Теперь ты могла бы одеться, как маленькая послушная девочка?
Она отрицательно завертела головой.
- Послушай, - продолжал я, - ты же совсем ничего не чувствуешь ко
мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть. Но тебе не
нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который
нашел тебя...
- Погаси свет, - засмеялась она.
Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок
и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
- Поверь, это не из-за соседей, - сказал я. - Им нет до этого дела. В
таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин... Одной
больше, одной меньше - какая разница. Дом от этого не рухнет. Но для меня
это дело профессиональной чести. Ты знаешь, что значит профессиональная
честь? Я работаю на твоего отца. Это очень больной человек, очень слабый и
нуждающийся в помощи. И он мне полностью доверяет, без всяких оговорок.
Кармен, очень прошу тебя, оденься!
- Тебя зовут не Догхауз Рэйли, - заявила она. - Тебя зовут Филипп
Марлоу. Ты меня не обманешь.
Я снова посмотрел на шахматную доску и понял, что неправильно
поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра не
для рыцарей. Я снова посмотрел на Кармен. Теперь она лежала тихо. Бледное
лицо на фоне подушек, большие потемневшие глаза, пустые, как колодцы во
время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло. Я понял, что
неопределенный проблеск сомнения шевельнулся в ее душе. Полностью она еще
не осознавала этого. Это слишком трудно для женщины, особенно для очень
хорошенькой, осознать, что ее тело не всегда прельщает.
- Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, - сказал я. - Может, ты
тоже выпьешь один?
- Ага. - Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня
серьезно, в них росло сомнение, вползало неотвратимо, как кот,
подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
- Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик,
хорошо?
Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное
шипение. Она ничего не ответила. Я прошел в кухню, смешал виски с содовой
и налил в два стаканчика. Увы, у меня не было настоящих возбуждающих
напитков, таких как нитроглицерин или дистиллированная слюна тигра. Она не
шевельнулась, когда я вернулся. Шипение прекратилось. Глаза ее снова были
мертвы, губы начали улыбаться мне. Вдруг она вскочила, сбросила с себя
одеяло и протянула руку.
- Дай мне!
- Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету.
- Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
Я смотрел в другую сторону. И вдруг снова услышал то странное
шипение, резкое и громкое. Это заставило меня взглянуть на нее. Она сидела
нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее был широко раскрыт, а лицо похоже
на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не имел ничего
общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, - хотя они и были пусты,
как всегда, - таилось что-то такое, чего я никогда еще до сих пор не видел
в женских глазах.
Наконец ее губы шевельнулись медленно и осторожно, как будто были
искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
Она грязно обозвала меня.
Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната была местом, где я
жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие "мой дом". В этой комнате
было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной, все мое
прошлое. Это было не так уж много - радиоприемник, шахматы, несколько
книжек, картин, старые письма и разные прочие пустяки. Собственно, ничего
особенного. Но с этим были связаны мои воспоминания.
Дольше я не мог терпеть ее в этой комнате. Грубое ругательство просто
помогло мне осознать это.
- Даю тебе три минуты, - спокойно сказал я. - На одевание и уход
отсюда. Если не уйдешь за это время, я вышвырну тебя силой... Так, как
стоишь сейчас, голую. А вслед за тобой пошлю твои вещи. Так что поспеши!
Зубы ее стучали, а шипение становилось все более громким и все более
звериным. Она спустила ноги на пол и взяла одежду, лежавшую на стуле рядом
с кроватью. Она одевалась, а я смотрел на нее. Одевалась она неловкими, -
для женщины, - негнущимися пальцами, но несмотря на это быстро. Через две
минуты она уже была готова. Я следил за временем.
Она стояла рядом с кроватью, прижимая к шубке зеленую сумочку. На
голове у нее была красивая зеленая шляпа, сдвинутая на одну сторону. Она
стояла так еще некоторое время по-прежнему шипя на меня, все с тем же
лицом похожим на маску из слоновой кости, с глазами, все еще пустыми, со
все еще таившимся в их глубине безумием. Наконец она подошла к двери,
открыла ее и вышла, не произнеся ни слова и не оглянувшись.
Было слышно, как лифт пришел в движение и опускался вниз.
Я подошел к окну, отдернул занавески и открыл его настежь. В комнату
поплыл вечерний воздух, приторно-сладковатый, перенасыщенный уличными
запахами большого города и выхлопными газами. Я взял коктейль и стал
медленно пить. Внизу хлопнула входная дверь, по пустому тротуару застучали
каблуки. Где-то неподалеку взревел мотор, и машина, быстро набирая
скорость, унеслась в ночь.
Я повернулся и взглянул на кровать. Подушка еще сохраняла форму ее
маленькой головы, а на простыне виднелся отпечаток ее деликатного
развращенного тела.
Я поставил стакан и яростно расшвырял постель.
25
В это утро снова шел дождь - мелкий касой дождь, создававший над
городом хрустальную завесу. Чувствуя себя разбитым и уставшим, я встал,
подошел к окну и выглянул в него. Глубокое отвращение к семье Стернвудов
овладело мной. Я прошел на кухню и выпил там две чашки черного кофе.
Голова у человека может трещать не только с похмелья. У меня она трещала
от женщин. Меня тошнило от них.
Я побрился, причесался, оделся, сошел вниз и выглянул на улицу. По
другую сторону дороги в каких-нибудь двухстах метрах стоял серый "плимут".
Тот самый, который следовал вчера за мной и о котором я спрашивал у Эдди
Марза. Возможно, в нем сидел какой-нибудь полицейский, который как раз
располагал свободным временем и хотел развлечься, выслеживая мою персону.
Возможно, это был какой-то коллега-детектив, получивший указание сунуть
нос не в свое дело и обещание, что ему за это кое-что перепадет. Или это
был, - возможно, - священник с Бермуд, которому не понравилась моя ночная
жизнь.
Я отступил назад, спустился на лифте в гараж, сел в машину и проехал
мимо серого "плимута". В нем сидел одинокий невзрачный человек. Он нажал
на стартер в ту минуту, когда я проезжал мимо. Все указывало на то, что
ему легче работается в дождь. На этот раз он буквально висел у меня на
заднем бампере, но ни разу не подъехал настолько близко, чтобы я мог
перекрыть ему дорогу. Я проехал вдоль бульвара и остановился неподалеку от
моей конторы. Вышел из машины и направился к входным воротам, высоко
подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза. Но это не уберегло меня
от дождя. Серый автомобиль остановился напротив, возле пожарного крана. Я
подошел к перекрестку, перешел на другую сторону улицы и продефилировал
возле автомобиля. "Плимут" не двигался с места и из него никто не
показывался. Я дернул дверцу.
Небольшого роста мужчина со сметливыми глазами сидел за рулем,
вжавшись в угол. Я стоял и смотрел на него, чувствуя спиной удары дождевых
капель. Его глаза поблескивали сквозь облака дыма, руки нервно постукивали
по баранке.
- Никак не можете решиться? - спросил я.
Он сглотнул слюну, сигарета задрожала в его сжатых губах.
- Мне кажется, я вас не знаю, - произнес он тихим, как будто
испуганным голосом.
- Марлоу. К вашим услугам. Человек, за которым вы несколько дней
пытаетесь следить.
- Ни за кем я не слежу.
- Зато эта телега - да. А может она вам не подчиняется? А впрочем,
делайте все, что вам нравится. Сейчас я иду завтракать в кафе напротив. На
завтрак будет апельсиновый сок, яичница с ветчиной, булочки, мед, три или
четыре чашки кофе. Ага! И зубочистка. Потом поеду в свою контору,
находящуюся на седьмом этаже, в здании, напротив которого мы стоим. Если
вас по-прежнему что-то будет тревожить, решитесь и приходите выплеснуть
это из себя. А я тем временем пойду и смажу свой пулемет.
Я оставил его в машине, моргающего глазами.
Спустя двадцать минут меня посетила уборщица и мне представилась
возможность распечатать толстый конверт, адресованный на мое имя красивым
старомодным почерком. В нем была короткая официальная записка и чек на
пятьсот долларов, выписанный на Филиппа Марлоу и подписанный за генерала
Гая Бризея Стернвуда Винсентом Норрисом. День начинался действительно
чудесно. Я как раз заполнял бланк для банка, когда звук звонка дал мне
понять, что кто-то решил посетить меня. В комнату вошел маленький
человечек из "плимута".
- Ну, наконец-то, - сказал я. - Входите и снимайте плащ.
Он осторожно, пока я придерживал дверь, проскользнул мимо меня, так,
словно опасался, что я вот-вот дам ему пинка. Мы уселись друг против друга
по обе стороны стола. Рост его был действительно невелик, примерно метр
пятьдесят. У него были зоркие блестящие глаза, которым он пытался придать
строгое выражение, но они выглядели так же строго, как устрица с открытой
раковиной. На нем был двубортный темно-серый костюм, слишком широкий в
плечах и со слишком широкими лацканами, и галстук с мокрыми пятнами от
дождя.
- Может, вы меня знаете, - начал он. - Меня зовут Гарри Джонс.
Я сказал, что не знаю его и пододвинул к нему портсигар с сигаретами.
Его маленькие изящные пальчики молниеносно схватили одну из них, словно
форель, заглатывающая муху. Он прикурил ее от стоявшей на столе зажигалки
и помахал рукой, разгоняя дым.
- Я не какой-нибудь там молокосос, - проинформировал он. - Знаю этих
парней и им подобных! Я немного занимался контрабандой спиртного. Это
клевое дело, старик. Едешь себе, бывало, на машине с револьвером на
коленях и полным патронташем на поясе. Иногда нам случалось прихлопнуть по
дороге парочку конов. Замечательное дело.
- Потрясающе, - сказал я.
Он уселся на стуле поудобнее и выпустил вверх облачко дыма уголком
маленьких сжатых губ.
- Может, вы мне не верите?
- Может, да, а может нет. Возможно также, что я еще не успел забить
себе голову мыслями о том, правду вы говорите или нет. Но с какой целью вы
рассказали все это? Чего вы ожидаете от меня?
- Ничего, - едко ответил он.
- Вы уже несколько дней следите за мной, - продолжал я. - Как
мальчишка, желающий подцепить девушку и не осмеливающийся на это. Может,
вы страховой агент? А может вы знаете парня по имени Джо Броуди? Есть
много разных "может" по той простой причине, что в моей профессии всегда
по уши всяких дел.
Он вытаращил глаза, а нижняя челюсть у него отвисла чуть не до
колена.
- Господи! Откуда вы знаете все это?
- Я ясновидящий, - сказал я. - Так что выкладывайте все без утайки.
Не могу же я ждать целый день.
Блестящие глаза почти исчезли под прищуренными веками. Воцарилась
тишина. Дождь тарахтел по крыше "Мэншн-Хауз" под моими окнами. Человек,
сидевший напротив меня, наконец поднял веки, его глаза снова заблестели, и
он задумчиво произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Она отрицательно завертела головой.
- Послушай, - продолжал я, - ты же совсем ничего не чувствуешь ко
мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть. Но тебе не
нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который
нашел тебя...
- Погаси свет, - засмеялась она.
Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок
и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
- Поверь, это не из-за соседей, - сказал я. - Им нет до этого дела. В
таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин... Одной
больше, одной меньше - какая разница. Дом от этого не рухнет. Но для меня
это дело профессиональной чести. Ты знаешь, что значит профессиональная
честь? Я работаю на твоего отца. Это очень больной человек, очень слабый и
нуждающийся в помощи. И он мне полностью доверяет, без всяких оговорок.
Кармен, очень прошу тебя, оденься!
- Тебя зовут не Догхауз Рэйли, - заявила она. - Тебя зовут Филипп
Марлоу. Ты меня не обманешь.
Я снова посмотрел на шахматную доску и понял, что неправильно
поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра не
для рыцарей. Я снова посмотрел на Кармен. Теперь она лежала тихо. Бледное
лицо на фоне подушек, большие потемневшие глаза, пустые, как колодцы во
время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло. Я понял, что
неопределенный проблеск сомнения шевельнулся в ее душе. Полностью она еще
не осознавала этого. Это слишком трудно для женщины, особенно для очень
хорошенькой, осознать, что ее тело не всегда прельщает.
- Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, - сказал я. - Может, ты
тоже выпьешь один?
- Ага. - Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня
серьезно, в них росло сомнение, вползало неотвратимо, как кот,
подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
- Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик,
хорошо?
Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное
шипение. Она ничего не ответила. Я прошел в кухню, смешал виски с содовой
и налил в два стаканчика. Увы, у меня не было настоящих возбуждающих
напитков, таких как нитроглицерин или дистиллированная слюна тигра. Она не
шевельнулась, когда я вернулся. Шипение прекратилось. Глаза ее снова были
мертвы, губы начали улыбаться мне. Вдруг она вскочила, сбросила с себя
одеяло и протянула руку.
- Дай мне!
- Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету.
- Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
Я смотрел в другую сторону. И вдруг снова услышал то странное
шипение, резкое и громкое. Это заставило меня взглянуть на нее. Она сидела
нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее был широко раскрыт, а лицо похоже
на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не имел ничего
общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, - хотя они и были пусты,
как всегда, - таилось что-то такое, чего я никогда еще до сих пор не видел
в женских глазах.
Наконец ее губы шевельнулись медленно и осторожно, как будто были
искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
Она грязно обозвала меня.
Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната была местом, где я
жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие "мой дом". В этой комнате
было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной, все мое
прошлое. Это было не так уж много - радиоприемник, шахматы, несколько
книжек, картин, старые письма и разные прочие пустяки. Собственно, ничего
особенного. Но с этим были связаны мои воспоминания.
Дольше я не мог терпеть ее в этой комнате. Грубое ругательство просто
помогло мне осознать это.
- Даю тебе три минуты, - спокойно сказал я. - На одевание и уход
отсюда. Если не уйдешь за это время, я вышвырну тебя силой... Так, как
стоишь сейчас, голую. А вслед за тобой пошлю твои вещи. Так что поспеши!
Зубы ее стучали, а шипение становилось все более громким и все более
звериным. Она спустила ноги на пол и взяла одежду, лежавшую на стуле рядом
с кроватью. Она одевалась, а я смотрел на нее. Одевалась она неловкими, -
для женщины, - негнущимися пальцами, но несмотря на это быстро. Через две
минуты она уже была готова. Я следил за временем.
Она стояла рядом с кроватью, прижимая к шубке зеленую сумочку. На
голове у нее была красивая зеленая шляпа, сдвинутая на одну сторону. Она
стояла так еще некоторое время по-прежнему шипя на меня, все с тем же
лицом похожим на маску из слоновой кости, с глазами, все еще пустыми, со
все еще таившимся в их глубине безумием. Наконец она подошла к двери,
открыла ее и вышла, не произнеся ни слова и не оглянувшись.
Было слышно, как лифт пришел в движение и опускался вниз.
Я подошел к окну, отдернул занавески и открыл его настежь. В комнату
поплыл вечерний воздух, приторно-сладковатый, перенасыщенный уличными
запахами большого города и выхлопными газами. Я взял коктейль и стал
медленно пить. Внизу хлопнула входная дверь, по пустому тротуару застучали
каблуки. Где-то неподалеку взревел мотор, и машина, быстро набирая
скорость, унеслась в ночь.
Я повернулся и взглянул на кровать. Подушка еще сохраняла форму ее
маленькой головы, а на простыне виднелся отпечаток ее деликатного
развращенного тела.
Я поставил стакан и яростно расшвырял постель.
25
В это утро снова шел дождь - мелкий касой дождь, создававший над
городом хрустальную завесу. Чувствуя себя разбитым и уставшим, я встал,
подошел к окну и выглянул в него. Глубокое отвращение к семье Стернвудов
овладело мной. Я прошел на кухню и выпил там две чашки черного кофе.
Голова у человека может трещать не только с похмелья. У меня она трещала
от женщин. Меня тошнило от них.
Я побрился, причесался, оделся, сошел вниз и выглянул на улицу. По
другую сторону дороги в каких-нибудь двухстах метрах стоял серый "плимут".
Тот самый, который следовал вчера за мной и о котором я спрашивал у Эдди
Марза. Возможно, в нем сидел какой-нибудь полицейский, который как раз
располагал свободным временем и хотел развлечься, выслеживая мою персону.
Возможно, это был какой-то коллега-детектив, получивший указание сунуть
нос не в свое дело и обещание, что ему за это кое-что перепадет. Или это
был, - возможно, - священник с Бермуд, которому не понравилась моя ночная
жизнь.
Я отступил назад, спустился на лифте в гараж, сел в машину и проехал
мимо серого "плимута". В нем сидел одинокий невзрачный человек. Он нажал
на стартер в ту минуту, когда я проезжал мимо. Все указывало на то, что
ему легче работается в дождь. На этот раз он буквально висел у меня на
заднем бампере, но ни разу не подъехал настолько близко, чтобы я мог
перекрыть ему дорогу. Я проехал вдоль бульвара и остановился неподалеку от
моей конторы. Вышел из машины и направился к входным воротам, высоко
подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза. Но это не уберегло меня
от дождя. Серый автомобиль остановился напротив, возле пожарного крана. Я
подошел к перекрестку, перешел на другую сторону улицы и продефилировал
возле автомобиля. "Плимут" не двигался с места и из него никто не
показывался. Я дернул дверцу.
Небольшого роста мужчина со сметливыми глазами сидел за рулем,
вжавшись в угол. Я стоял и смотрел на него, чувствуя спиной удары дождевых
капель. Его глаза поблескивали сквозь облака дыма, руки нервно постукивали
по баранке.
- Никак не можете решиться? - спросил я.
Он сглотнул слюну, сигарета задрожала в его сжатых губах.
- Мне кажется, я вас не знаю, - произнес он тихим, как будто
испуганным голосом.
- Марлоу. К вашим услугам. Человек, за которым вы несколько дней
пытаетесь следить.
- Ни за кем я не слежу.
- Зато эта телега - да. А может она вам не подчиняется? А впрочем,
делайте все, что вам нравится. Сейчас я иду завтракать в кафе напротив. На
завтрак будет апельсиновый сок, яичница с ветчиной, булочки, мед, три или
четыре чашки кофе. Ага! И зубочистка. Потом поеду в свою контору,
находящуюся на седьмом этаже, в здании, напротив которого мы стоим. Если
вас по-прежнему что-то будет тревожить, решитесь и приходите выплеснуть
это из себя. А я тем временем пойду и смажу свой пулемет.
Я оставил его в машине, моргающего глазами.
Спустя двадцать минут меня посетила уборщица и мне представилась
возможность распечатать толстый конверт, адресованный на мое имя красивым
старомодным почерком. В нем была короткая официальная записка и чек на
пятьсот долларов, выписанный на Филиппа Марлоу и подписанный за генерала
Гая Бризея Стернвуда Винсентом Норрисом. День начинался действительно
чудесно. Я как раз заполнял бланк для банка, когда звук звонка дал мне
понять, что кто-то решил посетить меня. В комнату вошел маленький
человечек из "плимута".
- Ну, наконец-то, - сказал я. - Входите и снимайте плащ.
Он осторожно, пока я придерживал дверь, проскользнул мимо меня, так,
словно опасался, что я вот-вот дам ему пинка. Мы уселись друг против друга
по обе стороны стола. Рост его был действительно невелик, примерно метр
пятьдесят. У него были зоркие блестящие глаза, которым он пытался придать
строгое выражение, но они выглядели так же строго, как устрица с открытой
раковиной. На нем был двубортный темно-серый костюм, слишком широкий в
плечах и со слишком широкими лацканами, и галстук с мокрыми пятнами от
дождя.
- Может, вы меня знаете, - начал он. - Меня зовут Гарри Джонс.
Я сказал, что не знаю его и пододвинул к нему портсигар с сигаретами.
Его маленькие изящные пальчики молниеносно схватили одну из них, словно
форель, заглатывающая муху. Он прикурил ее от стоявшей на столе зажигалки
и помахал рукой, разгоняя дым.
- Я не какой-нибудь там молокосос, - проинформировал он. - Знаю этих
парней и им подобных! Я немного занимался контрабандой спиртного. Это
клевое дело, старик. Едешь себе, бывало, на машине с револьвером на
коленях и полным патронташем на поясе. Иногда нам случалось прихлопнуть по
дороге парочку конов. Замечательное дело.
- Потрясающе, - сказал я.
Он уселся на стуле поудобнее и выпустил вверх облачко дыма уголком
маленьких сжатых губ.
- Может, вы мне не верите?
- Может, да, а может нет. Возможно также, что я еще не успел забить
себе голову мыслями о том, правду вы говорите или нет. Но с какой целью вы
рассказали все это? Чего вы ожидаете от меня?
- Ничего, - едко ответил он.
- Вы уже несколько дней следите за мной, - продолжал я. - Как
мальчишка, желающий подцепить девушку и не осмеливающийся на это. Может,
вы страховой агент? А может вы знаете парня по имени Джо Броуди? Есть
много разных "может" по той простой причине, что в моей профессии всегда
по уши всяких дел.
Он вытаращил глаза, а нижняя челюсть у него отвисла чуть не до
колена.
- Господи! Откуда вы знаете все это?
- Я ясновидящий, - сказал я. - Так что выкладывайте все без утайки.
Не могу же я ждать целый день.
Блестящие глаза почти исчезли под прищуренными веками. Воцарилась
тишина. Дождь тарахтел по крыше "Мэншн-Хауз" под моими окнами. Человек,
сидевший напротив меня, наконец поднял веки, его глаза снова заблестели, и
он задумчиво произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34