- вскричал я. - Заведующего, пожалуйста, и немедля!
- Ну, я заведующая, - глядя в сторону пустыми, как свистульки, глазами, сказала официантка. - В чем дело, гражданин?
- Отчего же вы ему поставили одно, а мне другое? - спросил я плачущим голосом.
Официантка нехотя повернула голову и некоторое время тупо наблюдала, как Фарафонов с жадностью рушит мороженое ложечкой и ест его, ест. Потом она пожала плечами и, ни слова не сказав в ответ, отошла. 7
Тут Фарафонов поднял голову, посмотрел в мою сторону, усмехнулся перепачканными губами и даже, как мне показалось, подмигнул. "Вот так-то, брат! - прочел я в его маленьких глазах. - Это надо уметь!" И нервы мои не выдержали.
- Ненавижу самоуверенных типов, - пробормотал я вполголоса и, схватив свою сиротскую вазочку, двинулся к Фарафонову с туманным намерением сказать ему что-нибудь подобающее, а если получится, то и побить. - Послушайте, приятель! - сказал я Фарафонову на подходе. - Не кажется ли вам, что со мной поступили несправедливо? Я допускаю, что вы зять буфетчицы или замаскированный ревизор, но даже в этом случае вы должны согласиться, что налицо грубое нарушение общепринятых норм...
Увы, мой развязный тон не произвел на Фарафонова ни малейшего впечатления. Кивком указав мне на свободный стул, Фарафонов продолжал увлеченно хлюпать своим мороженым, и я, потоптавшись от неловкости с полминуты, вынужден был присесть к его столу. Фарафонов кушал, низко наклонившись над вазочкой, и я во всех подробностях успел рассмотреть его большую стриженую голову, поверхность которой заметно шевелилась от движения второстепенных мышц. Похоже было, что вызвать его на ссору мне не удастся, поэтому, помолчав, я сделал уже более осторожный заход.
- Возможно, вы просто миллионный посетитель, - сказал я, пригнувшись к столу и пытаясь заглянуть в лицо Фарафонова.
Фарафонов хмыкнул с пренебрежением. Тут сочная капля сливок упала ему прямо на пуловер, и, положив ложечку на стол, Фарафонов принялся озабоченно растирать эту каплю двумя корявыми пальцами. При этом голова его была склонена к плечу, а нижняя губа оттопырилась. Я проклинал себя за то, что подошел к этому типу и заговорил первый, но как выпутаться из ситуации - мне в голову не приходило.
Покончив с каплей, Фарафонов пристально (и очень понимающе) посмотрел на меня и глуховатым голосом сказал:
- А вы мне нравитесь. По-моему, я в вас не ошибся.
- Простите? - пролепетал я, растерявшись. От этих слов повеяло безуминкой, и я, признаться, даже струхнул.
- Я говорю, вы мне понравились, - спокойно пояснил Фарафонов. - Вы сразу мне понравились, поэтому я вас сюда и привел. В такие часы здесь пусто, и можно потолковать от души.
Сомнений у меня не осталось: я умудрился нарваться на психа или на уголовника, и тут уж, как говорится, не до жиру. Поспешно взглянув на часы, я начал осторожно подниматься.
- Ох, извините, совсем забыл... - пробормотал я, сделав сокрушенное лицо. - Бегу, лечу... Приятного вам аппетита.
- Да бросьте вы! - с досадой сказал Фарафонов и взглядом усадил меня на место. Я не оговорился: именно взглядом. Меня как будто небрежно толкнули в плечо, и я безвольно плюхнулся на сиденье. - Я вас сюда привел, и без моего согласия вы не уйдете.
Я затравленно оглядел кафе: швейцар за стеклянной дверью сидел ко мне спиной и, наверно, дремал, обе женщины куда-то исчезли. Я остался с этим типом один на один, терять мне было решительно нечего, поэтому я попытался взять себя в руки.
- Во-первых, - сказал я твердо, - я пришел сюда по собственной воле, и вашего согласия мне не требуется.
- По собственной воле? - переспросил Фарафонов и ухмыльнулся самодовольно. - Ну-ну... Взгляните вон на то животное.
Я резко обернулся, ожидая увидеть нечто ужасное, но ничего достойного внимания там, позади, не заметил. В проходе между столиками стояла пожилая серая кошка. Я хорошо ее помнил: она жила в этом кафе уже несколько лет. Кошка так напряженно смотрела на нас, что хвост, спина и шея ее вытянулись в одну прямую линию, и продолжением этой линии был ее взгляд желтых, тоскливо недоумевающих глаз. Собственно, смотрела она не на меня, а на Фарафонова: чем-то он сумел ее заворожить. "Нет, вряд ли уголовник, - мелькнуло у меня в голове, - скорее заурядный псих".
- Ну и что? - спросил я тусклым голосом. - Обыкновенная домашняя кошка. Или кот. Впрочем, это, как понимаю, не имеет значения.
- Вы правы, - согласился Фарафонов, равнодушно глядя на кошку.
Тут кошка совершила поступок по меньшей мере странный. Хрипло мяукнув, она одним прыжком вскочила на мраморный столик, передними лапами обхватила стаканчик с бумажными салфетками и, прижав его к своей узкой кошачьей груди, спрыгнула на пол. Затем, ковыляя, как обезьяна, на задних лапах, она подбежала к нашему столику и, привстав на цыпочки, протянула стаканчик мне. Вид у бедной кошки при этом был ошалелый: уши приспущены, глаза скошены, морда безумно оскалена. Впрочем, и у меня, наверное, был не лучший вид, потому что Фарафонов насмешливо сказал:
- Стаканчик-то возьмите. Не стоит мучить зверюшку.
Я принял салфетки, и кошка, отпрянув, жалобно мяукнула и нелепым боковым скоком, уже на четырех ногах, умчалась в дальний угол зала. Там она забилась под стол и больше уже не выглядывала. 8
В полной растерянности я посмотрел на Фарафонова, и тут тревожная догадка шевельнулась в моей голове. Действительно, поведение мое в последние полчаса лишено было внутренней логики. Я как-то слишком быстро успокоился на улице (а по натуре остываю очень медленно), решение зайти в кафе было также чересчур импульсивным, да и привычки заводить разговор с незнакомыми людьми я за собой раньше не замечал.
- Послушайте! - сказал я с волнением. - Что вам, собственно, от меня нужно?
- Хороший вопрос, - одобрительно проговорил Фарафонов, - хороший, дельный. Особенно если учесть, что вы сами ко мне подошли.
Я открыл было рот, чтобы возразить, и не нашелся.
- Ешьте мороженое, - ласково сказал мне Фарафонов. - Таять уже начинает.
Я торопливо схватился за ложечку и, не сводя с Фарафонова взгляда, принялся есть. Мысли мои лихорадочно прыгали.
- А я тем временем попытаюсь, - продолжал Фарафонов, - взять, как говорится, быка за рога. Во избежание недоразумений спешу оговориться: я не гипнотизер и не цирковой дрессировщик, все это намного сложнее. Позвольте представиться: Фарафонов Юрий Андреевич, юрист по образованию, а в настоящее время - шофер третьего класса.
Мы оба привстали. Я вытер салфеточкой губы, назвал себя и после некоторого колебания пожал его широкую мозолистую, не очень чисто вымытую руку.
- Так вот, Володя, - сказал Фарафонов, опустившись на место. - Вы мне позволите называть вас Володя? А я для вас отныне просто Юра. Мне кажется, что мы сумеем договориться. Я на распутье, Володя, и мне нужна ваша помощь. Поверьте, роль, которую я собираюсь вам предложить, не сводится к простому ассистированию. В какой-то мере это определяющая и, я бы сказал, руководящая роль.
Я недоверчиво слушал.
- Вы можете спросить, - неторопливо продолжал Фарафонов, - на чем основан мой выбор. Да, честно говоря, ни на чем. Случайно проходя по улице, я вас увидел в тот момент, когда вы, как ошпаренный, выскочили из дверей института и со словами "Прохвост! Мерзавец!" помчались неизвестно куда. Негодование ваше показалось мне чистым, а я, признаться, неплохо разбираюсь в таких вещах: юридическая закваска. Ну и определенную роль сыграла солидная вывеска фирмы, в которой вы, видимо, служите. Короче, я последовал за вами и, извините меня за назойливость, привел вас сюда.
Я содрогнулся от неприязни, но ничего не сказал и сделал все, чтобы лицо мое осталось бесстрастным.
- Я чувствую ваше сопротивление, - заметил Фарафонов. - Сожалею, но придется провести еще один маленький эксперимент. Единственно с целью, чтобы вас убедить. Надеюсь, между нами этот эксперимент будет последним.
Глядя в упор на Фарафонова, я напрягся. Я понимал, какого рода эксперимент предстоит, и был намерен бороться до последнего.
Но Юрий Андреевич и не собирался сверлить меня взглядом. Он помолчал, поскреб щетинистый подбородок, озабоченно моргнул, волосы его затрещали сухим треском, без искры, и я готов был уже торжествовать победу, но тут неприятная дрожь прошла у меня по спине, и я услышал себя поющим.
Нет, я не просто услышал, я пел, старательно пел, широко раскрывая рот, какую-то тарабарщину вроде "Анырам о кёзал анымен...", и выходило на мотив "Я помню чудное мгновенье...", хотя слух у меня, прямо скажу, неважнецкий и мелодии такого уровня совершенно мне недоступны. Я пел дрожащим голосом, не в силах с собой совладать, чувствовал я себя преотвратно, но при всем том страстно желал допеть свою песнь до конца, и, когда Фарафонов жестом дал мне понять, что эксперимент закончен, я замолчал с неохотой.
- Ради бога, простите, - сказал Фарафонов, ласково на меня глядя. - Я отлично понимаю, как это неприятно, но, увы, другого способа вас убедить я не вижу.
- Что это было такое? - раздраженно спросил я Фарафонова.
- Один из языков тюркской группы, - пояснил Фарафонов, - который вы, естественно, не знаете.
- Слушайте, вы страшный человек! - сказал я, передернув плечами. - Как вам это удается?
- Может, все-таки гипноз? - простодушно спросил Фарафонов.
- Не считайте меня дурачком, - твердо ответил я. - Гипнозом здесь и не пахнет. Человек, находящийся под гипнозом, не может говорить на незнакомом ему языке, это строго доказано.
- Так вы ж не говорили, - кротко возразил Фарафонов. - Вы пели. И между прочим, пели довольно похабно...
- Это несущественно, - перебил я его, покраснев. - Главное - то, что я себя слышал. Слышал и не мог понять, хотя понять старался. Следовательно, сознание мое вовсе не было подавлено. Подавлена была только моя воля.
- И что же? - спросил Фарафонов.
- Да ничего. Я просто хочу узнать, как вы сами это объясняете.
- А никак! - ухмыльнувшись, сказал Юрий Андреевич. - Пользуюсь, не задумываясь. Как зажигалкой. Я просто говорю себе: человек должен сделать то-то и то-то. А отчего он это делает - меня не касается.
- Не верю! - Я с ненавистью посмотрел Фарафонову в лицо.
Юрий Андреевич снова стал серьезным.
- Зачем же так резко? - проговорил он укоризненно. - Откуда мне, шоферу третьего класса, пусть даже окончившему юридический факультет, откуда мне знать такие тонкости? Положим, для внутреннего обихода я кое-как еще свой дар объясняю. Допустим, все дело в разнице электрического потенциала спинного и головного мозга. Нормальные люди не умеют этой разницей управлять, а Фарафонов умеет. Он посылает на объект низкочастотный импульс, в котором закодирована программа действий, мысленно им проделанных. Но выносить эту доморощенную идейку на суд просвещенной публики Фарафонов стесняется. Впрочем, вы, как я понимаю, тоже не специалист.
- Какого же рода услуги вы от меня требуете?
- Во-первых, я не требую, а только хочу. Во-вторых, не услуги, а сотрудничества. Притом добровольного. Иначе, простите, наш разговор беспредметен. Я мог бы заставить вас... виноват, об этом больше ни слова. Я вижу, эта тема вам неприятна. Согласны ли вы со мною сотрудничать?
- Конечно, нет! - сказал я жестко. - По крайней мере, до тех пор, пока не узнаю, в чем это сотрудничество будет выражаться.
- Ну, это само собой! - добродушно проговорил Фарафонов. - Но прежде скажите мне откровенно: как вы считаете, возможно ли этот мой дар использовать в каких-либо высоких генеральных целях? Или же Фарафонов - пустая игрушка природы?
Вопрос Юрия Андреевича застал меня врасплох. Но, поразмыслив, я вынужден был согласиться, что дар этот небесполезен. При этом в заднем углу моего сознания метнулась смутная мыслишка о Конраде Д.Коркине, но я заставил себя о ней позабыть.
- Отлично! - с удовлетворением сказал Фарафонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9