— Хелло! — крикнул он хриплым спросонья голосом. — Вы уходите?
Она задохнулась от его дерзости.
— Мне тоже хочется прогуляться, — сказал он, с трудом вставая. — Я засиделся сегодня.
— Я иду бросить письмо, — и ей пришлось сделать вид, что она опускает письмо в ящик.
Вернувшись, она промчалась мимо него и почти бегом поднялась по лестнице.
За завтраком Эйлин его не видела, но когда она шла в контору и случайно оглянулась то, к своему неудовольствию, увидела, что он шагает по площади, как будто любуясь архитектурой старого дома…
Эйлин убирала свой письменный стол, собираясь уходить, как вдруг зазвонил звонок мистера Стеббингса. Она взяла записную книжку и карандаш и вошла к нему.
— Нет, нет, не письмо, а вот какая у меня к вам необычная просьба, — сказал мистер Стеббингс, глядя мимо нее. — Необычная, но вполне естественная. Мой давнишний клиент… у его секретаря заболело горло или что-то другое, и он просит, чтобы вы зашли к нему после обеда и принесли ему письма.
— Конечно, мистер Стеббингс, — сказала Эйлин, не понимая, чего он так извиняется.
— Теперь он больше не мой клиент, как я уже вам, кажется, говорил, — продолжал мистер Стеббингс, обращаясь к люстре. — Не думаю, чтобы я хотел снова иметь его своим клиентом. Только…
— Мистер Гарло? — задыхаясь, сказала девушка.
Стеббингс перевел взгляд на нее.
— Да, мистер Гарло, семьсот четыре, Парк-Лейн. Вам это не нравится?
Эйлин покачала головой.
Она колебалась, но в конце концов согласилась.
— Конечно, я пойду! В котором часу?
— Он просил в девять. Я сказал, что это несколько поздно, но он ответил, что у него гости к обеду. Он очень хотел бы, — продолжал мистер Стеббингс, снова переводя глаза на потолок, — чтобы это дело было сохранено в тайне, насколько возможно.
— Какое дело? — с изумлением спросила девушка.
— Не знаю, как будто что-то о содержании какого-то письма, или, может быть, он получил какое-то важное послание, которое оправдывает приглашение специального стенографиста. Конечно, я ему сказал, что он может положиться на вашу скромность… благодарю вас, это все.
Эйлин хотела дать знать Джиму Карлтону, что ей придется целый час провести с глазу на глаз с человеком, перед которым она испытывала ужас, но ей показалось бессмысленным посвящать его во все мелочи своей жизни. Она знала, что Джим не любил Гарло и даже подозревал, что уличное нападение произошло не без его участия. Она не сообщила ему ничего и в девять часов звонила у подъезда дома мистера Гарло.
Эйлин не видела его с тех пор, как он приходил в квартиру дяди. Раз он проехал мимо нее, но только Джим узнал его.
Эйлин хотелось проверить, произведет ли он опять впечатление громадности и могущества или при второй встрече уменьшится до размеров обыкновенного человека.
Она не предполагала, что Гарло сам откроет ей дверь. Он был в черном сюртуке, широкие фалды которого производили впечатление сутаны. Он был торжественен, как дворецкий из герцогского дома, и непринужденно изящен. А прежний трепет?..
Она, не замечая, что делает, медленно покачала головой.
Это была поразительная личность, подавляющая своим великолепием, но на бога он не походил. Эйлин даже испытала некоторое разочарование. Но если бы он был таким, каким его рисовало ее воображение, она вряд ли переступила бы порог его дома.
— Как вы добры! — Гарло помог ей снять теплое пальто. — И со стороны Стеббингса большая любезность. Дело в том, что мой секретарь заболел инфлуэнцей, а я терпеть не могу брать людей из конторы по найму.
Он открыл дверь в библиотеку и, войдя в нее, стоял в ожидании, держась руками за край двери. Входя в библиотеку, Эйлин поскользнулась на гладком блестящем полу и упала бы, если бы он не подхватил ее с поразившей ее силой. Когда она пришла в себя и посмотрела на него, то увидела в его глазах ужас, но лишь на одно мгновение.
— Отвратительный пол, — сказал он быстро, — надо будет положить здесь ковер.
Эйлин стала извиняться за свою неловкость, но он не хотел слушать.
— Мне надо написать очень важное письмо, а я отвратительно пишу. Диктовать я тоже не люблю, диктующий становится рабом машинистки.
Эйлин была удивлена, что он не старался произвести на нее впечатление, был совершенно прост, иногда даже грубоват, но всегда внимателен. Она чувствовала себя на своем месте.
— У вас есть книжка? Хорошо! Угодно сесть за мой стол? Сам я принадлежу к перипатетикам. Вам удобно? Теперь…
Он продиктовал ей имя и адрес. Письмо было к полковнику Гарри Мейбургу, 9003, Уолл-стрит.
— «Дорогой Гарри…» — начал он, и диктовка пошла гладко.
Гарло диктовал медленно и четко, не подыскивал слов и не путался. Письмо кончалось так:

«…Европейское положение устойчиво и обещает восстановление торговли в течение следующих месяцев. Лично я не могу поверить, чтобы ничтожное боннское дело могло привести к трениям между нами и французами».
Эйлин припомнила, что читала о столкновении унтер-офицера французской армии со вспыльчивым английским полковником, которое произошло в Бонне. Инцидент был так незначителен, что когда любопытствующий член парламента сделал о нем запрос, то он был встречен общим смехом. Удивительно было, что человек с положением Гарло упоминал о таком ничтожном событии.
Он окончил диктовать и, пощипывая подбородок, рассеянно посматривал на девушку. Она встретила взгляд его бледных глаз и заметила, что в его наружности произошла какая-то непостижимая перемена.
Бледные глаза ушли вглубь, оставив две морщинки на безупречно гладкой коже.
— Да, — медленно сказал он, как будто отвечая самому себе на какой-то вопрос. — Думаю, что я мог так сказать. Не можете ли перечитать написанное?
Она прочла письмо по своей книжке и, когда окончила, он улыбнулся.
— Великолепно! — сказал Гарло. — Завидую мистеру Стеббингсу, что у него такая дельная секретарша.
Он поставил на стол пишущую машинку.
— Вы согласны подождать меня, когда окончите переписывать? Я отлучусь не больше, как минут на двадцать.
Через несколько минут после его ухода, она сделала две копии с письма. Кое о чем надо было подумать; она сидела, сложив руки на коленях, глаза ее блуждали по комнате, меблированной в стиле ампир.
Богатство чувствовалось во всем, но не было лишних украшений. Глаза ее остановились на камине, где умирали красные угли. На белых кафельных плитках, у самого огня валялась свернутая бумажка, которая под действием жара превратилась в помятый шарик. Карандашом было написано: «Марлинг».
Вдруг, она сделала непозволительную вещь; она нагнулась и подняла бумажку, потом разгладила ее и прочла:
«Я прошу вернуть мои письменные принадлежности. Пожалуйста, оставьте их у меня. Как же я могу подготовить свою историю?
Марлинг».
Ручка двери повернулась; Эйлин быстро засунула бумажку в открытую сумочку и защелкнула замочек, когда каменное лицо миссис Эдвинс появилось в комнате.
Она подошла к столу, за которым сидела девушка.
— Вы, значит, молодая женщина, — утвердительно сказала она.
— Я молодая женщина, — ответила Эйлин, которая хорошо относилась к старым людям.
— Вы машинистка?
— Да, я пишу на машинке. Я секретарша мистера Стеббингса.
— Стеббингса?
Голос у миссис Эдвинс был удивительно резкий и громкий. В лице ее вдруг произошла перемена.
— Стеббингс? Нотариус? Вы от него?
— Да. Мистер Гарло просил, чтобы меня прислали к нему, его секретарь заболел…
— О, так вот что! — с несомненным облегчением сказала миссис Эдвинс.
И вдруг в уме Эйлин, как молния, пронеслась мысль, что миссис Эдвинс и была та Л.Эдвинс, о которой говорилось в завещании мисс Мерси Гарло. Женщина как будто уловила ее мысль и сказала:
— Я миссис Люси Эдвинс, экономка мистера Гарло.
Эйлин пробормотала что-то вежливое и ждала, что будет дальше. Но дальше не было ничего, и миссис Эдвинс выплыла из комнаты, а Эйлин предалась раскаянию. Она готова была бросить бумажку в печку, но мысль о Карлтоне удержала ее: как будто Марлинг был ему известен.
Прошло десять минут, и мистер Гарло медленно вошел в комнату.
— Моя экономка приходила сюда?
— Да, — коротко ответила Эйлин и стала ждать, что он скажет дальше.
— Моя экономка, — заговорил он медленно, — самая неуравновешенная женщина из всех, каких я знал! Она самая подозрительная и самая надоедливая.
Глаза его не отрывались от лица девушки.
— А вы знаете, зачем я вызвал вас?
Вопрос поставил ее в тупик.
— Мне не надо было писать никакого письма, — улыбнулся он. — Это просто был способ заполучить вас сюда одну для небольшого разговора. Мне очень нравится, что вы не побледнели и ничем не обнаруживаете волнения. Если бы было иначе, я открыл бы вам дверь и вежливо пожелал спокойной ночи.
Он ожидал, что она скажет.
— Я не вполне понимаю, что вам угодно, мистер Гарло.
— Правда? А я боялся, что вы поняли, и поняли неправильно!
Он ходил взад и вперед по комнате.
— Мне нужна точка зрения, нужен угол. Я этого не добьюсь от рядового человека. Вы не рядовой человек, но и не блестящий, простите мою откровенность. Вы просто нормальная женщина. Вам незачем идти в услужение.
Он внезапно остановился, посмотрел на нее и, указывая на дверь, сказал:
— Дверь заперта. В доме нет никого, кроме меня и моей экономки. Телефон направо от вас разъединен. Я влюблен в вас.
Он остановился и одобрительно кивнул.
— Немного покраснели — от гнева; вы не дрожите — может быть, это придет потом. Пожалуйста, нажмите звонок, так.
Эйлин механически повиновалась, и тотчас же дверь отворилась и вошел лакей.
— Подождите в людской комнате, пока эта барышня не уйдет, Томас, мне надо бросить письмо в почтовый ящик.
Лакей поклонился и вышел. Гарло улыбнулся.
— Видите, я дважды обманул вас: дверь была не заперта и в доме есть люди. Теперь я вас узнал, раньше я не был уверен. И, конечно, я не влюблен в вас, хотя вы мне нравитесь. Если вам хочется позвать Джемса Карлтона, телефон к вашим услугам.
— Скажите, пожалуйста, — спокойно сказала Эйлин, — что это все значит?
Он стоял теперь у стола, и его белые пальцы выбивали дробь.
— Я узнал вас, это самое главное, — сказал Гарло. — Я могу теперь говорить с вами попросту. Согласились бы вы за хорошее вознаграждение выйти замуж за человека, которым я очень интересуюсь?
Девушка отрицательно покачала головой; он и это одобрил.
— Великолепно! Вы не сказали, что я вас оскорбляю или что вы не можете выйти замуж из-за денег.
Эйлин стала сомневаться, в здравом ли она уме. Ей нравился этот человек. Она верила в его искренность и чувствовала себя в полной безопасности с ним.
Его толстые губы и мясистый нос производили, правда, отталкивающее впечатление, но она и не ожидала найти героя в жизни. Никто не был совершенно хорош, и никто не был совершенно дурен.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы говорите: может быть, он величайший негодяй, как о нем думает Карлтон и ему подобные. Но меня понять трудно, не потому что я претендую на величие, а потому что поле, на котором я работаю, громадно. Я надеялся, мисс Риверс, что ваше сердце свободно.
— Я думаю, что оно свободно, — сказала она.
— Это значит, что оно несвободно. Я хотел бы, чтобы вы вышли за того, кого я люблю. Я вызвал что-то из хаоса, сияющие огни, таинственные звуки. Я говорю, точно я божество, но я говорю правду. Много лет я ищу жену.
Он наклонился над столом, и голос его понизился.
— Сказать вам что-то?
И хотя она не ответила ни знаком, ни словом, он почувствовал, что интерес ее возрастает.
— Если бы вы сказали «да», моя жизнь была бы кончена. Я эгоистически рад, что вы удержались. Если бы вы сказали «да», все великолепие Гарло Великолепного рассыпалось бы прахом.
На мгновение она подумала, что он пьян, но он был трезв и разумен.
— Все это странно, не правда ли? Вы мне нравитесь, и Карлтон тоже, беспринципный, но отличный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22