Женщина дернулась было пойти поискать письмо, но Мегрэ жестом ее остановил:
– Вы помните, в какой это было день?
– Подождите… Сейчас скажу…
Она тихонько поговорила с Дюфье, который посмотрел на комиссара, как бы не понимая. Наверное, спрашивая себя, зачем это тому надо. Явно пытался вспомнить и наконец что-то ответил:
– Это случилось во вторник. В ночь со вторника на среду.
– Поступали ли какие-нибудь новости от него? Ну, с тех пор?
– Марта показала мне цветную открытку, которую получила из Парижа.
Комиссар Мансюи больше не старался вникнуть в этот разговор. Он с беспокойством смотрел на Мегрэ, как бы подозревая, что тот обладает каким-то сверхъестественным даром. Он почти готов был поверить, что в течение дня получит сведения, будто и сын Дюфье тоже мертв.
Когда они выходили из домика, рослый парень в габардиновом плаще прокладывал себе дорогу сквозь толпу любопытных.
– Это журналист, – сообщил Мансюи.
Мегрэ предпочел побыстрее убраться. Начиналась обычная канитель: журналисты, фотографы, прокурорские работники, потом еще эти специалисты по опознанию из Пуатье, которые битком набьются со своей аппаратурой и будут фотографировать мертвое тело под разными углами.
– Вы ожидали, что это случится? – наконец осмелился спросить маленький комиссар в машине, которая везла их в комиссариат.
Мегрэ ответил ему, как бы вернувшись откуда-то издалека:
– Кое-чего я действительно ожидал…
– Поднимемся ко мне в кабинет?
Комиссариат между тем принял свой обычный вид, наполнился людьми, которые хотели получить всякого рода свидетельства, подписи или бумаги. Сидели на скамьях разные типы, ожидая, когда начальство обратит на них внимание. Требовали Мансюи – нужен был сразу в нескольких кабинетах, но он поднялся в первую очередь наверх.
– Пуатье на проводе, – сообщил ему инспектор. – Нам послали Пьешо и Буавера. Они уже час назад выехали на машине и прибудут к десяти. С ними эксперт по идентификации. Они попросили, чтобы мы поставили заслоны вокруг города и проверяли всех подозрительных.
– Это уже сделано, – проговорил Мансюи.
При этом он посмотрел на Мегрэ, но без всякой гордости, что означало: «Что я еще мог сделать? Обычная рутина, и я должен ей следовать».
– Доктор Жама звонил?
– Нет еще.
– Свяжитесь-ка с ним по телефону. В это время он должен находиться в больнице. Это судебный медик, который совмещает работу со службой в муниципальной больнице. Доктор Жама? Это Мансюи… Да… Да, я понимаю… Прокуратура будет здесь около одиннадцати. Я полагал, что не стоит вас беспокоить, поскольку поднял рано утром. А эти могут опоздать. Я тогда вам позвоню и подошлю машину. Конечно… Когда случилось?.. Между одиннадцатью вечера и двумя часами утра. Благодарю вас. Нет, я не руковожу расследованием. Жду специалистов из Пуатье. Что? – Взглянул на Мегрэ и на мгновение заколебался. – Не думаю, что он этим будет заниматься. Во всяком случае, официально.
– Правильно, – подтвердил Мегрэ, кивнув.
Он все понимал. Мог бы дословно повторить фразы судмедэксперта, хотя и не слышал, как тот их произносил.
Точное время смерти после внешнего осмотра установить трудно, можно только сделать это приблизительно.
Итак, значит, между одиннадцатью вечера и двумя часами утра.
– Вы уходите?
– Иду на похороны.
– Я попытаюсь попасть туда, приду или в дом, или в церковь. Однако не знаю, как у меня будет со временем.
Извинитесь за меня перед доктором Беллами.
Опять этот тревожный взгляд в сторону Мегрэ, когда он произносил последние слова, но комиссар оставался непроницаемым.
– До встречи.
– А если те господа спросят о вас?
– Скажите им, что я в отпуске.
Было еще рано идти в дом, где готовились к похоронам, и он отправился вдоль по набережной. Но не для того, чтобы выпить вина. Хотя, впрочем, зашел, чтобы пропустить стаканчик, но, главное, он хотел увидеться с Попин.
В ее лавочке было полно народу.
Засучив рукава, любовница Франсиса погружала свои розовые пухлые руки в корзины с рыбой и другой морской живностью, взвешивая и щелкая кассовым аппаратом.
– А вам что, моя крошка?
Так она называла всех своих клиенток. Смотрела на них ясным взглядом и выглядела столь же свежей, как и те продукты, которые ее окружали.
– Что ты мне говоришь, девочка! Да этому мерзавцу, который такое сотворил, я бы глаза вырвала, да и еще кое-что.
Тут она заметила Мегрэ, перестала взвешивать, вытерла руки о фартук и позвала помощницу:
– Замени-ка меня на минутку, Мелани. Проходите сюда, месье Мегрэ.
И наконец, в маленьком помещении гостиной, куда доносились кухонные запахи, заговорила:
– Вы считаете, что Это он ее убил? Кто бы мог вчера подумать, а? Мы в то время как раз болтали втроем.
Если бы вы мне вчера сказали, что речь о дочке Марты. Мы ведь вместе с ней ходили в школу. Правда, это было очень давно…
– Вы знаете горничную мадам Беллами?
– Жанну? Полагаю, что знала ее еще тогда, когда она бегала по улицам босоногой девчонкой. Ее мать работала в цехе по переработке сардин. Лет в тринадцать Жанну тоже туда пристроили. Но она потом сумела перебраться в господский дом. С тех пор и работает горничной у доктора. Теперь даже глядеть ни на кого не хочет. Не верите, спросите у Франсиса.
– Не знаете, где бы я мог с ней поговорить?
– Это довольно трудно, разве что в самом доме доктора. Она ведь даже со своей матерью не встречается после того, как та вторично вышла замуж. На танцульках тоже не бывает. Сходит с ума по своей хозяйке, просто влюблена в нее. Холит и лелеет, даже спала бы, как собачонка, на коврике у ее двери, если бы позволили.
Разговаривает со всеми надменно, особенно с Франсисом. Скажите, пожалуйста, какая цаца! А вы что, хотите арестовать доктора?
– Не думаю, чтобы вопрос так стоял. Благодарю вас.
– Вы еще зайдете к нам, да? Просто сейчас мало времени, чтобы поболтать. А то приходите сегодня вечерком.
Выпьем по стаканчику. Мне очень хочется узнать, чем же все кончится.
Несмотря на свое чувствительное сердце, она действительно бы наказала убийцу именно так, как говорила в лавочке, если бы он попался ей в руки.
А отдыхающие на пляже ни о чем не подозревали.
Все так же там находились мамаши с детьми в купальных костюмчиках, торчали зонтики, катались разноцветные мячи, а на волнах колыхались головы купающихся.
В Рембле же была видна череда людей, направляющихся к дому доктора Беллами. Все это были коренные жители Сабль, одетые в черное. Останавливаясь на тротуарах, они здоровались друг с другом за руку, образовывали небольшие группки, смотрели на часы и переступали порог затянутой черной материей двери.
Среди них Мегрэ узнал Лурсо, Перретта и других завсегдатаев пивной, которые уже исполнили свой долг и теперь беседовали, стоя снаружи.
Он тоже вошел в дом. Не было необходимости устраивать прощание в одном из траурных залов, поскольку вестибюль достаточно вместителен.
Ни лестница, ни другие двери больше не видны были, только сплошная чернота, в которой горели свечи вокруг богатого гроба, окруженного морем белых цветов.
Один только доктор Беллами стоял неподвижно, и каждый по очереди проходил перед ним, склоняя голову, после чего мочил пальцы в сосуде со святой водой.
Доктор производил сильное впечатление выделяющейся на общем черном фоне белизной своего пластрона, воротничка и манжет. Черты его лица, казалось, еще больше заострились. Принимая соболезнования, он отвечал легким поклоном, выпрямлялся и смотрел уже на следующего.
Мегрэ прошел, как и остальные, поклонился и поймал обращенный на него взгляд. В этом взгляде не было ни намека на тревогу или волнение. Ничто не указывало на то, что для доктора Беллами комиссар был кем-то иным, нежели все остальные.
Супрефект приехал на своей машине, оставив ее за несколько домов до жилища Беллами, там же поставил машину мэр со своими помощниками и кое-кто еще.
Прибыли похоронные дроги. Понадобилось некоторое время, чтобы образовался кортеж, длинная вереница, тянущаяся до церковной паперти. Мужчины занимали места справа, доктор Беллами стоял один в первом Ряду. Во втором Мегрэ заметил человека неопределенного возраста, который накануне сопровождал мадам Годро. Сама же она держалась слева, одетая в траур, с черной вуалью на лице. Без конца подносила к лицу маленький носовой платочек, чтобы промокнуть глаза.
Запах духов, которыми платочек был пропитан, доносился до комиссара.
Заиграл органист, приглашенный из Ла-Рош-сюр-Йон.
В отпевании участвовал баритон в сопровождении детского церковного хора. Церковь мало-помалу заполнилась. Отпевание длилось с четверть часа.
Из-за катафалка Мегрэ плохо видел мать Беллами, которая держалась рядом с мадам Годро, и лишь доносился стук ее палки по плитам.
Одетта Беллами отсутствовала. Франсис в процессии участвовал, как и кухарка. Горничная Жанна, наверное, осталась подле хозяйки.
Когда вышли из церкви, из-за облаков появилось солнце и улицы приняли свой обычный вид, так что понадобилось некоторое время, чтобы вновь к этому привыкнуть.
Во время медленного шествия к кладбищу Мегрэ издали заметил своего коллегу Мансюи, потного и все еще не бритого. Он все-таки сумел ненадолго вырваться сюда.
Несколько близких сопровождали Беллами до ограды кладбища.
Потом он сел в машину доктора Буржуа, который, наверное, должен был отвезти его домой.
Имел ли место семейный сбор? Принимали ли в белом доме в Рембле мадам Годро с ее спутником?
Мегрэ потерял Мансюи из виду и вынужден был добираться до центра города пешком. Взглянув на часы, он обнаружил, что уже десять минут первого. Он кое о чем запамятовал, нарушил некий ритуал…
Он и представить себе не мог, что эта его забывчивость станет причиной настоящей маленькой драмы.
На самом деле мадам Мегрэ в клинике в первый раз получила разрешение покинуть постель. Она еще не ходила, но все же на час, не более, как требовал доктор, ее поместили в кресло с колесиками.
Впервые она могла прокатиться по коридору, взглянуть на другие палаты, на лица тех, чьи голоса и оханье иногда доносились до нее.
С сестрой Мари-Анжеликой они устроили целый заговор. Говорили шепотом, чтобы не вызывать чувства зависти у мадемуазель Ринкэ, которая и так была более холодной и недовольной, чем обычно. Но им хотелось преподнести сюрприз Мегрэ, который ранее неизменно звонил в одиннадцать. Телефонный аппарат находился в конце коридора в переговорной с широкими оконными проемами, которую здесь называли солярием.
Сестру Аурелию предупредили. Когда месье номер шесть позвонит, она, вместо того чтобы ответить, должна переключить телефон на переговорную. Он явно будет ошарашен, услышав голос жены.
Кресло на колесиках стояло наготове четвертью часа ранее. Однако в половине двенадцатого сестра Мари-Анжелика настояла на возвращении в палату.
Таким образом, в полдень мадам Мегрэ вынуждена была занять свое место в постели, а монахиня безуспешно пыталась ее утешить, в то время как на лице мадемуазель Ринкэ светилась торжествующая улыбка.
– Вас тут ожидают двое господ. Кажется, ваши друзья. Поскольку они торопились, я их посадил за ваш столик. Они просили у меня номера, но, к сожалению, свободных нет… – И месье Леонар, прямо-таки умоляюще, добавил: – Может быть, выпьете аперитив, а?
Те двое, что еще ели за столиком Мегрэ, были инспекторами мобильной бригады из Пуатье, Пьешо и Буавером, с которыми комиссару уже приходилось работать ранее. Они одновременно встали, держа в руках салфетки.
– Извините, патрон. Сейчас как раз время перекусить До прибытия прокурорских.
– Я полагал, что они должны приехать в одиннадцать?
– Так бы и случилось, если бы нашли следователя. Но он находился где-то за городом у знакомых, а у тех там нет телефона. Пришлось посылать курьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22