Человек шесть их
было, а то и больше. Ребяток подобрали один к одному - глазастых да
крепких. А только никто из них не вернулся. Так все и сгинули. Без малого
- отделение. И вроде бы тоже там была какая-то колокольня. А может, башня
водонапорная. "Слепцы" такие места любят. Чтобы, значит, простор и полный
круговой обстрел. Одно слово - снайперы. А почему "слепцами" их назвали,
так это от незнания, попервоначалу. Потому как если вдарит таким лучом
перед глазами, то секунд десять ничего не видишь. Один звон в голове и
чернота болезненная. В общем "слепцы" - они и есть "слепцы", и связываться
с ними - распоследнее дело...
- Ну что, лейтенант? Последний бросок?
Ларсен хотел сказать "нет", но вместо этого молча побежал вперед. Уже
не пригибаясь.
- Я прикрою! - Сашка с бедра стеганул по колокольне нерасчетливой
очередью. Все было глупо и нелепо, но может, оттого они и добрались до
цели беспрепятственно. На крутых лестничных ступеньках Сашка обогнал
Ларсена. Лейтенант слышал, как все выше и выше стучали его кованые сапоги.
Когда же, отпыхиваясь, он взобрался наконец на замусоренную колокольную
площадку, Сашка уже не бежал. Уцепившись за скрученную веревку,
привязанную к языку колокола, он раскачивался взад-вперед, дурашливо
толкаясь ногами от близкой стены.
- Пусто, лейтенант! Был и сплыл. Думается мне, заметил он нас.
Заметил и срулил.
- Зачем же ему от нас бежать?
- Так не кончились бы заряды - не бежал бы. Выдохся он. - А может,
спрятался? - Ларсен и сам понял нелепость своего вопроса. Прятаться было
негде. Да и станет "слепец" прятаться от людей!..
Глухо ударило над головой, - колокол исторг первый утробный звук.
- Не надо, - Ларсен покачал головой. Сашка послушно выпустил веревку
из рук.
- Однако, непросто быть звонарем. Тяжелый, зараза.
Ларсен молча шагнул к широкому арочному проему, напоминающему воротца
среднего калибра, и, придерживаясь за шершавую стену, выглянул наружу.
Здесь было светло и вольно. Храм стоял на холме, и с открытого яруса
звонницы земля просматривалась, казалось, до самого горизонта. И даже было
заметно, что она чуть округла, и это странным образом умиляло. В лицо
дышало морозным ветерком, подогретая алкоголем кровь благоговейно
остывала. Ларсен внезапно подумал: а ведь жить бы здесь и жить! Какого
черта лезем в душные, промозглые землянки, отрываем блиндажи в три
наката... Он с удовольствием набрал полную грудь воздуха. Пространство
опьяняло, но это был иной хмель, совершенно не похожий на тот, что был
результатом большинства офицерских пирушек. Лейтенанта чуть покачивало, и
он бесцельно озирал окрестности, думая о чем-то добром, что могло бы
состояться и не состоялось, а возможно не думая вообще ни о чем. Сладкое
бездумие - тот же сон, а сон - соприкосновение с детством.
Сразу за деревней открывался вид на сосновый бор. Кое-где среди леса
темнели уродливые проплешины. Этих мест тоже коснулось "северное сияние".
Сарайчик, подожженный "слепцом", уже догорал. Черный дым относило к
дороге, по которой они добрались сюда.
- Пусто. Как однако пусто, - Ларсен пробежался взором по голым
улочкам, черным, без единого огонька кубикам домов. - А раньше тут,
наверное, на гармошках играли, девки намакияженные гуляли, семечки
лузгали.
- Ага, и парни пьяные махались, - Сашка встал рядом, далеко циркнул
слюной. - Хорошо поработал супостат. Всех повымел. Начисто!.. Как
полагаешь, лейтенант, может, и правда, существуют деревушки для жмуриков?
- Ты о чем?
- Да о мозырях, - Сашка несколько смешался. - Болтают-то разное.
Вроде кто даже и видел такие деревни. И людей усопших, значит, тоже. Ты-то
как считаешь? Враки это все про мозырей или на самом, значит, деле есть
там что-то.
- Там - это где? На том свете, что ли? - Ларсен хмыкнул. - Нет,
Сашка, не верю я в эти чудеса. Слишком уж красиво. Не хочу потом
разочаровываться.
- Ясное дело! - солдат взбрыкнул ногой, отправляя вниз бессловесный
камушек. - Неприятно, конечно, когда такой выкрутас. Метишь мозырем стать,
а попадаешь в жмурики.
Лейтенант рассеянно улыбнулся.
- Это точно... Ты вот что, Сашка!.. Ответь-ка мне лучше на другое.
Только по-честному.
- А что такое?
- Да вот... Вопрос дурацкий. Думал ли ты когда о скверном? - Ларсен
мучительно наморщил лоб. - То есть, чтобы, значит, не какое-нибудь
скользкое, а по-настоящему скверное?
Сказав это, он вдруг испугался. Испугался того, что денщик поднимет
его на смех. О подобных вещах лейтенант ни у кого еще не спрашивал. Ни у
Сержа, ни у Клайпа, ни у других офицеров. А вот с Сашкой получилось. Само
собой. Может быть, - в ответ на его наивных "мозырей". Оттого, что
верилось - Сашка поймет или во всяком случае не засмеется. И Сашка
действительно не засмеялся.
Коротко шмыгнул вздернутый нос, и денщик обстоятельно прокашлялся в
кулак. Похоже, вопрос он оценил по достоинству.
- А что ж тут такого? Жизнь есть жизнь... Цыплятам ресторанным тоже
кто-то головы сворачивает. А есть - и вовсе никто не отказывается. То
есть, думал, наверное. И думаю... Может, даже каждый день думаю. Мысли -
они ведь навроде кепки, - вот и примеряешь от нечего делать. То, значит, о
бабах тех же, то еще о чем-нибудь, - Сашка замялся. - Но в в основном,
конечно, о бабах. Только тут уж я не знаю, скверно это или не скверно.
Само оно как-то думается....
Денщик неожиданно замолчал, и Ларсен сразу заподозрил неладное. Взор
его метнулся к деревенским улочкам, и от увиденного сердце болезненно
дрогнуло. На самой окраине по узкому проходу между заборами что-то
неспешно перемещалось. Толком ничего не удавалось рассмотреть, но что-то
мерцало там между досок, ворочалось, бросая фиолетовые блики на
потемневший брус строений, на пыльного цвета частокол изгороди.
- Видишь?! - он цепко ухватил Сашку за локоть.
- Вижу, - Сашка резким движением вскинул было автомат, но тут же и
опустил. - Не достану, далеко... Да и полоснет он оттуда. Как пить дать,
полоснет. А тут ориентир верный, - промазать трудно.
- Ладно. Пусть уходит, - голос у Ларсена сел.
- Значит, это он и есть?
- А черт его знает!..
Некоторое время они стояли, в безмолвии наблюдая за удаляющимся
мерцанием. Может быть, чувствуя, что за ним следят глаза людей, "слепец"
проявил осторожность и на открытом пространстве так и не показался. Первый
же овражек на краю деревушки поглотил его бесследно.
- Слушай, лейтенант, а не вернуться ли нам в избу?
- Это еще зачем?
- Повторим по одной. Все ж таки и повод есть - живыми остались. Да и
в твою флягу перельем из бутыли. Не успели ведь. А чего добру пропадать?
Верно... Зачем добру пропадать? Доберется до деревни другой полк, и
другие дотошные изыскатели разнюхают тайну погребка. Конечно, жалко. Лучше
самим выпить. А что не выпьется - разлить на снег. Так сказать, по праву
первого. Первому можно все, ибо он первый. И первые всегда берут - берут,
потому что вторые делятся...
Ларсен, вероятно, долго молчал, потому что Сашка тронул его за плечо.
- Так как, лейтенант, возвращаемся?
Помешкав, Ларсен, кивнул. Пить не хотелось, но ничего другого делать
тоже не хотелось. По витой лестнице они медленно стали спускаться вниз.
Неожиданно оказалось, что подниматься было гораздо проще. Извив постоянно
убегающей за поворот лестничной гармони кружил голову, вызывал странные
ассоциации. На секунду лейтенанту представилось, что он вовсе не на
лестнице, а внутри гигантской пустотелой раковины. Когда-то здесь обитал
моллюск - и вот он вышел прогуляться - может быть, совсем ненадолго. Как
знать, возможно, именно в эту самую минуту огромный хозяин раковины,
возвращаясь, протискивал свою желеобразную тушу под своды колоколенки,
вползал на первые ступени... Наваждение было столь сильным, что лейтенант
замедлил спуск. Выручил его Сашкин ребячливый прискок. Денщик снова
обогнал Ларсена и тем самым разрушил чары лестничной спирали. Уже через
полминуты они снова стояли под открытым небом.

От самогона болезненно молотило в висках, руки и ноги сами собой
порывались делать несуразные движения. Спрашивается: отчего пьяные пляшут?
Да от того, что не умеют ходить. Во всяком случае управление ревущим
"Хаккелем" давалось Ларсену с трудом. А сзади, держась за ременную петлю,
сидел Сашка, распевающий во все горло не то белорусские, не то украинские
песни. "Хаккель" то и дело съезжал с торной дороги в заснеженное поле,
машину начинало швырять, колеса плевались ошметками грязи, бешено
пробуксовывали. Один раз они уже перевернулись, дважды с ухарским воплем
слетал с сиденья Сашка. Ругаясь, Ларсен разворачивал мотоцикл и не сразу
находил затаившегося среди сугробов хохмача. Сашку все это здорово
веселило, Ларсена, впрочем, тоже, хотя он и чувствовал, что страшно устал.
Хотелось поскорее добраться до родных позиций, плюхнуться на еловые нары
и, закутавшись в пару казенных ватников, уснуть под заунывный бубнеж
Сержа...
Первым ИХ заметил, конечно, денщик. Иначе и быть не могло.
Расторопность в том и заключается, чтобы все увидеть, услышать и успеть
чуть раньше других. Сашка забарабанил по спине лейтенанта и заорал так,
что у обоих чуть было не лопнули барабанные перепонки.
- Воздух, лейтенант! Бестии белобрюхие летят!
От неожиданности Ларсен позволил мотоциклу вильнуть в сторону, и они
лихо съехали в кювет. Легонького Сашку зашвырнуло в кусты, а Ларсен
застонал под тяжестью заглохшего "Хаккеля".
- Не дрейфь, лейтенант! Щас спасу...
Подоспевший денщик помог ему выбраться из-под мотоцикла.
- Ее-то не разбил?
Ларсен потрогал оттопыривающуюся грудь.
- Цела.
- Ну и ладушки! - Сашка, сияя, показал лейтенанту большой палец. -
Тогда самое время задавать драпака.
Только сейчас Ларсен обратил глаза к небу.
Опасность вовсе не миновала. С дымчатой высоты, стремительно
вырастая, в степь пикировали сигарообразные корабли пришельцев. Гул
наконец-то достиг земли, сдавил уши, заставил содрогнуться. Лейтенанту не
впервые было ощущать такое. Он плевал на все эти "сигары", сдвоенные и
строенные башни, катамараны и тримараны из поднебесья, но дрожь ничуть не
зависела от разума и воли. Страх, охватывающий нутро, не был следствием
трусости. Таков был ИХ гул, заставляющий цепенеть от ужаса, кричать и
прятать лицо в ладонях. Кто-то забивался на дно окопов, кто-то терял
сознание, многие - Ларсен это знал не понаслышке - потеряв над собой
контроль, бросались бежать, срывая одежду, расцарапывая себя в кровь. От
сведущих людей доходило, что в гуле неземных кораблей присутствуют опасные
для жизни людей гармоники. Умирать, кажется, от них не умирали, но тяжелый
этот СТРАХ навещал всякий раз, и никто - ни единая живая душа, не в
состоянии был думать в такие минуты о сопротивлении...
Как и положено, первым очнулся Сашка. Сбросив с плеча свой протертый
до металлического блеска автомат, он полоснул в небо длинной очередью.
Действие абсолютно бесполезное с точки зрения логики, но помогающее прийти
в себя, восстанавливающее психическое равновесие. Ларсен поправил на
голове шапку и перекатился на спину. Смерть он предпочитал встретить лицом
к лицу. Но пикирующую эскадрилью не интересовали двое крохотных,
притаившихся на дне овражка существ, - она бомбила уже далеко впереди, где
гавкающе и нестройно начинала работать артиллерия землян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11