А потом предложил вам вернуть его за пять тысяч.
– Да, – просто ответила она. – Конечно, я не хотела идти в полицию. И, конечно, в этих обстоятельствах Джозеф не побоялся дать мне свой адрес.
– Бедный Уолдо, – заметил я. – Мне его даже жалко. Надо же было в такой момент нарваться на старого друга, который на тебя имеет зуб.
Я чиркнул спичкой о подошву и прикурил. Табак так высох от горячего ветра, что вспыхнул, словно степная трава. Женщина тихо сидела рядом, снова положив руки на руль.
– Ах уж эти летчики, – сказал я, – погибель для женщин. И вы все еще любите его, или вам так кажется. Где вы хранили ожерелье?
– В шкатулке из русского малахита на туалетном столике. Вместе со всякой бижутерией. Иначе я не могла бы его носить.
– А оно стоило пятнадцать кусков. И вы думаете, что Джозеф спрятал жемчуг у себя в квартире. Тридцать, первая, да?
– Да, – подтвердила она. – Наверное, это слишком большая просьба.
Я открыл дверцу и вылез из машины.
– Эту услугу вы уже оплатили, – сказал я. – Пойду посмотрю. У нас в доме двери не слишком упрямые. Когда полиция обнародует фотографию Уолдо, то узнает, где oн жил, но скорее всего это будет еще не сегодня.
– Это страшно мило с вашей стороны, – заявила она. – Мне ждать здесь?
Я стоял, опершись на дверцу, и смотрел на Лолу. На ее вопрос я не ответил. Просто постоял, вглядываясь в блеск ее глаз. Потом захлопнул дверцу и пошел к Фрэнклин-стрит.
Даже при таком ветре я все еще ощущал запах сандалового дерева от ее волос. И прикосновение ее губ.
Я отпер парадную дверь «Берглунда», прошел через тихий вестибюль к лифту и поднялся на третий этаж. Прокрался по коридору и взглянул на дверь тридцать первой квартиры. Света под ней не было. Я постучал – легко, уверенно, как стучит бутлегер с широкой улыбкой и бездонными карманами.
Никакого ответа. Я вытащил из кармана кусок целлулоида, вставил его между язычком замка и косяком и сильно налег на дверную ручку, нажимая в сторону петель. Замок сухо щелкнул, словно сосулька сломалась. Дверь подалась.
Внутри было темно, только с улицы просачивался свет и кое-где лежали его желтоватые отблески.
Я закрыл дверь, включил свет и постоял, осматриваясь. В квартире был странный запах. Через секунду я его распознал – запах черного табака. В стоячей пепельнице у окна я нашел четыре коричневых окурка ? мексиканские сигареты.
Наверху, у меня на этаже, кто-то встал с постели и отправился в уборную. Было слышно, как спустили воду. Я прошел в ванную. Легкий беспорядок, но здесь ничего не спрячешь. Кухня отняла больше времени, но я уже искал лишь для проформы. Ясно, что в этой квартире никаких жемчугов нет.
Заметно было, что Уолдо собирался в спешке и что-то не давало ему покоя, когда он направлялся под пули своего старого дружка.
Я вернулся в гостиную, откинул кровать от стены и заглянул за зеркальную дверь в гардеробную, потом откинул кровать еще больше. Тут я перестал искать ожерелье. Я нашел человека.
Он был невысокий, с седыми висками, очень смуглый, в бежевом костюме с галстуком винного цвета. Аккуратные смуглые руки бессильно свисали по бокам.
Маленькие ноги в остроносых блестящих ботинках почти касались пола.
Он был привязан к металлической спинке кровати ремнем, захлестнутым вокруг шеи. Язык у него был высунут не правдоподобно далеко, я и не знал, что такое бывает.
Все это мне не понравилось, поэтому я задвинул кровать на место, и он уютно устроился там между двумя подушками. Я к нему так и не притронулся. И без того было ясно, что он холодный как лед.
Я вошел в гардеробную и обтер платком дверные ручки. Вещей почти не было – так, всякая мелочь, необходимая одинокому мужчине.
Выйдя оттуда, я все-таки занялся покойником. Бумажника при нем не было.
Уолдо, конечно, забрал его и выбросил. Плоская наполовину пустая коробочка для сигар с надписью золотом: Louis Tapia y Sia, Calle de Paysandu, 19, Montevideo. Спички из клуба «Спецциа». Под мышкой – кобура из грубой темной кожи, в ней маузер тридцать восьмого калибра.
Маузер свидетельствовал о том, что его хозяин профессионал, от этого мне стало как-то легче. Впрочем, не такой уж классный профессионал, иначе его не прикончили бы голыми руками, когда в кобуре спокойно лежало оружие, которым можно стену разнести.
Кое в чем я разобрался, но не до конца. Были выкурены четыре коричневые сигареты, значит, либо он здесь сидел в ожидании, либо они беседовали.
Потом, должно быть, Уолдо схватил человечка за горло и прижал так, что тот через секунду потерял сознание, и толку от его маузера оказалось не больше, чем от зубочистки. Потом Уолдо повесил его на ремне, возможно, уже мертвого.
Из-за этого, видно, Уолдо и спешил забрать из квартиры все свои вещи, а потом нервничал, не застав в условленном месте Лолу. Из-за спешки, кстати, он и машину возле бара оставил незапертой.
Все эти объяснения вполне годились, если человечка убил Уолдо, если это и вправду была квартира Уолдо и вообще если меня не водили за нос.
Я снова стал рыться в карманах убитого. В левом кармане брюк нашел золотой перочинный ножик, несколько серебряных монет. В левом заднем кармане – аккуратно сложенный надушенный платок. В правом – еще один, не сложенный, но чистый. В правом боковом – штук пять бумажных платков. Чистюля... Под бумажными платками был футлярчик с четырьмя новенькими ключами от машины. На нем золотом было написано: "Компания Р. К. Фогельзанг, Инк. Магазины фирмы «Паккард».
Я положил все на место, задвинул кровать, вытер платком ручки, а также другие выступы и поверхности, выключил свет и высунул нос за дверь. Коридор был пуст. Я спустился на улицу и свернул за угол. «Кадиллак» стоял все там же.
Я открыл дверцу и оперся на нее. Лола, казалось, так и не сменила позы.
Выражение ее лица трудно было разглядеть. Да и вообще трудно было что-нибудь разглядеть, кроме ее глаз и подбородка. Легко улавливался лишь запах сандалового дерева.
– От этих духов, – сказал я, – и священник спятит... Жемчуга там нет.
Что ж, спасибо за попытку, – сказала она мягким вибрирующим голосом.Наверное, переживу. Теперь... Нам нужно?.. Или...
– Вы поезжайте домой, – велел я. – И что бы ни случилось – вы меня никогда в жизни не видели. Что бы ни случилось. Возможно, вы меня никогда больше и не увидите.
– Было бы очень жаль.
– Удачи вам, Лола. – Я захлопнул дверцу и отступил.
Вспыхнули фары, заворчал мотор. Большая машина медленно развернулась против ветра и скрылась за поворотом. Я остался стоять на тротуаре.
Уже совсем стемнело. Я стоял и смотрел на багажник новенького «паккарда» – того, что видел и раньше на этом же месте, перед машиной Лолы.
Справа на блестящем ветровом стекле – синяя наклейка, И у меня в голове всплыла связка ключей в футляре с надписью "Магазин фирмы «Паккард», та самая связка, которую я нашел в кармане у мертвеца.
Я обошел машину и осветил наклейку карманным фонариком. Верно – тот самый магазин. Под названием фирмы чернилами – имя и адрес: Эжени Колченко, Западный Лос-Анджелес, Арвиеда, 5315.
Бред какой-то. Я вернулся в квартиру 31, открыл дверь тем же способом, откинул кровать и вынул футляр с ключами из кармана брюк аккуратного смуглого покойника. Через несколько минут я был снова на улице возле машины.
Ключи подошли.
Глава 5
Дом был небольшой, он стоял на краю каньона, окруженный чахлыми эвкалиптами. В доме напротив явно шла вечеринка – из тех, на которых гости непременно выскакивают на улицу и с воплями бьют бутылки о тротуар, словно болельщики после футбольного матча между Иелем и Принстоном.
Дом был огорожен проволочной сеткой, за ней виднелись несколько розовых кустов, мощеная дорожка и гараж – он был пуст, двери распахнуты настежь. Я позвонил. Пришлось довольно долго ждать, потом дверь внезапно распахнулась.
Женщина явно ожидала не меня. Это было понятно по выражению ее блестящих, сильно подведенных глаз. Это была высокая, худая, хищная брюнетка – щеки сильно нарумянены, густые черные волосы уложены на прямой пробор, во рту легко поместится трехслойный бутерброд. На ней была коралловая с золотом пижама, ногти на ногах позолочены. В мочках ушей легонько позвякивали миниатюрные храмовые колокольчики. Она медленно и презрительно повела сигаретой, вставленной в мундштук длиной с бейсбольную биту.
– Ну что такой, молодой человек? Что такой нужно? Заблудился с интересной вечеринка напротив?
– Ха-ха, – сказал я. – Ну и веселье там, да? Нет, я просто пригнал вашу машину. У вас ведь пропала машина?
Во дворе дома напротив кто-то корчился в белой горячке, а квартет смешанного состава рвал остатки вечера в клочья и изо всех сил старался звучать как можно безобразнее. Экзотическая брюнетка и глазом не моргнула.
Ее нельзя было назвать красавицей или даже хорошенькой, но она была из тех женщин, вокруг которых всегда что-то происходит.
– Что вы сказал? – наконец осведомилась она голосом нежным, как подгоревшая корка.
– Вот ваша машина. – Я показал через плечо на «паккард», не спуская с нее глаз.
Длинный мундштук медленно опустился, и из него выпала сигарета. Я шагнул вперед, чтобы наступить на окурок и загасить его, – и так очутился в передней. Женщина попятилась, и я закрыл за собой дверь.
В передней мерцали розовым светом лампы в железных бра. Сзади виднелся занавес из нанизанных на нити бус, на полу лежала тигровая шкура. Все это было в ее стиле.
– Вы мисс Колченко? – спросил я, видя, что она не торопится начать беседу.
– Да-а. Я мисс Колченко. Какой черт вам нужно?
Теперь она смотрела на меня, словно я пришел мыть окна, но перепутал назначенное время.
Я достал визитную карточку и протянул ей. Она прочла ее издали, не двигаясь с места.
– Сыщик? – выдохнула она.
– Ara.
Она сказала что-то на непонятном языке, словно плюнула. Потом продолжала по-английски:
– Входите! Проклятый ветер сушит моя кожа как бумага.
– Мы с вами уже вошли, – сообщил я. – Видите, я даже дверь закрыл.
Кончайте играть в Назимову (Алла Назимова (1879-1945) – американская актриса русского происхождения. Звезда театра и кино). Кто он был – этот маленький человечек?
За занавесом из бус раздался мужской кашель. Мисс Колчеико подскочила, словно уколотая. Потом попыталась улыбнуться.
– Заплатить вам? – спросила она. – Вы ждать здесь, ладно? Десять доллар хороший оплата, нет?
– Нет, – сказал я.
Я нацелился на нее указательным пальцем и сообщил:
– Он убит.
Она подпрыгнула фута на три и издала вопль.
Резко скрипнул стул. За занавеской послышались тяжелые шаги, чья-то большая рука отдернула ее, и мы очутились в обществе крупного блондина, весьма сурового на вид. Поверх пижамы на нем был лиловый халат, в кармане которого он что-то сжимал правой рукой. Он стоял неподвижно, расставив ноги и выпятив челюсть; его бесцветные глаза напоминали серые ледышки. Я подумал, что на футбольном поле мяч у такого отобрать трудновато.
– Что случилось, дорогая? – Голос у него был солидный, уверенный.
– Я насчет машины мисс Колченко, – объяснил я.
– Сперва можно бы и шляпу снять, – заметил он. – Для разминки.
Я снял шляпу и извинился.
– О'кей, – отозвался он, продолжая держать правую руку в лиловом кармане. – Значит, вы насчет машины мисс Колченко. И что дальше?
Я протиснулся мимо женщины и подошел к нему поближе. Женщина отшатнулась к стене. Дама с камелиями из школьной постановки. Длинный мундштук валялся у ее ног.
Когда я очутился в двух метрах от рослого мужчины, он небрежно сказал:
– Я вас и оттуда слышу. Спокойно. У меня в кармане пистолет, и меня научили, как с ним обращаться. Так что там насчет машины?
– Человек, который ее взял, не может вернуть ее обратно, – сказал я и сунул ему в лицо визитку, которую все еще держал в руке. Он взглянул на нее мельком и перевел взгляд снова на меня.
– Ну и что? – спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8
– Да, – просто ответила она. – Конечно, я не хотела идти в полицию. И, конечно, в этих обстоятельствах Джозеф не побоялся дать мне свой адрес.
– Бедный Уолдо, – заметил я. – Мне его даже жалко. Надо же было в такой момент нарваться на старого друга, который на тебя имеет зуб.
Я чиркнул спичкой о подошву и прикурил. Табак так высох от горячего ветра, что вспыхнул, словно степная трава. Женщина тихо сидела рядом, снова положив руки на руль.
– Ах уж эти летчики, – сказал я, – погибель для женщин. И вы все еще любите его, или вам так кажется. Где вы хранили ожерелье?
– В шкатулке из русского малахита на туалетном столике. Вместе со всякой бижутерией. Иначе я не могла бы его носить.
– А оно стоило пятнадцать кусков. И вы думаете, что Джозеф спрятал жемчуг у себя в квартире. Тридцать, первая, да?
– Да, – подтвердила она. – Наверное, это слишком большая просьба.
Я открыл дверцу и вылез из машины.
– Эту услугу вы уже оплатили, – сказал я. – Пойду посмотрю. У нас в доме двери не слишком упрямые. Когда полиция обнародует фотографию Уолдо, то узнает, где oн жил, но скорее всего это будет еще не сегодня.
– Это страшно мило с вашей стороны, – заявила она. – Мне ждать здесь?
Я стоял, опершись на дверцу, и смотрел на Лолу. На ее вопрос я не ответил. Просто постоял, вглядываясь в блеск ее глаз. Потом захлопнул дверцу и пошел к Фрэнклин-стрит.
Даже при таком ветре я все еще ощущал запах сандалового дерева от ее волос. И прикосновение ее губ.
Я отпер парадную дверь «Берглунда», прошел через тихий вестибюль к лифту и поднялся на третий этаж. Прокрался по коридору и взглянул на дверь тридцать первой квартиры. Света под ней не было. Я постучал – легко, уверенно, как стучит бутлегер с широкой улыбкой и бездонными карманами.
Никакого ответа. Я вытащил из кармана кусок целлулоида, вставил его между язычком замка и косяком и сильно налег на дверную ручку, нажимая в сторону петель. Замок сухо щелкнул, словно сосулька сломалась. Дверь подалась.
Внутри было темно, только с улицы просачивался свет и кое-где лежали его желтоватые отблески.
Я закрыл дверь, включил свет и постоял, осматриваясь. В квартире был странный запах. Через секунду я его распознал – запах черного табака. В стоячей пепельнице у окна я нашел четыре коричневых окурка ? мексиканские сигареты.
Наверху, у меня на этаже, кто-то встал с постели и отправился в уборную. Было слышно, как спустили воду. Я прошел в ванную. Легкий беспорядок, но здесь ничего не спрячешь. Кухня отняла больше времени, но я уже искал лишь для проформы. Ясно, что в этой квартире никаких жемчугов нет.
Заметно было, что Уолдо собирался в спешке и что-то не давало ему покоя, когда он направлялся под пули своего старого дружка.
Я вернулся в гостиную, откинул кровать от стены и заглянул за зеркальную дверь в гардеробную, потом откинул кровать еще больше. Тут я перестал искать ожерелье. Я нашел человека.
Он был невысокий, с седыми висками, очень смуглый, в бежевом костюме с галстуком винного цвета. Аккуратные смуглые руки бессильно свисали по бокам.
Маленькие ноги в остроносых блестящих ботинках почти касались пола.
Он был привязан к металлической спинке кровати ремнем, захлестнутым вокруг шеи. Язык у него был высунут не правдоподобно далеко, я и не знал, что такое бывает.
Все это мне не понравилось, поэтому я задвинул кровать на место, и он уютно устроился там между двумя подушками. Я к нему так и не притронулся. И без того было ясно, что он холодный как лед.
Я вошел в гардеробную и обтер платком дверные ручки. Вещей почти не было – так, всякая мелочь, необходимая одинокому мужчине.
Выйдя оттуда, я все-таки занялся покойником. Бумажника при нем не было.
Уолдо, конечно, забрал его и выбросил. Плоская наполовину пустая коробочка для сигар с надписью золотом: Louis Tapia y Sia, Calle de Paysandu, 19, Montevideo. Спички из клуба «Спецциа». Под мышкой – кобура из грубой темной кожи, в ней маузер тридцать восьмого калибра.
Маузер свидетельствовал о том, что его хозяин профессионал, от этого мне стало как-то легче. Впрочем, не такой уж классный профессионал, иначе его не прикончили бы голыми руками, когда в кобуре спокойно лежало оружие, которым можно стену разнести.
Кое в чем я разобрался, но не до конца. Были выкурены четыре коричневые сигареты, значит, либо он здесь сидел в ожидании, либо они беседовали.
Потом, должно быть, Уолдо схватил человечка за горло и прижал так, что тот через секунду потерял сознание, и толку от его маузера оказалось не больше, чем от зубочистки. Потом Уолдо повесил его на ремне, возможно, уже мертвого.
Из-за этого, видно, Уолдо и спешил забрать из квартиры все свои вещи, а потом нервничал, не застав в условленном месте Лолу. Из-за спешки, кстати, он и машину возле бара оставил незапертой.
Все эти объяснения вполне годились, если человечка убил Уолдо, если это и вправду была квартира Уолдо и вообще если меня не водили за нос.
Я снова стал рыться в карманах убитого. В левом кармане брюк нашел золотой перочинный ножик, несколько серебряных монет. В левом заднем кармане – аккуратно сложенный надушенный платок. В правом – еще один, не сложенный, но чистый. В правом боковом – штук пять бумажных платков. Чистюля... Под бумажными платками был футлярчик с четырьмя новенькими ключами от машины. На нем золотом было написано: "Компания Р. К. Фогельзанг, Инк. Магазины фирмы «Паккард».
Я положил все на место, задвинул кровать, вытер платком ручки, а также другие выступы и поверхности, выключил свет и высунул нос за дверь. Коридор был пуст. Я спустился на улицу и свернул за угол. «Кадиллак» стоял все там же.
Я открыл дверцу и оперся на нее. Лола, казалось, так и не сменила позы.
Выражение ее лица трудно было разглядеть. Да и вообще трудно было что-нибудь разглядеть, кроме ее глаз и подбородка. Легко улавливался лишь запах сандалового дерева.
– От этих духов, – сказал я, – и священник спятит... Жемчуга там нет.
Что ж, спасибо за попытку, – сказала она мягким вибрирующим голосом.Наверное, переживу. Теперь... Нам нужно?.. Или...
– Вы поезжайте домой, – велел я. – И что бы ни случилось – вы меня никогда в жизни не видели. Что бы ни случилось. Возможно, вы меня никогда больше и не увидите.
– Было бы очень жаль.
– Удачи вам, Лола. – Я захлопнул дверцу и отступил.
Вспыхнули фары, заворчал мотор. Большая машина медленно развернулась против ветра и скрылась за поворотом. Я остался стоять на тротуаре.
Уже совсем стемнело. Я стоял и смотрел на багажник новенького «паккарда» – того, что видел и раньше на этом же месте, перед машиной Лолы.
Справа на блестящем ветровом стекле – синяя наклейка, И у меня в голове всплыла связка ключей в футляре с надписью "Магазин фирмы «Паккард», та самая связка, которую я нашел в кармане у мертвеца.
Я обошел машину и осветил наклейку карманным фонариком. Верно – тот самый магазин. Под названием фирмы чернилами – имя и адрес: Эжени Колченко, Западный Лос-Анджелес, Арвиеда, 5315.
Бред какой-то. Я вернулся в квартиру 31, открыл дверь тем же способом, откинул кровать и вынул футляр с ключами из кармана брюк аккуратного смуглого покойника. Через несколько минут я был снова на улице возле машины.
Ключи подошли.
Глава 5
Дом был небольшой, он стоял на краю каньона, окруженный чахлыми эвкалиптами. В доме напротив явно шла вечеринка – из тех, на которых гости непременно выскакивают на улицу и с воплями бьют бутылки о тротуар, словно болельщики после футбольного матча между Иелем и Принстоном.
Дом был огорожен проволочной сеткой, за ней виднелись несколько розовых кустов, мощеная дорожка и гараж – он был пуст, двери распахнуты настежь. Я позвонил. Пришлось довольно долго ждать, потом дверь внезапно распахнулась.
Женщина явно ожидала не меня. Это было понятно по выражению ее блестящих, сильно подведенных глаз. Это была высокая, худая, хищная брюнетка – щеки сильно нарумянены, густые черные волосы уложены на прямой пробор, во рту легко поместится трехслойный бутерброд. На ней была коралловая с золотом пижама, ногти на ногах позолочены. В мочках ушей легонько позвякивали миниатюрные храмовые колокольчики. Она медленно и презрительно повела сигаретой, вставленной в мундштук длиной с бейсбольную биту.
– Ну что такой, молодой человек? Что такой нужно? Заблудился с интересной вечеринка напротив?
– Ха-ха, – сказал я. – Ну и веселье там, да? Нет, я просто пригнал вашу машину. У вас ведь пропала машина?
Во дворе дома напротив кто-то корчился в белой горячке, а квартет смешанного состава рвал остатки вечера в клочья и изо всех сил старался звучать как можно безобразнее. Экзотическая брюнетка и глазом не моргнула.
Ее нельзя было назвать красавицей или даже хорошенькой, но она была из тех женщин, вокруг которых всегда что-то происходит.
– Что вы сказал? – наконец осведомилась она голосом нежным, как подгоревшая корка.
– Вот ваша машина. – Я показал через плечо на «паккард», не спуская с нее глаз.
Длинный мундштук медленно опустился, и из него выпала сигарета. Я шагнул вперед, чтобы наступить на окурок и загасить его, – и так очутился в передней. Женщина попятилась, и я закрыл за собой дверь.
В передней мерцали розовым светом лампы в железных бра. Сзади виднелся занавес из нанизанных на нити бус, на полу лежала тигровая шкура. Все это было в ее стиле.
– Вы мисс Колченко? – спросил я, видя, что она не торопится начать беседу.
– Да-а. Я мисс Колченко. Какой черт вам нужно?
Теперь она смотрела на меня, словно я пришел мыть окна, но перепутал назначенное время.
Я достал визитную карточку и протянул ей. Она прочла ее издали, не двигаясь с места.
– Сыщик? – выдохнула она.
– Ara.
Она сказала что-то на непонятном языке, словно плюнула. Потом продолжала по-английски:
– Входите! Проклятый ветер сушит моя кожа как бумага.
– Мы с вами уже вошли, – сообщил я. – Видите, я даже дверь закрыл.
Кончайте играть в Назимову (Алла Назимова (1879-1945) – американская актриса русского происхождения. Звезда театра и кино). Кто он был – этот маленький человечек?
За занавесом из бус раздался мужской кашель. Мисс Колчеико подскочила, словно уколотая. Потом попыталась улыбнуться.
– Заплатить вам? – спросила она. – Вы ждать здесь, ладно? Десять доллар хороший оплата, нет?
– Нет, – сказал я.
Я нацелился на нее указательным пальцем и сообщил:
– Он убит.
Она подпрыгнула фута на три и издала вопль.
Резко скрипнул стул. За занавеской послышались тяжелые шаги, чья-то большая рука отдернула ее, и мы очутились в обществе крупного блондина, весьма сурового на вид. Поверх пижамы на нем был лиловый халат, в кармане которого он что-то сжимал правой рукой. Он стоял неподвижно, расставив ноги и выпятив челюсть; его бесцветные глаза напоминали серые ледышки. Я подумал, что на футбольном поле мяч у такого отобрать трудновато.
– Что случилось, дорогая? – Голос у него был солидный, уверенный.
– Я насчет машины мисс Колченко, – объяснил я.
– Сперва можно бы и шляпу снять, – заметил он. – Для разминки.
Я снял шляпу и извинился.
– О'кей, – отозвался он, продолжая держать правую руку в лиловом кармане. – Значит, вы насчет машины мисс Колченко. И что дальше?
Я протиснулся мимо женщины и подошел к нему поближе. Женщина отшатнулась к стене. Дама с камелиями из школьной постановки. Длинный мундштук валялся у ее ног.
Когда я очутился в двух метрах от рослого мужчины, он небрежно сказал:
– Я вас и оттуда слышу. Спокойно. У меня в кармане пистолет, и меня научили, как с ним обращаться. Так что там насчет машины?
– Человек, который ее взял, не может вернуть ее обратно, – сказал я и сунул ему в лицо визитку, которую все еще держал в руке. Он взглянул на нее мельком и перевел взгляд снова на меня.
– Ну и что? – спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8