издал протяжный скорбный вой, чтобы выразить своему брату Анубису несогласие.
Дотронувшись лбом до пола, я вспомнил предсказание Мены, что власть вскоре будет принадлежать тому, кто сильнее. Но как же богиня Маат – когда птица сложила крылья и понеслась вниз, неужели она просто закрыла на это глаза?
Я мысленно вернулся к тому мгновенью, когда впервые увидел Тутанхамона девятилетним мальчиком: он стоял перед великим столбом Ипет-Исут в день своей коронации. Он был гол, за исключением простенькой набедренной повязки, и принес на своих плечах грехи единокровного брата, ненавистного Еретика. И тем не менее бесстрашно прошел в деревянные ворота, покрытые медными пластинами, во двор храма, где его ожидали жрецы в масках богов, чтобы отвести мальчика в святилище, где его посвятят в таинства, которые сделают его земным сыном Амона-Ра, полубогом и получеловеком. Когда он наконец вышел оттуда, человеческий облик Тутанхамона был изменен навсегда царской символикой и одеждой: это тяжкая ноша для любого человека, а особенно для такого маленького мальчика.
Теперь жрецы Дома Мертвых изменят его тело еще раз, выпотрошат, словно глупое животное, чтобы он соединился с Осирисом.
Лично я буду помнить Владыку Двух Земель таким, каким он был этим утром, как он смеялся, несясь по пустыне в своей колеснице, а не каменной статуей. Боги даровали мне привилегию увидеть радость в его глазах, а также тот страх, который он испытывал, когда пошел против старших. Я знал, что в нем есть не только юношеская надменность, но и щедрость, и любовь. Вот поэтому сердце мое будет плакать по мальчику, которому дано было так мало времени, чтобы научиться жить, прежде чем пришла пора умереть.
Я веду записи о своем развитии: что было, что есть и что будет. Я дитя, помнящее своего отца, постоянно меняющееся, вечное, словно день, неизменное, словно ночь. Можно ли выразить это проще? Жизнь и смерть едины.
Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»
10
Осирис Тутанхамон
День 13-й, третий месяц половодья
Министры и советники Фараона ходят небритые в голубовато-белых одеждах смерти, а таверны и дома развлечений закрыли свои парадные входы. Паранефер и его совет молятся о безопасном путешествии в вечность для Фараона, а рисовальщики контуров Майи трудятся день и ночь, чтобы закончить покинутую гробницу Нефер-неферуатон Сменхкары, которую она дарит брату по случаю необходимости. В храмах также не ведутся уроки, пока не пройдут семьдесят дней траура.
Асет стала необычайно тихой после того, как Меранх, неуклюжий пес с ах милого щенка, умер от горя и последовал за хозяином. Девочка проводит много времени на другой стороне реки со своей возлюбленной сестрой, а я слоняюсь без цели и направления. Сегодня утром я отправился в лачугу гончара, чтобы забрать чаши, которые заказал на прошлой неделе, а Реш вручил мне лишь крохотную фляжку «для маленькой дочери бога». Фляжка была похожа на гранат, но по цвету осталась как обожженная глина – за исключением тех мест, где мягкая глазурь, покрывающая ее изнутри, вытекла из узкого горлышка. Разумеется, я подумал, что Асет заказала такую фляжку, ибо гранат – ее любимый фрукт.
– Нет, но девочка верит, что у меня волшебные руки, как и у Хнума, создавшего Людей Солнца. – Скромная улыбка открыла мне ту сторону этого человека, которую я еще не знал. – И я подумал: раз уж она неравнодушна к вещам, поцелованным огнем… – Он показал на темное пятно сбоку, и тут нас окрикнул Пагош:
– Вы видели Асет?
– Она с другой стороны реки, – ответил я, когда он подошел ближе.
– Я привез ее сюда не больше часа назад, – выдохнул он, запыхавшись от бега. Или от страха? – Младенец Царицы ушел к Осирису.
Это было все равно что внезапный удар сзади.
– Принц Тутмос? Что случилось?
– Его нашла кормилица, когда солнце поднялось над восточным горизонтом, – пошла дать ему грудь. Некоторые говорят, что у него разбух язык и перестал помещаться во рту, другие – что за ним в темноте пришли злые духи, оставив от лица один громадный синяк. – Пагош следил за тем, как я восприму это известие.
– Язык младенца был высунут изо рта? – спросил я.
Он кивнул:
– Асет не позволила никому трогать мальчика, заявляя, что действует от имени Царицы. – Это значит, она видела его раздутое и потемневшее лицо. Человек, задохнувшийся подобным образом, – неприятное зрелище. – Я привез ее обратно, но она не хотела оставлять сестру и обвинила меня в неверности. Суну , надо найти ее. – Пагош пытался спрятать боль за грубоватыми манерами, но я слишком хорошо его знал.
– Ты ищи на птичьем дворе и в вольере. Сегодня пчеловод собирает мед, так что Реш пусть идет туда, а я поищу в амбаре. Встретимся здесь же.
Приближаясь к конюшням, я заметил, что поблизости околачивается Рука, но не обращал на него особого внимания, пока не заметил, что он показывает глазами на дальний конец амбара, где Сепи ставил лошадей Рамоса. Зайдя внутрь, я остановился, чтобы глаза привыкли к более тусклому свету, и услышал, что из последнего стойла доносится шепот: Асет сидела там на полу скрестив ноги, крепко прижимая к себе Тули. Пока я на них смотрел, пес поднял голову и лизнул хозяйку в лицо, чтобы вытереть слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65