— Он вздохнул. — Думаю, скоро эту церковь продадут.
— Я заметил калитку в стене, ведущую в сад того дома, за церковью, — сказал Брейди. — Это был дом священника?
Старик покачал головой.
— Нет, раньше там жил церковный сторож. — Он указал на дом на той стороне Эгбастон Гарденз. — Священник жил там.
Брейди постарался говорить как ни в чем не бывало.
— Я зашел выпить в кабачок за углом и спросил там дорогу. Хозяин рассказал мне, что здесь, неподалеку от церкви, несколько месяцев назад было совершено ужасное убийство.
— Да, это правда, — ответил священник. — Страшное преступление. Жертва была молодая женщина, жившая в квартире наверху в бывшем доме священника. Это всех тогда взбудоражило.
— Ну еще бы, — заметил Брейди. Он повернулся, глядя на дом на той стороне улицы. — Одно только меня удивляет. Сторож мог прямо пройти к церкви через калитку в садовой ограде, а вы нет. Это, вероятно, было очень неудобно.
— Да что вы, я тоже мог пройти, — заверил его священник. — Вы просто не заметили в темноте, по правде говоря, ее и днем-то не сразу увидишь. Там в конце сада есть калитка в ограде. Я только недавно заметил, что она почти совсем заросла кустами рододендрона. Не думаю, чтобы в последние годы ею кто-нибудь пользовался.
— Наверное, вы правы.
Они уже снова стояли перед церковью, и Брейди поднял воротник повыше, защищаясь от внезапно налетевшего шквала дождя.
— Ну что ж, я и так уже отнял у вас много времени. Пора мне идти.
Старик улыбнулся.
— Что вы, я с удовольствием побеседовал с вами. Мне только жаль, что вы не сможете прийти завтра.
Брейди быстро пошел по дорожке; за спиной у него дверь открылась и снова закрылась. Дождь потихоньку моросил в болезненном желтоватом сиянии уличных фонарей, когда Брейди свернул на Эгбастон-сквер и поднялся по ступеням дома номер два. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать.
В доме по коридору зашаркали шаги, и сквозь матовое стекло он разглядел неясный силуэт. Замок щелкнул, и дверь чуть-чуть приоткрылась; оттуда выглянула старуха.
Волосы ее были стянуты в тугой старомодный пучок, лицо старое и морщинистое, длинные, словно сосульки, серьги свисали по сторонам. Это было то лицо, которое он видел тогда, выглядывавшее из-за двери квартиры внизу, в ту ночь, когда убили Мари Дюкло. Брейди старался держаться в тени.
— Мадам Роз? — спросил он.
Она кивнула.
— Да, это я.
Голос у нее был старый и странно безжизненный, как высохшие, мертвые листья, шуршащие вечером в лесу под ногами.
— Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
— Вы хотите получить предсказание судьбы по звездам?
Брейди кивнул.
— Да. Мне говорили, что вы можете мне помочь.
— Я принимаю посетителей только по записи, молодой человек, — сказала она. — Мне приходится вести себя очень осторожно. Полиция чрезвычайно бдительна в подобных делах.
— Я в Лондоне ненадолго, — объяснил он ей, придерживаясь все той же версии. — Утром я улетаю.
Старуха вздохнула.
— Ну что ж, хорошо. Но я могу вам уделить не больше чем полчаса. Я жду гостей.
Холл был мрачный, отделанный дубовыми панелями. Брейди подождал, пока она закроет дверь; она обернулась, посмотрела на него и слегка нахмурилась.
— Ваше лицо кажется мне странно знакомым. Вы уверены, что мы никогда не встречались?
— Я американец, — ответил Брейди. — Я первый раз в Англии.
— Я, вероятно, ошиблась.
Она пошла перед ним по коридору, отдернула темную бархатную портьеру и открыла тяжелую дверь.
В комнате, куда они вошли, было до странности тихо, как в склепе; от улицы ее отделяли тяжелые занавеси; единственный свет шел от лампы на маленьком столике. В электрическом камине светились поленья, и было чересчур жарко. Брейди расстегнул плащ и присел к столу.
Старуха уселась напротив него; рядом с ней на столе летало несколько книг, перед нею чистый блокнот. Она взяла карандаш.
— Скажите мне, когда вы родились, место и точное время. Время особенно важно, так что, пожалуйста, не перепутайте.
Брейди оказал, глядя, как за спиною у нее тьма сгущается, выползая из всех углов, тесня маленький островок света от лампы. Он раздумывал, что ему говорить дальше, но решил подождать, пока она сама не начнет.
Она полистала книги, что-то быстро помечая в блокноте, и наконец пробурчала:
— Вы верите в астрологию, молодой человек?
— Я но был бы здесь, если бы но верил, — ответил он.
Она кивнула.
— Вы свободно владеете как правой, так и левой рукой?
Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Брейди, немного удивившись, ответил:
— Да, это правда. Как вы узнали?
— Это свойственно многим из тех, кто родился под знаком Скорпиона, — ответила она и заглянула в свои записки. — Жизнь для вас часто бывает подобна полю сражения.
— Что верно, то верно, — согласился с ней Брейди.
Она спокойно кивнула.
— Марс, Солнце и Нептун, сблизившись посреди небосвода, дают определенную несдержанность языка и характера. Ваша карта показывает знаки опасной, почти необузданной склонности к вспышкам ярости. Вы склонны на каждого, кто встречается на вашем пути, смотреть с недоверием. Вы свой собственный злейший враг.
Брейди откинулся в кресле; из горла у него вырвался хриплый смешок.
— По-моему, это чертовски верно.
Старая женщина посмотрела на него через стол, глаза ее блеснули в свете от лампы.
— Вы, кажется, находите что-то смежное, в том что я оказала, молодой человек?
— Это легкомыслие возраста, — ответил Брейди.
Старуха сложила книги в аккуратную стопку и собрала листки.
— Кто, вы сказали, посоветовал вам обратиться ко мне?
— Я не говорил, — оказал Бройди. — Но в общем-то это была ваша дочь, Джейн Гордон.
— Вот как? — старуха нахмурилась. — Посмотрим. Я жду ее с минуты на минуту.
— Вам долго придется ждать, миссис Гордон, — сказал Брейди спокойно. — Она умерла.
Ее лицо как-то сморщилось прямо у него на глазах, превратившись в пожелтевший листок пергамента. Она поднесла руку к губам и судорожно кашлянула, потом вдруг горло ее сжали спазмы, и она начала задыхаться.
Брейди быстро подошел к ней, заметив, что она дергает ручку ящика. Он открыл его рывком и увидел там флакончик с белыми таблетками. На серванте была вода. Он плеснул её в стакан и подал ей; старушка сунула в рот две таблетки и запила их водой. Через минуту она вздохнула: из горла у нее вырвался всхлип.
— Сердце, — сказала она. — Внезапные потрясения могут оказаться опасными.
— Простите, — сказал Брейди. — Но это не то известие, которое можно преподнести в фольге, перевязанным розовой ленточкой — тем более при том, как все это случилось.
Как ни странно, она, казалось, сразу же поверила, что он говорит правду.
— Кто убил ее?
— Мужчина по имени Харас, — ответил Брейди. — Энтони Харас. Вы знаете его?
— Знаю, — оказала старуха, кивнув головой; ее черные глаза невидяще уставились в темноту. — Я его знаю. — Она повернулась и посмотрела прямо на Брейди.
— Кто вы, молодой человек?
— Мэттью Брейди, — сказал он просто.
— Ах, вот как, — произнесла она тихо. — Мне кажется, я давно уже знала, что вы придете.
— Вы ведь были в этом доме в ту ночь, правда? — спросил Брейди. — Кто тот мужчина, который был с вашей дочерью?
— Миклос Давос, — оказала она шепотом.
Брейди нахмурился.
— Вы хотите оказать, нефтяной магнат?
Она кивнула.
— Некоторые считают, что см самый богатый человек в мире, мистер Брейди. Я знаю только одно — что он самый злой и порочный.
— Расскажите мне, что случилось в ту ночь, — попросил Брейди.
Голос ее, когда она начала вспоминать, звучал как будто очень издалека.
— Моя дочь занималась позорным ремеслом, мистер Брейди. Она была «мадам» — хозяйкой борделя — назовите, как хотите. У нее было много собственности, записанной на ее имя; большая ее часть в действительности принадлежала Давосу.
— Она была влюблена в него?
— Влюблена? — старуха хрипло расхохоталась. — Да он ею вертел, как хотел. Для нее он всегда был прав. Она приводила к нему целые вереницы молоденьких девушек, и все ради того, чтобы он мог удовлетворить свои противоестественные желания и мучить их. Он был жестокий извращенец, садист, беспрерывно гоняющийся за новыми ощущениями.
— А как сюда попала Мари Дюкло?
Старуха пожала плечами.
— Это была француженка, которая пришлась ему особенно по вкусу, не знаю уж почему. Она поселилась в квартире наверху, а другой жилец выехал. Два месяца подряд он ходил к ней.
— Через кладбище? — опросил Брейди.
Она покачала головой.
— Нет, он пользовался этим путем только ту неделю, когда ремонтировали дорогу. Ему не хотелось, чтобы ночной сторож видел, как он входит в дом.
— Но почему он убил девушку?
— Она пыталась его шантажировать. Глупее ничего нельзя было выдумать — он был подвержен самым необузданным приступам бешенства. Когда он в ту ночь пришел к моей дочери, я прошла вслед за ними через кладбище и подслушала, как он рассказывал ей, что он сделал. Единственное, что ее беспокоило — так это что у него могут быть неприятности.
— И что же вы сделали?
Она пожала плечами.
— А что я могла сделать? Я старая женщина, и я слушала дочь, которая давно уже стала мне чужой. Он ей оказал, что есть один выход — что все, что им нужно — это козел отпущения, чтобы утихомирить полицию. Им не пришлось далеко ходить — ведь Набережная здесь, в конце улицы. Первый же пьянчуга на первой скамейке сгодился бы.
— И это был я, — с горечью сказал Брейди.
Легкое дуновение коснулось его затылка; дверь скрипнула. Он медленно повернулся; рука его скользнула в карман плаща. Знакомый голос произнес:
— Прощу вас, не двигайтесь, мистер Брейди.
Харас вошел в комнату; свет лампы блеснул на его очках. Брейди медленно поднял руки; венгр взял у него «маузер» и сунул его в карман.
— Можете опустить руки.
В руке у него был револьвер, а на губах — самодовольная усмешка.
— Простите, что я задержался, но на Оксфорд-стрит была пробка, и я застрял и упустил вас из виду. Я дожидался у Карли-Мэншенз, кстати сказать. Меня страшно огорчило, когда я увидел, как вы улизнули от полицейских, но почему-то я подумал, что вы можете появиться здесь. А знаете, у вас неплохо получается, Брейди.
— Для первого же пьянчуги на первой скамейке, — сказал Брейди с горечью.
— Ага, так значит, старая ведьма распустила язык? — Венгр ухмыльнулся. — Придется принять какие-то меры.
Он стоял довольно далеко от стола; губы его расплывались в самодовольной ухмылке. Мадам Роз посмотрела на него в упор.
— Ты — грязная свинья, — сказала она и начала подниматься.
— Оставайтесь на месте! — рявкнул Харас. Когда венгр на мгновение перевел глаза на старуху, Брейди схватил настольную лампу и выдернул шнур из розетки; комната погрузилась во тьму.
Харас выстрелил дважды; старуха вскрикнула и, неловко согнувшись, упала на пол. Она лежала в пятне света от электрического камина, и кровь струилась у нее по лицу из зияющей раны на лбу.
Брейди на мгновение присел за большим, с широкой спинкою, креслом, потом потихоньку, пригибаясь за старомодным диваном, стал пробираться к двери.
Харас по-прежнему стоял у стола, и Брейди видел темный силуэт его тучной фигуры в неярком свете электрического камина.
— Тебе не выйти отсюда, Брейди, — оказал он. — У тебя нет ни малейшей надежды. Оба пистолета у меня.
Брейди помнил, что в револьвере у Хараса было четыре патрона, и он уже истратил два из них. Он присел между креслом и стеной в паре ярдов от двери и осторожно взял маленькую фигурку фарфоровой кошечки с низкого журнального столика рядом с собой.
— Мое терпение кончается, Брейди, — предупредил Харас, и в голосе его послышалось раздражение.
Брейди швырнул статуэтку в угол напротив. Она ударилась в стену, и венгр тут же повернулся и выстрелил дважды подряд. Брейди подскочил к двери, рванул ее и бросился по коридору в глубину дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Я заметил калитку в стене, ведущую в сад того дома, за церковью, — сказал Брейди. — Это был дом священника?
Старик покачал головой.
— Нет, раньше там жил церковный сторож. — Он указал на дом на той стороне Эгбастон Гарденз. — Священник жил там.
Брейди постарался говорить как ни в чем не бывало.
— Я зашел выпить в кабачок за углом и спросил там дорогу. Хозяин рассказал мне, что здесь, неподалеку от церкви, несколько месяцев назад было совершено ужасное убийство.
— Да, это правда, — ответил священник. — Страшное преступление. Жертва была молодая женщина, жившая в квартире наверху в бывшем доме священника. Это всех тогда взбудоражило.
— Ну еще бы, — заметил Брейди. Он повернулся, глядя на дом на той стороне улицы. — Одно только меня удивляет. Сторож мог прямо пройти к церкви через калитку в садовой ограде, а вы нет. Это, вероятно, было очень неудобно.
— Да что вы, я тоже мог пройти, — заверил его священник. — Вы просто не заметили в темноте, по правде говоря, ее и днем-то не сразу увидишь. Там в конце сада есть калитка в ограде. Я только недавно заметил, что она почти совсем заросла кустами рододендрона. Не думаю, чтобы в последние годы ею кто-нибудь пользовался.
— Наверное, вы правы.
Они уже снова стояли перед церковью, и Брейди поднял воротник повыше, защищаясь от внезапно налетевшего шквала дождя.
— Ну что ж, я и так уже отнял у вас много времени. Пора мне идти.
Старик улыбнулся.
— Что вы, я с удовольствием побеседовал с вами. Мне только жаль, что вы не сможете прийти завтра.
Брейди быстро пошел по дорожке; за спиной у него дверь открылась и снова закрылась. Дождь потихоньку моросил в болезненном желтоватом сиянии уличных фонарей, когда Брейди свернул на Эгбастон-сквер и поднялся по ступеням дома номер два. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать.
В доме по коридору зашаркали шаги, и сквозь матовое стекло он разглядел неясный силуэт. Замок щелкнул, и дверь чуть-чуть приоткрылась; оттуда выглянула старуха.
Волосы ее были стянуты в тугой старомодный пучок, лицо старое и морщинистое, длинные, словно сосульки, серьги свисали по сторонам. Это было то лицо, которое он видел тогда, выглядывавшее из-за двери квартиры внизу, в ту ночь, когда убили Мари Дюкло. Брейди старался держаться в тени.
— Мадам Роз? — спросил он.
Она кивнула.
— Да, это я.
Голос у нее был старый и странно безжизненный, как высохшие, мертвые листья, шуршащие вечером в лесу под ногами.
— Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
— Вы хотите получить предсказание судьбы по звездам?
Брейди кивнул.
— Да. Мне говорили, что вы можете мне помочь.
— Я принимаю посетителей только по записи, молодой человек, — сказала она. — Мне приходится вести себя очень осторожно. Полиция чрезвычайно бдительна в подобных делах.
— Я в Лондоне ненадолго, — объяснил он ей, придерживаясь все той же версии. — Утром я улетаю.
Старуха вздохнула.
— Ну что ж, хорошо. Но я могу вам уделить не больше чем полчаса. Я жду гостей.
Холл был мрачный, отделанный дубовыми панелями. Брейди подождал, пока она закроет дверь; она обернулась, посмотрела на него и слегка нахмурилась.
— Ваше лицо кажется мне странно знакомым. Вы уверены, что мы никогда не встречались?
— Я американец, — ответил Брейди. — Я первый раз в Англии.
— Я, вероятно, ошиблась.
Она пошла перед ним по коридору, отдернула темную бархатную портьеру и открыла тяжелую дверь.
В комнате, куда они вошли, было до странности тихо, как в склепе; от улицы ее отделяли тяжелые занавеси; единственный свет шел от лампы на маленьком столике. В электрическом камине светились поленья, и было чересчур жарко. Брейди расстегнул плащ и присел к столу.
Старуха уселась напротив него; рядом с ней на столе летало несколько книг, перед нею чистый блокнот. Она взяла карандаш.
— Скажите мне, когда вы родились, место и точное время. Время особенно важно, так что, пожалуйста, не перепутайте.
Брейди оказал, глядя, как за спиною у нее тьма сгущается, выползая из всех углов, тесня маленький островок света от лампы. Он раздумывал, что ему говорить дальше, но решил подождать, пока она сама не начнет.
Она полистала книги, что-то быстро помечая в блокноте, и наконец пробурчала:
— Вы верите в астрологию, молодой человек?
— Я но был бы здесь, если бы но верил, — ответил он.
Она кивнула.
— Вы свободно владеете как правой, так и левой рукой?
Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Брейди, немного удивившись, ответил:
— Да, это правда. Как вы узнали?
— Это свойственно многим из тех, кто родился под знаком Скорпиона, — ответила она и заглянула в свои записки. — Жизнь для вас часто бывает подобна полю сражения.
— Что верно, то верно, — согласился с ней Брейди.
Она спокойно кивнула.
— Марс, Солнце и Нептун, сблизившись посреди небосвода, дают определенную несдержанность языка и характера. Ваша карта показывает знаки опасной, почти необузданной склонности к вспышкам ярости. Вы склонны на каждого, кто встречается на вашем пути, смотреть с недоверием. Вы свой собственный злейший враг.
Брейди откинулся в кресле; из горла у него вырвался хриплый смешок.
— По-моему, это чертовски верно.
Старая женщина посмотрела на него через стол, глаза ее блеснули в свете от лампы.
— Вы, кажется, находите что-то смежное, в том что я оказала, молодой человек?
— Это легкомыслие возраста, — ответил Брейди.
Старуха сложила книги в аккуратную стопку и собрала листки.
— Кто, вы сказали, посоветовал вам обратиться ко мне?
— Я не говорил, — оказал Бройди. — Но в общем-то это была ваша дочь, Джейн Гордон.
— Вот как? — старуха нахмурилась. — Посмотрим. Я жду ее с минуты на минуту.
— Вам долго придется ждать, миссис Гордон, — сказал Брейди спокойно. — Она умерла.
Ее лицо как-то сморщилось прямо у него на глазах, превратившись в пожелтевший листок пергамента. Она поднесла руку к губам и судорожно кашлянула, потом вдруг горло ее сжали спазмы, и она начала задыхаться.
Брейди быстро подошел к ней, заметив, что она дергает ручку ящика. Он открыл его рывком и увидел там флакончик с белыми таблетками. На серванте была вода. Он плеснул её в стакан и подал ей; старушка сунула в рот две таблетки и запила их водой. Через минуту она вздохнула: из горла у нее вырвался всхлип.
— Сердце, — сказала она. — Внезапные потрясения могут оказаться опасными.
— Простите, — сказал Брейди. — Но это не то известие, которое можно преподнести в фольге, перевязанным розовой ленточкой — тем более при том, как все это случилось.
Как ни странно, она, казалось, сразу же поверила, что он говорит правду.
— Кто убил ее?
— Мужчина по имени Харас, — ответил Брейди. — Энтони Харас. Вы знаете его?
— Знаю, — оказала старуха, кивнув головой; ее черные глаза невидяще уставились в темноту. — Я его знаю. — Она повернулась и посмотрела прямо на Брейди.
— Кто вы, молодой человек?
— Мэттью Брейди, — сказал он просто.
— Ах, вот как, — произнесла она тихо. — Мне кажется, я давно уже знала, что вы придете.
— Вы ведь были в этом доме в ту ночь, правда? — спросил Брейди. — Кто тот мужчина, который был с вашей дочерью?
— Миклос Давос, — оказала она шепотом.
Брейди нахмурился.
— Вы хотите оказать, нефтяной магнат?
Она кивнула.
— Некоторые считают, что см самый богатый человек в мире, мистер Брейди. Я знаю только одно — что он самый злой и порочный.
— Расскажите мне, что случилось в ту ночь, — попросил Брейди.
Голос ее, когда она начала вспоминать, звучал как будто очень издалека.
— Моя дочь занималась позорным ремеслом, мистер Брейди. Она была «мадам» — хозяйкой борделя — назовите, как хотите. У нее было много собственности, записанной на ее имя; большая ее часть в действительности принадлежала Давосу.
— Она была влюблена в него?
— Влюблена? — старуха хрипло расхохоталась. — Да он ею вертел, как хотел. Для нее он всегда был прав. Она приводила к нему целые вереницы молоденьких девушек, и все ради того, чтобы он мог удовлетворить свои противоестественные желания и мучить их. Он был жестокий извращенец, садист, беспрерывно гоняющийся за новыми ощущениями.
— А как сюда попала Мари Дюкло?
Старуха пожала плечами.
— Это была француженка, которая пришлась ему особенно по вкусу, не знаю уж почему. Она поселилась в квартире наверху, а другой жилец выехал. Два месяца подряд он ходил к ней.
— Через кладбище? — опросил Брейди.
Она покачала головой.
— Нет, он пользовался этим путем только ту неделю, когда ремонтировали дорогу. Ему не хотелось, чтобы ночной сторож видел, как он входит в дом.
— Но почему он убил девушку?
— Она пыталась его шантажировать. Глупее ничего нельзя было выдумать — он был подвержен самым необузданным приступам бешенства. Когда он в ту ночь пришел к моей дочери, я прошла вслед за ними через кладбище и подслушала, как он рассказывал ей, что он сделал. Единственное, что ее беспокоило — так это что у него могут быть неприятности.
— И что же вы сделали?
Она пожала плечами.
— А что я могла сделать? Я старая женщина, и я слушала дочь, которая давно уже стала мне чужой. Он ей оказал, что есть один выход — что все, что им нужно — это козел отпущения, чтобы утихомирить полицию. Им не пришлось далеко ходить — ведь Набережная здесь, в конце улицы. Первый же пьянчуга на первой скамейке сгодился бы.
— И это был я, — с горечью сказал Брейди.
Легкое дуновение коснулось его затылка; дверь скрипнула. Он медленно повернулся; рука его скользнула в карман плаща. Знакомый голос произнес:
— Прощу вас, не двигайтесь, мистер Брейди.
Харас вошел в комнату; свет лампы блеснул на его очках. Брейди медленно поднял руки; венгр взял у него «маузер» и сунул его в карман.
— Можете опустить руки.
В руке у него был револьвер, а на губах — самодовольная усмешка.
— Простите, что я задержался, но на Оксфорд-стрит была пробка, и я застрял и упустил вас из виду. Я дожидался у Карли-Мэншенз, кстати сказать. Меня страшно огорчило, когда я увидел, как вы улизнули от полицейских, но почему-то я подумал, что вы можете появиться здесь. А знаете, у вас неплохо получается, Брейди.
— Для первого же пьянчуги на первой скамейке, — сказал Брейди с горечью.
— Ага, так значит, старая ведьма распустила язык? — Венгр ухмыльнулся. — Придется принять какие-то меры.
Он стоял довольно далеко от стола; губы его расплывались в самодовольной ухмылке. Мадам Роз посмотрела на него в упор.
— Ты — грязная свинья, — сказала она и начала подниматься.
— Оставайтесь на месте! — рявкнул Харас. Когда венгр на мгновение перевел глаза на старуху, Брейди схватил настольную лампу и выдернул шнур из розетки; комната погрузилась во тьму.
Харас выстрелил дважды; старуха вскрикнула и, неловко согнувшись, упала на пол. Она лежала в пятне света от электрического камина, и кровь струилась у нее по лицу из зияющей раны на лбу.
Брейди на мгновение присел за большим, с широкой спинкою, креслом, потом потихоньку, пригибаясь за старомодным диваном, стал пробираться к двери.
Харас по-прежнему стоял у стола, и Брейди видел темный силуэт его тучной фигуры в неярком свете электрического камина.
— Тебе не выйти отсюда, Брейди, — оказал он. — У тебя нет ни малейшей надежды. Оба пистолета у меня.
Брейди помнил, что в револьвере у Хараса было четыре патрона, и он уже истратил два из них. Он присел между креслом и стеной в паре ярдов от двери и осторожно взял маленькую фигурку фарфоровой кошечки с низкого журнального столика рядом с собой.
— Мое терпение кончается, Брейди, — предупредил Харас, и в голосе его послышалось раздражение.
Брейди швырнул статуэтку в угол напротив. Она ударилась в стену, и венгр тут же повернулся и выстрелил дважды подряд. Брейди подскочил к двери, рванул ее и бросился по коридору в глубину дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19