«Если он продержится еще год, – сказал себе Берия, – всем нам конец, разве что Шкирятова пощадит и Суслова, времени у меня больше нет...»
Поэтому его агентура подействовала на людей профессора Тареева, нового руководителя бригады врачей, в том смысле, что необходимо отменить все лекарства, которые ранее были предписаны Сталину «еврейскими убийцами в белых халатах». Более того, поскольку арестованные доктора прежде всего опасались инсульта Вождя (выходили его после инфаркта и двух предынсультных кризов), сейчас надо сосредоточиться на профилактике желудка, активной витаминотерапии (Сталин знал, что Гитлера держали витаминами), а все сосудорасширяющие препараты отменить...
Военфельдшер – Сталин звал его Нико – новые назначения одобрил, посоветовав при этом:
– А вообще-то кальцекс надо пить, Коба... Безвредно и профилактирует.
...Поскольку курс лечения, предписанный «убийцами» из «Джойнта», был отменен (следуй он ему, неизвестно еще, сколько б прожил), состояние здоровья Сталина ухудшалось с каждым днем; он запрещал себе признаваться в этом; более того, рабочий день теперь начинал не в двенадцать, а на час раньше и спать ложился на рассвете; много читал, стараясь этим заглушить темную ярость, которая душила его, стоило лишь вспомнить Вовси, Виноградова или братьев Коганов. Порою чувствовал, как давит кадык и кружит голову; пил кальцекс.
Готовил еду сам на маленькой электроплитке.
Когда его разбил инсульт и он не отпер дверь своих покоев, охрана позвонила Берия, тот велел взломать замок. Увидев Сталина, лежавшего в странной позе, одетого, глядевшего на него с мольбой, гневно посмотрел на охрану:
– Вы что, не понимаете?! Товарищ Сталин хочет уснуть! Не сметь мешать ему!
...Профессор Тареев, вызванный лишь на следующий день, трясся, не владел руками, плакал; применять те препараты, которыми Виноградов и Вовси спасли Сталина семь лет назад, не имел права; министр Игнатьев дал устную рекомендацию следователям провести с «врачами-убийцами» консилиум по поводу состояния здоровья «неназываемого пациента».
После смерти Сталина первый заместитель Председателя Совета Министров и министр внутренних дел Берия (МГБ ликвидировали в одночасье), «человек номер два», вызвал к себе Абакумова, беседовал с глазу на глаз пять часов; в карцер Абакумова был посажен бывший генерал Рюмин.
Вскорости «врачи-убийцы» были реабилитированы: сообщение в «Правде» было дано от имени МВД СССР. Берия начал тур борьбы за лидерство, его имя сразу же сделалось популярным в среде советской интеллигенции.
Хрущев, понимая, что такого спускать нельзя, опубликовал в «Правде» статью о нарушениях законности в «бывшем МГБ».
Берия решил ответить ударом на удар: внес предложение на ПБ о нормализации отношений с Тито («это дело – фикция и дутое провокаторство; интрига»), выходе на международный рынок и налаживании политического диалога с Западом («мы отстали от технологии на десятилетия»), предложил снять с поста первого секретаря ЦК Компартии Украины Мельникова, заменив его истинным украинцем (прекратив таким образом насильственную русификацию республик, вернувшись «к нормам ленинского социалистического интернационализма», выраженного в Завещании). Не забыл он и об эмоциональном аспекте борьбы за лидерство: приказал найти в лагерях и тюрьмах бывших нелегалов, подкормить их, подлечить и дать о них серию материалов в газетах: «В МГБ были не только садисты типа Рюмина, ставленники тирана, но и истинные герои в борьбе с нацизмом».
Исаева нашли во Владимирском политическом изоляторе: полуослепший, беззубый, с перебитыми ногами, он был помещен в тюремный госпиталь.
Леопольда Треппера и Шандора Радо выпускать нельзя: работа в «шарашке» продолжается; Радо пусть там сидит, благо Родины прежде всего...
Лишь после этого Берия вспомнил о Валленберге: не помер ли где в одиночке или на каторге? По счастью, был жив.
Перед тем как пригласить его к себе, Берия поинтересовался:
– Не псих?
– Вполне нормален, – ответил Комуров.
– Постригите, оденьте как следует, накормите обедом из «Националя», а потом ведите ко мне. Комуров покачал головой:
– Лаврентий Павлович, рискованно... Иностранец... Берия, словно бы не услыхав этих слов, посмотрел на часы:
– К семи вечера... Послезавтра...
...Навстречу Валленбергу вышел из-за стола, пожал руку:
– Те, кто мучил вас в течение всех этих лет, трагичных для нашей страны, по моему приказу арестованы. Начато следствие. Мерзавцев ждет смертная казнь, они позорили Сталинскую Конституцию...
– Господин Рюмин? – сухо осведомился Валленберг. – Какова его судьба?
– Этот черносотенец взят первым. Переводчик не решился корректировать Лаврентия Павловича: слово «взят» перевел дословно. Валленберг не понял:
– Что значит взят?
– Это значит – арестовали...
– Я могу выступить свидетелем на его процессе?
– Конечно, господин Валленберг. – Берия мягко улыбнулся. – Мы дадим вам постоянную визу в Москву, вы этого заслужили годами нечеловеческих мук... Хочу надеяться, что вы, несмотря ни на что, не станете игрушкой в руках тех сил, которые по-прежнему норовят разжечь ненависть к Советскому Союзу... Они не хотя, понять: начался новый период нашей истории, новое время, мы нуждаемся в друзьях... Вы же видели, что в камерах вместе с вами мучились невиновные советские граждане и никто из них не ругал свою родину, ругали тех мерзавцев, которые обрекли их на муки.
– Я был, есть и останусь другом тех советских людей, которые делили со мною горе... Это были прекрасные люди... И вообще, я не намерен заниматься общественной деятельностью... Я – если вы действительно освобождаете меня – уйду в лоно Церкви.
– Благодарю вас, господин Валленберг. – Глаза Берия повлажнели, он снял пенсне и вытер слезы. – Какие у вас еще пожелания?
– Я бы хотел также выступить на процессе против изувера Абакумова, который проводил со мной первые допросы...
(Берия держал Абакумова в резерве: когда он переместит Маленкова в секретари ЦК, а сам возглавит Совмин, Виктор вернется в прежнее кресло, кроме него, некому, разве что Меркулов, но опять-таки армянин: Сталин разжег национальную рознь, с чечни и татар начал, евреями кончил, нужно время на успокоение.)
– Вы что-то путаете, господин Валленберг... Абакумов к вашему делу не имел никакого отношения, – ответил Берия. – Он сам был жертвой клеветы, его пытали в этом же здании...
– И аз воздам, – Валленберг был тверд. – Первые недели мной занимался Абакумов. Да, именно он. Поэтому я оставляю за собой право прислать моих адвокатов для вызова его в суд.
– Если настаиваете – не смею возражать, – ответил Берия, распрощался с Валленбергом, пожелав ему благополучного возвращения к родным, проводил до двери.
Сразу после этого вызвал Комурова:
– Ты был прав, Богдан. Увы, ты был прав... Подготовь справку, датированную сорок шестым или сорок седьмым годом: «Валленберг умер от разрыва сердца». И запри в сейф. До поры до времени: я намерен свой первый официальный визит нанести в Скандинавию: через них возможен прорыв в технологию, у них можно получить заем... Справку пусть сделают по форме, подпишется начальник тюремного госпиталя, протокол и все такое прочее, чтоб в Стокгольме никто не подточил носа...
...Арест Берия, необходимый и в высшей мере своевременный, был, однако, оформлен для печати по рецептам Сталина и того же Берия: «югославский и английский шпион»; через полтора года после расстрела «югославского шпиона», убившего Сталина, в Белград к «товарищу Тито, верному коммунисту-ленинцу», отправилась советская делегация во главе с Хрущевым.
Маленкова, который произнес слова, кивнув на Берия во время того памятного кремлевского заседания: «Арестуйте его, это враг народа!» – среди членов делегации не было.
В секретном архиве Берия было обнаружено множество фактов о пытках, которые применялись к участникам процессов тридцать шестого – тридцать восьмого годов; часть этих фактов была приведена Хрущевым на XX съезде партии, который означал начало конца Сталина, мучительное и кровавое.
Двадцать третьего декабря пятьдесят третьего года советские газеты опубликовали сообщение Верховного суда Союза ССР, в котором сообщалось, что приговор Специального Военного Присутствия Верховного суда СССР в отношении присужденных к высшей мере наказания – расстрелу – Берия, Гоглидзе, братьев Кобуловых, Деканозова и других приведен в исполнение.
Казнь проходила в присутствии и под контролем маршала Ивана Конева.
Дело бывшего заместителя министра бывшего МГБ Рюмина было выделено в отдельное производство.
Рюмин был осужден и расстрелян.
Следом были осуждены и расстреляны Комуров и Влодимирский.
Абакумов, обвиненный (после захвата Берия в сталинском кремлевском кабинете) в фальсификации «ленинградского дела» и садистских зверствах, содержался в Лефортовской тюрьме; от дачи каких-либо показаний отказался наотрез; следователю дал отвод.
Когда к нему в камеру пришел генерал, работник ЦК в прошлом, назначенный (после ареста Берия) заместителем Главного военного прокурора, проводивший реабилитацию всех необоснованно репрессированных, Абакумов хмуро поинтересовался:
– В чем дело? Я ж сказал – никаких показаний не будет. Точка и ша. И вообще – вы кто такой? Я вас раньше не видел.
– Я заместитель военного прокурора.
Абакумов расхохотался: в этом его веселом, дерзком хохоте не было ничего наигранного или, более того, истеричного:
– Ты мне баки не заколачивай, «прокурор»! Ни на Лубянке, ни в Лефортове ноги прокурора не было и не будет! Это наша вотчина! И не хрен со мной комбинации строить, я их все наизусть знаю!
Генерал достал удостоверение, подписанное Прокурором СССР, протянул Абакумову:
– Вот, ознакомьтесь...
Тот взял красную книжку, раскрыл, читал долго, шевеля губами, раз пять, не меньше, потом книжку аккуратно закрыл, вернул ее генералу, обхватил голову руками и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, повторяя:
– Все... Все... Все... Все кончено... Конец... Конец Державе... Конец родине, конец святому делу, конец, конец, конец...
...Назавтра начал давать показания, выскабливался.
Держался с полнейшим безразличием; только один раз разбушевался: «Я санкции на расстрел доктора Шимелиовича и Этингера не давал! В бумагах генералиссимуса ищите!»
Был приговорен к расстрелу.
Расстреляли.
...«Золотую Звезду» Героя Советского Союза Всеволод Владимирович Владимиров (Исаев) получил из рук Ворошилова, который вместе со Сталиным и Молотовым шестнадцать лет назад подписал список на расстрел учителей и друзей Исаева товарища Уборевича, Антонова-Овсеенко, Постышева, Блюхера, Пиляра, Сыроежкина – несть конца этому списку.
Обменявшись рукопожатием с «народным президентом», Исаев обязательного в таких случаях благодарственного слова не произнес, возвратился на свое место за столом заседаний, а перед началом коллективного фотографирования ушел, сославшись на недомогание.
Через месяц он начал работать в Институте Истории по теме «Национал-социализм, неофашизм; модификации тоталитаризма».
Ознакомившись с текстом диссертации, секретарь ЦК Суслов порекомендовал присвоить товарищу Владимирову звание доктора наук без защиты, а рукопись изъять, передав в спецхран...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38