— Садитесь, господа. Сейчас введут подследственных. Надеюсь, вы не боитесь их и жандармов можно оставить за дверью?
С арестованных сняли наручники. В не очень просторном кабинете стало тесно. У края стола сел письмоводитель. Из кладовки принесли недостающий стул. Четверо мужчин уселись по обе стороны адвоката; Мегрэ устроился поодаль, на заднем плане.
— Как вам известно, мэтр, я должен, прежде всего, установить личность подозреваемых. Пусть каждый отзывается, когда услышит свое имя. Жюльен Мила!
— Я.
— Фамилия, имя, адрес, место и год рождения, профессия?
— «Мила» через два «л»? — спросил письмоводитель, который вел протокол.
— Через одно.
Процедура длилась довольно долго. Демарль, человек со шрамом и бицепсами ярмарочного борца, родился в Кемпере. Был матросом, в настоящее время безработный.
— Ваш адрес?
— То здесь, то там. Всегда найдется друг, который приютит.
— Другими словами, у вас нет постоянного места жительства?
— На пособие по безработице, сами понимаете… Четвертый, тот, кто стоял на стреме, жалкий болезненный субъект, заявил, что он рассыльный и живет на Монмартре, на улице Мон-Сени.
— С каких пор вы входите в шайку?
— Извините, господин следователь, — прервал Гюэ. — Сначала нужно доказать, что шайка существует.
— Я хочу задать вопрос вам, мэтр. Кого из этих людей вы представляете?
— Всех четверых.
— А вы не думаете, что в процессе следствия между ними из-за различия интересов могут возникнуть разногласия?
— Сильно сомневаюсь, но если это произойдет, я обращусь к коллегам. Согласны, господа? Все четверо кивнули.
— Поскольку мы находимся на предварительном этапе расследования, я хотел бы обратить внимание на этическую сторону дела, — продолжал Гюэ с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. — Вам должно быть известно, что сегодня утром это дело пробудило большой интерес у прессы. Мне довольно много звонили по телефону, и в результате я получил сведения, которые меня удивили, если не сказать — поразили.
Он откинулся назад и закурил. Следователь несколько пасовал перед этим светилом адвокатуры.
— Я вас слушаю.
— Арест был произведен не так, как это обычно делается. Три машины, снабженные радиостанциями, причем, одна из машин набита инспекторами в штатском, останавливаются в том же месте и примерно в то же время, что и мои клиенты. Создается впечатление, что полиция заранее знала, что должно произойти. Во главе этого кортежа находится присутствующий здесь комиссар Мегрэ с двумя своими сотрудниками. Так, комиссар?
— Так.
— Вижу, что мои осведомители не ошиблись. Видимо, кто-то с улицы де Соссэ. Какой-нибудь чиновник, дактилоскопист?
— Я полагал, всегда полагал, что территория уголовной полиции ограничивается Парижем. Пусть даже большим Парижем, но Жуи-ан-Жозас в него все равно не входит.
Адвокат добился, чего хотел. Он взял допрос в свои руки, и следователь не знал, каким образом заставить его замолчать.
— Не получилось ли так из-за того, что сведения о… скажем, о попытке ограбления исходили от уголовной полиции? Не ответите ли вы, Мегрэ?
— Мне нечего сказать.
— Вы там не были?
— Я здесь не затем, чтобы меня допрашивали.
— И все же я задам вам еще один, более важный вопрос. Не занимаясь ли другим делом, тоже недавним, вы напали на след этого?
Мегрэ продолжал безмолвствовать.
— Мэтр, прошу вас… — вмешался следователь.
— Одну минутку! Как мне сообщили, инспекторы уголовной полиции два последних дня следили за лавкой Эмиля Браншю. Комиссара Мегрэ дважды видели в кафе на площади Бастилии, где позавчера совершенно случайно собрались мои клиенты; он расспрашивал официантов, пытался выведать что-то у хозяина. Это так? Извините, господин следователь, я хотел только придать этому делу верную перспективу, которая вам, возможно, и неизвестна.
— Вы закончили, мэтр?
— Пока да.
— Могу я допросить первого из подозреваемых? Жюльен Мила, не скажете ли вы, кто указал вам на виллу Филиппа Лербье и сообщил о наличии там ценных картин?
— Рекомендую моему клиенту не отвечать.
— Отвечать не буду.
— Вы подозреваетесь в участии в двадцати одном ограблении вилл и замков, совершенном в течение последних двух лет при одинаковых обстоятельствах.
— Мне нечего сказать.
— Тем более, — вмешался адвокат, — что у вас нет никаких доказательств, господин следователь.
— Повторяю в обобщенном виде свой первый вопрос. Кто указал вам на эти виллы и замки? Кто — а это явно один и тот же человек — взялся продавать похищенные картины и предметы искусства?
— Мне ничего обо всем этом не известно.
Следователь вздохнул и перешел к рамочнику; Мимиль был столь же несловоохотлив. Что до матроса Демарля, тот просто стал ломать комедию. Единственным, кто отнесся к допросу иначе, был дозорный по имени Гувьон — тот, что не имел постоянного места жительства.
— Мне непонятно, что я здесь делаю? С этими господами я незнаком. В том месте я оказался, потому что искал уголок потеплее, где завалиться спать.
— Это и ваша точка зрения, мэтр?
— Я полностью с ним согласен и обращаю ваше внимание, что он ранее к суду не привлекался.
— Кто хочет добавить еще что-нибудь?
— Я рискую повториться, но мне хотелось бы задать один вопрос. Какую роль играет здесь комиссар Мегрэ? И что будет после того, как мы покинем этот кабинет?
— Я не обязан вам отвечать.
— Не означает ли это, что сейчас будет произведен еще один допрос, но уже не во Дворце правосудия, а в помещении уголовной полиции, куда я не имею доступа? Другими словами, что речь пойдет не об ограблении, а о совершенно ином деле?
— Сожалею, мэтр, но мне нечего вам сказать. Благоволите попросить ваших клиентов подписать черновик протокола, который к завтрашнему дню будет отпечатан в четырех экземплярах.
— Можете подписать, господа.
— Благодарю вас, мэтр.
Следователь встал и направился к двери; адвокат неохотно последовал за ним.
— Я выражаю несогласие…
— Оно занесено в протокол, — ответил следователь и обратился к жандармам:
— Наденьте заключенным наручники и отведите их в уголовную полицию. Можете пройти через внутреннюю дверь. Комиссар, задержитесь на минутку.
Мегрэ снова сел.
— Что вы об этом думаете?
— Думаю, что в данную минуту мэтр Гюэ информирует журналистов и раздувает дело как только может, так что в завтрашних, а может, даже в сегодняшних вечерних газетах, оно займет не меньше двух колонок.
— Это вас беспокоит?
— Затрудняюсь ответить. Еще недавно я сказал бы «да». Я намеревался провести между этими делами разделительную черту и не позволить газетчикам объединить их. Теперь же… — Мегрэ умолк, взвешивая все «за» и «против», потом продолжал:
— Быть может, так оно и лучше. Если создать замешательство, то не исключено, что…
— Думаете, один из этих четверых?..
— Не берусь ничего утверждать. В кармане у матроса, кажется, нашли нож, похожий на тот, которым совершено убийство на улице Попенкур. Этот матрос носит светлый плащ с поясом и коричневую шляпу. На всякий случай сегодня вечером я покажу его Пальятти на той же улице, при том же освещении, но это ничего не решает. Старуха со второго этажа тоже заявит, что узнала его…
— На что вы надеетесь?
— Не знаю. Ограблениями занимается улица де Соссэ. Меня же интересуют семь ударов ножом, стоивших жизни молодому человеку.
Когда Мегрэ вышел из кабинета следователя, журналистов уже не было: они ожидали его в том же, если даже не более многочисленном составе в коридоре уголовной полиции. Четверых подозреваемых видно не было: их отвели в кабинет и сторожили там.
— Что происходит, комиссар?
— Ничего особенного.
— Вы занимаетесь ограблением в Жуи-ан-Жозас?
— Вам прекрасно известно, что оно не имеет ко мне отношения.
— Почему этих четверых привели сюда, а не отправили на улицу де Соссэ?
— Ладно! Сейчас я все вам расскажу.
Комиссар внезапно решился. Гюэ, разумеется, сказал им о связи между этими делами. В газетах появится не особенно точная и тенденциозная информация, так не лучше ли рассказать правду?
— У Антуана Батийля, господа, была страсть, он записывал то, что сам называл человеческими документами. С магнитофоном на ремне он отправлялся в публичные места — кафе, бары, танцевальные залы, рестораны, даже в метро и незаметно включал аппарат. Во вторник вечером, около половины десятого, он находился в кафе на площади Бастилии и, по обыкновению, включил магнитофон. За соседним столиком сидели…
— Грабители.
— Трое из них. Дозорного там не было. Качество записи невысокое. Тем не менее можно разобрать, что речь идет о послезавтрашней встрече, а также о том, что какая-то вилла находится под наблюдением. Меньше чем через час, на улице Попенкур на молодого человека нападают и наносят семь ножевых ранений, одно из которых оказалось смертельным.
— Вы считаете, что это был один из четырех грабителей?
— Я ничего не считаю, господа. Моя работа заключается не в том, чтобы считать, а в том, чтобы собирать улики и добиваться признания.
— Нападавшего кто-нибудь видел?
— Двое прохожих, находившихся на определенном расстоянии, и дама, живущая напротив места преступления.
— Вы считаете, грабители поняли, что их разговор записан?
— Повторяю еще раз: я ничего не считаю. Это одна из возможных гипотез.
— Значит, один из них шел за Батийлем, пока они не очутились в достаточно пустынном месте и… Убийца забрал магнитофон?
— Нет.
— Как вы это объясняете?
— Никак.
— Прохожие, о которых вы упомянули… Речь, видимо, идет о супругах Пальятти? Видите, нам известно больше, чем кажется. Стало быть, эти Пальятти бросились вперед и помешали ему…
— Нет. Он нанес четыре удара. Отошел, потом вернулся назад и ударил еще трижды. Он вполне мог сорвать магнитофон с шеи у жертвы.
— Таким образом, тут ничего не ясно?
— Я собираюсь допросить этих господ.
— Всех вместе?
— По очереди.
— С кого начнете?
— С матроса Ивона Демарля.
— Как скоро вы закончите?
— Понятия не имею. Можете оставить здесь кого-нибудь одного.
— И пойти выпить пива? Прекрасная мысль! Спасибо, комиссар.
Мегрэ тоже охотно выпил бы пива. Он зашел в кабинет и позвал Лапуэнта, знавшего стенографию.
— Садись, будешь записывать, — буркнул он и обратился к Жанвье:
— Приведи-ка сюда того, чья фамилия Демарль.
Бывший матрос вошел со скованными руками впереди.
— Сними с него наручники. А вы, Демарль, садитесь.
— Что вы хотите мне устроить? Карусель? Имейте в виду я упрямый и не позволю…
— Скоро кончишь?
— Я спрашиваю, почему там, наверху, меня допрашивали в присутствии адвоката, а здесь я один…
— Это объяснит вам господин Гюэ при следующей встрече. Среди отобранных у вас предметов имеется складной нож…
— Значит, вы из-за этого притащили меня сюда? Да я уже лет двадцать таскаю его в кармане. Его подарил мне дружок, когда я еще рыбачил в Кемпере — до того, как поступил на трансатлантик.
— Давно вы им пользовались в последний раз?
— Я каждый день режу им мясо, как в деревне. Может, это не слишком элегантно, но…
— Во вторник вечером вы с двумя приятелями были в кафе «Друзья» на площади Бастилии.
— Вам видней. А я, знаете, назавтра уже не помню, что делал накануне. Котелок у меня не очень-то.
— Там были Мила, рамочник и вы. Вы разговаривали об ограблении, правда, обиняками; вам было поручено добыть машину. Где вы ее украли?
— Что?
— Машину.
— Какую машину?
— Вы, конечно, понятия не имеете, где находится улица Попенкур?
— Я не парижанин.
— Никто из вас не заметил, как за соседним столиком молодой человек включил магнитофон?
— Чего?
— Вы не вышли следом за этим молодым человеком?
— Зачем? Уверяю вас, это не по моей части.
— Ваши сообщники не поручали вам завладеть кассетой?
— Ну и дела! Теперь какая-то кассета! Это все?
— Все, — отрезал Мегрэ и обратился к Жанвье:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18