– поинтересовался Гапочка, наперед зная, что все россказни Григория – чистая липа. – Значит, вы высадили майора Нечипоренко на Чкалова, а сами отправились в Узловую? Кстати, только что сказали, что остановились в Лижине пообедать, но вблизи железнодорожной милиции нет столовой.
– Закусочная, господин начальник, вы забыли о бутербродной: в ста шагах от той милиции.
«И тут комар носа не подточит», – вынужден был признать майор, вспомнив о бутербродной неподалеку от милицейского отделения. Но все же переспросил:
– После этого не встречались с майором Нечипоренко? «Хо, – повеселел Григорий, – еще как встречались, но зачем тебе все знать? Закопали мы Нечипоренко в таком густом сосняке, что век будешь искать, не найдешь, а без трупа нет убийства».
– Нет, – ответил, глядя прямо в глаза Гапочке, – не встречались, да и где могли встречаться? В Лижин я уже не приезжал.
Коляду увезли в камеру предварительного заключения, а Гапочка позвал Лесю Савчук: она сидела в соседней комнате, ожидая своей очереди. Вошла, глядя куда-то мимо майора, будто и не видела его.
Гапочка решил быть как можно любезнее. Придвинул Лесе кресло, сам сел на стул.
– Ну вот, – сказал прямо, – теперь давайте откровенно: чем именно взял вас Коляда? Что наобещал за информирование грабителей о содержимом контейнеров?
– Не понимаю вас, майор. Я помогала этому, как вы сказали, Коляде, разыскать вагон с лесом. И все. Больше мы с ним не общались.
«А у меня нет ни одного свидетеля, – констатировал Гапочка, – должен поднять руки и извиниться перед тобой. Хотя почти уверен: сидишь ты по самые уши в грязи».
– Я не верю вам, Леся, – сказал. – Но у меня нет доказательств. Идите, но думаю, что совесть у вас когда-либо пробудится.
«Уйду с удовольствием, – решила Леся, – чтобы никогда уже не видеть твоей противной рожи. Дура я, чтобы сознаваться? В гроб себя положить собственными руками? Извините, не собираюсь».
И ушла, убежденная в своей правоте.
ЗАДОНЬКО И ЛУТАК
Раздатчик еды хитро подморгнул Лутаку и, передавая миску, сунул ему бумажку. Кузьма Анатольевич, не переставая жевать, прочел:
«Меня задержали. Все остается, как договорились. Я».
Лутак, узнав почерк Ярового, оторопел: вот так майсы – неужели арестовали самого шефа? Неужели, имея такие деньги, не мог откупиться? Удивительные коленца выкидывает жизнь…
Покончив с невкусным супом, в котором плавало немного вермишели, Лутак растянулся на нарах, обдумывая ситуацию. Выходит, поймался и сам Яровой. Взяли его, раба божьего, за шкирку. Честно говоря, это не огорчило Кузьму Анатольевича. Почувствовал даже удовлетворение: каждому свое, хоть таким образом торжествует справедливость…
Но как Яровой, сидя в тюряге, будет рассчитываться с ним? Это же не шутка – ежегодно два миллиона!.. Деньги ведь у многоуважаемого господина, наверно, конфискуют, на какие же шиши он рассчитывает, чтобы соблюсти их договор?
Однако Яровой уверяет: все остается, как условлено. Значит, удалось что-то припрятать…
Однако, стоило ли в сложившейся ситуации придерживаться договора? Два миллиона в месяц нынче не такие уж и огромные деньги. Правда, лично ему при ежемесячных двадцати тысячах два миллиона надо было бы зарабатывать восемь лет. Но при этом жить не в колонии, а под боком у Верочки и, хоть не каждый день, а лакомиться и колбаской, и ветчинкой.
Главное – под боком у Верочки. Спать в удобной кровати, на свежих простынях.
Конечно, все это – плюс. Даже большой плюс. Однако, за семь или восемь лет отсидки он получит миллионов сто пятьдесят. Но что будут стоить тогда эти деньги? Не сожрет ли их инфляция? Правда у них с Яровым уговор: все расчеты с поправкой на инфляцию. Но как оно будет на самом деле?
Голова распухла от мыслей. Лутак остервенело тер лоб, но это не помогало. Посоветоваться бы с Верочкой: представил жену в красном халатике на тахте под торшером, захотелось плюнуть на все, даже на миллионы, лишь бы только очутиться у Верочки под боком, выпить рюмку водки, закусить хоть бы жареной картошкой, чтобы перебить осточертевший вкус тюремной баланды, до сих пор оставшийся во рту.
Но в любом случае несколько лет придется отсидеть. В любом!.. Так стоит ли сушить мозги? Два-три года больше, так ведь за них хотя бы заплатят…
В дверях камеры появился надзиратель:
– Лутак, на допрос!
«Вот сейчас все и выяснится, – подумал Кузьма Анатольевич. – Интересно, что мне на этот раз скажет следователь?»
Лутака захотел допросить Задонько. Посмотреть еще раз на человека в золотых очках, возглавлявшего «Канзас». Попробовать внушить, что держаться за Ярового уже ни к чему. Хоть немного открыть глаза на собственную перспективу.
Полковник занял небольшую комнату в следственном изоляторе. Сидел, опершись локтями на пошарпанный стол, и ждал Лутака. Наконец конвоир привел Кузьму Анатольевича, и Задонько не мог не отметить метаморфозу, происшедшую с бывшим управляющим престижной фирмы «Канзас». Хотя очки с золотой оправой все еще украшали его лицо, но от былой импозантности не осталось и следа. Лутак осунулся, куда подевалась улыбка, подчеркивающая его превосходство над окружающими, наоборот, вид у него был какой-то заискивающий, просительный.
Увидев Задонько, Кузьма Анатольевич смутился. Присев на стул, сказал:
– Выходит, вы уже тогда вцепились фирме в хвост? А я подумал: еще один коммерсант проглотил наживку…
– Хотите, Кузьма Анатольевич, поговорить откровенно?
«А дулю», – ни секунды не заколебался Лутак, вспомнив утреннее послание Ярового. Однако ответил почтительно:
– Можно и откровенно – как пожелаете.
– Тогда слушайте внимательно, Кузьма Анатольевич. То, что вы работали с Яровым, не вызывает у меня никаких сомнений. Документально доказано, что именно Яровой создал вооруженную банду, грабившую железнодорожные контейнеры. Есть акты экспертизы, подтверждающие: видеотехника и компьютеры, переданные фирмой «Канзас» торговому дому, из ограбленных контейнеров, а грабила эти эшелоны вооруженная банда. Вам это известно?
– Следователь прокуратуры намекал…
– Итак, выставленные фирмой «Канзас» товары добыты из железнодорожных контейнеров путем вооруженного нападения. Вам это о чем-то говорит?
– Но ведь не я создал банду и не имею к ней никакого отношения. Я просто арендовал на один день эти видеомагнитофоны и другое. За сравнительно небольшую плату.
– У кого?
– Кажется, он назвался Лугановым.
– Может, Луганским?
– Может, и Луганским. Пришел и говорит: слышал я – фирме «Канзас» липовые товары нужны – чтобы кому-то голову заморочить. Выкладывай сто пятьдесят тысяч – ажур будет. Я и согласился. На следующее утро завезли все в арендованный нами мебельный склад на Березняках, а вечером забрали. Ей Богу, правду говорю.
– Кто предложил вам возглавить фирму? Вдруг Лутак впервые решил сказать правду:
– Винник. Есть такой юрист – Альберт Юрьевич Винник. Из коллегии адвокатов.
– Кто-кто? – не поверил Задонько, ведь фамилия Винника всплыла впервые.
– Я же говорю: адвокат Винник.
– Откуда знаете его?
– У жены были неприятности на работе и он защищал ее. Весьма умный и опытный адвокат.
– И как это случилось?
– А просто. Пришел ко мне Альберт Юрьевич с предложением – хочешь заработать? Я, конечно, не против. Тогда он и говорит: увольняйся с работы, возглавишь фирму «Канзас». Все, уточняет, уже закручено, фирма «Канзас» заключила договоры с заграничными поставщиками относительно различных товаров, следует только достойно представлять фирму. Я это могу, потому и согласился.
– И не догадались, в какую аферу вас втягивают?
– Поверил Альберту Юрьевичу. Считал, что все обойдется.
– «Канзас» получил от клиентов большие деньги. Свыше миллиарда. Где они?
– Я же показал на следствии: сжег. Вывез в лес и сжег. В знак протеста против реставрации капитализма.
– Я ознакомился с вашими показаниями. Скажу прямо: они неубедительны, больше того, похожи на издевку над правоохранительными органами. Не приходило ли вам в голову изменить их?
– Нет.
«Ну и прохвост, ну и сукин сын, – подумал Задонько. – Видно, большой куш получил от Ярового, а сидеть ему долго – лет десять…
Сказал:
– Вы хоть представляете, в какую беду попали? Сколько придется отсидеть?
– Наш украинский суд справедлив, – философски заметил Лутак, – и больше, чем полагается, не даст.
– По закону за соучастие в вооруженном ограблении железнодорожных контейнеров дадут не менее десяти лет.
– Запугиваете?
– А по новому закону – до пятнадцати.
– Закон обратной силы не имеет.
– Единственное, что вас может несколько утешить. «За десять лет накапает двести пятьдесят миллионов, – прикинул Лутак. – А можно выйти и раньше – какой-то миллиончик бросить тюремному начальству, оно тоже хочет жить… А у нас с Яровым уговор: платить за срок, определенный судом. Десять лет – двести пятьдесят миллионов».
– Вижу, откровенный разговор у нас не получился, – с сожалением констатировал Задонько, – а я, честно говоря, надеялся на это.
«Пошел ко всем чертям, – кипел от злости Лутак, – так я и стану тебе исповедоваться. Своя рубашка ближе к телу».
Кузьму Анатольевича повели назад в камеру, а полковник приказал разыскать адвоката Винника, хотя и не рассчитывал, что разговор с ним в какой-то мере поможет следствию.
АУКЦИОН
Узнав из газет, что на аукционе будет продаваться особняк Ярового в Рудыках, Сушинский решил попытать счастья.
«А чем я хуже других? – размышлял. Деньги есть, а место там поистине божественное. У Ярового губа не дура, знал, где строиться. В те времена ему море было по колено, всех номенклатурщиков поднял, а поступил по-своему, как захотел».
Афанасий Игоревич прикинул: дача Ярового потянет миллионов на двадцать пять – тридцать, больше вряд ли кто и предложит, хотя дом и продается вместе с мебелью. По крайней мере, так хотелось думать, так как ассигновал именно тридцать. И ни миллиона больше. Не потому, что этой суммой исчерпывались его финансовые возможности – мог бы заплатить и свыше сорока, но разве стоит разбрасываться деньгами?
В назначенный день Афанасий Игоревич приехал в Рудыки, ведь именно там, в конфискованном у Ярового особняке должны были состояться торги.
Как ни удивительно, на аукцион съехалось довольно много народу. И все люди известные и зажиточные, банкиры, коммерсанты, владельцы респектабельных фирм, крутилось, правда, несколько подозрительных типов, но как конкурентов их нельзя было принимать всерьез.
Сушинского несколько огорчило то, что аукцион проводился именно в Рудыках. Это обстоятельство, несомненно, поднимало ставки. Одно дело, если видел дом раньше, совсем другое, если есть возможность все, как говорится, пощупать. Аппетит приходит во время еды, а страсти разгораются на аукционе, азартный человек, если его хорошенько разогреть, может тут совсем голову потерять.
Афанасий Игоревич еще раз обошел особняк и участок – удивительные чувства завладели им. Вот на этой веранде договаривались о расчетах, именно в результате которых он и может нынче принять участие в торгах. Все же Леонид Александрович, хоть и умница, хоть и прекрасно ориентировался в финансовых делах, хоть и видел всех насквозь, а не все углядел, позволил и себе повесить лапшу на уши – и кому: ближайшему помощнику, доверенному лицу…
Афанасий Игоревич не очень-то жалел Ярового: каждому свое, опростоволосился – плати. Хотя, если честно, и не желал Яровому зла. Если бы Леонид Александрович выкрутился, сохранились бы между ними хорошие отношения, приезжал бы он сюда, в Рудыки, кланялся бы своему бывшему благодетелю, говорил бы всякие хвалебно-подхалимские слова – в общем, продолжалось бы нормальное человеческое общение. Кто же виноват, что дали Яровому чуть ли не на всю катушку, целых восемь лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Закусочная, господин начальник, вы забыли о бутербродной: в ста шагах от той милиции.
«И тут комар носа не подточит», – вынужден был признать майор, вспомнив о бутербродной неподалеку от милицейского отделения. Но все же переспросил:
– После этого не встречались с майором Нечипоренко? «Хо, – повеселел Григорий, – еще как встречались, но зачем тебе все знать? Закопали мы Нечипоренко в таком густом сосняке, что век будешь искать, не найдешь, а без трупа нет убийства».
– Нет, – ответил, глядя прямо в глаза Гапочке, – не встречались, да и где могли встречаться? В Лижин я уже не приезжал.
Коляду увезли в камеру предварительного заключения, а Гапочка позвал Лесю Савчук: она сидела в соседней комнате, ожидая своей очереди. Вошла, глядя куда-то мимо майора, будто и не видела его.
Гапочка решил быть как можно любезнее. Придвинул Лесе кресло, сам сел на стул.
– Ну вот, – сказал прямо, – теперь давайте откровенно: чем именно взял вас Коляда? Что наобещал за информирование грабителей о содержимом контейнеров?
– Не понимаю вас, майор. Я помогала этому, как вы сказали, Коляде, разыскать вагон с лесом. И все. Больше мы с ним не общались.
«А у меня нет ни одного свидетеля, – констатировал Гапочка, – должен поднять руки и извиниться перед тобой. Хотя почти уверен: сидишь ты по самые уши в грязи».
– Я не верю вам, Леся, – сказал. – Но у меня нет доказательств. Идите, но думаю, что совесть у вас когда-либо пробудится.
«Уйду с удовольствием, – решила Леся, – чтобы никогда уже не видеть твоей противной рожи. Дура я, чтобы сознаваться? В гроб себя положить собственными руками? Извините, не собираюсь».
И ушла, убежденная в своей правоте.
ЗАДОНЬКО И ЛУТАК
Раздатчик еды хитро подморгнул Лутаку и, передавая миску, сунул ему бумажку. Кузьма Анатольевич, не переставая жевать, прочел:
«Меня задержали. Все остается, как договорились. Я».
Лутак, узнав почерк Ярового, оторопел: вот так майсы – неужели арестовали самого шефа? Неужели, имея такие деньги, не мог откупиться? Удивительные коленца выкидывает жизнь…
Покончив с невкусным супом, в котором плавало немного вермишели, Лутак растянулся на нарах, обдумывая ситуацию. Выходит, поймался и сам Яровой. Взяли его, раба божьего, за шкирку. Честно говоря, это не огорчило Кузьму Анатольевича. Почувствовал даже удовлетворение: каждому свое, хоть таким образом торжествует справедливость…
Но как Яровой, сидя в тюряге, будет рассчитываться с ним? Это же не шутка – ежегодно два миллиона!.. Деньги ведь у многоуважаемого господина, наверно, конфискуют, на какие же шиши он рассчитывает, чтобы соблюсти их договор?
Однако Яровой уверяет: все остается, как условлено. Значит, удалось что-то припрятать…
Однако, стоило ли в сложившейся ситуации придерживаться договора? Два миллиона в месяц нынче не такие уж и огромные деньги. Правда, лично ему при ежемесячных двадцати тысячах два миллиона надо было бы зарабатывать восемь лет. Но при этом жить не в колонии, а под боком у Верочки и, хоть не каждый день, а лакомиться и колбаской, и ветчинкой.
Главное – под боком у Верочки. Спать в удобной кровати, на свежих простынях.
Конечно, все это – плюс. Даже большой плюс. Однако, за семь или восемь лет отсидки он получит миллионов сто пятьдесят. Но что будут стоить тогда эти деньги? Не сожрет ли их инфляция? Правда у них с Яровым уговор: все расчеты с поправкой на инфляцию. Но как оно будет на самом деле?
Голова распухла от мыслей. Лутак остервенело тер лоб, но это не помогало. Посоветоваться бы с Верочкой: представил жену в красном халатике на тахте под торшером, захотелось плюнуть на все, даже на миллионы, лишь бы только очутиться у Верочки под боком, выпить рюмку водки, закусить хоть бы жареной картошкой, чтобы перебить осточертевший вкус тюремной баланды, до сих пор оставшийся во рту.
Но в любом случае несколько лет придется отсидеть. В любом!.. Так стоит ли сушить мозги? Два-три года больше, так ведь за них хотя бы заплатят…
В дверях камеры появился надзиратель:
– Лутак, на допрос!
«Вот сейчас все и выяснится, – подумал Кузьма Анатольевич. – Интересно, что мне на этот раз скажет следователь?»
Лутака захотел допросить Задонько. Посмотреть еще раз на человека в золотых очках, возглавлявшего «Канзас». Попробовать внушить, что держаться за Ярового уже ни к чему. Хоть немного открыть глаза на собственную перспективу.
Полковник занял небольшую комнату в следственном изоляторе. Сидел, опершись локтями на пошарпанный стол, и ждал Лутака. Наконец конвоир привел Кузьму Анатольевича, и Задонько не мог не отметить метаморфозу, происшедшую с бывшим управляющим престижной фирмы «Канзас». Хотя очки с золотой оправой все еще украшали его лицо, но от былой импозантности не осталось и следа. Лутак осунулся, куда подевалась улыбка, подчеркивающая его превосходство над окружающими, наоборот, вид у него был какой-то заискивающий, просительный.
Увидев Задонько, Кузьма Анатольевич смутился. Присев на стул, сказал:
– Выходит, вы уже тогда вцепились фирме в хвост? А я подумал: еще один коммерсант проглотил наживку…
– Хотите, Кузьма Анатольевич, поговорить откровенно?
«А дулю», – ни секунды не заколебался Лутак, вспомнив утреннее послание Ярового. Однако ответил почтительно:
– Можно и откровенно – как пожелаете.
– Тогда слушайте внимательно, Кузьма Анатольевич. То, что вы работали с Яровым, не вызывает у меня никаких сомнений. Документально доказано, что именно Яровой создал вооруженную банду, грабившую железнодорожные контейнеры. Есть акты экспертизы, подтверждающие: видеотехника и компьютеры, переданные фирмой «Канзас» торговому дому, из ограбленных контейнеров, а грабила эти эшелоны вооруженная банда. Вам это известно?
– Следователь прокуратуры намекал…
– Итак, выставленные фирмой «Канзас» товары добыты из железнодорожных контейнеров путем вооруженного нападения. Вам это о чем-то говорит?
– Но ведь не я создал банду и не имею к ней никакого отношения. Я просто арендовал на один день эти видеомагнитофоны и другое. За сравнительно небольшую плату.
– У кого?
– Кажется, он назвался Лугановым.
– Может, Луганским?
– Может, и Луганским. Пришел и говорит: слышал я – фирме «Канзас» липовые товары нужны – чтобы кому-то голову заморочить. Выкладывай сто пятьдесят тысяч – ажур будет. Я и согласился. На следующее утро завезли все в арендованный нами мебельный склад на Березняках, а вечером забрали. Ей Богу, правду говорю.
– Кто предложил вам возглавить фирму? Вдруг Лутак впервые решил сказать правду:
– Винник. Есть такой юрист – Альберт Юрьевич Винник. Из коллегии адвокатов.
– Кто-кто? – не поверил Задонько, ведь фамилия Винника всплыла впервые.
– Я же говорю: адвокат Винник.
– Откуда знаете его?
– У жены были неприятности на работе и он защищал ее. Весьма умный и опытный адвокат.
– И как это случилось?
– А просто. Пришел ко мне Альберт Юрьевич с предложением – хочешь заработать? Я, конечно, не против. Тогда он и говорит: увольняйся с работы, возглавишь фирму «Канзас». Все, уточняет, уже закручено, фирма «Канзас» заключила договоры с заграничными поставщиками относительно различных товаров, следует только достойно представлять фирму. Я это могу, потому и согласился.
– И не догадались, в какую аферу вас втягивают?
– Поверил Альберту Юрьевичу. Считал, что все обойдется.
– «Канзас» получил от клиентов большие деньги. Свыше миллиарда. Где они?
– Я же показал на следствии: сжег. Вывез в лес и сжег. В знак протеста против реставрации капитализма.
– Я ознакомился с вашими показаниями. Скажу прямо: они неубедительны, больше того, похожи на издевку над правоохранительными органами. Не приходило ли вам в голову изменить их?
– Нет.
«Ну и прохвост, ну и сукин сын, – подумал Задонько. – Видно, большой куш получил от Ярового, а сидеть ему долго – лет десять…
Сказал:
– Вы хоть представляете, в какую беду попали? Сколько придется отсидеть?
– Наш украинский суд справедлив, – философски заметил Лутак, – и больше, чем полагается, не даст.
– По закону за соучастие в вооруженном ограблении железнодорожных контейнеров дадут не менее десяти лет.
– Запугиваете?
– А по новому закону – до пятнадцати.
– Закон обратной силы не имеет.
– Единственное, что вас может несколько утешить. «За десять лет накапает двести пятьдесят миллионов, – прикинул Лутак. – А можно выйти и раньше – какой-то миллиончик бросить тюремному начальству, оно тоже хочет жить… А у нас с Яровым уговор: платить за срок, определенный судом. Десять лет – двести пятьдесят миллионов».
– Вижу, откровенный разговор у нас не получился, – с сожалением констатировал Задонько, – а я, честно говоря, надеялся на это.
«Пошел ко всем чертям, – кипел от злости Лутак, – так я и стану тебе исповедоваться. Своя рубашка ближе к телу».
Кузьму Анатольевича повели назад в камеру, а полковник приказал разыскать адвоката Винника, хотя и не рассчитывал, что разговор с ним в какой-то мере поможет следствию.
АУКЦИОН
Узнав из газет, что на аукционе будет продаваться особняк Ярового в Рудыках, Сушинский решил попытать счастья.
«А чем я хуже других? – размышлял. Деньги есть, а место там поистине божественное. У Ярового губа не дура, знал, где строиться. В те времена ему море было по колено, всех номенклатурщиков поднял, а поступил по-своему, как захотел».
Афанасий Игоревич прикинул: дача Ярового потянет миллионов на двадцать пять – тридцать, больше вряд ли кто и предложит, хотя дом и продается вместе с мебелью. По крайней мере, так хотелось думать, так как ассигновал именно тридцать. И ни миллиона больше. Не потому, что этой суммой исчерпывались его финансовые возможности – мог бы заплатить и свыше сорока, но разве стоит разбрасываться деньгами?
В назначенный день Афанасий Игоревич приехал в Рудыки, ведь именно там, в конфискованном у Ярового особняке должны были состояться торги.
Как ни удивительно, на аукцион съехалось довольно много народу. И все люди известные и зажиточные, банкиры, коммерсанты, владельцы респектабельных фирм, крутилось, правда, несколько подозрительных типов, но как конкурентов их нельзя было принимать всерьез.
Сушинского несколько огорчило то, что аукцион проводился именно в Рудыках. Это обстоятельство, несомненно, поднимало ставки. Одно дело, если видел дом раньше, совсем другое, если есть возможность все, как говорится, пощупать. Аппетит приходит во время еды, а страсти разгораются на аукционе, азартный человек, если его хорошенько разогреть, может тут совсем голову потерять.
Афанасий Игоревич еще раз обошел особняк и участок – удивительные чувства завладели им. Вот на этой веранде договаривались о расчетах, именно в результате которых он и может нынче принять участие в торгах. Все же Леонид Александрович, хоть и умница, хоть и прекрасно ориентировался в финансовых делах, хоть и видел всех насквозь, а не все углядел, позволил и себе повесить лапшу на уши – и кому: ближайшему помощнику, доверенному лицу…
Афанасий Игоревич не очень-то жалел Ярового: каждому свое, опростоволосился – плати. Хотя, если честно, и не желал Яровому зла. Если бы Леонид Александрович выкрутился, сохранились бы между ними хорошие отношения, приезжал бы он сюда, в Рудыки, кланялся бы своему бывшему благодетелю, говорил бы всякие хвалебно-подхалимские слова – в общем, продолжалось бы нормальное человеческое общение. Кто же виноват, что дали Яровому чуть ли не на всю катушку, целых восемь лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32