— И заводы будут национализированы, и всем будет гарантирована работа. Не будет сегодняшнего неравенства между людьми. Средний рабочий будет получать почти на уровне директора, — Ульянов продолжал уже шутливым тоном. — И у него будет достаточно денег, чтобы ходить в рюмочную. Вечером рабочие радостной гурьбой вбегут сюда, а потом пойдут пить пиво к Аркадию Симоновичу!
— Который будет директором государственной пивной! — расхохоталась Арина.
— Или поваром!.. Надо мне все-таки зайти к добрейшему Аркадию Симоновичу, — спохватился Ульянов.
— Обязательно зайдите! — обрадовалась Арина. — Он только на днях вас вспоминал. Я уверена, что он будет очень рад вас видеть, г-н Ульянов.
— Прямо сейчас и зайду, — сказал Ульянов, надевая шубу. — До свидания, Арина Петровна. Передавайте привет и наилучшие пожелания вашей матушке.
— Не пропадайте, г-н Ульянов, — напутствовала его Арина. — Заходите почаще. С вами всегда приятно побеседовать.
Выходя из рюмочной, Ульянов подумал, что вот опять он не сдержался, опять наговорил лишнего, причем наговорил Арине, которой это совершенно не интересно. Впрочем, почему не интересно? Разве ее это не касается? Она, что, на другой планете живет? Подумав об этом, Ульянов вдруг вспомнил, как в детстве он мечтал о контактах с другими мирами, о встрече с братьями по разуму. Он даже стихи на эту тему сочинил. Сейчас ему вспомнилась первая строка:
Ты и я идем без разных членов…
Смысл этой строки теперь казался Ульянову не совсем понятным, хотя нечто инопланетное в ней несомненно было. Что там было дальше, Ульянов не помнил, да и некогда ему было сейчас это вспоминать, поскольку пивной ресторан Прадера, как уже говорилось выше, располагался в том же здании, что и рюмочная «У Арины».
Аркадий Симонович Прадер был еврей. В этом не было ничего удивительного — некоторые евреи имели специальное разрешение на проживание в Санкт-Петербурге. Никто не знал, за какие-такие заслуги имел подобное разрешение Аркадий Симонович, да и никого это не интересовало, поскольку пиво у него всегда было отменное, а еда — выше всяческих похвал. В былые времена ресторан Прадера возле Адмиралтейской площади слыл весьма популярным среди петербуржцев, но лет двадцать назад Аркадий Симонович перебрался на Мещанскую.
Зал был большой. За одними столами хитрые купцы расписывали преферанс, за другими глупые дворяне резались в вист. Любители шахмат могли арендовать здесь столик и комплект за 30 копеек в час. В самом дальнем углу стояли два биллиардных стола, и там вечно толпилась самая разнообразная публика. Многие приходили сюда просто пообедать или попить пива. Поговаривали, что здесь бывал сам Его Императорское Величество, впрочем инкогнито, скрываясь под именем полковника Бздилевича.
Аркадий Симонович очень редко выходил в зал. Менялись официанты, но за стойкой каждый вечер уже много лет неизменно стоял Аркадий Симонович. Впрочем, не каждый вечер: по вторникам ресторан был закрыт, а Аркадий Симонович отправлялся в кафе «Доминик» играть в шахматы. Играть в своем ресторане он почему-то не любил.
Но была среда, и, войдя в ресторан, Ульянов первым делом увидел невысокого симпатичного старичка с добрыми, чуть печальными глазами. Старичок стоял за стойкой и протирал полотенцем пивные кружки. Завидев приближающегося к стойке Ульянова, он искренне обрадовался и воскликнул:
— Сколько лет, сколько зим! Володенька, где вы пропадали столько времени? Мы с Ариночкой не далее как третьего дня вас вспоминали!
— Здравствуйте, милейший Аркадий Симонович! Виноват, действительно давно не заходил. А вы как? Как здоровье?
— Да не жалуюсь, не жалуюсь, Володенька!
— Выглядите вы прекрасно!
— Спасибо. Что будете кушать, Володенька?
— М-м… Салат из одуванчиков, черепаховый суп и пальчики аллигатора, пожалуйста!
— Вот пальчиков аллигатора у меня нет! — засмеялся Аркадий Симонович. — Что же делать?
— Ничего страшного! Я готов удовлетвориться соловьиными языками!
— Я всегда говорил, что у вас отменный вкус, Володенька!
— Спасибо, Аркадий Симонович, но я, как всегда, полагаюсь на ваш вкус!
— Благодарю вас! А пока кружечку светлого?
— Как всегда! — согласился Ульянов.
— Извините, Володенька, я мигом! Свежие газеты перед вами, — и налив Ульянову пива, старый Прадер куда-то исчез.
Г-н Ульянов с кружкой пива пристроился прямо за стойкой и, взяв в руки свежий номер газеты «Новое время», пробежал глазами заголовки. «Дуэль князя Сергея Елпашева с поручиком А. Вистуевым»…"Кому на Руси жить хорошо?»…"Торжественный выход государя императора…» Он уже собирался отложить газету, как вдруг его внимание привлек следующий заголовок:
ШАХМАТНОЕ СОСТЯЗАНИЕ В С.-ПЕТЕРБУРГЕ
и далее:
«Два года назад Россия в первый раз увидела у себя заграничного маэстро, приехавшего по ее приглашению, и это был д-р З. Тарраш, приехавший в Спб. играть ставший знаменитым матч с Чигориным (окончившийся вничью: каждый выиграл по 9 партий при 4 ничьих). До этого русская жизнь еще не способна была создать что-нибудь равноценное тому, что уже давно видели у себя Западная Европа и Америка.
Послезавтра в Петербурге начинается новое состязание, которое будет основано на других началах, но по существу повторит тот же принцип. Именно, это будет турнир, и этим Россия входит в круг государств уже как вполне равноправный член. Однако, к этому турниру из иностранцев приглашены только Ласкер, Пильсбери, Стейниц, Тарраш, а из русских — один Чигорин. Нам понятно, почему прекрасная идея устройства матч-турнира между бесспорно сильнейшими игроками мира родилась именно в России, и мы должны признать, что, сообразуясь со своими наличными силами, устроители этого состязания…»
Ульянов не дочитал весьма заинтересовавшую его статью, потому что в этот момент вернулся Аркадий Симонович с красивым блюдом в руках.
— Позвольте предложить вам, Володенька, вот эту порцию охотничьих сосисок с красной капустой и луком.
— Вы просто волшебник, Аркадий Симонович! — воскликнул г-н Ульянов и хорошенько отхлебнул из своей кружки. От одного только вида этих копчененьких, с жирком, охотничьих сосисок Ульянова обуяла великая жажда.
— Если мне не изменяет память, красная капуста — ваш любимый гарнир. Не так ли? — осведомился Аркадий Симонович.
— Так!
— Ну, а когда мне случается вымачивать в уксусе репчатый лук, я всегда сразу вспоминаю вас, Володенька!
— Совершенно верно! Вам, как шахматисту, никогда не изменяет память. Кстати, вы читали эту статью?
— А, вы про этот турнир. К сожалению мне удастся попасть туда не раньше следующего вторника. А вы бываете у «Доминика», Володенька? Что-то я и там вас сто лет не видел.
— Я, признаться, давно там не был.
— А я вчера взял три партии из пяти у самого г-на Шифферса, получая пешку и ход! — радостно сообщил старик. — Правда Эмануил Степанович был в приличном подпитии, но он, по-моему, и в турнирах так играет.
— Я его вообще ни разу трезвым не видел! — заметил Ульянов.
— К великому сожалению, я тоже, — вздохнул Прадер. — Если вы располагаете временем, Володенька, я вам покажу прекрасный этюд г-на Троицкого.
— А кто такой этот г-н Троцкий? — спросил Ульянов.
— Не Троцкий, а Троицкий,[5] — поправил Аркадий Симонович. — В этом году «Новое время» опубликовало его первые этюды. Мне лично они очень нравятся. Хотите посмотреть?
— Я бы с удовольствием, но мне уже наверное пора бежать, — сказал г-н Ульянов, доставая из кармана роскошные золотые часы — подарок г-на Хардина.
— Сдается мне, Володенька, что вы занялись политикой, — печально изрек Аркадий Симонович. — Зря, не стоит она того.
— Но почему вы так решили?
— Мне так кажется, и это очень печально. Вам нужно играть в шахматы, посещать театры, читать книги, ухаживать за нашей прекрасной Ариной. Когда-нибудь вы поймете, Володенька, что все это очень важно, а политика не важна совсем.
— Еще только три часа, — ушел от неприятной темы Ульянов. — У меня еще найдется полчаса времени, чтобы посмотреть этюд г-на Троцкого.
Ульянов не понимал почему, но именно с Аркадием Симоновичем ему не хотелось говорить о политике. Возможно причина была в том, что во время этих разговоров Ульянов нередко становился резким и раздраженным, а ему не хотелось быть таковым в общении с добрым стариком.
— Не Троцкого, а Троицкого! — снова поправил Аркадий Симонович. — Я пошел за шахматами!
Ульянов тем временем ел и пил почти как Портос, и вернувшемуся с шахматами под мышкой Аркадию Симоновичу пришлось налить ему еще пива, что старик сделал с видимым удовольствием. После этого он раскрыл шахматную доску и принялся расставлять на ней фигуры, бормоча себе под нос нечто, понятное одним шахматистам.
— Так… Белый король на дэ пять, слон на эф четыре… м-м… пешка на жэ шесть… Черный король на эф восемь, пешки на е семь и на аш семь. Все! Белые выигрывают при своем ходе.
— Так-так, посмотрим! — бодро сказал Ульянов.
— Этот этюд нелегко будет решить, — сказал Аркадий Симонович. — Придется вам посидеть над ним!
— Да позиция-то не выглядит особо сложной, — задумчиво промолвил Ульянов.
Минут пять он сосредоточенно обдумывал положение, а потом радостно воскликнул:
— Ага! Эврика! — и показал решение.
— Да, очень красиво! — старик Прадер, как завороженный, смотрел на доску. — Быстро вы! У вас хорошие способности, Володенька, очень хорошие… Хотите еще этюд?
— Нет, спасибо. Мне пора. Я обязательно забегу к вам на днях.
— Заходите, заходите, Володенька. Я всегда вам рад. И, пожалуйста, помните, что я вам говорил. Обязательно подумайте на досуге над моими словами. Вы ведь понимаете, о чем я говорю?
— Да-да, — пробормотал Ульянов.
— Вы понимаете, Володенька, с годами человек начинает отличать подлинные ценности от мнимых. И тогда многим людям становится обидно, потому что они понимают, что разменяли свои лучшие годы на медяки. После этого — одни пытаются что-то изменить уже в зрелые годы, и становятся объектом насмешек бездушной толпы; другие живут воспоминаниями и сожалениями, понимая, что ничего изменить уже нельзя; третьи пытаются воплотить в своих детях то, что не смогли реализовать в себе. Не повторяйте ошибок этих людей! Развивайте свои шахматные способности, интересуйтесь литературой, живописью, пригласите Ариночку в оперу! А главное — держитесь в стороне от политики. Я не знаю, каковы ваши убеждения… Вероятно, вы — социалист?
Ульянов пробормотал что-то невнятное, ему решительно не хотелось говорить с Прадером о политике. Между тем, старик продолжал:
— Я не имею ничего против социализма. Я где-то даже «за»… Но посвящать себя этому глупо и… небезопасно.
— Но ведь современное общество буквально разрывается от социальных противоречий! — воскликнул Ульянов, не сдержавшись.
— Возможно, — с доброй улыбкой согласился Аркадий Симонович.
— Тогда почему же вы считаете политические ценности мнимыми?
— Володенька, а вам не кажется абсурдным само сочетание слов — «политические ценности?»
— Возможно я неудачно выразился, но это не меняет сути. Что может быть важнее, чем борьба за основные права человека?
— Решив одни проблемы, вы породите другие! Проблема современного общества — в его бездушии. Представьте себе на минуту, что все люди мыслят так, как я пытаюсь сейчас заставить мыслить вас. Будут ли в таком обществе ущемляться права человека? Нужна ли будет ваша борьба?
Ульянов молчал, пораженный. Он не был согласен, но чувствовал: есть что-то вечное в словах этого мудрого старика, что-то такое, что переживет все социальные потрясения, которые еще выпадут на долю человечества. Пройдут века, свершатся тысячи революций, родятся новые социальные системы, на смену одним лозунгам придут другие, а эти мысли навсегда останутся актуальными!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19