Какой-то рыбак, собиравшийся отправиться в море, стоял в глубине порта, услышал шум от падения в воду и бросился туда вместе с таможенником, которого встретил по дороге. Зажгли фонари. В гавани нашли тело, зацепившееся за якорь «Океана». Это был капитан. Его извлекли уже мертвым. Попробовали сделать искусственное дыхание. Не могли понять, в чем дело: он ведь пробыл в воде не больше десяти минут. Явился врач и все объяснил: капитана задушили до этого. Смекаете? А радиста нашли в его каюте, которая за трубой. Она видна отсюда. Ко мне пришли полицейские, перерыли все у него в комнате и обнаружили сожженные бумаги. Попробуй тут разобраться!.. Два кальвадоса, Жюли! Ваше здоровье.
Малыш Луи, схватив зубами стул, поднял его горизонтально, бросив вызывающий взгляд на Мегрэ.
— А капитан из местных? — спросил комиссар.
— Да! Странный человек. Не выше и не толще Малыша Луи. При этом всегда вежливый, всегда любезный. Такой подтянутый. Его никогда и не видели в кабачке. Он не был женат и потому жич на пгчном пансионе у вдовы таможенного чиновника на улице Этрета Поговаривали даже, что это закончится свадьбой. Вот уже пятнадцать лет как он ходил к Ньюфаундленду, всегда от одной и той же компании — «Французская треска». Фамилия его Фаллю. Теперь компания в затруднительном положении: там не знают, как отправить «Океан» на лов. Капитана-то нет! А половина экипажа не хочет наниматься на это судно.
— Почему?
— Я вам уже говорил: боятся дурного глаза. Подумывают даже отложить рейс до будущего года. Да и полиция предложила никому из экипажа не уезжать без ее ведома.
— Радист в тюрьме?
— Да. Его отвели сразу же в наручниках, и все как полагается. Я стоял на пороге. Не скрою, моя жена, видя это, заплакала. Да я и сам… Хотя клиент он не бог весть какой. Я брал с него недорого. Он почти ничего не пил.
Их разговор прервал внезапный шум: Малыш Луи бросился на бретонца. Видно, тот ни за что не давал ему больше пить. Теперь они оба катались по полу. Моряки расступились.
Мегрэ разнял их, схватив Малыша Луи одной рукой, бретонца — другой.
— Ну, что? Подраться захотелось?
Бретонец, у которого руки были свободны, выхватил из кармана нож. Комиссар вовремя заметил это и ударом каблука отбросил бретонца метра на два. Ботинок задел подбородок, потекла кровь. Малыш Луи кинулся к товарищу, все так же шатаясь, стал просить у него прощения и плакать.
Леон подошел к Мегрэ с часами в руках.
— Пора закрывать. Иначе сюда нагрянут полицейские. Каждый вечер одна и та же комедия. Никак их отсюда не выставить.
— Они ночуют на «Океане»?
— Да. Если не остаются спать в канаве, как это случилось с двумя. Я увидел их там сегодня утром, когда открывал ставни.
Люди уходили группами, по три-четыре человека. Только Малыш Луи и бретонец не двигались. Служанка собирала со столов стопки.
— Хотите взять комнату? — спросил Леон у Мегрэ.
— Спасибо, нет. Я остановился в гостинице «Взморье».
— Послушайте…
— Что?
— Я, конечно, не хочу давать вам советы. Это меня не касается. Просто мы все хорошо относимся к радисту. Быть может, здесь замешана женщина, как говорится в романах. Я слышал, об этом шептались.
— У Пьера Ле Кленша была любовница?
— У него? Что вы, нет. Он помолвлен с девушкой из своего городка и каждый день посылал туда письма на шести страницах.
— Тогда кто же?
— Понятия не имею. Быть может, все гораздо сложнее, чем кажется. Кроме того…
— Что, кроме того?
— Нет, ничего… Будь умницей, Малыш Луи. Иди спать.
Но Малыш Луи был в стельку пьян. Он причитал. Обнимал своего товарища, у которого все еще текла кровь из подбородка, просил у него прощения.
Мегрэ вышел, засунув руки в карманы и подняв воротник: на улице было свежо.
В вестибюле «Взморья» Мегрэ заметил сидевшую в плетеном кресле девушку. Какой-то мужчина встал с кресла, смущенно улыбнулся комиссару. Это был Жориссан, учитель из Кемпера. Мегрэ не видел его уже пятнадцать лет, и тот постеснялся обратиться к комиссару на «ты».
— Извините. Извините меня. Я… Мы только что приехали, мадемуазель Леоннек и я. Я искал по разным гостиницам. Мне сказали, что вы… что ты скоро вернешься. Это невеста Пьера Ле Кленша. Она обязательно хотела…
Высокая девушка, немного бледная, робкая. Однако, когда она пожала Мегрэ руку, ему показалось, что, несмотря на вид провинциалочки, на ее неловкое кокетство, характер у девушки волевой.
Она молчала, видимо стесняясь. Жориссан, так и оставшийся скромным учителем, тоже был взволнован встречей с бывшим товарищем, который занимал теперь высокий пост в уголовной полиции.
— Мне показали сейчас в гостиной госпожу Мегрэ. Я не осмелился…
Мегрэ смотрел на девушку, которая не была ни красавицей, ни уродкой, держалась просто и тем располагала к себе.
— Вы же знаете, что он невиновен, правда? — произнесла она, ни на кого не глядя.
Портье торопился поскорее снова лечь спать. Он уже расстегнул куртку.
— Завтра посмотрим. Есть у вас комната?
— Есть. Комната соседняя с ва… с твоей, — смущенно пробормотал учитель из Кемпера. — А мадемуазель Леоннек устроилась этажом выше. Мне придется завтра уехать из-за экзаменов. Как ты думаешь?
— Завтра увидим, — повторил Мегрэ. Когда он ложился спать, жена его прошептала в полусне:
— Не забудь погасить свет.
Глава 2
Желтые ботинки
Они шли рядом, не глядя друг на друга, сначала по пляжу, пустынному в этот час, потом по набережным. И мало-помалу паузы в их беседе становились все реже. Мари Леоннек заговорила почти спокойным голосом:
— Вот увидите, он вам сразу понравится. Иначе быть не может. И тогда вы поймете, что…
Мегрэ украдкой бросал на нее любопытные взгляды. Он любовался ею. Жориссан рано утром вернулся в Кемпер, оставив девушку в Фекане.
— Я не настаиваю, чтобы она ехала со мной! С ее характером это бесполезно, — сказал он.
Накануне вечером Мари казалась спокойной, какой должна быть девушка, воспитанная в тишине маленького городка. Еще не прошло и часа, как они с Мегрэ покинули гостиницу «Взморье». Вид у комиссара был грозный. Тем не менее она не испугалась и, не веря, что он в самом деле такой суровый, улыбалась и с восторгом рассказывала о радисте:
— Единственный недостаток Пьера в том, что он слишком чувствителен. Его отец был всего лишь рыбаком. Чтобы воспитать его, матери долго пришлось заниматься починкой сетей. Теперь Пьер содержит ее. Он образован, у него хорошее будущее.
— А ваши родители богаты? — в лоб спросил Мегрэ.
— У них самое крупное дело в Кемпере по торговле тросами — пеньковыми и металлическими. Поэтому Пьер не хотел даже говорить с моим отцом. Целый год мы встречались с ним украдкой.
— Вам обоим было по восемнадцати?
— Почти. Я рассказала родителям обо всем сама. А Пьер поклялся, что женится на мне только тогда, когда будет зарабатывать хотя бы две тысячи франков в месяц. Вы видите, что…
— Он писал вам после ареста?
— Одно-единственное письмецо. Очень коротенькое. А прежде посылал мне ежедневно письма на нескольких страницах. Он пишет, что и для меня, и для моих родителей будет лучше, если я сама сообщу всем, что между нами все кончено.
Они шли мимо «Океана». На нем продолжалась разгрузка. Был прилив, и черный корпус судна возвышался над набережной. На полубаке, голые до пояса, мылись трое мужчин, среди которых Мегрэ узнал Малыша Луи. Он заметил также, что кто-то из матросов толкнул другого плечом, указывая на Мегрэ и девушку. Комиссар нахмурился.
— Это он из деликатности, не так ли? — слышался рядом голос его спутницы. — Он понимает, какого размаха может достичь скандал в таком маленьком городке, как Кемпер. Он решил вернуть мне свободу…
Утро было ясное. Мари Леоннек в своем сером костюме была похожа на студентку или на учительницу.
— Раз мои родители позволили мне уехать, значит, и они в него верят. А ведь вначале отец хотел, чтобы я вышла замуж за коммерсанта.
В приемной полицейского комиссара Мегрэ заставил ее довольно долго ждать. Он делал там какие-то заметки.
Полчаса спустя оба они входили в ворота тюрьмы.
Мегрэ предупредил местное начальство, что не занимается расследованием официально, а только следит за ним из любопытства. Сейчас он стоял в углу камеры ссутулившись, заложив руки за спину, зажав трубку в зубах.
Многие еще раньше описывали ему радиста, и то представление, которое создалось о нем у Мегрэ, целиком и полностью соответствовало облику молодого человека, стоявшего теперь перед комиссаром.
Худой, высокий парень, в приличном, хотя и помятом костюме, с лицом серьезным и застенчивым, как у первого ученика. Под глазами веснушки, волосы подстрижены ежиком.
Когда дверь открылась, он вздрогнул, но не торопился подойти к девушке, которая приближалась к нему. Ей пришлось самой броситься к нему в объятия, а он в это время смотрел по сторонам с растерянным видом.
— Мари! Кто это с тобой? Каким образом?..
Он был крайне взволнован, но не привык суетиться. Только стекла его очков затуманились, губы дрожали.
— Не надо было тебе приходить.
Он посмотрел на Мегрэ, которого не знал, потом уставился на полуоткрытую дверь.
На нем не было воротничка, шнурки из ботинок вытащили. Подбородок оброс рыжеватой щетиной. Все это его стесняло, несмотря на драматизм положения. Он смущенно прикрыл рукой голую шею.
— А моя мать?
— Она не приехала. Но тоже не верит, что ты виновен.
Девушка не могла свободно выразить свое волнение — мешала суровость обстановки. Они смотрели друг на друга и не знали, что сказать.
Мари Леоннек указала на Мегрэ:
— Это друг Жориссана. Он комиссар уголовной полиции и согласился нам помочь.
Ле Кленш хотел подать Мегрэ руку, заколебался, так и не решился.
— Спасибо. Я…
Девушка уже готова была заплакать: она рассчитывала на патетическое свидание, которое убедило бы Мегрэ в непричастности Ле Кленша к убийству. Она смотрела на жениха с досадой, даже с нетерпением.
— Ты должен рассказать ему все, что может помочь твоей защите.
А Пьер Ле Кленш вздыхал, неловкий и унылый.
— Мне нужно задать вам всего несколько вопросов, — вмешался комиссар. — Экипаж единодушно утверждает, что в продолжение всего рейса ваши отношения с капитаном были более чем холодные. Однако, когда вы уходили в море, вы ничего не имели друг против друга. Чем же вызвана такая перемена?
Радист открыл было рот, но, уставившись в пол, не решился ничего сказать.
— Недоразумение по службе? Два первых дня вы ели вместе с помощником капитана и главным механиком. Но потом предпочли перейти за стол команды.
— Да. Так и было.
— Почему?
Мари Леоннек, потеряв терпение, вмешалась:
— Да говори же, Пьер! Речь идет о твоем спасении. Ты должен сказать правду.
— Я не знаю.
У него сдали нервы. Он был безволен, потерял всякую надежду.
— Были у вас размолвки с капитаном Фаллю?
— Нет.
— Однако вы прожили с ним около трех месяцев на одном судне, не обмолвившись ни словом. Все это заметили. Ходят слухи, что в иные минуты Фаллю производил впечатление безумного.
— Не знаю.
Мари Леоннек сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Когда «Океан» вернулся в порт, вы вместе со всеми сошли на берег. В своей комнате в гостинице вы сожгли бумаги.
— Да. Это не имеет значения.
— У вас была привычка вести дневник, где вы записывали все, что видели. Не сожгли ли вы тот, что вели во время этого рейса?
Ле Кленш по-прежнему стоял опустив голову, как ученик, который не выучил урока и упрямо глядит в пол.
— Да.
— Почему?
— Сам теперь не знаю.
— И не знаете, почему возвратились на борт? Правда, не сразу. Вас видели, когда вы прятались за вагонеткой, стоявшей в пятидесяти метрах от «Океана».
Девушка посмотрела на комиссара, потом на жениха, потом снова на комиссара. Она уже растерялась.
— Да…
— Капитан прошел по доскам и ступил на набережную. В этот момент на него и напали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Малыш Луи, схватив зубами стул, поднял его горизонтально, бросив вызывающий взгляд на Мегрэ.
— А капитан из местных? — спросил комиссар.
— Да! Странный человек. Не выше и не толще Малыша Луи. При этом всегда вежливый, всегда любезный. Такой подтянутый. Его никогда и не видели в кабачке. Он не был женат и потому жич на пгчном пансионе у вдовы таможенного чиновника на улице Этрета Поговаривали даже, что это закончится свадьбой. Вот уже пятнадцать лет как он ходил к Ньюфаундленду, всегда от одной и той же компании — «Французская треска». Фамилия его Фаллю. Теперь компания в затруднительном положении: там не знают, как отправить «Океан» на лов. Капитана-то нет! А половина экипажа не хочет наниматься на это судно.
— Почему?
— Я вам уже говорил: боятся дурного глаза. Подумывают даже отложить рейс до будущего года. Да и полиция предложила никому из экипажа не уезжать без ее ведома.
— Радист в тюрьме?
— Да. Его отвели сразу же в наручниках, и все как полагается. Я стоял на пороге. Не скрою, моя жена, видя это, заплакала. Да я и сам… Хотя клиент он не бог весть какой. Я брал с него недорого. Он почти ничего не пил.
Их разговор прервал внезапный шум: Малыш Луи бросился на бретонца. Видно, тот ни за что не давал ему больше пить. Теперь они оба катались по полу. Моряки расступились.
Мегрэ разнял их, схватив Малыша Луи одной рукой, бретонца — другой.
— Ну, что? Подраться захотелось?
Бретонец, у которого руки были свободны, выхватил из кармана нож. Комиссар вовремя заметил это и ударом каблука отбросил бретонца метра на два. Ботинок задел подбородок, потекла кровь. Малыш Луи кинулся к товарищу, все так же шатаясь, стал просить у него прощения и плакать.
Леон подошел к Мегрэ с часами в руках.
— Пора закрывать. Иначе сюда нагрянут полицейские. Каждый вечер одна и та же комедия. Никак их отсюда не выставить.
— Они ночуют на «Океане»?
— Да. Если не остаются спать в канаве, как это случилось с двумя. Я увидел их там сегодня утром, когда открывал ставни.
Люди уходили группами, по три-четыре человека. Только Малыш Луи и бретонец не двигались. Служанка собирала со столов стопки.
— Хотите взять комнату? — спросил Леон у Мегрэ.
— Спасибо, нет. Я остановился в гостинице «Взморье».
— Послушайте…
— Что?
— Я, конечно, не хочу давать вам советы. Это меня не касается. Просто мы все хорошо относимся к радисту. Быть может, здесь замешана женщина, как говорится в романах. Я слышал, об этом шептались.
— У Пьера Ле Кленша была любовница?
— У него? Что вы, нет. Он помолвлен с девушкой из своего городка и каждый день посылал туда письма на шести страницах.
— Тогда кто же?
— Понятия не имею. Быть может, все гораздо сложнее, чем кажется. Кроме того…
— Что, кроме того?
— Нет, ничего… Будь умницей, Малыш Луи. Иди спать.
Но Малыш Луи был в стельку пьян. Он причитал. Обнимал своего товарища, у которого все еще текла кровь из подбородка, просил у него прощения.
Мегрэ вышел, засунув руки в карманы и подняв воротник: на улице было свежо.
В вестибюле «Взморья» Мегрэ заметил сидевшую в плетеном кресле девушку. Какой-то мужчина встал с кресла, смущенно улыбнулся комиссару. Это был Жориссан, учитель из Кемпера. Мегрэ не видел его уже пятнадцать лет, и тот постеснялся обратиться к комиссару на «ты».
— Извините. Извините меня. Я… Мы только что приехали, мадемуазель Леоннек и я. Я искал по разным гостиницам. Мне сказали, что вы… что ты скоро вернешься. Это невеста Пьера Ле Кленша. Она обязательно хотела…
Высокая девушка, немного бледная, робкая. Однако, когда она пожала Мегрэ руку, ему показалось, что, несмотря на вид провинциалочки, на ее неловкое кокетство, характер у девушки волевой.
Она молчала, видимо стесняясь. Жориссан, так и оставшийся скромным учителем, тоже был взволнован встречей с бывшим товарищем, который занимал теперь высокий пост в уголовной полиции.
— Мне показали сейчас в гостиной госпожу Мегрэ. Я не осмелился…
Мегрэ смотрел на девушку, которая не была ни красавицей, ни уродкой, держалась просто и тем располагала к себе.
— Вы же знаете, что он невиновен, правда? — произнесла она, ни на кого не глядя.
Портье торопился поскорее снова лечь спать. Он уже расстегнул куртку.
— Завтра посмотрим. Есть у вас комната?
— Есть. Комната соседняя с ва… с твоей, — смущенно пробормотал учитель из Кемпера. — А мадемуазель Леоннек устроилась этажом выше. Мне придется завтра уехать из-за экзаменов. Как ты думаешь?
— Завтра увидим, — повторил Мегрэ. Когда он ложился спать, жена его прошептала в полусне:
— Не забудь погасить свет.
Глава 2
Желтые ботинки
Они шли рядом, не глядя друг на друга, сначала по пляжу, пустынному в этот час, потом по набережным. И мало-помалу паузы в их беседе становились все реже. Мари Леоннек заговорила почти спокойным голосом:
— Вот увидите, он вам сразу понравится. Иначе быть не может. И тогда вы поймете, что…
Мегрэ украдкой бросал на нее любопытные взгляды. Он любовался ею. Жориссан рано утром вернулся в Кемпер, оставив девушку в Фекане.
— Я не настаиваю, чтобы она ехала со мной! С ее характером это бесполезно, — сказал он.
Накануне вечером Мари казалась спокойной, какой должна быть девушка, воспитанная в тишине маленького городка. Еще не прошло и часа, как они с Мегрэ покинули гостиницу «Взморье». Вид у комиссара был грозный. Тем не менее она не испугалась и, не веря, что он в самом деле такой суровый, улыбалась и с восторгом рассказывала о радисте:
— Единственный недостаток Пьера в том, что он слишком чувствителен. Его отец был всего лишь рыбаком. Чтобы воспитать его, матери долго пришлось заниматься починкой сетей. Теперь Пьер содержит ее. Он образован, у него хорошее будущее.
— А ваши родители богаты? — в лоб спросил Мегрэ.
— У них самое крупное дело в Кемпере по торговле тросами — пеньковыми и металлическими. Поэтому Пьер не хотел даже говорить с моим отцом. Целый год мы встречались с ним украдкой.
— Вам обоим было по восемнадцати?
— Почти. Я рассказала родителям обо всем сама. А Пьер поклялся, что женится на мне только тогда, когда будет зарабатывать хотя бы две тысячи франков в месяц. Вы видите, что…
— Он писал вам после ареста?
— Одно-единственное письмецо. Очень коротенькое. А прежде посылал мне ежедневно письма на нескольких страницах. Он пишет, что и для меня, и для моих родителей будет лучше, если я сама сообщу всем, что между нами все кончено.
Они шли мимо «Океана». На нем продолжалась разгрузка. Был прилив, и черный корпус судна возвышался над набережной. На полубаке, голые до пояса, мылись трое мужчин, среди которых Мегрэ узнал Малыша Луи. Он заметил также, что кто-то из матросов толкнул другого плечом, указывая на Мегрэ и девушку. Комиссар нахмурился.
— Это он из деликатности, не так ли? — слышался рядом голос его спутницы. — Он понимает, какого размаха может достичь скандал в таком маленьком городке, как Кемпер. Он решил вернуть мне свободу…
Утро было ясное. Мари Леоннек в своем сером костюме была похожа на студентку или на учительницу.
— Раз мои родители позволили мне уехать, значит, и они в него верят. А ведь вначале отец хотел, чтобы я вышла замуж за коммерсанта.
В приемной полицейского комиссара Мегрэ заставил ее довольно долго ждать. Он делал там какие-то заметки.
Полчаса спустя оба они входили в ворота тюрьмы.
Мегрэ предупредил местное начальство, что не занимается расследованием официально, а только следит за ним из любопытства. Сейчас он стоял в углу камеры ссутулившись, заложив руки за спину, зажав трубку в зубах.
Многие еще раньше описывали ему радиста, и то представление, которое создалось о нем у Мегрэ, целиком и полностью соответствовало облику молодого человека, стоявшего теперь перед комиссаром.
Худой, высокий парень, в приличном, хотя и помятом костюме, с лицом серьезным и застенчивым, как у первого ученика. Под глазами веснушки, волосы подстрижены ежиком.
Когда дверь открылась, он вздрогнул, но не торопился подойти к девушке, которая приближалась к нему. Ей пришлось самой броситься к нему в объятия, а он в это время смотрел по сторонам с растерянным видом.
— Мари! Кто это с тобой? Каким образом?..
Он был крайне взволнован, но не привык суетиться. Только стекла его очков затуманились, губы дрожали.
— Не надо было тебе приходить.
Он посмотрел на Мегрэ, которого не знал, потом уставился на полуоткрытую дверь.
На нем не было воротничка, шнурки из ботинок вытащили. Подбородок оброс рыжеватой щетиной. Все это его стесняло, несмотря на драматизм положения. Он смущенно прикрыл рукой голую шею.
— А моя мать?
— Она не приехала. Но тоже не верит, что ты виновен.
Девушка не могла свободно выразить свое волнение — мешала суровость обстановки. Они смотрели друг на друга и не знали, что сказать.
Мари Леоннек указала на Мегрэ:
— Это друг Жориссана. Он комиссар уголовной полиции и согласился нам помочь.
Ле Кленш хотел подать Мегрэ руку, заколебался, так и не решился.
— Спасибо. Я…
Девушка уже готова была заплакать: она рассчитывала на патетическое свидание, которое убедило бы Мегрэ в непричастности Ле Кленша к убийству. Она смотрела на жениха с досадой, даже с нетерпением.
— Ты должен рассказать ему все, что может помочь твоей защите.
А Пьер Ле Кленш вздыхал, неловкий и унылый.
— Мне нужно задать вам всего несколько вопросов, — вмешался комиссар. — Экипаж единодушно утверждает, что в продолжение всего рейса ваши отношения с капитаном были более чем холодные. Однако, когда вы уходили в море, вы ничего не имели друг против друга. Чем же вызвана такая перемена?
Радист открыл было рот, но, уставившись в пол, не решился ничего сказать.
— Недоразумение по службе? Два первых дня вы ели вместе с помощником капитана и главным механиком. Но потом предпочли перейти за стол команды.
— Да. Так и было.
— Почему?
Мари Леоннек, потеряв терпение, вмешалась:
— Да говори же, Пьер! Речь идет о твоем спасении. Ты должен сказать правду.
— Я не знаю.
У него сдали нервы. Он был безволен, потерял всякую надежду.
— Были у вас размолвки с капитаном Фаллю?
— Нет.
— Однако вы прожили с ним около трех месяцев на одном судне, не обмолвившись ни словом. Все это заметили. Ходят слухи, что в иные минуты Фаллю производил впечатление безумного.
— Не знаю.
Мари Леоннек сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Когда «Океан» вернулся в порт, вы вместе со всеми сошли на берег. В своей комнате в гостинице вы сожгли бумаги.
— Да. Это не имеет значения.
— У вас была привычка вести дневник, где вы записывали все, что видели. Не сожгли ли вы тот, что вели во время этого рейса?
Ле Кленш по-прежнему стоял опустив голову, как ученик, который не выучил урока и упрямо глядит в пол.
— Да.
— Почему?
— Сам теперь не знаю.
— И не знаете, почему возвратились на борт? Правда, не сразу. Вас видели, когда вы прятались за вагонеткой, стоявшей в пятидесяти метрах от «Океана».
Девушка посмотрела на комиссара, потом на жениха, потом снова на комиссара. Она уже растерялась.
— Да…
— Капитан прошел по доскам и ступил на набережную. В этот момент на него и напали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16