кто из них стрелял в Рокси и почему? Будь я проклят, если слышал выстрел. Они так спешили унести ноги, что им было не до стрельбы. И вообще, они стреляли бы в меня, а не в окно. Я ни в чем не был уверен, но, если бы мне предложили побиться об заклад, сказал бы, что в ту ночь ни один из них не держал в руках пистолета.
Как раз вот такие мелочи больше всего сбивали меня с толку. Нужно было сделать какой-то выбор и держаться его до конца. Ладно, я его сделал. Грэхемы отпадают. Стрелял кто-то другой.
* * *
После красивых сельских видов Нью-Йорк выглядел уныло. Я не думал, что трава и деревья с их неприятным желчно-зеленым цветом способны произвести на меня такое впечатление. Заполненные людьми улицы и нескончаемый гомон голосов почему-то вызывали у меня гнетущее чувство.
Я вкатил на стоянку, сунул в карман билетик, потом зашел в большую аптеку на центральной улице. Сначала я позвонил в Сайдон. К телефону подошел Харви, и я поручил ему присмотреть, чтобы мальчуган оставался в комнате вместе с Рокси и Билли, и записывать, кто будет мне звонить. Вторая монета, брошенная в щель, соединила меня с капитаном Патом Чамберсом из отдела по расследованию убийств.
— Приветствую, дружок, — сказал я. — Это дядя Майк.
— Наконец-то, соизволил брякнуть. Я уже начал думать, что ты ухлопал очередного гражданина и теперь в бегах. Ты где?
— Рядом с Таймс-сквер.
— Зайдешь?
— Нет, Пат. Мне тут нужно кое-чем заняться. Слушай, как насчет того, чтобы встретиться перед библиотекой? У входа с Западной Тридцать третьей? Важное дело.
— Ладно. Только так через полчаса. Годится?
— Хорошо.
Я повесил трубку. Пат для меня — первый человек. Коп, каких мало, дошлый и упорный. С виду он больше похож на светского джентльмена, но здесь сходство и кончается. Он соображает не хуже счетной машины, имеет прирожденный талант к полицейской работе, плюс возможности лучшего департамента полиции в мире. Обычно городские копы не якшаются с частными ищейками, но мы с Патом дружили с давних пор с одним только перерывом. Я полагаю, что тут дело во взаимном уважении.
В стоячей забегаловке я перехватил пару бутербродов с сосисками и лимонадом, а оттуда подался к библиотеке. Пат как раз вылезал из патрульной машины. Мы пожали друг другу руки и с минуту поговорили о том, о сем, потом Пат спросил:
— Так что у тебя?
— Давай зайдем внутрь, там будет удобнее говорить.
Через двери с тамбуром мы прошли в читальный зал. Понизив голос, я спросил:
— Пат, ты слышал когда-нибудь о Рудольфе Йорке?
— Ну?
— Значит, слышал, — я вкратце рассказал ему всю историю и потом добавил:
— Теперь я хочу посмотреть, что было на том вырванном листе. Газета должна быть здесь. Возможно всплывет что-нибудь такое, в чем ты сумеешь мне помочь.
— Например?
— Пока не знаю, но ведь полицейские архивы заведены не вчера, правда? Скорее всего эта каша заварилась четырнадцать лет назад. У меня не такая длинная память.
— Ладно, давай посмотрим, что удастся раскопать.
В обход заведенных в библиотеке порядков Пат показал свой значок — и нам дали сопровождающего в хранилище старых газет.
Пожилой дядя в линялом халате из синего материала безошибочно направился к книжному шкафу, выдвинул ящик и выудил требуемый выпуск, и все с первой попытки. Он указал на стол и пододвинул нам стулья.
Когда я раскрывал газету, у меня дрожали руки от возбуждения.
Есть! Две колонки сбоку страницы. Две колонки текста дюймов в шесть высотой и фото Йорка, сделанное, когда он был намного моложе. На четырнадцать лет моложе. Крупный заголовок ошеломил меня своим значением, как удар по лбу. ОТЕЦ ОБВИНЯЕТ УЧЕНОГО В ПОДМЕНЕ РЕБЕНКА.
Херрон Мэллори, чья жена родила семифунтового мальчика, умершего двумя неделями позже, обвинил Рудольфа Йорка, известного ученого, в подмене малыша. Это утверждение он основывал на том факте, что видел своего ребенка вскоре после родов и позднее узнал его, когда того показывали Йорку. Ранее ему было сказано, что его ребенок умер. Администрация отрицает возможность такой ошибки. Старшая медсестра Рита Кэмбелл поддерживает опровержение, заверив как Йорка, так и Мэллори, что она заведовала отделением в течение двух дней и видела обоих новорожденных, а также их опознавательные браслеты. Миссис Йорк умерла при родах.
Я тихо, протяжно свистнул. Мяч перешел на середину поля. Пат предложил поискать продолжение, и мы взяли следующий номер. На четвертой странице была напечатана маленькая, в одну колонку, заметочка, в которой просто сообщалось, что Херрона Мэллори, мелкого воришку и бывшего бутлегера, убедили взять назад обвинение против Рудольфа Йорка. По-видимому решили, что с его прошлым ему не под силу тягаться с таким солидным гражданином, как Йорк. На том все и кончилось. По крайней мере, тогда.
У Йорка имелась чертовски веская причина позеленеть при упоминании имени Мэллори.
Пат постучал пальцем по заметке.
— Что ты об этом думаешь?
— Может, в точку... а может, и случайность. Не представляю, для чего было Йорку выкидывать такой фортель.
— Причина найдется. Йорк был уже не молод, когда у него родился ребенок. Может, ему до смерти хотелось иметь наследника.
— Я думал об этом, Пат, но здесь не сходится одно. Если бы он затеял подмену, то, при его познаниях в генетике, наверняка подыскал бы ребенка с более благоприятной наследственностью, тебе не кажется?
— Да, если подмену совершил он сам. Но если он положился на кого-то другого... медсестру, например, над выбором могли особенно не затрудняться.
— Но сестра утверждала...
— Йорк был очень богат, Майк.
— Ясно. Но надо учесть и другое. Мэллори — жулик. Когда умер его ребенок, он мог смекнуть, какие возможности ему светят, если он поднимет шум и вцепится в Йорка. Мэллори рассчитывал, что тот крупно раскошелится, лишь бы погасить такую рекламу. Как тебе этот вариант?
— Неплохо, Майк, очень неплохо. А сам-то ты в какую версию веришь?
Я вспомнил лицо Йорка в тот момент, когда он услышал имя Мэллори. Страх, абсолютный страх и еще ненависть. Твердокаменный Йорк. Он не уступил бы ни дюйма, если бы Мэллори пустил в ход какой-нибудь заурядный шантаж. Как раз он-то и обратился бы в полицию.
— Ребенка подменили, Пат.
— Это приводит нас к Мэллори.
Я кивнул.
— Должно быть, он долго ждал подходящего случая. Дождался, пока парнишка стал для Йорка и публики дороже золота, и тогда сцапал его. Только он недооценил мальчугана и провалил дело. Когда Йорк бросился к Грэйндж, Мэллори поехал за ним и раскроил ему череп, опасаясь, что тот догадается, кто приложил руку к похищению.
— Ты пробовал выяснить происхождение топорика?
— Нет, такой можно купить в любой посудной лавке, к тому же он далеко не новый. Отыскать его след почти невозможно, нет смысла возиться. Прайс займется этим, но я, откровенно говоря, считаю это пустым делом. Зачем вырвали лист в сайдонской библиотеке — вот чего я никак не могу взять в толк. Ведь так даже времени много не выиграешь.
— Это должно иметь какое-то значение.
— Ничего, докопаемся. Не посмотришь ли для меня что-нибудь о Мэллори по картотеке? Как ты считаешь, есть у вас что-нибудь?
— Должно быть, Майк. Поехали в управление. Если его хоть раз задерживали, он у нас зарегистрирован.
— Порядок.
Мы удачно поймали такси, стоявшее перед светофором на углу Пятой и Сорок второй. Пат дал водителю адрес и откинулся на спинку сидения. Через пятнадцать минут мы вышли перед старомодным зданием из красного кирпича и поднялись на второй этаж. Я ждал в офисе, пока Пат не вернулся с папкой под мышкой. Он расчистил стол взмахом руки и вытряхнул содержимое папки на стол.
Пачку бумаг скреплял металлический зажим. Досье было не толстым. На первой странице под отпечатанным на машинке именем Херрона Мэллори сообщались данные о нем и его первом аресте. Родился в 1907 году в Нью-Йорке от русско-ирландских родителей. В возрасте двадцати лет обвинен в вождении машины без прав. Это было начало. Он поднялся до торговли спиртным, воровал по мелочам, подозревался в налете на склад конкурента, сопровождавшимся убийством, и в вооруженном грабеже. Уйма обвинений и красивый перечень приостановленных дел, а внизу страницы лаконичное: “Осужден не был”. У этого паршивца имелся либо хороший адвокат, либо влиятельные друзья. На последней странице красовалось его фото, в фас и профиль, темноволосого, довольно худощавого типа с глазками и ртом, в которых от рождения поселилась глумливая ухмылка.
Я поднес снимок к свету, желая получше рассмотреть, однако, как я его ни поворачивал, лицо ничего мне не говорило. Пат спросил:
— Ну?
— Пустой номер. Или я никогда его не видел, или он здорово изменился с возрастом. Я этого типа не знаю.
Он протянул машинописный рапорт, который не пошел дальше полицейской канцелярии. Я прочел его. Он представлял собой изложение жалобы Мэллори, который обвинял Йорка в похищении его ребенка. Кем бы ни был Мэллори, в его заявлении слышалась нотка искренности. В деле также имелась написанная на бланке больницы от руки объяснительная записка старшей медсестры Риты Кэмбелл, коротко отвергавшей обвинение, как абсолютно ложное. Заявление Риты Кэмбелл звучало достаточно агрессивно и уверенно, чтобы убедить любого: Мэллори порет чушь.
Красивые дела. Я никогда не участвовал в таких делах, но абсолютно знаю, что для работников больницы родитель — попросту никто. Новорожденного он видит минуты две, притом через стеклянное окошечко в двери и не больше одного раза. Конечно, и за это время можно узнать своего ребенка, но все младенцы выглядят в общем одинаково. Однако для медсестры, которая фактически распоряжается всей жизнью ребенка, каждый из них имеет свое лицо. Вряд ли она ошибется... разве что ей заплатят за ошибку. Черт побери, можно допустить и такое — если не знать медсестер. Они подчиняются такому же жесткому кодексу этики, как врачи. Женщина, посвятившая свою жизнь этой профессии, вряд ли относится к типу тех, кого легко можно соблазнить видом долларов.
Черт, я совсем запутался. Сначала я был уверен, что произошла подмена, теперь уверенности поубавилось. Пат заметил мои колебания. Он и сам думал о том же.
— Ну вот, Майк. Больше я ничего не сумею сделать, потому что это вне моей компетенции. Но если я могу хоть как-нибудь помочь тебе, только скажи.
— Спасибо, малыш. В общем-то не имеет особого значения, была подмена или нет. Где-то в этой истории фигурирует Мэллори. Чтобы продвинуться хоть на шаг, мне придется найти или Мэллори, или Грэйндж, но не спрашивай — как. Если она попадется Прайсу, у меня будет шанс поговорить с ней, но если Дилвик его обскачет, я получу от ворот поворот.
У Пата был кислый вид.
— Дилвику место в тюрьме.
— Дилвику место в могиле. Он сволочь.
— И все же он представляет закон, а тебе понятно, что это означает.
— Угу.
Пат начал собирать бумаги обратно в папку, но я остановил его.
— Дай-ка я еще раз на них гляну, ладно?
Пожалуйста.
Я быстро пролистал их, потом покачал головой.
— Нашел что-нибудь знакомое?
— Нет... как будто нет. Вертится какая-то мыслишка, да никак не ухвачу. А, черт с ним, забирай.
Мы вместе спустились вниз и в дверях пожали друг другу руки. Пат подозвал такси, я взял следующее и доехал до угла Пятьдесят четвертой и Восьмой, а оттуда пешком дошел до стоянки. День прошел не впустую, я все ближе подбирался к сути дела. Ко всему прочему добавилась еще вероятность подмены новорожденных. Теперь дело пойдет веселей, ведь обнаружился лежавший в основе всего скрытый мотив, глубокий и бесконечный, как океан. До сих пор я шарил вслепую, ловя кончики нитей, которые никуда не вели. С этим покончено. Вот он, кусок мяса, который можно съесть. Но сперва его надо разжевать хорошенько, а то не проглотишь.
В голове до одури стучал один и тот же вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Как раз вот такие мелочи больше всего сбивали меня с толку. Нужно было сделать какой-то выбор и держаться его до конца. Ладно, я его сделал. Грэхемы отпадают. Стрелял кто-то другой.
* * *
После красивых сельских видов Нью-Йорк выглядел уныло. Я не думал, что трава и деревья с их неприятным желчно-зеленым цветом способны произвести на меня такое впечатление. Заполненные людьми улицы и нескончаемый гомон голосов почему-то вызывали у меня гнетущее чувство.
Я вкатил на стоянку, сунул в карман билетик, потом зашел в большую аптеку на центральной улице. Сначала я позвонил в Сайдон. К телефону подошел Харви, и я поручил ему присмотреть, чтобы мальчуган оставался в комнате вместе с Рокси и Билли, и записывать, кто будет мне звонить. Вторая монета, брошенная в щель, соединила меня с капитаном Патом Чамберсом из отдела по расследованию убийств.
— Приветствую, дружок, — сказал я. — Это дядя Майк.
— Наконец-то, соизволил брякнуть. Я уже начал думать, что ты ухлопал очередного гражданина и теперь в бегах. Ты где?
— Рядом с Таймс-сквер.
— Зайдешь?
— Нет, Пат. Мне тут нужно кое-чем заняться. Слушай, как насчет того, чтобы встретиться перед библиотекой? У входа с Западной Тридцать третьей? Важное дело.
— Ладно. Только так через полчаса. Годится?
— Хорошо.
Я повесил трубку. Пат для меня — первый человек. Коп, каких мало, дошлый и упорный. С виду он больше похож на светского джентльмена, но здесь сходство и кончается. Он соображает не хуже счетной машины, имеет прирожденный талант к полицейской работе, плюс возможности лучшего департамента полиции в мире. Обычно городские копы не якшаются с частными ищейками, но мы с Патом дружили с давних пор с одним только перерывом. Я полагаю, что тут дело во взаимном уважении.
В стоячей забегаловке я перехватил пару бутербродов с сосисками и лимонадом, а оттуда подался к библиотеке. Пат как раз вылезал из патрульной машины. Мы пожали друг другу руки и с минуту поговорили о том, о сем, потом Пат спросил:
— Так что у тебя?
— Давай зайдем внутрь, там будет удобнее говорить.
Через двери с тамбуром мы прошли в читальный зал. Понизив голос, я спросил:
— Пат, ты слышал когда-нибудь о Рудольфе Йорке?
— Ну?
— Значит, слышал, — я вкратце рассказал ему всю историю и потом добавил:
— Теперь я хочу посмотреть, что было на том вырванном листе. Газета должна быть здесь. Возможно всплывет что-нибудь такое, в чем ты сумеешь мне помочь.
— Например?
— Пока не знаю, но ведь полицейские архивы заведены не вчера, правда? Скорее всего эта каша заварилась четырнадцать лет назад. У меня не такая длинная память.
— Ладно, давай посмотрим, что удастся раскопать.
В обход заведенных в библиотеке порядков Пат показал свой значок — и нам дали сопровождающего в хранилище старых газет.
Пожилой дядя в линялом халате из синего материала безошибочно направился к книжному шкафу, выдвинул ящик и выудил требуемый выпуск, и все с первой попытки. Он указал на стол и пододвинул нам стулья.
Когда я раскрывал газету, у меня дрожали руки от возбуждения.
Есть! Две колонки сбоку страницы. Две колонки текста дюймов в шесть высотой и фото Йорка, сделанное, когда он был намного моложе. На четырнадцать лет моложе. Крупный заголовок ошеломил меня своим значением, как удар по лбу. ОТЕЦ ОБВИНЯЕТ УЧЕНОГО В ПОДМЕНЕ РЕБЕНКА.
Херрон Мэллори, чья жена родила семифунтового мальчика, умершего двумя неделями позже, обвинил Рудольфа Йорка, известного ученого, в подмене малыша. Это утверждение он основывал на том факте, что видел своего ребенка вскоре после родов и позднее узнал его, когда того показывали Йорку. Ранее ему было сказано, что его ребенок умер. Администрация отрицает возможность такой ошибки. Старшая медсестра Рита Кэмбелл поддерживает опровержение, заверив как Йорка, так и Мэллори, что она заведовала отделением в течение двух дней и видела обоих новорожденных, а также их опознавательные браслеты. Миссис Йорк умерла при родах.
Я тихо, протяжно свистнул. Мяч перешел на середину поля. Пат предложил поискать продолжение, и мы взяли следующий номер. На четвертой странице была напечатана маленькая, в одну колонку, заметочка, в которой просто сообщалось, что Херрона Мэллори, мелкого воришку и бывшего бутлегера, убедили взять назад обвинение против Рудольфа Йорка. По-видимому решили, что с его прошлым ему не под силу тягаться с таким солидным гражданином, как Йорк. На том все и кончилось. По крайней мере, тогда.
У Йорка имелась чертовски веская причина позеленеть при упоминании имени Мэллори.
Пат постучал пальцем по заметке.
— Что ты об этом думаешь?
— Может, в точку... а может, и случайность. Не представляю, для чего было Йорку выкидывать такой фортель.
— Причина найдется. Йорк был уже не молод, когда у него родился ребенок. Может, ему до смерти хотелось иметь наследника.
— Я думал об этом, Пат, но здесь не сходится одно. Если бы он затеял подмену, то, при его познаниях в генетике, наверняка подыскал бы ребенка с более благоприятной наследственностью, тебе не кажется?
— Да, если подмену совершил он сам. Но если он положился на кого-то другого... медсестру, например, над выбором могли особенно не затрудняться.
— Но сестра утверждала...
— Йорк был очень богат, Майк.
— Ясно. Но надо учесть и другое. Мэллори — жулик. Когда умер его ребенок, он мог смекнуть, какие возможности ему светят, если он поднимет шум и вцепится в Йорка. Мэллори рассчитывал, что тот крупно раскошелится, лишь бы погасить такую рекламу. Как тебе этот вариант?
— Неплохо, Майк, очень неплохо. А сам-то ты в какую версию веришь?
Я вспомнил лицо Йорка в тот момент, когда он услышал имя Мэллори. Страх, абсолютный страх и еще ненависть. Твердокаменный Йорк. Он не уступил бы ни дюйма, если бы Мэллори пустил в ход какой-нибудь заурядный шантаж. Как раз он-то и обратился бы в полицию.
— Ребенка подменили, Пат.
— Это приводит нас к Мэллори.
Я кивнул.
— Должно быть, он долго ждал подходящего случая. Дождался, пока парнишка стал для Йорка и публики дороже золота, и тогда сцапал его. Только он недооценил мальчугана и провалил дело. Когда Йорк бросился к Грэйндж, Мэллори поехал за ним и раскроил ему череп, опасаясь, что тот догадается, кто приложил руку к похищению.
— Ты пробовал выяснить происхождение топорика?
— Нет, такой можно купить в любой посудной лавке, к тому же он далеко не новый. Отыскать его след почти невозможно, нет смысла возиться. Прайс займется этим, но я, откровенно говоря, считаю это пустым делом. Зачем вырвали лист в сайдонской библиотеке — вот чего я никак не могу взять в толк. Ведь так даже времени много не выиграешь.
— Это должно иметь какое-то значение.
— Ничего, докопаемся. Не посмотришь ли для меня что-нибудь о Мэллори по картотеке? Как ты считаешь, есть у вас что-нибудь?
— Должно быть, Майк. Поехали в управление. Если его хоть раз задерживали, он у нас зарегистрирован.
— Порядок.
Мы удачно поймали такси, стоявшее перед светофором на углу Пятой и Сорок второй. Пат дал водителю адрес и откинулся на спинку сидения. Через пятнадцать минут мы вышли перед старомодным зданием из красного кирпича и поднялись на второй этаж. Я ждал в офисе, пока Пат не вернулся с папкой под мышкой. Он расчистил стол взмахом руки и вытряхнул содержимое папки на стол.
Пачку бумаг скреплял металлический зажим. Досье было не толстым. На первой странице под отпечатанным на машинке именем Херрона Мэллори сообщались данные о нем и его первом аресте. Родился в 1907 году в Нью-Йорке от русско-ирландских родителей. В возрасте двадцати лет обвинен в вождении машины без прав. Это было начало. Он поднялся до торговли спиртным, воровал по мелочам, подозревался в налете на склад конкурента, сопровождавшимся убийством, и в вооруженном грабеже. Уйма обвинений и красивый перечень приостановленных дел, а внизу страницы лаконичное: “Осужден не был”. У этого паршивца имелся либо хороший адвокат, либо влиятельные друзья. На последней странице красовалось его фото, в фас и профиль, темноволосого, довольно худощавого типа с глазками и ртом, в которых от рождения поселилась глумливая ухмылка.
Я поднес снимок к свету, желая получше рассмотреть, однако, как я его ни поворачивал, лицо ничего мне не говорило. Пат спросил:
— Ну?
— Пустой номер. Или я никогда его не видел, или он здорово изменился с возрастом. Я этого типа не знаю.
Он протянул машинописный рапорт, который не пошел дальше полицейской канцелярии. Я прочел его. Он представлял собой изложение жалобы Мэллори, который обвинял Йорка в похищении его ребенка. Кем бы ни был Мэллори, в его заявлении слышалась нотка искренности. В деле также имелась написанная на бланке больницы от руки объяснительная записка старшей медсестры Риты Кэмбелл, коротко отвергавшей обвинение, как абсолютно ложное. Заявление Риты Кэмбелл звучало достаточно агрессивно и уверенно, чтобы убедить любого: Мэллори порет чушь.
Красивые дела. Я никогда не участвовал в таких делах, но абсолютно знаю, что для работников больницы родитель — попросту никто. Новорожденного он видит минуты две, притом через стеклянное окошечко в двери и не больше одного раза. Конечно, и за это время можно узнать своего ребенка, но все младенцы выглядят в общем одинаково. Однако для медсестры, которая фактически распоряжается всей жизнью ребенка, каждый из них имеет свое лицо. Вряд ли она ошибется... разве что ей заплатят за ошибку. Черт побери, можно допустить и такое — если не знать медсестер. Они подчиняются такому же жесткому кодексу этики, как врачи. Женщина, посвятившая свою жизнь этой профессии, вряд ли относится к типу тех, кого легко можно соблазнить видом долларов.
Черт, я совсем запутался. Сначала я был уверен, что произошла подмена, теперь уверенности поубавилось. Пат заметил мои колебания. Он и сам думал о том же.
— Ну вот, Майк. Больше я ничего не сумею сделать, потому что это вне моей компетенции. Но если я могу хоть как-нибудь помочь тебе, только скажи.
— Спасибо, малыш. В общем-то не имеет особого значения, была подмена или нет. Где-то в этой истории фигурирует Мэллори. Чтобы продвинуться хоть на шаг, мне придется найти или Мэллори, или Грэйндж, но не спрашивай — как. Если она попадется Прайсу, у меня будет шанс поговорить с ней, но если Дилвик его обскачет, я получу от ворот поворот.
У Пата был кислый вид.
— Дилвику место в тюрьме.
— Дилвику место в могиле. Он сволочь.
— И все же он представляет закон, а тебе понятно, что это означает.
— Угу.
Пат начал собирать бумаги обратно в папку, но я остановил его.
— Дай-ка я еще раз на них гляну, ладно?
Пожалуйста.
Я быстро пролистал их, потом покачал головой.
— Нашел что-нибудь знакомое?
— Нет... как будто нет. Вертится какая-то мыслишка, да никак не ухвачу. А, черт с ним, забирай.
Мы вместе спустились вниз и в дверях пожали друг другу руки. Пат подозвал такси, я взял следующее и доехал до угла Пятьдесят четвертой и Восьмой, а оттуда пешком дошел до стоянки. День прошел не впустую, я все ближе подбирался к сути дела. Ко всему прочему добавилась еще вероятность подмены новорожденных. Теперь дело пойдет веселей, ведь обнаружился лежавший в основе всего скрытый мотив, глубокий и бесконечный, как океан. До сих пор я шарил вслепую, ловя кончики нитей, которые никуда не вели. С этим покончено. Вот он, кусок мяса, который можно съесть. Но сперва его надо разжевать хорошенько, а то не проглотишь.
В голове до одури стучал один и тот же вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30