Всем своим видом она показывала, что она не из тех, кто верит россказням первого встречного. Поджав губы, она бросила:
— Неужели!
Но сомнения ее длились недолго, так как человек с потухшей сигарой продолжал:
— Я комиссар полиции. Прошу вас следовать за мной для опознания тела. Я требую также, чтобы никто больше не выходил из этого дома.
Глаза Мегрэ насмешливо заискрились. Жена посмотрела на него, словно спрашивая: «Почему ты не назовешь себя?»
Но он еще слишком мало пробыл в отставке и еще не Пресытился своим инкогнито. Он с удовольствием уселся Поглубже в кресло, критически разглядывая комиссара.
— Будьте добры одеться и следовать за мной.
— Куда же? — спросила м-ль Отар.
— В морг…
И тогда печальная дама, о существовании которой Мегрэ совершенно забыл, испустила громкий крик и забилась в подлинной или хорошо разыгранной истерике.
Из кухни выскочила Ирма с блюдом в руках.
— Жанну убили?
— Занимайся своим делом, — приказала м-ль Отар. — Можешь подавать обед, пока я буду там.
Она взглянула на мальчика, который ничего не понял и путался под ногами у взрослых.
— Запри его в комнате. Уложи спать.
Где находилась в эту минуту г-жа Моссле? Вопрос как будто не из трудных, а между тем Мегрэ не смог бы на него ответить. Зато г-н Моссле, который в доме ходил в нелепых туфлях из красного фетра, стоял в коридоре. Вероятно, из своей комнаты он услышал шум и спустился вниз.
— Что случилось? — спросил он.
Но комиссар спешил. Он сказал вполголоса несколько слов полицейскому. Полицейский снял шинель, фуражку, закурил сигарету и устроился у печки как человек, который собирается просидеть здесь долго.
М-ль Отар, надевшую желтый плащ и резиновые сапоги, увели на улицу, с порога она последний раз обернулась и крикнула Ирме:
— Быстрее подавай обед! Рыба пережарится.
Ирма плакала машинально, словно из вежливости, просто потому, что кто-то умер и надо плакать. Она плакала, подавая блюда, и отворачивалась, чтобы слезы не капали на еду.
Мегрэ увидел за столом г-жу Моссле ничуть не взволнованную, но полную любопытства.
— Интересно, как это произошло?.. Это случилось на улице?.. Значит, тут, в Дьеппе, апаши разгуливают по городу?
Моссле ел с аппетитом. Г-жа Мегрэ никак не понимала, почему ее муж проявляет такое безразличие к этому делу, ведь он всю жизнь только и занимался раскрытием преступлений.
Печальная дама смотрела на мерлана в своей тарелке почти таким же взглядом, каким мерлан смотрел на нее. Изредка она приоткрывала рот, но не для того, чтобы есть, а чтобы испустить вздох.
Полицейский сел верхом на стул и наблюдал, как они ели. Ему явно не терпелось привлечь к себе внимание.
— Это я ее нашел! — с гордостью сообщил он г-же Моссле, которая, казалось, больше других интересовалась тем, что произошло.
— Как же это?
— Да, в общем, случайно… Я живу на улице Диг, такая маленькая улочка между набережной и портом, в самом конце, за табачной фабрикой. Там, можно сказать, никто никогда и не ходит. Я шел быстро, опустив голову, и вдруг вижу — что-то темнеет.
— Какой ужас! — произнесла г-жа Моссле не слишком убежденно.
— Я сначала подумал, что лежит пьяный, они часто валяются на тротуарах…
— Даже зимой?
— Особенно зимой, ведь начинают пить, чтобы согреться!
— А летом пьют, чтобы освежиться, — пошутил Жюль Моссле, перемигнувшись с женой.
— Если угодно… Я наклонился и увидел, что это женщина. Я стал звать на помощь, ее принесли в аптеку на углу Парижской улицы и увидели, что она мертва. И вот тогда-то я узнал ее, я ведь всех знаю в нашем квартале… Я сказал комиссару: «Это служанка из пансиона Отар…»
Мегрэ робко спросил, словно не решаясь вмешиваться не в свое дело:
— А чемоданов при ней не было?
— При чем тут чемоданы?
— Ну, не знаю… Я просто подумал, шла она к порту или оттуда…
Полицейский почесал в затылке.
— Постойте-ка. Судя по ее позе, она, пожалуй, шла сюда, когда это случилось…
Он поколебался немного, затем протянул руку к бутылке с красным вином, налил себе стакан и проговорил:
— Вы позволите?
Это движение приблизило его к столу. На блюде остывали два мерлана. Поколебавшись еще мгновение, он ухватил один из них, съел его, не прибегая к вилке, и выбросил кости в ведро из-под угля.
Потом обвел всех вопрошающим взглядом и, убедившись, что нет охотника на второго мерлана, съел его, как и первого, запил вином и вздохнул.
— Наверняка убийство из ревности. Второй такой потаскухи, как эта девка, прямо не сыскать. Вот уж кто мог ночи напролет проводить на танцульках в кабачке на том конце порта.
— Ну, тогда другое дело, — проговорила г-жа Моссле. Убийство из ревности она считала вполне естественным.
— Только вот что удивительно, — продолжал полицейский под неотступным взглядом Мегрэ, — убили-то ее из револьвера. А ведь матросы, сами знаете, чаще орудуют ножом.
В эту минуту вернулась м-ль Отар, но лицо ее не покраснело от ветра, как у других, она была бледна. То, что произошло, придало ей весу в собственных глазах, и всем своим видом она словно говорила: «Мне кое-что известно, но не надейтесь, что скажу вам».
Она окинула взглядом стол, обедающих и их тарелки, подсчитывая количество рыбьих хребтов. Обернувшись к Ирме, которая хлюпала носом у дверного косяка, она строго спросила:
— Чего ты ждешь? Почему не подаешь телятину? — Потом повернулась к полицейскому: — Надеюсь, вам предложили вина? Ваш начальник скоро придет. Он звонит в Ньюхейвен.
Мегрэ чуть вздрогнул. Она заметила это, и тень подозрения промелькнула на ее лице.
Она сочла своим долгом добавить:
— Во всяком случае, так мне показалось.
Ей не показалось, ей это было точно известно. Итак, комиссар полиции узнал о м-ре Джоне и его поспешном отъезде.
Значит, в настоящий момент полиция шла по следу молодого англичанина.
— Ах, ото всего этого я опять разболеюсь, — томным голосом произнесла печальная дама, которая обычно отрывала рот только три раза в день, да и то для того, чтобы вздохнуть.
— Что же тогда говорить мне? — возмутилась м-ль Отар: она не могла стерпеть, чтобы кто-то был больше нее затронут событием. — Вы думаете, мне все это на руку? Девка, на которую я потратила столько времени, пока чему-то обучила… Ирма! Принесешь ли ты, наконец, соус?
Ощутимым результатом всей этой беготни и суеты было то, что в дом проник наконец свежий, воздух. Он уже не растворялся в комнатном тепле, он гулял легким сквозняком, обвевая затылки, пробегая холодком по спине.
Это и заставило Мегрэ подняться и помешать кочергой уголь в печке, не обращая внимания на пустое ведро. Затем он набил трубку, прикурил от бумажного фитиля, поднесенного к огню, и машинально принял свою любимую, хорошо известную на набережной Орфевр позу: он стоял спиной к печке, зажав в зубах трубку, заложив руки за спину, а на лице его застыло неопределенное выражение, не то упрямое, не то отсутствующее. Как всегда, когда разрозненные факты начинали группироваться в его уме, словно слабые ростки еще не родившейся истины.
Вернулся комиссар полиции, но Мегрэ даже не шелохнулся. Он услышал его слова:
— Пароход еще не прибыл. Мне сообщат…
Нетрудно было представить себе, как пароход бросает, точно щепку в непроглядной темноте Ла-Манша, где ничего нельзя было различить, кроме белых барашков на гребнях огромных волн. Измученные морской болезнью пассажиры, безлюдный буфет, мятущиеся тени на темной палубе и единственный ориентир впереди — мерцающая светлая точка маяка в Ньюхейвене.
— Я вынужден допросить всех присутствующих дам и господ по очереди.
М-ль Отар поняла и предложила:
— Эту дверь можно закрыть, вы займете гостиную, и никто не…
Комиссар полиции не успел пообедать, но на столе уже не осталось мерланов, а запустить пальцы в блюдо, где лежали липкие ломтики телятины, он не решился.
2
Это была чистая случайность. Полицейский огляделся, выбирая, с кого ему начать. Взгляд его встретился с глазами г-жи Мегрэ. Она показалась ему женщиной покладистой, и он пригласил ее первой.
— Пройдите, — сказал он, открыв и тут же затворив за ней дверь гостиной. Губы бывшего комиссара тронула чуть заметная улыбка.
Хотя дверь была прикрыта, слова доносились довольно отчетливо. И улыбка Мегрэ обозначилась еще яснее, когда в соседней комнате он услышал вопрос своего коллеги:
— Через «е» или «э»?
— Через «э».
— Как у знаменитого комиссара полиции?
Жена его оказалась на высоте и ответила кратко:
— Да.
— Вы не родственница ему?
— Я его жена.
— Но, стало быть, вы здесь с мужем?
Минуту спустя Мегрэ уже сидел в гостиной перед сияющим и немного смущенным коллегой.
— Признайтесь, вы хотели надо мной посмеяться! Подумать только: я собирался допрашивать вас, как всех прочих! Я и вообще-то веду этот опрос для очистки совести, чтобы убить время в ожидании новостей из Ньюхейвена. Но ведь вы-то были на месте, вы в какой-то степени наблюдали, как подготавливалась драма, и должны иметь более ясное представление обо всем. Я был бы вам очень благодарен, если…
— Даю вам слово, у меня нет ни малейшего представления…
— Кто знал, что эта девица собирается выйти на улицу?
— Да все, кто находился в доме. Но только теперь я начинаю понимать, как трудна роль свидетеля: я, например, не мог бы с уверенностью сказать, кто был в это время в пансионе.
— Вы были заняты?
— Я читал.
Он не рискнул добавить, что увлекся статьей о жизни кротов и лесных мышей.
— Я смутно слышал возню, сборы. А потом… Ну вот, например, госпожа Моссле! Была ли она внизу или нет? И если была, то где сидела, что делала?
Комиссар полиции был явно неудовлетворен. Может быть, знаменитый коллега нарочно предоставляет ему выпутываться в одиночку? И он решил показать, как он, скромный провинциальный комиссар, умеет вести расследование.
В салон пригласили печальную даму. Она назвалась Жерменой Мулино и оказалась учительницей, отдыхающей после болезни.
— Я сидела в столовой, — пролепетала она, — я еще помню, что подумала, как несправедливо нагружать чемоданами англичанина эту бедную женщину, а вот здоровые мужчины не знают, как убить время.
Взгляд, который она, говоря о здоровых мужчинах, бросила на широкие плечи Мегрэ, ясно показывал, к кому относился ее намек.
— С этого момента вы не отлучались из столовой?
— Нет, простите, я поднималась к себе в комнату.
— Долго ли вы там пробыли?
— Примерно минут пятнадцать… Я приняла лекарство и ждала, пока оно подействует
— Извините меня за вопрос, который я вам задам, но я задам его каждому постояльцу пансиона. Я рассматриваю его как простую формальность. Я полагаю, вы сегодня не выходили на улицу и пальто ваше по этой причине сухое?
— Нет. Днем я ненадолго выходила.
Новое доказательство ненадежности свидетельских показаний! Мегрэ не заметил ни того, что она выходила на улицу, ни того, что в течение пятнадцати минут ее не было в столовой!
— Вы, вероятно, ходили в аптеку за лекарством?
— Нет Мне просто хотелось посмотреть на порт во время ливня и бури..
— Благодарю вас. Следующий!
Вошла Ирма, по-прежнему хлюпая носом и теребя пальцами уголок фартука.
— Как, по-вашему, были ли у Жанны враги?
— Не знаю, мсье.
— Вы не заметили за последнее время изменений в ее настроении, она не чувствовала, что ей что-то угрожает?
— Она только сказала мне сегодня утром, что ее ненадолго хватит служить в этом доме. Так она выразилась.
— С вами здесь плохо обращаются?
— Я этого не говорила, — с живостью возразила Ирма, покосившись на дверь.
— Известно ли вам по крайней мере, были ли у Жанны любовники?
— Еще бы!
— Почему вы так уверенно говорите?
— Она вечно боялась забеременеть.
— Вы знаете их имена?
— Был один рыбак, который вызывал ее свистом в переулок, его зовут Гюстав.
— Про какой переулок вы говорите?
— А за домом у нас переулок.
1 2 3 4 5 6
— Неужели!
Но сомнения ее длились недолго, так как человек с потухшей сигарой продолжал:
— Я комиссар полиции. Прошу вас следовать за мной для опознания тела. Я требую также, чтобы никто больше не выходил из этого дома.
Глаза Мегрэ насмешливо заискрились. Жена посмотрела на него, словно спрашивая: «Почему ты не назовешь себя?»
Но он еще слишком мало пробыл в отставке и еще не Пресытился своим инкогнито. Он с удовольствием уселся Поглубже в кресло, критически разглядывая комиссара.
— Будьте добры одеться и следовать за мной.
— Куда же? — спросила м-ль Отар.
— В морг…
И тогда печальная дама, о существовании которой Мегрэ совершенно забыл, испустила громкий крик и забилась в подлинной или хорошо разыгранной истерике.
Из кухни выскочила Ирма с блюдом в руках.
— Жанну убили?
— Занимайся своим делом, — приказала м-ль Отар. — Можешь подавать обед, пока я буду там.
Она взглянула на мальчика, который ничего не понял и путался под ногами у взрослых.
— Запри его в комнате. Уложи спать.
Где находилась в эту минуту г-жа Моссле? Вопрос как будто не из трудных, а между тем Мегрэ не смог бы на него ответить. Зато г-н Моссле, который в доме ходил в нелепых туфлях из красного фетра, стоял в коридоре. Вероятно, из своей комнаты он услышал шум и спустился вниз.
— Что случилось? — спросил он.
Но комиссар спешил. Он сказал вполголоса несколько слов полицейскому. Полицейский снял шинель, фуражку, закурил сигарету и устроился у печки как человек, который собирается просидеть здесь долго.
М-ль Отар, надевшую желтый плащ и резиновые сапоги, увели на улицу, с порога она последний раз обернулась и крикнула Ирме:
— Быстрее подавай обед! Рыба пережарится.
Ирма плакала машинально, словно из вежливости, просто потому, что кто-то умер и надо плакать. Она плакала, подавая блюда, и отворачивалась, чтобы слезы не капали на еду.
Мегрэ увидел за столом г-жу Моссле ничуть не взволнованную, но полную любопытства.
— Интересно, как это произошло?.. Это случилось на улице?.. Значит, тут, в Дьеппе, апаши разгуливают по городу?
Моссле ел с аппетитом. Г-жа Мегрэ никак не понимала, почему ее муж проявляет такое безразличие к этому делу, ведь он всю жизнь только и занимался раскрытием преступлений.
Печальная дама смотрела на мерлана в своей тарелке почти таким же взглядом, каким мерлан смотрел на нее. Изредка она приоткрывала рот, но не для того, чтобы есть, а чтобы испустить вздох.
Полицейский сел верхом на стул и наблюдал, как они ели. Ему явно не терпелось привлечь к себе внимание.
— Это я ее нашел! — с гордостью сообщил он г-же Моссле, которая, казалось, больше других интересовалась тем, что произошло.
— Как же это?
— Да, в общем, случайно… Я живу на улице Диг, такая маленькая улочка между набережной и портом, в самом конце, за табачной фабрикой. Там, можно сказать, никто никогда и не ходит. Я шел быстро, опустив голову, и вдруг вижу — что-то темнеет.
— Какой ужас! — произнесла г-жа Моссле не слишком убежденно.
— Я сначала подумал, что лежит пьяный, они часто валяются на тротуарах…
— Даже зимой?
— Особенно зимой, ведь начинают пить, чтобы согреться!
— А летом пьют, чтобы освежиться, — пошутил Жюль Моссле, перемигнувшись с женой.
— Если угодно… Я наклонился и увидел, что это женщина. Я стал звать на помощь, ее принесли в аптеку на углу Парижской улицы и увидели, что она мертва. И вот тогда-то я узнал ее, я ведь всех знаю в нашем квартале… Я сказал комиссару: «Это служанка из пансиона Отар…»
Мегрэ робко спросил, словно не решаясь вмешиваться не в свое дело:
— А чемоданов при ней не было?
— При чем тут чемоданы?
— Ну, не знаю… Я просто подумал, шла она к порту или оттуда…
Полицейский почесал в затылке.
— Постойте-ка. Судя по ее позе, она, пожалуй, шла сюда, когда это случилось…
Он поколебался немного, затем протянул руку к бутылке с красным вином, налил себе стакан и проговорил:
— Вы позволите?
Это движение приблизило его к столу. На блюде остывали два мерлана. Поколебавшись еще мгновение, он ухватил один из них, съел его, не прибегая к вилке, и выбросил кости в ведро из-под угля.
Потом обвел всех вопрошающим взглядом и, убедившись, что нет охотника на второго мерлана, съел его, как и первого, запил вином и вздохнул.
— Наверняка убийство из ревности. Второй такой потаскухи, как эта девка, прямо не сыскать. Вот уж кто мог ночи напролет проводить на танцульках в кабачке на том конце порта.
— Ну, тогда другое дело, — проговорила г-жа Моссле. Убийство из ревности она считала вполне естественным.
— Только вот что удивительно, — продолжал полицейский под неотступным взглядом Мегрэ, — убили-то ее из револьвера. А ведь матросы, сами знаете, чаще орудуют ножом.
В эту минуту вернулась м-ль Отар, но лицо ее не покраснело от ветра, как у других, она была бледна. То, что произошло, придало ей весу в собственных глазах, и всем своим видом она словно говорила: «Мне кое-что известно, но не надейтесь, что скажу вам».
Она окинула взглядом стол, обедающих и их тарелки, подсчитывая количество рыбьих хребтов. Обернувшись к Ирме, которая хлюпала носом у дверного косяка, она строго спросила:
— Чего ты ждешь? Почему не подаешь телятину? — Потом повернулась к полицейскому: — Надеюсь, вам предложили вина? Ваш начальник скоро придет. Он звонит в Ньюхейвен.
Мегрэ чуть вздрогнул. Она заметила это, и тень подозрения промелькнула на ее лице.
Она сочла своим долгом добавить:
— Во всяком случае, так мне показалось.
Ей не показалось, ей это было точно известно. Итак, комиссар полиции узнал о м-ре Джоне и его поспешном отъезде.
Значит, в настоящий момент полиция шла по следу молодого англичанина.
— Ах, ото всего этого я опять разболеюсь, — томным голосом произнесла печальная дама, которая обычно отрывала рот только три раза в день, да и то для того, чтобы вздохнуть.
— Что же тогда говорить мне? — возмутилась м-ль Отар: она не могла стерпеть, чтобы кто-то был больше нее затронут событием. — Вы думаете, мне все это на руку? Девка, на которую я потратила столько времени, пока чему-то обучила… Ирма! Принесешь ли ты, наконец, соус?
Ощутимым результатом всей этой беготни и суеты было то, что в дом проник наконец свежий, воздух. Он уже не растворялся в комнатном тепле, он гулял легким сквозняком, обвевая затылки, пробегая холодком по спине.
Это и заставило Мегрэ подняться и помешать кочергой уголь в печке, не обращая внимания на пустое ведро. Затем он набил трубку, прикурил от бумажного фитиля, поднесенного к огню, и машинально принял свою любимую, хорошо известную на набережной Орфевр позу: он стоял спиной к печке, зажав в зубах трубку, заложив руки за спину, а на лице его застыло неопределенное выражение, не то упрямое, не то отсутствующее. Как всегда, когда разрозненные факты начинали группироваться в его уме, словно слабые ростки еще не родившейся истины.
Вернулся комиссар полиции, но Мегрэ даже не шелохнулся. Он услышал его слова:
— Пароход еще не прибыл. Мне сообщат…
Нетрудно было представить себе, как пароход бросает, точно щепку в непроглядной темноте Ла-Манша, где ничего нельзя было различить, кроме белых барашков на гребнях огромных волн. Измученные морской болезнью пассажиры, безлюдный буфет, мятущиеся тени на темной палубе и единственный ориентир впереди — мерцающая светлая точка маяка в Ньюхейвене.
— Я вынужден допросить всех присутствующих дам и господ по очереди.
М-ль Отар поняла и предложила:
— Эту дверь можно закрыть, вы займете гостиную, и никто не…
Комиссар полиции не успел пообедать, но на столе уже не осталось мерланов, а запустить пальцы в блюдо, где лежали липкие ломтики телятины, он не решился.
2
Это была чистая случайность. Полицейский огляделся, выбирая, с кого ему начать. Взгляд его встретился с глазами г-жи Мегрэ. Она показалась ему женщиной покладистой, и он пригласил ее первой.
— Пройдите, — сказал он, открыв и тут же затворив за ней дверь гостиной. Губы бывшего комиссара тронула чуть заметная улыбка.
Хотя дверь была прикрыта, слова доносились довольно отчетливо. И улыбка Мегрэ обозначилась еще яснее, когда в соседней комнате он услышал вопрос своего коллеги:
— Через «е» или «э»?
— Через «э».
— Как у знаменитого комиссара полиции?
Жена его оказалась на высоте и ответила кратко:
— Да.
— Вы не родственница ему?
— Я его жена.
— Но, стало быть, вы здесь с мужем?
Минуту спустя Мегрэ уже сидел в гостиной перед сияющим и немного смущенным коллегой.
— Признайтесь, вы хотели надо мной посмеяться! Подумать только: я собирался допрашивать вас, как всех прочих! Я и вообще-то веду этот опрос для очистки совести, чтобы убить время в ожидании новостей из Ньюхейвена. Но ведь вы-то были на месте, вы в какой-то степени наблюдали, как подготавливалась драма, и должны иметь более ясное представление обо всем. Я был бы вам очень благодарен, если…
— Даю вам слово, у меня нет ни малейшего представления…
— Кто знал, что эта девица собирается выйти на улицу?
— Да все, кто находился в доме. Но только теперь я начинаю понимать, как трудна роль свидетеля: я, например, не мог бы с уверенностью сказать, кто был в это время в пансионе.
— Вы были заняты?
— Я читал.
Он не рискнул добавить, что увлекся статьей о жизни кротов и лесных мышей.
— Я смутно слышал возню, сборы. А потом… Ну вот, например, госпожа Моссле! Была ли она внизу или нет? И если была, то где сидела, что делала?
Комиссар полиции был явно неудовлетворен. Может быть, знаменитый коллега нарочно предоставляет ему выпутываться в одиночку? И он решил показать, как он, скромный провинциальный комиссар, умеет вести расследование.
В салон пригласили печальную даму. Она назвалась Жерменой Мулино и оказалась учительницей, отдыхающей после болезни.
— Я сидела в столовой, — пролепетала она, — я еще помню, что подумала, как несправедливо нагружать чемоданами англичанина эту бедную женщину, а вот здоровые мужчины не знают, как убить время.
Взгляд, который она, говоря о здоровых мужчинах, бросила на широкие плечи Мегрэ, ясно показывал, к кому относился ее намек.
— С этого момента вы не отлучались из столовой?
— Нет, простите, я поднималась к себе в комнату.
— Долго ли вы там пробыли?
— Примерно минут пятнадцать… Я приняла лекарство и ждала, пока оно подействует
— Извините меня за вопрос, который я вам задам, но я задам его каждому постояльцу пансиона. Я рассматриваю его как простую формальность. Я полагаю, вы сегодня не выходили на улицу и пальто ваше по этой причине сухое?
— Нет. Днем я ненадолго выходила.
Новое доказательство ненадежности свидетельских показаний! Мегрэ не заметил ни того, что она выходила на улицу, ни того, что в течение пятнадцати минут ее не было в столовой!
— Вы, вероятно, ходили в аптеку за лекарством?
— Нет Мне просто хотелось посмотреть на порт во время ливня и бури..
— Благодарю вас. Следующий!
Вошла Ирма, по-прежнему хлюпая носом и теребя пальцами уголок фартука.
— Как, по-вашему, были ли у Жанны враги?
— Не знаю, мсье.
— Вы не заметили за последнее время изменений в ее настроении, она не чувствовала, что ей что-то угрожает?
— Она только сказала мне сегодня утром, что ее ненадолго хватит служить в этом доме. Так она выразилась.
— С вами здесь плохо обращаются?
— Я этого не говорила, — с живостью возразила Ирма, покосившись на дверь.
— Известно ли вам по крайней мере, были ли у Жанны любовники?
— Еще бы!
— Почему вы так уверенно говорите?
— Она вечно боялась забеременеть.
— Вы знаете их имена?
— Был один рыбак, который вызывал ее свистом в переулок, его зовут Гюстав.
— Про какой переулок вы говорите?
— А за домом у нас переулок.
1 2 3 4 5 6