В таких кабачках, как тот, что выбрал мой помощник, собираются в основном рабочие порта; моряков — и тех гораздо меньше. Я сказал темноволосой толстухе официантке, что пришел от господина Сальваньяка, и меня проводили за столик в нише у самой кухни. Там мы, бесспорно, могли не опасаться нескромных ушей, зато имели немало шансов помереть от удушья. В ожидании хозяина гаража я заказал анисовку, прибывшую, очевидно, прямиком из Испании и, подозреваю, без санкции таможни и таможенников.
Сальваньяк, продолжая игру, с порога громогласно объявил, что выполнил мое поручение и зеленый «воксхолл» с полным баком уже стоит у двери кабачка. Мы обменялись рукопожатием, и владелец гаража пустился в восторженное и стопроцентно лживое описание достоинств машины, которую якобы надеялся мне продать. Поток дифирамбов «воксхоллу» прекратился лишь на минуту — пока Сальваньяк заказывал миноги и антрекоты. Рабочие за соседними столиками, сначала с интересом смотревшие на нового компаньона, быстро перестали обращать на нас внимание. Сальваньяк, несомненно, знал свое дело, и меня это порадовало. С таким помощником у меня, возможно, оставался хотя бы шанс выбраться из осиного гнезда, в которое я сунулся не рассуждая, очертя голову, из одной братской привязанности к Бертрану.
После того как официантка принесла нам антрекоты, Сальваньяк, не меняя тона, заметил:
— Во всей этой истории больше всего меня сбивает с толку жена.
— Жена?
— Мадам Гажан… Эвелин…
— Почему?
— Да просто-напросто у меня не укладывается в голове, что, раз уж парню повезло жениться на такой красотке, он мог за здорово живешь ее бросить.
И Сальваньяк нарисовал такой портрет покинутой супруги, что мне чертовски захотелось познакомиться с ней как можно скорее.
— Ну и что же?
— Эвелин Гажан — на редкость элегантная дама, явно любит роскошь и красивую жизнь… Она из тех женщин, что мечтают сорить деньгами и бесятся от несбыточности своих надежд, если положение мужа обрекает их на более скромное существование.
— А заодно и готовы на что угодно, лишь бы удовлетворить свои аппетиты?
— Думаю, да.
— Вывод: узнав от супруга (что совершенно естественно) о ценности его открытия, мадам Гажан понимает, что есть возможность заработать целое состояние, и в конце концов уговаривает Гажана позаботиться не о будущем страны, а об их собственном счастье. Так?
— Возможно.
— Значит, по-вашему, ради жены инженер мог забыть о долге?
— Познакомившись с Эвелин Гажан, вы быстро убедитесь, что парень, не слишком избалованный вниманием женщин, вряд ли сможет долго противиться ее желаниям!
— Ого!.. Вы меня так заинтересовали, что и вправду хочется поскорее взглянуть на эту даму.
— Я полагаю, вы так или иначе собирались ее допросить?
— Естественно…
— Ну так будьте осторожны!
— Не беспокойтесь, у меня хороший иммунитет. Но вернемся лучше к вашим предположениям… Итак, заручившись согласием мужа, Эвелин Гажан связала его с иностранным агентом? Но каким образом? Вряд ли она просто-напросто отправилась в какое-нибудь посольство, верно?
— Разумеется, нет. Но у мадам Гажан есть верный поклонник Фред Сужаль… Красивый малый, владелец процветающего кабаре «Кольцо Сатурна» и почти друг детства…
— А больше ничего интересного о нем не известно?
— Не знаю, но кто тут может сказать наверняка? У Сужаля бывает куча народу, и от посетителей не требуется ничего, кроме туго набитого кошелька, а в Бордо, сами понимаете, съезжаются люди со всех концов света. «Кольцо Сатурна» — идеальное место, где можно найти покупателя на любой товар.
— Тогда, вы думаете, Сужаль — сообщник?
— Не обязательно, хотя исчезновение Гажана в какой-то мере благоприятствует его ухаживаниям… Возможно, он надеется, что, коли месье Гажан больше не даст о себе знать, Эвелин наконец согласится выйти за него замуж. Впрочем, мадам Гажан часто бывает в «Кольце Сатурна» и могла сама без ведома Сужаля выйти на возможного покупателя мужниных разработок, подготовить бегство и все прочее…
— Но тогда при чем тут Бертран?
Сальваньяк отхлебнул глоток бордо. Выглядел он немного смущенным.
— Послушайте… Я бы не хотел причинять вам боль, но у вашего друга были довольно странные представления… вернее, своя собственная теория насчет того, как ему следует выполнять задание.
— Что вы имеете в виду?
— Не вздумай Тривье действовать в одиночку, наверняка и сейчас был бы жив-здоров. Когда мы виделись в последний раз, он сказал, что, кажется, вышел на очень серьезный след, но отказался объяснить, какой именно. А через несколько часов его нашли мертвым, и теперь придется все начинать заново.
На это я ничего не мог возразить, потому что и сам знал о несчастной слабости Бертрана к театральным эффектам. Он любил расследовать дело самостоятельно и до глубины души радовался, сообщая уже готовое решение. Вот только на сей раз бедняга либо не рассчитал собственные силы, либо недооценил противника…
— Бертран не говорил вам, с кем успел повидаться?
— С месье Турноном, мадам Гажан и, несомненно, Сужалем… А насчет прочих я не в курсе.
Месье Турнон, директор завода, где работал Гажан, маленький, нервный и явно встревоженный человечек, откровенно не желал ввязываться в наши дела. Встретил он меня довольно прохладно. И, даже не дав рассказать о цели моего визита, сухо прервал объяснения.
— Это излишне, месье Тони Лиссей… Мне звонили из Парижа. Я, конечно, весьма сожалею о том, что произошло с вашим коллегой, но, полагаю, таков профессиональный риск… Что до Гажана, то вот его досье, и вряд ли я сумею сказать о нем что-либо еще. Так что берите досье, если угодно — можете унести его с собой, но тогда попрошу вас оставить секретарше расписку.
Похоже, ему просто не терпелось меня спровадить.
— По правде говоря, месье Турнон, меня очень мало заботят служебные характеристики Гажана. Что меня действительно интересует — так это чисто человеческая сторона дела…
— Не понимаю…
— Ну, если не касаться работы, что он за человек?
— Вообще-то мы очень мало сталкивались вне службы… Но почему бы вам не поговорить об этом с супругой Гажана?
— Вы с ней знакомы?
Директор завода удивленно вытаращил глаза.
— Знаком ли я с ней? Естественно! Впрочем, это очаровательная женщина.
Последнюю фразу он проговорил таким тоном, будто речь шла о погоде: скажем, «дождь начинается» или «дождь кончился».
— Жена — плохой свидетель.
— В самом деле?
Мое замечание, по-видимому, крайне удивило Турнона.
— Мы не так уж много знаем о тех, с кем живем бок о бок долгие годы… — пояснил я.
— Так-так…
Директор завода как будто погрузился в бездну размышлений, но я заставил его снова выплыть на поверхность, задав очередной вопрос:
— А о чем вы разговаривали с Гажаном?
— О чисто научных проблемах.
— И никогда ни о чем другом?
— Не помню… У нас здесь очень сложная работа, месье Лиссей, и требует предельной сосредоточенности. На светскую болтовню почти не остается времени. Я всегда считал Марка блестящим инженером. Что до его личной жизни, то, согласитесь, она ни в коей мере меня не касается, не говоря уж о том, что просто не интересует…
— Но… вас не удивило бегство Гажана?
— Да, конечно, хотя я бы не сказал, что потрясен. Такое ведь случалось и раньше, не так ли?
— Быть может, Гажан дружил с кем-нибудь из коллег и держался с ним откровеннее, чем с другими?
— Не думаю… Он был весьма замкнутым человеком… К тому же ваш предшественник уже расспрашивал всех инженеров и, по-моему, не добился никаких результатов. Все случившееся, конечно, прискорбно, но какой смысл пережевывать бесцельные сожаления? Нам остается лишь попробовать смягчить последствия предательства и надеяться, что в следующий раз те, кому поручено охранять ученых, выполнят свою задачу более добросовестно. А теперь прошу прощения, месье Лиссей, но у меня масса работы…
Короче, милейший директор выставлял меня за дверь.
В крошечном предбаннике, где сидела личная секретарша Турнона, тихая женщина лет сорока, во-видимому ничуть не опечаленная тем, что уже успела изрядно обрасти жирком, я подмахнул расписку, как того требовал директор, и, разумеется, не упустил случая поговорить.
— Ваш шеф всегда такой?
— Какой?
— Неужели он и вправду так безразличен ко всему на свете и относится к посетителям, как к назойливым мухам?
Женщина улыбнулась:
— Месье Лиссей, я зарабатываю тут восемьсот франков в месяц, а потому не имею права на особое мнение о начальстве или по крайней мере не должна высказывать его вслух.
Неглупая у Турнона секретарша!
— А вы мне нравитесь, — невольно вырвалось у меня.
— Жаль, что вы не пришли сказать мне об этом лет двадцать назад… — И она без малейшего перехода добавила: — Меня зовут Сюзанна.
Это сообщение погрузило меня в некоторую растерянность, и, признаюсь, я довольно глупо брякнул в ответ:
— Очень красивое имя…
Банальность ответа явно удивила секретаршу.
— Вы находите?
— Вне всяких сомнений.
Я прикусил губу, потому как едва не ляпнул, что так звали мою маму. А секретарша, полуприкрыв глаза, пробормотала себе под нос:
— Мне нравится имя Тони… очень оригинально…
Что это, попытка вскружить мне голову? Какая нелепость! И я, поблагодарив Сюзанну (раз уж ее так зовут) за любезность, начал тихонько пятиться, но не успел переступить порог, как секретарша подала новую реплику:
— Надеюсь, мы еще увидимся? Вы мне куда больше нравитесь, чем ваш коллега!
Может, она все-таки дура или хочет намекнуть, будто знает нечто такое, о чем на работе сказать нельзя? Любопытно… И я снова подошел к ее столу.
— Так вы видели Тривье?
— Разумеется… Он, как и вы, приходил к месье Турнону.
— Сюзанна… Бертран Тривье был моим лучшим другом… вот уже десять лет… до сих пор не могу поверить, что его больше нет… Я должен поймать того, кто убил Бертрана!.. Вы можете мне помочь?
Прежде чем ответить, секретарша долго смотрела на меня своими большими и печальными, как у коровы, глазами.
— Вы… вы, должно быть, умеете любить… — проникновенно заметила она. — А ваш друг вообще не обратил на меня внимания. Мне показалось, что он воспринимает меня как часть обстановки этой комнаты… И в этом он был глубоко неправ, месье Лиссей… Секретарша, много лет проработавшая в одной фирме, волей-неволей узнает немало интересного…
— Например, о Марке Гажане?
— В частности, и о нем…
Я, от волнения вцепившись в столешницу, нагнулся к самому лицу Сюзанны.
— Послушайте… Я думаю, нам имеет смысл обсудить все это подробнее…
— Возможно.
— И где я могу найти вас после работы?
— Я живу на улице Траверсан, у самой площади Мокайю на… четвертом этаже, слева. Жду вас после восьми вечера… Может, вы отведете меня куда-нибудь поужинать?
Я не успел ответить, поскольку месье Турнон, выскочив из кабинета, бесцеремонно вмешался в наш разговор. Похоже, его так и трясло от ярости.
— Сюзанна! Это… это постыдно!.. Отвратительно! Так бросаться на шею первому встречному! И в следующий раз, когда вам вздумается разыгрывать столь смехотворные сцены соблазнения, будьте любезны хотя бы выключить интерфон! Не заставляйте меня слушать ваши глупости!
Я расстроился, что стал невольной причиной этой грубой выволочки, однако Сюзанна, судя по всему, отнеслась к упрекам шефа с невозмутимым хладнокровием. Когда Турнон, окончательно выдохшись, наконец умолк, секретарша вскинула на него глаза.
— Ты чертовски действуешь мне на нервы, Эрнест, — спокойно заметила она. — Надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет?
Месье Турнон, по всей видимости, хотел разразиться новой гневной речью, но запнулся, искоса поглядел на меня и, покраснев до ушей, исчез в кабинете.
— Ревнует, — все так же спокойно пояснила секретарша.
— Так я и подумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Сальваньяк, продолжая игру, с порога громогласно объявил, что выполнил мое поручение и зеленый «воксхолл» с полным баком уже стоит у двери кабачка. Мы обменялись рукопожатием, и владелец гаража пустился в восторженное и стопроцентно лживое описание достоинств машины, которую якобы надеялся мне продать. Поток дифирамбов «воксхоллу» прекратился лишь на минуту — пока Сальваньяк заказывал миноги и антрекоты. Рабочие за соседними столиками, сначала с интересом смотревшие на нового компаньона, быстро перестали обращать на нас внимание. Сальваньяк, несомненно, знал свое дело, и меня это порадовало. С таким помощником у меня, возможно, оставался хотя бы шанс выбраться из осиного гнезда, в которое я сунулся не рассуждая, очертя голову, из одной братской привязанности к Бертрану.
После того как официантка принесла нам антрекоты, Сальваньяк, не меняя тона, заметил:
— Во всей этой истории больше всего меня сбивает с толку жена.
— Жена?
— Мадам Гажан… Эвелин…
— Почему?
— Да просто-напросто у меня не укладывается в голове, что, раз уж парню повезло жениться на такой красотке, он мог за здорово живешь ее бросить.
И Сальваньяк нарисовал такой портрет покинутой супруги, что мне чертовски захотелось познакомиться с ней как можно скорее.
— Ну и что же?
— Эвелин Гажан — на редкость элегантная дама, явно любит роскошь и красивую жизнь… Она из тех женщин, что мечтают сорить деньгами и бесятся от несбыточности своих надежд, если положение мужа обрекает их на более скромное существование.
— А заодно и готовы на что угодно, лишь бы удовлетворить свои аппетиты?
— Думаю, да.
— Вывод: узнав от супруга (что совершенно естественно) о ценности его открытия, мадам Гажан понимает, что есть возможность заработать целое состояние, и в конце концов уговаривает Гажана позаботиться не о будущем страны, а об их собственном счастье. Так?
— Возможно.
— Значит, по-вашему, ради жены инженер мог забыть о долге?
— Познакомившись с Эвелин Гажан, вы быстро убедитесь, что парень, не слишком избалованный вниманием женщин, вряд ли сможет долго противиться ее желаниям!
— Ого!.. Вы меня так заинтересовали, что и вправду хочется поскорее взглянуть на эту даму.
— Я полагаю, вы так или иначе собирались ее допросить?
— Естественно…
— Ну так будьте осторожны!
— Не беспокойтесь, у меня хороший иммунитет. Но вернемся лучше к вашим предположениям… Итак, заручившись согласием мужа, Эвелин Гажан связала его с иностранным агентом? Но каким образом? Вряд ли она просто-напросто отправилась в какое-нибудь посольство, верно?
— Разумеется, нет. Но у мадам Гажан есть верный поклонник Фред Сужаль… Красивый малый, владелец процветающего кабаре «Кольцо Сатурна» и почти друг детства…
— А больше ничего интересного о нем не известно?
— Не знаю, но кто тут может сказать наверняка? У Сужаля бывает куча народу, и от посетителей не требуется ничего, кроме туго набитого кошелька, а в Бордо, сами понимаете, съезжаются люди со всех концов света. «Кольцо Сатурна» — идеальное место, где можно найти покупателя на любой товар.
— Тогда, вы думаете, Сужаль — сообщник?
— Не обязательно, хотя исчезновение Гажана в какой-то мере благоприятствует его ухаживаниям… Возможно, он надеется, что, коли месье Гажан больше не даст о себе знать, Эвелин наконец согласится выйти за него замуж. Впрочем, мадам Гажан часто бывает в «Кольце Сатурна» и могла сама без ведома Сужаля выйти на возможного покупателя мужниных разработок, подготовить бегство и все прочее…
— Но тогда при чем тут Бертран?
Сальваньяк отхлебнул глоток бордо. Выглядел он немного смущенным.
— Послушайте… Я бы не хотел причинять вам боль, но у вашего друга были довольно странные представления… вернее, своя собственная теория насчет того, как ему следует выполнять задание.
— Что вы имеете в виду?
— Не вздумай Тривье действовать в одиночку, наверняка и сейчас был бы жив-здоров. Когда мы виделись в последний раз, он сказал, что, кажется, вышел на очень серьезный след, но отказался объяснить, какой именно. А через несколько часов его нашли мертвым, и теперь придется все начинать заново.
На это я ничего не мог возразить, потому что и сам знал о несчастной слабости Бертрана к театральным эффектам. Он любил расследовать дело самостоятельно и до глубины души радовался, сообщая уже готовое решение. Вот только на сей раз бедняга либо не рассчитал собственные силы, либо недооценил противника…
— Бертран не говорил вам, с кем успел повидаться?
— С месье Турноном, мадам Гажан и, несомненно, Сужалем… А насчет прочих я не в курсе.
Месье Турнон, директор завода, где работал Гажан, маленький, нервный и явно встревоженный человечек, откровенно не желал ввязываться в наши дела. Встретил он меня довольно прохладно. И, даже не дав рассказать о цели моего визита, сухо прервал объяснения.
— Это излишне, месье Тони Лиссей… Мне звонили из Парижа. Я, конечно, весьма сожалею о том, что произошло с вашим коллегой, но, полагаю, таков профессиональный риск… Что до Гажана, то вот его досье, и вряд ли я сумею сказать о нем что-либо еще. Так что берите досье, если угодно — можете унести его с собой, но тогда попрошу вас оставить секретарше расписку.
Похоже, ему просто не терпелось меня спровадить.
— По правде говоря, месье Турнон, меня очень мало заботят служебные характеристики Гажана. Что меня действительно интересует — так это чисто человеческая сторона дела…
— Не понимаю…
— Ну, если не касаться работы, что он за человек?
— Вообще-то мы очень мало сталкивались вне службы… Но почему бы вам не поговорить об этом с супругой Гажана?
— Вы с ней знакомы?
Директор завода удивленно вытаращил глаза.
— Знаком ли я с ней? Естественно! Впрочем, это очаровательная женщина.
Последнюю фразу он проговорил таким тоном, будто речь шла о погоде: скажем, «дождь начинается» или «дождь кончился».
— Жена — плохой свидетель.
— В самом деле?
Мое замечание, по-видимому, крайне удивило Турнона.
— Мы не так уж много знаем о тех, с кем живем бок о бок долгие годы… — пояснил я.
— Так-так…
Директор завода как будто погрузился в бездну размышлений, но я заставил его снова выплыть на поверхность, задав очередной вопрос:
— А о чем вы разговаривали с Гажаном?
— О чисто научных проблемах.
— И никогда ни о чем другом?
— Не помню… У нас здесь очень сложная работа, месье Лиссей, и требует предельной сосредоточенности. На светскую болтовню почти не остается времени. Я всегда считал Марка блестящим инженером. Что до его личной жизни, то, согласитесь, она ни в коей мере меня не касается, не говоря уж о том, что просто не интересует…
— Но… вас не удивило бегство Гажана?
— Да, конечно, хотя я бы не сказал, что потрясен. Такое ведь случалось и раньше, не так ли?
— Быть может, Гажан дружил с кем-нибудь из коллег и держался с ним откровеннее, чем с другими?
— Не думаю… Он был весьма замкнутым человеком… К тому же ваш предшественник уже расспрашивал всех инженеров и, по-моему, не добился никаких результатов. Все случившееся, конечно, прискорбно, но какой смысл пережевывать бесцельные сожаления? Нам остается лишь попробовать смягчить последствия предательства и надеяться, что в следующий раз те, кому поручено охранять ученых, выполнят свою задачу более добросовестно. А теперь прошу прощения, месье Лиссей, но у меня масса работы…
Короче, милейший директор выставлял меня за дверь.
В крошечном предбаннике, где сидела личная секретарша Турнона, тихая женщина лет сорока, во-видимому ничуть не опечаленная тем, что уже успела изрядно обрасти жирком, я подмахнул расписку, как того требовал директор, и, разумеется, не упустил случая поговорить.
— Ваш шеф всегда такой?
— Какой?
— Неужели он и вправду так безразличен ко всему на свете и относится к посетителям, как к назойливым мухам?
Женщина улыбнулась:
— Месье Лиссей, я зарабатываю тут восемьсот франков в месяц, а потому не имею права на особое мнение о начальстве или по крайней мере не должна высказывать его вслух.
Неглупая у Турнона секретарша!
— А вы мне нравитесь, — невольно вырвалось у меня.
— Жаль, что вы не пришли сказать мне об этом лет двадцать назад… — И она без малейшего перехода добавила: — Меня зовут Сюзанна.
Это сообщение погрузило меня в некоторую растерянность, и, признаюсь, я довольно глупо брякнул в ответ:
— Очень красивое имя…
Банальность ответа явно удивила секретаршу.
— Вы находите?
— Вне всяких сомнений.
Я прикусил губу, потому как едва не ляпнул, что так звали мою маму. А секретарша, полуприкрыв глаза, пробормотала себе под нос:
— Мне нравится имя Тони… очень оригинально…
Что это, попытка вскружить мне голову? Какая нелепость! И я, поблагодарив Сюзанну (раз уж ее так зовут) за любезность, начал тихонько пятиться, но не успел переступить порог, как секретарша подала новую реплику:
— Надеюсь, мы еще увидимся? Вы мне куда больше нравитесь, чем ваш коллега!
Может, она все-таки дура или хочет намекнуть, будто знает нечто такое, о чем на работе сказать нельзя? Любопытно… И я снова подошел к ее столу.
— Так вы видели Тривье?
— Разумеется… Он, как и вы, приходил к месье Турнону.
— Сюзанна… Бертран Тривье был моим лучшим другом… вот уже десять лет… до сих пор не могу поверить, что его больше нет… Я должен поймать того, кто убил Бертрана!.. Вы можете мне помочь?
Прежде чем ответить, секретарша долго смотрела на меня своими большими и печальными, как у коровы, глазами.
— Вы… вы, должно быть, умеете любить… — проникновенно заметила она. — А ваш друг вообще не обратил на меня внимания. Мне показалось, что он воспринимает меня как часть обстановки этой комнаты… И в этом он был глубоко неправ, месье Лиссей… Секретарша, много лет проработавшая в одной фирме, волей-неволей узнает немало интересного…
— Например, о Марке Гажане?
— В частности, и о нем…
Я, от волнения вцепившись в столешницу, нагнулся к самому лицу Сюзанны.
— Послушайте… Я думаю, нам имеет смысл обсудить все это подробнее…
— Возможно.
— И где я могу найти вас после работы?
— Я живу на улице Траверсан, у самой площади Мокайю на… четвертом этаже, слева. Жду вас после восьми вечера… Может, вы отведете меня куда-нибудь поужинать?
Я не успел ответить, поскольку месье Турнон, выскочив из кабинета, бесцеремонно вмешался в наш разговор. Похоже, его так и трясло от ярости.
— Сюзанна! Это… это постыдно!.. Отвратительно! Так бросаться на шею первому встречному! И в следующий раз, когда вам вздумается разыгрывать столь смехотворные сцены соблазнения, будьте любезны хотя бы выключить интерфон! Не заставляйте меня слушать ваши глупости!
Я расстроился, что стал невольной причиной этой грубой выволочки, однако Сюзанна, судя по всему, отнеслась к упрекам шефа с невозмутимым хладнокровием. Когда Турнон, окончательно выдохшись, наконец умолк, секретарша вскинула на него глаза.
— Ты чертовски действуешь мне на нервы, Эрнест, — спокойно заметила она. — Надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет?
Месье Турнон, по всей видимости, хотел разразиться новой гневной речью, но запнулся, искоса поглядел на меня и, покраснев до ушей, исчез в кабинете.
— Ревнует, — все так же спокойно пояснила секретарша.
— Так я и подумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22