После этого муж направился в темный угол комнаты, а жена подошла к печке.
— Скажи мне, Марсель, — начал комиссар, обращаясь к застывшему в ожидании мальчику, — ты, конечно, никогда не врешь?
Если Марсель и заколебался, то лишь на мгновение, бросив быстрый взгляд в сторону матери.
— Да, господин комиссар. — И поспешно добавил: — Я всегда исповедуюсь.
— Ты хочешь сказать, что сразу же после того, как соврешь, ты идешь на исповедь?
— Да.
— Сразу же?
— Как можно скорее.
— И эта ложь бывает, наверно, значительной?
— Довольно значительной.
— А ты не мог бы мне привести в качестве примера такую ложь?
— Однажды я разорвал штаны, влезая на дерево. Вернувшись домой, я сказал, что зацепился за гвоздь во дворе Жозефа.
— И в этот же день ты пошел на исповедь?
— На следующий день.
— Когда же ты признался родителям?
— Только через неделю… В другой раз я свалился в болото, когда ловил лягушек. Родители запрещают мне играть у болота, потому что мне ничего не стоит простудиться. Я весь промок, а дома сказал, будто меня столкнули в воду, когда я переходил мостик через ручей.
— Значит, ты тоже ждал целую неделю, чтобы признаться родителям.
— Нет, два дня.
— И часто ты врешь таким образом?
— Нет, господин комиссар.
— Но все-таки, сколько же раз?
Мальчик, как на устном экзамене, подумал, прежде чем ответить.
— Меньше чем раз в месяц.
— Ну а твои друзья врут чаще?
— Не все. Некоторые — да.
— Ты дружишь с сыном учителя?
— Нет.
— Ты с ним не играешь?
— Он ни с кем не играет.
— Почему?
— Наверно, потому, что не любит играть. Или потому, что его отец учитель. Я пытался с ним дружить.
— Ты не любишь господина Гастена?
— Он не всегда бывает справедлив.
— В чем он несправедлив?
— Он часто ставит мне лучшие отметки, чем своему сыну. Мне, конечно, хочется быть первым в классе, но только в том случае, если я этого заслуживаю.
— Почему же он так поступает? Как ты думаешь?
— Не знаю. Может, он боится.
— Боится чего?
Мальчик старался найти точный ответ. Он понимал, что именно хотел сказать, но чувствовал, что это слишком сложно, и поэтому никак не мог подобрать нужные слова. Он ответил только:
— Я не знаю.
— Ты хорошо помнишь, что произошло во вторник утром?
— Да, господин комиссар.
— Что ты делал во время перемены?
— Играл с ребятами.
— Что произошло после того, как вы вернулись в класс?
— Пьедебёф из Гро-Шена постучал в дверь класса, и господин Гастен пошел вместе с ним в мэрию, а нам сказал, чтобы мы вели себя тихо.
— Это часто случается?
— Довольно часто.
— Вы сидите тихо?
— Вовсе нет.
— А ты сам? Ты всегда сидишь тихо?
— Да, почти всегда.
— А когда еще приходили с бумагами?
— Накануне, в понедельник, во время похорон. Кто-то пришел к учителю подписать бумагу.
— Что ты делал во вторник?
— Сначала я сидел на месте.
— Твои товарищи баловались?
— Да. Во всяком случае, многие из них.
— Что же они делали?
— Они дрались понарошку, бросались резинками и карандашами.
— А потом?
Иногда он отвечал не сразу, но не потому, что затруднялся ответить, а как бы подыскивал более точный ответ.
— Я подошел к окну.
— К которому?
— К тому, из которого виден двор и город. Я всегда подхожу к этому окну.
— Почему?
— Не знаю. Это окно ближе к моей парте.
— Ты подошел к этому окну не потому, что услышал выстрел?
— Нет, господин комиссар.
— Если бы на улице стреляли, ты бы услышал выстрел?
— Может, и не услышал бы. Очень уж шумели остальные, а в кузнице подковывали лошадь.
— У тебя есть карабин 22-го калибра?
— Есть, господин комиссар. Вчера я, как и все остальные, отнес его в мэрию. Нам сказали, чтобы все, у кого есть карабины, принесли их в мэрию.
— А пока учителя не было, ты не выходил из класса?
Мегрэ говорил спокойно, подбадривая мальчика. Госпожа Селье ушла в лавку, а ее муж, со стаканом в руке, одобрительно посматривал на Марселя.
— Ты видел, как учитель шел по двору?
— Да, господин комиссар.
— Ты видел, как он направлялся к сараю?
— Нет, он возвращался оттуда.
— Ты видел, что он выходил из сарая?
— Я видел, как он закрывал дверь сарая. Потом он перешел двор, и я крикнул остальным: «Идет!» Все уселись на свои места, и я тоже.
— Ты часто играешь со своими товарищами?
— Нет, не часто.
— Ты не любишь играть?
— Я слишком толстый.
Сказав это, он весь залился краской и посмотрел на отца, как бы прося у него прощения.
— У тебя нет друзей?
— У меня есть Жозеф.
— Какой Жозеф?
— Сын Рато.
— Сын мэра?
В разговор вмешался Жюльен Селье:
— В Сент-Андре и в округе у нас много семей по фамилии Рато, и почти все они родственники. Жозеф — это сын Марселина Рато, мясника.
Мегрэ снова разжег погасшую трубку.
— Жозеф стоял рядом с тобой у окна?
— Его не было в школе. Вот уже месяц, как он лежит дома после несчастного случая.
— Это его сбил мотоцикл?
— Да.
— Ты был с ним, когда это случилось?
— Да.
— Ты его часто навещаешь?
— Почти каждый день.
— Вчера ты был у него?
— Нет.
— А позавчера?
— Тоже нет.
— Почему?
— Из-за того, что случилось. Все были заняты убийством.
— Я думаю, что ты не осмелился бы соврать лейтенанту?
— Нет, господин комиссар.
— Ты доволен, что учителя посадили в тюрьму?
— Нет, господин комиссар.
— Ты отдаешь себе отчет, что он сидит в тюрьме благодаря твоему показанию?
— Я не понимаю, что вы хотите сказать.
— Если бы ты не сказал лейтенанту, что видел, как учитель выходил из сарая, его бы, возможно, и не арестовали.
Озадаченный, переминаясь с ноги на ногу, мальчик снова посмотрел на отца и ничего не ответил.
— Если ты действительно его видел, ты должен был сказать правду.
— Я и сказал правду.
— Ты не любил Леони Бирар?
— Не любил.
— Почему?
— Когда я проходил мимо ее дома, она кричала мне всякие гадости.
— Она оскорбляла тебя чаще других?
— Да, господин комиссар.
— Почему?
— Она злилась на маму, что она вышла замуж за моего отца.
Мегрэ прикрыл глаза, стараясь придумать еще какой-нибудь вопрос, но так ничего и не придумал.
— Спасибо, Марсель. Если захочешь что-нибудь мне сказать — вспомнишь, например, какую-нибудь забытую подробность, — обязательно сразу же зайди ко мне. Ты не боишься меня?
— Нет, господин комиссар.
— Еще стаканчик? — спросил отец, протягивая руку к бутылке.
— Нет, спасибо. Не буду больше вам мешать. У вас очень смышленый сынишка, господин Селье.
Жестянщик покраснел от удовольствия:
— Мы стараемся воспитывать его, как можем. Я не думаю, что он часто врет.
— Между прочим, когда он сказал вам, что учитель заходил в сарай?
— В среду вечером.
— Он ничего не сказал об этом во вторник, когда вся деревня обсуждала смерть Леони Бирар?
— Во вторник он ничего не говорил. Я думаю, что смерть старухи поразила его. За обедом, в среду, у него был очень странный вид, и он внезапно сказал мне:
«Папа, кажется, я что-то видел». Он описал мне эту сцену, а я пошел и рассказал все лейтенанту.
— Спасибо.
Что-то беспокоило комиссара, но он никак не мог понять, что именно. Выйдя на улицу, он сначала направился к «Уютному уголку», где увидел молодого учителя. Тот завтракал, сидя у окна с книгой в руке. Мегрэ вспомнил, что обещал позвонить жене, и прошел на почту, расположенную в другом крыле дома. Там его встретила девица лет двадцати пяти, в черной кофточке.
— Долго придется ждать разговора с Парижем?
— В это время не долго, господин Мегрэ.
Ожидая, пока его соединят, он наблюдал за ней, смотрел, как она ведет записи, и спрашивал себя: замужем она или нет, а если нет, то когда выйдет замуж и станет ли со временем похожа на старуху Бирар.
Он пробыл в телефонной будке около пяти минут, и барышня через закрытую дверь могла услышать только:
— Нет… устриц нет… Потому что их нет… нет… Погода прекрасная… Совсем не холодно…
Он решил пойти поесть. Молодой учитель все еще был на месте, и Мегрэ уселся за столик как раз напротив него. Вся деревня уже знала, что это новый учитель.
С ним еще не здоровались, но на улице провожали его взглядом и, когда он проходил мимо, начинали о нем судачить. Учитель несколько раз поднимал голову от книги и, встав наконец со стула, как будто заколебался. Может быть, он хотел ему что-нибудь сказать? Но Мегрэ не был уверен в этом. Проходя мимо комиссара, он так неопределенно кивнул ему, что это можно было принять скорее за непроизвольное движение.
Тереза надела поверх своего черного платья чистый белый передник. Луи ел в кухне, и было слышно, как время от времени он звал служанку.
Покончив с едой, он подошел к Мегрэ, вытирая рукой жирный рот:
— Как вам понравился наш кролик?
— Лучше некуда!
— Вот и хорошо… — довольно пробурчал он, уселся на стул и, чтобы не мешал толстый живот, растопырил ноги. — Ну и чудак!
— Кто?
— Тео. Не знаю человека хитрее его. Всю жизнь он прожил спокойненько, ничего не делая.
— Вы думаете, что, кроме него, никто не слышал выстрела?
— Прежде всего, в деревне никто не обращает внимания на выстрел из карабина. Если бы стреляли из охотничьего ружья, тогда все обратили бы на это внимание.
А кроме того, эти штуки стреляют так тихо и к ним так привыкли, с той поры как каждый мальчишка в деревне обзавелся своим карабином…
— Тео был у себя в саду и ничего не видел?
— Видите ли, в чем дело: по его понятиям, работать в саду — значит пить вино в погребе. Кроме того, если он и видел что-то, то ничего об этом не скажет.
— Если даже видел, что кто-то стрелял?
— Тем более.
Луи был вполне доволен:
— Я вас предупреждал, что здесь вы ничего не поймете.
— Вы думаете, что учитель хотел убить старуху?
— А вы?
Мегрэ категорически ответил:
— Нет.
Луи, улыбаясь, посмотрел на него, как бы желая сказать: «И я нет».
Но он не сказал этого. Возможно, что и тот и другой отяжелели от всего съеденного и выпитого. Они помолчали, поглядывая на площадь, как бы разрезанную солнцем на две половины, на зеленоватые витрины кооператива, на каменный портал церкви…
— А на чьей стороне кюре? — спросил Мегрэ, чтобы хоть что-то сказать.
— Как и полагается кюре.
— На стороне учителя?
— Против.
Мегрэ поднялся со стула, постоял в нерешительности посреди комнаты и, наконец, лениво направился к лестнице.
— Разбуди меня через час, — сказал он Терезе.
Он не должен был обращаться к ней на «ты». В сыскной полиции обычно «тыкают» девицам легкого поведения, и это не ускользнуло от внимания нахмурившегося Луи. Зеленые ставни в комнате были закрыты и едва пропускали тонкие полоски солнца. Он не стал раздеваться, а снял только пиджак и ботинки и растянулся на застланной постели.
Через некоторое время сквозь дрему он вдруг отчетливо услышал ритмический шум моря. Возможно ли это?..
Он крепко заснул и проснулся, когда постучали в дверь.
— Господин Мегрэ, час уже прошел. Не хотите ли чашечку кофе?
Он чувствовал себя отяжелевшим, вялым, не зная, чем ему заняться. Внизу, когда он проходил через комнату, четверо мужчин играли в карты; среди них были Тео и мясник Марселин, все еще в своей рабочей одежде.
Комиссару казалось, будто у него что-то не ладится.
Однако что именно, он не мог сказать. Ощущение это пришло к нему во время разговора с Марселем Селье. Но в какой же момент?
Он направился сначала к дому Леони Бирар, ключ от которого лежал у него в кармане. Вошел, сел в передней комнате, где утром он читал письма. Он не нашел в них ничего важного, они лишь познакомили его с семействами — Дюбар, Корню, Жилле, Рато, Бонкёр.
Выйдя из дома, он решил двинуться по дороге к морю и, пройдя немного, увидел кладбище. Зашел туда, почитал надписи на могилах: почти те же самые имена, которые он узнал из писем…
Теперь он мог восстановить историю некоторых семейств, подтвердить, что семейство Рато было связано с семейством Дюбар в течение двух поколений; что один из Корню женился на девице Пьедебёф и что она умерла в двадцать шесть лет…
Он прошел еще метров триста по дороге, но моря так и не увидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18