Может, об этих пещерах твой отец и говорил».
«Да. Почти во всех скалах у берега есть пещеры, но отцу, понятно, хочется думать, что Просперо жил именно под Кастелло. Когда я говорю, что непохоже, чтобы тут когда-нибудь был выход наружу, он отвечает, что это неважно. Это, пожалуй, поэтическая правда, как мартышки».
«Очень романтическая теория, и я полностью за нее! В конце концов, что значат факты? Обыденность… А где мы сейчас, если показывать снаружи?»
«Еще не вышли из-под фундамента. Сама пещера южнее, глубоко внизу. Скоро пойдем по ступеням, а потом будет природный проход. Смотри». Он остановился, хотя мы прошли всего две трети коридора, положил руку на пустой стеллаж и потянул. Тяжеловесно и никак уж не беззвучно узкая секция стены выехала в коридор. Показалось черное, зияющее отверстие. Я охнула, а Макс засмеялся. «Восхитительно, правда? Говорю же, в Кастелло есть все. Между прочим, подозреваю, что старый Форли держал лучшее вино там, чтобы его дворецкий не нашел. Осторожно, дальше света нет. У меня с собой фонарь, подержи минутку, пока я дверь закрою. Не пугайся так!»
«Она не останется закрытой навсегда, пока не выцветут наши кости?»
«Нет. Даже не до утра, к моему глубокому сожалению. Давай фонарь, я пойду вперед».
Мы двигались круто вниз и, казалось, не по полу, а по монолитной скале. Макс шел впереди, тут и там блестели сырые подтеки на стенах, пахло свежее и вроде солонее. Казалось, вся скала шумит морем, как прижатая к уху раковина. То я это слышала, то нет, и наступала тишина, заполненная холодным воздухом и нашими шагами. Желтый свет создавал на лице Макса резкие тени, когда он оборачивался. Лицо незнакомца. Его огромная тень уродливо изламывалась на грубых стенах.
«Еще очень далеко?» Почему-то голос звучал, как шепот.
«За угол и пять, нет шесть ступенек вниз, и увидишь сторожевого пса».
Луч фонаря осветил бледное лицо и голубое дуло ружья. «Адони? Это Макс с мисс Люси. Он хорошо себя чувствует?»
«Сейчас да. Не спит».
За спиной Адони – грубый занавес из чего-то вроде мешковины, из-под которого пробивается теплый тусклый свет. Адони отодвинул занавес, отступил в сторону. Макс махнул фонарем. Я вошла в пещеру. Большая. Потолок скрылся в тенях между сталактитами, похожими на сосульки. Но стены примерно на шесть футов побелены и скрыты полками и бочками. На одной из бочек, приспособленной вместо стола, стоял старомодный каретный фонарь урожая примерно 1830 года, наверное взятый из музея наверху, отбрасывал мягкий оранжевый свет и весело сверкал медью. Посередине расположилась парафиновая печка, на ней – кофейник. Где-то в темноте капала вода, сталактит ронял ее на камни. Очень домашний звук, будто кран протекает. Пахло сигаретами и кофе.
Раненый мальчик лежал в глубине пещеры на самодельной кровати, на вид очень удобной, – два пружинных матраса один на другом, покрытые простынями, пуховыми подушками и безбрежным стеганым одеялом. Нога Спиро была в чем-то вроде клетки, чтобы ничего на нее не давило. Мальчик полулежал среди подушек, похоже, в пижаме сэра Джулиана – бледно-голубой, шелковой, с темно-красным кантом, пил кофе и совершенно не выглядел больным. Он удивленно взглянул на меня в задал Максу какой-то вопрос на греческом. Макс ответил по-английски. «Это – сестра кириа Форли. Она – мой и твой друг, собирается нам помочь, и я хочу, чтобы она услышала твою историю».
Спиро внимательно и безо всяких признаков приветливости посмотрел на меня круглыми темными глазами. Его можно было узнать по фотографиям, но только приблизительно. Густые волосы, мощнее тело, сильные плечи – все на месте. Но сияние здоровья, солнца и счастья исчезло. Он выглядел бледным, очень молодым и незащищенным. Макс подставил мне ящик, спросил у мальчика: «Как ты себя чувствуешь? Болит?»
«Нет», – сказал Спиро. Было совершенно очевидно, что это – ложь, но в ней не было бравады. Просто он не хотел признаваться в слабости.
«Хорошо». Макс тоже сел, перебросил через пещеру гигантскую тень, посмотрел на мальчика минуту или две. «Если тебе лучше, расскажи подробно, что случилось. Со всеми деталями, пожалуйста».
«Всеми чем?»
«Все, что ты можешь вспомнить».
«Хорошо». Спиро допил кофе и, не глядя, передал чашку Адони. Тот тихо поставил ее в сторону, подошел к кровати и сел, изогнулся, как кот, в изголовье кровати подальше от сломанной ноги. Он залез в карман за двумя сигаретами, засунул в рот сразу обе, зажег и передал одну Спиро. Мальчик взял ее, тоже не глядя, но здесь не было никакой враждебности. Молодые люди знакомы так хорошо, что слева не нужны. Они сидели рядом на подушках, Адони расслабленный и грациозный, Спиро напряженный и какой-то прямоугольный, по-рабочему сжал в кулаке сигарету. Он еще раз опасливо на меня посмотрел и больше не обращал внимания, сосредоточился на Максе, будто тот судья и сейчас вынесет окончательный и неопровержимый приговор.
Мальчик говорил медленно, лицо его делалось все более усталым. Я уже поверила в вину Годфри, хотела услышать только подтверждение, узнать, как он это сделал. Возможно, в менее романтической обстановке я воспринимала бы все по-другому, но там казалось, что любая сказка может оказаться правдивей. Даже вполне вероятно, что это – пещера Просперо, и здесь, на грубом полу, неаполитанские герцоги слушали рассказ давно утонувшего графа.
Ничего необычного той ночью не происходило. Единственно, что удивило Спиро, так это что небо было не особенно чистым, а по радио обещали шторм. Он сказал об этом Годфри, но тот ответил, что распогодится. Они вывели яхту и поехали незадолго до полуночи. Ночь оказалась очень темной, но Спиро больше ничего не говорил, а Годфри сидел в рубке, занятый оборудованием и камерой.
«Он выглядел, как обычно?» – спросил Макс.
«Не могу сказать. Тихий и, может, немного резкий, когда я заговорил про погоду, но он такой был целый день. Я подумал, что он сердится за то, что я с утра пошел в эллинг чинить мотор, поэтому я ничего не говорил и не думал. Он мне платит, ну и все».
«Все равно, это может быть интересным. Но пока продолжай. Вы были в проливе темной ночью».
Спиро сделал затяжку и потянулся стряхнуть пепел на пол. Адони подставил ему блюдце из-под кофейной чашкя.
«Мы прошли примерно половину пути в проливе между Кулурой и материком. Подошли близко к островам, ясно было видно пену прибоя. Я предложил укрыться за ними от ветра, пока облака разойдутся, между ними кое-где виднелись звезды, но мистер Мэннинг сказал „нет“, и мы поплыли дальше. Прошли еще мили две, он вышел из рубки и велел мне спуститься приготовить кофе. На столе лежала камера, но вряд ли он ей занимался. Свет не горел, только штормовой фонарь, почти ничего не видно. Тогда я об этом не думал. Когда мы фотографировали по ночам, мы всегда, естественно, ходили без света. Но когда потом я мог только лежать в кровати и думать… Я вспомнил все, что казалось странным. Странно, что мы вообще в такую темную ночь отправились снимать, странно, что он соврал про камеру, а что случилось дальше, было еще страннее».
Адони усмехнулся. «Знаю, отказал мотор. И чего в этом такого странного, если ты его утром на части разобрал, мой юный гений?»
Спиро впервые улыбнулся, произнес что-то по-гречески, но никто мне этого не перевел. «Если бы это случилось, – сказал он с редкой простотой, – это действительно было бы странно. Но этого не случилось».
«Но ты говорил раньше…»
«Сказал, что мотор остановился. Не говорил, что заглох. Все было в порядке с мотором».
«Ты, конечно, уверен».
Мальчик кивнул. «И не нужно быть гением в моторах, чтобы понять, что все в порядке. Даже ты, – усмешка в сторону Адони, – даже ты бы понял, мой красавчик. – Он отклонился от ложной атаки Адони и засмеялся. – Давай, бей, сейчас-то ты точно можешь это сделать».
«Подожду», – ответил Адони.
Спиро опять повернулся к Максу. «Нет, мотор был в порядке. Послушай. Я услышал, что он замолк, и тут меня поввал мистер Мэннинг. Я высунул голову из двери и крикнул, что сейчас посмотрю, – люк к мотору под трапом рубки, ты понимаешь. Но он не согласился: „Не думаю, что это здесь, Спиро. Думаю, что-то намоталось на винт. Можешь посмотреть?“ Я пошел на корму. Он стоял у румпеля, сказал: „Иди осторожно, яхта немного качается. Подержу для тебя фонарь“. Я дал ему фонарь и наклонился, чтобы досмотреть на гребной вал. Яхта дергалась и леера были мокрые, но я держался крепко. Ничего со мной не должно было случиться».
Он шевельнулся, будто ему было больно. Адони соскользнул на пол, подошел к бутылке, которая стояла на ящике рядом с двумя пустыми стаканами. Налил темного сладкого вина, отнес его Спиро, потом посмотрел на Макса, тот покачал головой. Молодой человек поставил бутылку и вернулся на кровать, по-кошачьи устроился в новом положений рядом с раненым.
«Все случилось очень быстро. Яхта резко наклонилась, будто мистер Мэннинг повернул ее слишком быстро боком к ветру. Меня бросило на леерное ограждение, но все еще было безопасно, потому что я крепко держался, а потом что-то ударило меня по голове сзади. Это меня не оглушило, но, по-моему, я попытался повернуться и поднять руку. Но яхта опять дернулась, и, ничего не успев понять, я упал. Попытался схватиться, но леера ускользали. Что-то ударило меня по руке – тут, – и я полетел. Оказался в воде. Вынырнул недалеко от яхты и увидел, что мистер Мэннинг на корме высматривает меня в темноте. Я закричал, негромко, вы же понимаете, нахлебался воды и замерз. Но он, наверное, услышал. А если не услышал, то увидел. Включил фонарь и посветил на меня в море».
«Да?» – сказал Макс невыразительно, но так, что мне показалось, холодный ветер собирается в нашем погребе. Адони тоже это почувствовал.
«Я не боялся, во всяком случае не его. Мне не пришло в голову, что это он меня ударил. Думал, случайность. Нет, я не боялся. Я хорошо плаваю, хотя мотор не работал, яхта плыла в мою сторону, и он мог меня видеть. Скоро мог бы поднять меня обратно. Я опять закричал и поплыл к нему. Он держал в руке заводную ручку, но я и не представлял зачем. Когда я приблизился, он наклонился и ударил меня опять. Но яхту качало, ему приходилось держаться, поэтому удар меня только задел. На этот раз я увидел его приближение и нырнул. Он попал по руке, а не по голове. Думаю, он почувствовал удар, но не видел, потому что фонарь погас, а большая волна отбросила меня за пределы его видимости. На этот раз я не сопротивлялся. Видел, что опять зажегся свет, но не издал ни звука и дал воде унести себя в темноту. Потом я услышал, что заработал мотор. Он поискал меня еще, но течение быстро меня тащило, а волны прятали. Потом од повернул яхту и оставил меня в море».
Тишина. Никто не двигался. Мне казалось, что я сплю. Пещера потемнела, по ней бродило эхо моря, бормотала проплывающая мимо лодка, шуршали волны под ночным ветром.
«Но святой был с тобой», – сказал Адони так довольно, что тени разбежались, пещера опять согрелась и наполнилась мягким светом английского викторианского фонаря.
Спиро передал Адони пустой стакан, поправил вокруг себя одеяло и кивнул. «Да, он был со мной. Рассказывать остальное, кирие Макс? Ты знаешь, что случилось».
«Хочу, чтобы мисс Люси послушала. Продолжай, но коротко. Ты устал, и очень поздно».
Окончание истории было совершенно классическим, такие случаи происходили не меньше полусотни раз, от Одиссея до святого Павла. Убийце не повезло, что ветер той ночью направил течение на албанский берег. Спиро – хороший пловец, Ионическое море очень соленое, но все равно он вряд ли выжил бы, если бы не упал прямо в течение. Он сумел продержаться на воде достаточно долго, чтобы море перед рассветом выбросило его на берег.
Он был уже совсем истощен, вся энергия ушла на то, чтобы не утонуть. Даже не знал, что попал на берег. Просто когда его выбросило на скалы, у него хватило сил, чтобы зацепиться, три раза не дать волне стащить себя обратно, а потом подтянуться и выползти на грязные камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38