— Девочка была беременна, — сказал комиссар, словно это что-то объясняло.
Мегрэ вернулся в комнату инспекторов. Люка еще не ушел обедать.
— Ты не нашел еще шофера, который отвозил профессора домой?
— Вечером не повезло, патрон. А сейчас ночные таксисты отсыпаются.
— Хорошо бы поискать водителей обоих такси.
— Не понял, патрон.
— Вполне возможно, что профессор не одном приехал около десяти вечера на авеню Карно, а потом вернулся в больницу уже на другом такси.
— Я велю проверить.
Мегрэ окинул взглядом инспекторов, прикидывая, кому поручить встречу Пьеро, и выбрал молодого Лапуэнта.
— Пойди на улицу и постой перед Дворцом правосудия. Подъедет такси, и из машины выйдет человек. Это Пьеро-саксофонист.
— Приход с повинной?
— Нет. Он приедет побеседовать со мной. Обходись с ним вежливо и не старайся запугать. Проведешь его в мой кабинет через Дворец правосудия. Я обещал оградить его от встреч с журналистами.
Когда Мегрэ вернулся в кабинет, пиво и бутерброды уже стояли на столе. Комиссар выпил пиво, но бутербродов не тронул, а с четверть часа стоял у окна, вглядываясь в плывшие по серой воде кораблики.
Наконец послышались шаги, комиссар открыл дверь и дал Лапуэнту знак удалиться.
— Пожалуйста, входите, Пьеро.
Бледное лицо музыканта, темные круги под глазами говорили о сильном волнении. Так же, как и его приятель, он поначалу испуганно огляделся, словно человек, ожидающий ловушки.
— Мы одни в комнате, лишь вы и я, — успокоил его Мегрэ. — Можете снять пальто. Давайте его сюда. И комиссар повесил пальто на спинку стула.
— Выпьете?
Комиссар подал музыканту стакан пива, взяв себе второй.
— Садитесь. Я ожидал, что вы придете.
— Почему?
Голос Пьеро был охрипшим, словно он провел бессонную ночь и при этом курил не переставая. Два пальца правой руки у него пожелтели от табака. Лицо его обросло щетиной, видимо, там, где он скрывался, не было возможности побриться.
— Вы ели что-нибудь сегодня?
— Я не голоден.
Он выглядел моложе своих лет и вел себя так нервозно, что далее смотреть на него было больно. Он весь дрожал и, даже сев, никак не мог успокоиться.
— Вы обещали… — начал он.
— И сдержу свое слово.
— Я пришел добровольно.
— Правильно сделали.
— Я не убивал Лулу.
И совершенно неожиданно, когда Мегрэ меньше всего ожидал этого, он вдруг разрыдался. Наверняка это с ним случилось впервые с того времени, как он узнал о смерти своей подружки. Пьеро плакал как ребенок, закрыв лицо руками, и комиссар ждал, когда пройдет этот приступ. Ведь Пьеро с того момента, как прочитал в газете о смерти Лулу, не имел ни секунды, чтобы подумать о ней, ему приходилось заботиться лишь о спасении собственной шкуры.
И теперь здесь, на набережной Орфевр, лицом к лицу с представителем полицейской власти, которая представлялась ему столь кошмарной, он внезапно почувствовал облегчение.
— Клянусь вам, что я не убивал ее, — повторил он.
Мегрэ верил ему. Ни поведение этого человека, ни его голос не говорили о том, что он виновен. Луи оказался прав, говоря накануне о своем друге как о человеке слабом и лишь притворявшимся сильным.
Ясноглазый блондин с почти кукольным лицом, он не походил на приказчика из мясной лавки, а напоминал, скорее, мелкого чиновника, из тех, что по воскресеньям прогуливаются по Елисейским полям рядом со своими женами.
— Вы действительно считали, что это я?
— Нет.
— Тогда почему вы сказали это журналистам?
— Ничего я им не сказал. Они пишут, что хотят. А обстоятельства указывали на…
— Я не убивал ее.
— Успокойтесь. Можете закурить, если хотите. Рука, в которой Пьеро держал зажженную сигарету, еще дрожала.
— Прежде всего, я должен задать вам один вопрос. Когда вы вечером в понедельник пришли на авеню Карно, Луиза была еще жива?
Пьеро, сверкнув глазами, выкрикнул:
— Ясное дело!
Скорее всего, это соответствовало истине, иначе какой ему был смысл тянуть с бегством до появления сообщения в газете.
— Когда Лулу позвонила в «Грело», вы догадались, о чем она хочет с вами поговорить?
— Понятия не имел. Она была страшно взволнована и хотела срочно со мной увидеться.
— О чем вы подумали?
— Что она приняла решение.
— Какое?
— Оставить этого старика.
— Вы просили ее об этом?
— Два года я умолял ее жить со мной, — и добавил, словно бросая вызов комиссару, да и всему миру: — Я люблю ее!
— Вы действительно не хотите есть?
На этот раз Пьеро машинально взял один бутерброд, Мегрэ — второй. Хорошо, что так получилось, они ели оба, и напряжение понемногу спадало.
В соседних комнатах царила тишина, только где-то далеко стрекотала пишущая машинка.
— Бывало уже, что Лулу звонила вам на работу с авеню Карно?
— Нет. С авеню Карно никогда. Раз как-то, когда еще жила на улице Лафайет и почувствовала себя плохо, отравилась чем-то… Она всегда боялась смерти…
Произнесенные слова, по-видимому, столько в нем воскресили, что на глазах его выступили слезы. Лишь спустя какое-то время он успокоился и вновь принялся за бутерброд.
— Что Лулу сказала вам в понедельник вечером? Минуточку. Прежде чем ответите, скажите: у вас есть ключ от ее квартиры?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Просто так получилось. Я редко ее посещал, и всегда она открывала дверь сама.
— Значит, вы позвонили, и Лулу вам открыла?
— Мне не надо было звонить. Она ждала меня у двери и открыла ее, как только я вышел из лифта.
— Я думал, что в это время она была уже в постели.
— Вероятно, она уже легла и звонила мне, лежа в постели. Встала незадолго до моего прихода и была в халате.
— Она вела себя как обычно?
— Нет.
— Почему?
— Мне это трудно объяснить. Она выглядела так, словно долго над чем-то размышляла, и как раз в этот момент должна была принять окончательное решение. Я даже испугался немного, видя ее в таком состоянии.
— Почему?
Пьеро замялся.
— Делать нечего, скажу, — тихо пробормотал он. — Я испугался за старика.
— Полагаю, так вы называете профессора?
— Да. Я все время боялся, что он разойдется с лесной, чтобы жениться на Лулу.
— Об этом шла речь?
— Если даже и шла, она мне об этом не говорила.
— А Лулу хотела, чтобы профессор на ней женился?
— Не знаю. Кажется, нет.
— Она любила вас?
— Я так думаю.
— Вы в этом не уверены?
— Думаю, что женщины в таких вопросах ведут себя по-иному, чем мужчины.
— Что вы этим хотите сказать?
Пожалуй, Пьеро не мог более точно выразить свою мысль — он только пожал плечами.
— Она была бедной девушкой, — пробормотал он.
— Куда Лулу села, когда вы вошли в квартиру?
— Она вообще не стала садиться — была слишком взволнованной. Лулу взад и вперед расхаживала по комнате и внезапно сказала, не глядя на меня: «Хочу сказать тебе что-то очень важное». А затем быстро добавила, словно желая избавиться от гнетущего ее груза: «Я беременна».
— В ее голосе звучала радость?
— Ни радости, ни огорчения.
— Вы считали, что ребенок ваш?
Пьеро не осмелился ответить, но его поведение ясно указывало на то, что для него это очевидно.
— И как вы среагировали?
— Молчал. Как-то странно себя чувствовал. Мне хотелось прилезть ее к груди.
— Она вам это позволила?
— Нет. Она продолжала расхаживать по комнате, говоря что-то вроде того: «Думаю о том, что я должна сделать. Это все меняет. Это может иметь огромное значение. Если я сказку ему об этом…»
— Она имела в виду профессора?
— Да. Она не могла решиться — говорить ему об этом или нет. Не знала, как старик отреагирует.
И Пьеро, доев свой бутерброд, тяжело вздохнул:
— Не знаю, как вам это объяснить. Я вспоминаю какие-то незначительные детали, а главное ускользает. Никогда не думал, что все так кончится.
— На что вы надеялись?
— Думал, что она бросится мне на шею и скажет, что решила вернуться ко мне.
— А разве эта идея не приходила ей в голову раньше?
— Может быть, и приходила. Я почти уверен, что приходила. Она хотела этого. С самого начала, как только вышла из больницы, она убеждала себя, что обязана ему жизнью, и жила, с ним из чувства признательности.
— Она считала, что связью с профессором оплачивает свой долг?
— Он спас ей жизнь. Думаю, что ни одному из своих больных он не посвящал столько времени, сколько ей.
— Вы поверили в это?
— Во что?
— Поверили, что это из благодарности?
— Я сказал Лулу, что ее никто не заставляет оставаться любовницей профессора. У него достаточно других женщин.
— Думаете, он был в нее влюблен?
— Чувствовалось, что она ему нужна. Думаю, что его тянуло к ней.
— А вас к ней тянуло?
— Я ее любил.
— Почему же тогда она позвала вас к себе?
— Я тоже часто об этом думал.
— В тот день около половины шестого врач с улицы Дам совершенно определенно установил, что Лулу беременна. Могла она тогда зайти к вам?
— Конечно. Она знала, где я обедаю перед тем, как пойти на работу в кафе.
— Она вернулась домой. С половины восьмого у неё был какое-то время профессор.
— Она мне говорила об этом.
— А не говорила она вам, что сообщила новость и профессору?
— Ни слова не сказала.
— Значит, она поужинала и легла. Скорее всего, не уснула, а около девяти позвонила вам.
— Да. Я тоже долго размышлял обо всем этом, стараясь понять. Но до сих пор не могу ни к чему прийти. Уверен только в одном — я ее не убивал.
— Пьеро, скажите откровенно: если бы в понедельник вечером Лулу заявила вам, что не желает больше с вами жить, вы бы убили ее?
Музыкант посмотрел на комиссара с какой-то печальной улыбкой.
— Вы хотите, чтобы я собственными руками затянул веревку у себя на шее?
— Вы можете не отвечать, если хотите.
— Может быть, и убил бы. Но, во-первых, она мне этого не сказала. Во-вторых, у меня не было револьвера.
— Но ведь когда вас задержали последний раз, при вас было оружие.
— Это произошло несколько лет назад, и полиция мне его не вернула. С того времени у меня нет револьвера. Могу еще сказать, что не стал бы убивать ее подобным образом.
— А как?
— Сам не знаю. Скорее всего ударил бы или задушил. Он уперся взглядом в пол и, помолчав немного, добавил тихо и невыразительно:
— А может быть, я вообще бы ничего не сделал. Есть вещи, о которых думаешь перед сном, но никогда не приведешь их в исполнение.
— И приходилось вам думать перед сном о том, чтобы убить Лулу?
— Да.
— Вы ревновали ее к Гуэну?
Пьеро еще раз пожал плечами, словно давая понять, что словами порой не всегда можно выразить мысли, а правда жизни значительно сложнее.
— Если не ошибаюсь, вы были приятелем Луизы Филон еще до ее знакомства с профессором Гуэном и не возражали против того, что она занимается проституцией.
— Это другое дело.
Мегрэ старался нащупать истину, хотя и понимал, что абсолютная истина ускользает от него.
— Вы никогда не пользовались деньгами профессора?
— Никогда! — резко поднял голову музыкант.
— А подарки от Луизы вы получали?
— Мелочи: галстуки, носки.
— И вы брали?
— Мне не хотелось огорчать ее.
— Как поступили бы вы, оставь она профессора?
— Мы стали бы жить вместе.
— Так, как раньше?
— Нет.
— Почему?
— Потому что это мне никогда не нравилось!
— А на что бы вы жили?
— Так ведь я работаю и зарабатываю на жизнь.
— Немного, если верить тому, что мне говорил Луи.
— Это верно, немного. Но я не собирался оставаться в Париже.
— А куда же вы решили поехать?
— Куда угодно. Хотя бы в Южную Америку или Канаду Он был более наивен, чем предполагал Мегрэ.
— А как Лулу смотрела на эти планы?
— Иногда они ей нравились, и она обещала мне, что мы уедем через месяц-два.
— Эти планы вы строили по вечерам, я полагаю?
— Откуда вы знаете?
— А утром она видела все в более реальном свете.
— Она боялась.
— Чего?
— Умереть с голоду.
Наконец-то в голосе Пьеро прозвучало то, что он так тщательно скрывал, и это что-то важное все время ускользало от Мегрэ.
— Не думаете ли вы, что Лулу связалась с профессором потому, что боялась именно этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18