Скользнув туда, я по притоку свежего воздуха понял, что нахожусь в пещере больших размеров. Я слышал удары о кремень, когда мой путник высекал огонь; наконец, он зажег свечу.
Сначала я мог видеть только его истощенное лицо, резкое и грубое, точно грубая резьба по дереву, с неперестававшими дергаться челюстями. Свет падал прямо на него и окружал его мутной дымкой. Вскоре он поднял свечу и медленно обвел ею вокруг себя, точно желая осветить место, на котором мы стояли. Я решил, что мы находились в подземном туннеле, который, казалось, шел в глубь земли. Здесь я мог совершенно свободно выпрямиться, настолько значительна была высота его; стены, поросшие мхом, указывали на свое давнее существование.
Там, где мы стояли, потолок обвалился, и прежний проход был загорожен, но в меловой стене была пробита новая брешь: она-то и образовывала тот узкий коридор, которым мы только что шли. Эта брешь была, по-видимому, недавно пробита; груда обломков и несколько орудий, при помощи которых совершена эта работа, лежали на пути. Мой спутник со свечой в руке, шел по туннелю, и я последовал за ним, спотыкаясь о большие камни, упавшие сверху или со стен и часто преграждавшие дорогу. – Ну как вам понравилась дорога, – с усмешкой спросил он, – видели-ли вы что-нибудь подобное в Англии?
– Никогда! – признался я.
– Подобные предосторожности были необходимы прежде в смутные времена революции. А так как теперь настали прежние смуты и неурядицы, то очень приятно и небесполезно знать несколько таких потаенных пристанищ. – Куда мы идем? – спросил я.
– А вот сюда, – отвечал он, останавливаясь перед деревянной крепко окованной железом дверью.
Он долго возился, открывая эту дверь, и все время стоял так, чтобы я не мог видеть его действий. После толчка, дверь несколько подалась и тихо повернулась на петлях. За нею начиналась очень крутая, почти отвесная лестница с обветшалыми от времени ступенями. Он слегка подтолкнул меня в дверь и запер ее за нами. Наверху этой лестницы была вторая такая же дверь, которую он открыл каки то особенно сложным способом. Я почти терял сознание, когда мы шли от болота к ломкам мела, и уже идя по подземному лабиринту, я вполне очнулся, но теперь, после всего виденного, я начал протирать себе глаза, не понимая в действительности ли это я, Луи де Лаваль, недавний обитатель Ашфорда, или я веду во сне приключения одного из сказочных героев. Эти мавссивные, обросшие мохом своды, окованные железом двери, – все это представляло собою прекрасную обстановку для сновидений, но колеблющееся пламя свечи, мой растрепанный багаж и многие другие детали моего пришедшего в полный беспорядок, костюма доказывали мне действительность всего происходящего.
Быстрая, бодрая походка моего спутника, его отрывистые замечания живо возвращали меня с небес на землю. Он раскрыл предо мною дверь и опять собственноручно запер ее, когда я пришел. На этот раз мы очутились в длинном со сводами коридоре с выстланным каменными плитами полом; коридор освещался маленькой лампочкой, тускло горевшей на длинном конце его. Два окна с железными решетками указывали, что мы снова были на земной поверхности.
Пройдя этот коридор и сделав еще несколько переходов, мы поднялись по винтовой лестнице, на верху которой была раскрыта настежь дверь; она вела в маленькую, прекрасно убранную спальню.
– К сожалению, я вам другого ничего не могу предложить, – сказал Карл.
Я не желал ничего лучше, как сбросив с себя одежды, кинуться в эту белоснежную постель, но любопытство все же превозмогло усталость. – Я очень благодарен вам, но я думаю вы не откажете в одолжении сообщить мне, где я?
– Вы в моем доме, и это все, что я вам скажу сейчас! Утром мы еще поговорим с вами на эту тему.
Он позвонил. Долговязый перепуганный слуга вбежал на этот звонок. – Барышня уже отдыхает? – спросил он.
– Да, сударь, она легла уже часа два тому назад.
– Хорошо, я сам позову вас утром. – Он закрыл мою дверь, и не успел смолкнуть вдали шум его шагов, как я уже спал крепким сном, сном усталого, измученного человека.
7. ВЛАДЕЛЕЦ ГРОСБУА
Мой хозяин оказался очень точным в своих словах, потому что, когда на другое утро я проснулся от какого-то шума, он стоял уже около моей кровати. Его серьезное, спокойное лицо, темная, скромная одежда плохо согласовывались с теми ужасными сценами, в которых он играл столь отталкивающую роль. При ярком дневом освещении, Карл казался типичным школьным учителем; это впечатление усиливалось его повелительной, но благосклонной улыбкой, с которой он посматривал на меня. Меня выводила из себя эта улыбка; я окончательно убедился, что моя душа не лежит к этому человеку, и что я до тех пор не буду чувствовать себя спокойным, пока не порву этого вынужденного знакомства. Он принес целую связку всевозможных одеяний и положил их на кресло, рядом с моей кроватью.
– Я понял из ваших слов, что ваше платье не в особенно блестящем состоянии. Боюсь, что вы по фигуре крупнее всех в моем доме, но я принес на всякий случай несколько вещей, которые могли бы пополнить ваш гардероб. Здесь же имеется бритва, мыло и зубной порошок. Я вернусь через полчаса, когда ваш туалет будет без сомнения окончен!
После внимательного осмотра, я нашел, что мои собственные одежды после основательной чистки, будут так же хороши, как и всегда; из того, что принес Карл я воспользовался нижней рубашкой и черным сатиновым галстуком.
Окончив свой туалет, я стоял у окна, глядя на белую стену, расположенную прямо напротив, когда вошел мой хозяин. Он острым, испытующим взором окинул меня и, казалось, всполне удовлетворился этим осмотром.
– Прекрасно, прекрасно, этот костюм очень идет к вам – сказал он, по обыкновению покачивчая головой, по нынешним временам относительная небрежность в костюме, следы путешествия или трудной работы гораздо моднее, чем фатовство. Я слышал, что многие дамы считают это хорошим вкусом. А теперь, будьте добры следовать за мною!
Его заботливость о моем костюме очень удивила меня, но я скоро забыл об этом, настолько поразили меня последующие события. Когда мы вышли из коридора в обширную залу, мне показалось, что я как будто видел ее где-то раньше. На стене этой комнаты висел портрет моего отца во весь рост. Я в безмолвном удивлении остановился перед портретом дорогого мне лица, а затем повернулся к Карлу и взглянул в серые, холодные глаза моего спутника, которых тот не сводил с меня.
– Вы удивлены, де Лаваль? – с оттенком удовольствия сказал он. – Ради Бога, не шутите со мной так жестоко! Кто вы, и куда вы привели меня?
В ответ на это он слегка хихикнул и положив свою морщинистую, темную руку на мое плечо, ввел меня в другую большую комнату. Посередине ее стоял со вкусом сервированный стол; около него в низком кресле сидела молодая девушка, с книгой в руках. Она встала при нашем появлении, и я увидел, что это была высокая, стройная смуглянка, с правильными чертами лица и с черными горевшими, как уголь, глазами. В ее взгляде, брошенном на меня при нашем появлении, светилась неприязнь.
– Сибилль, – сказал Карл, и при этих словах у меня захватило дыхание, – это твой кузен из Англии, Луи де Лаваль. А это, мой дорогой племянник, моя единственная дочь Сибилль Бернак.
– Так значит вы?
– Я брат вашей матери, Карл Бернак!
– Вы – мой дядя Бернак?!
Я смотрел на него, как идиот. Но почему же вы не сказали мне этого прежде? – воскликнул я.
– Я ничуть не жалею, что имел возможность спокойно понаблюдать, каким сделало английское воспитание моего племянника. Несомненно также и то, что мне труднее оказать вам более ласковый прием, чем тот, который вы получили при вашем вступлении на берег Франции. Я уверен, что Сибилль поможет мне в этом!
При этих словах он как-то неискренне улыбнулся своей дочери, продолжавшей смотреть на меня с тем же холодным, неприятным выражением лица.
Я оглянулся по сторонам и внезапно вспомнил эту обширную комнату со стенами, завешанными оружием и украшенными головами оленей. Этот вид из окна, вид на группу старых дубов, спускающегося под гору парка, вид на море, – да, я, конечно, видел их раньше! Да, я видел это именно тогда, когда семья наша еще жила в замке Гросбуа, и этот ужасный человек в платье табачного цевета, этот зловещий шпион с безжизненным лицом был именно тот, кого так часто проклинал мой бедный отец, кто выселил нас из родного гнезда, и сам поселился на нашем месте! И все же, несмотря на всю ненависть мою, я не мог забыть, что он прошлою ночью, рискуя собою, спас мне жизнь; признательность за спасение жизни и ненависть за все пережитое горе боролись во мне. Мы сели за стол, и пока я утолял голод, мой новонайденный дядя объяснял мне все, чего я не мог понять вчера. – Я почти узнал вас с первого взгляда, – сказад он, – ведь я хорошо помнил вашего отца, когда он был молодым красавцем! Вы точная копия его, хотя без лести можно сказать, что вы красивее его. Имя вашего отца было одним из известнейших от Руана до моря. Вы, я думаю, согласитесь со мною, что я с первого взгляда узнал вась и что не особенно часто можно встретить блуждающими на берегу лиц с такой старой аристократической фамилией! Я только удивился, как вы сразу не узнали местности вчера ночью. Разве вы никогда не слыхали о потайном проходе в Гросбуа?
Я смутно помнил, что будучи еще ребенком, я слышал рассказ о подземном туннеле, у которого провалилась крыша, – что сделало его в то время совершенно бесполезным.
– Совершенно верно, сказал дядя, – но когда замок попал в мои руки, то первым моим делом было вырыть новый туннель, потому что я предвидел, что в эти смутные времена он может быть очень полезен мне. Будь он починен своевременно, вашему семейству можно было-бы гораздо легче и проще бежать отсюда.
Я вспомнил все, что сохранилось в моей памяти о тех ужасных днях, когда мы, владельцы этого округа, прошли по нему, как волки, гонимые толпившейся чернью, осыпавшей нас градом ругательств, грозившей нам кулаками и бросавшей в нас камнями! Я вспомнил, что предо мной стоял именно дядя, исподтишка подготовивший катастрофу, воспользовавшийся этими тяжелыми днями, чтобы упрочить собственное благосостояние на равалинах нашего.
И когда я посмотрел на него, по его устремленным на меня глазам и догадался, что он читает все мысли, промелькнувшие в моем мозгу. – Забудем прошое, – сказал он, – то были ссоры прошлого поколения, а вы и Сибилль – представители нового!
Моя кузина и на это не проронила ни слова, она словно не замечала моего присутствия и при этих словах отца взглянула на меня так же враждебно, как и в первый раз.
– Ну, Сибилль, постарайся уверить его, что до тех пор, пока ты жива, всем семейным недоразумениям положен конец!
– Нам очень легко будет говорить об этом, отец! Не забывайте, что там в зале не ваш портрет висит, и оружие это тоже не ваше. Мы владеем землей и замком, но теперь явился наследник Лавалей, и он может сказать нам, что он не особенно доволен происшедшей переменой!
Ее темные, полные презрения глаза вызывающе смотрели на меня, ожидая ответа, но я не успел открыть рта, как отец моей кузины поторопился вмешаться в наш разговор.
– Нельзя сказать, чтобы ты очень приветливо и гостеприимно приняла своего кузена, – резко сказал он, – судьба дала нам в руки его имение, и не нам напоминать ему об этом.
– Он не нуждается в напоминаниях, – возразила она.
– Вы несправедливы ко мне, – воскликнул я, потому что очевидное презрение и нескрываемая неприязнь ко мне этой девчонки раздражали меня, – правда, я не могу забыть, что этот замок и земля наследие моих предков. Я был бы бесчувственным человеком, если бы мог забыть это, но вы ошибаетесь, думая, что это воспоминание должно наполнить горечью мою душу. Я ничего лучшего не желаю, как собственными силами устроить свою судьбу и сделать карьеру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Сначала я мог видеть только его истощенное лицо, резкое и грубое, точно грубая резьба по дереву, с неперестававшими дергаться челюстями. Свет падал прямо на него и окружал его мутной дымкой. Вскоре он поднял свечу и медленно обвел ею вокруг себя, точно желая осветить место, на котором мы стояли. Я решил, что мы находились в подземном туннеле, который, казалось, шел в глубь земли. Здесь я мог совершенно свободно выпрямиться, настолько значительна была высота его; стены, поросшие мхом, указывали на свое давнее существование.
Там, где мы стояли, потолок обвалился, и прежний проход был загорожен, но в меловой стене была пробита новая брешь: она-то и образовывала тот узкий коридор, которым мы только что шли. Эта брешь была, по-видимому, недавно пробита; груда обломков и несколько орудий, при помощи которых совершена эта работа, лежали на пути. Мой спутник со свечой в руке, шел по туннелю, и я последовал за ним, спотыкаясь о большие камни, упавшие сверху или со стен и часто преграждавшие дорогу. – Ну как вам понравилась дорога, – с усмешкой спросил он, – видели-ли вы что-нибудь подобное в Англии?
– Никогда! – признался я.
– Подобные предосторожности были необходимы прежде в смутные времена революции. А так как теперь настали прежние смуты и неурядицы, то очень приятно и небесполезно знать несколько таких потаенных пристанищ. – Куда мы идем? – спросил я.
– А вот сюда, – отвечал он, останавливаясь перед деревянной крепко окованной железом дверью.
Он долго возился, открывая эту дверь, и все время стоял так, чтобы я не мог видеть его действий. После толчка, дверь несколько подалась и тихо повернулась на петлях. За нею начиналась очень крутая, почти отвесная лестница с обветшалыми от времени ступенями. Он слегка подтолкнул меня в дверь и запер ее за нами. Наверху этой лестницы была вторая такая же дверь, которую он открыл каки то особенно сложным способом. Я почти терял сознание, когда мы шли от болота к ломкам мела, и уже идя по подземному лабиринту, я вполне очнулся, но теперь, после всего виденного, я начал протирать себе глаза, не понимая в действительности ли это я, Луи де Лаваль, недавний обитатель Ашфорда, или я веду во сне приключения одного из сказочных героев. Эти мавссивные, обросшие мохом своды, окованные железом двери, – все это представляло собою прекрасную обстановку для сновидений, но колеблющееся пламя свечи, мой растрепанный багаж и многие другие детали моего пришедшего в полный беспорядок, костюма доказывали мне действительность всего происходящего.
Быстрая, бодрая походка моего спутника, его отрывистые замечания живо возвращали меня с небес на землю. Он раскрыл предо мною дверь и опять собственноручно запер ее, когда я пришел. На этот раз мы очутились в длинном со сводами коридоре с выстланным каменными плитами полом; коридор освещался маленькой лампочкой, тускло горевшей на длинном конце его. Два окна с железными решетками указывали, что мы снова были на земной поверхности.
Пройдя этот коридор и сделав еще несколько переходов, мы поднялись по винтовой лестнице, на верху которой была раскрыта настежь дверь; она вела в маленькую, прекрасно убранную спальню.
– К сожалению, я вам другого ничего не могу предложить, – сказал Карл.
Я не желал ничего лучше, как сбросив с себя одежды, кинуться в эту белоснежную постель, но любопытство все же превозмогло усталость. – Я очень благодарен вам, но я думаю вы не откажете в одолжении сообщить мне, где я?
– Вы в моем доме, и это все, что я вам скажу сейчас! Утром мы еще поговорим с вами на эту тему.
Он позвонил. Долговязый перепуганный слуга вбежал на этот звонок. – Барышня уже отдыхает? – спросил он.
– Да, сударь, она легла уже часа два тому назад.
– Хорошо, я сам позову вас утром. – Он закрыл мою дверь, и не успел смолкнуть вдали шум его шагов, как я уже спал крепким сном, сном усталого, измученного человека.
7. ВЛАДЕЛЕЦ ГРОСБУА
Мой хозяин оказался очень точным в своих словах, потому что, когда на другое утро я проснулся от какого-то шума, он стоял уже около моей кровати. Его серьезное, спокойное лицо, темная, скромная одежда плохо согласовывались с теми ужасными сценами, в которых он играл столь отталкивающую роль. При ярком дневом освещении, Карл казался типичным школьным учителем; это впечатление усиливалось его повелительной, но благосклонной улыбкой, с которой он посматривал на меня. Меня выводила из себя эта улыбка; я окончательно убедился, что моя душа не лежит к этому человеку, и что я до тех пор не буду чувствовать себя спокойным, пока не порву этого вынужденного знакомства. Он принес целую связку всевозможных одеяний и положил их на кресло, рядом с моей кроватью.
– Я понял из ваших слов, что ваше платье не в особенно блестящем состоянии. Боюсь, что вы по фигуре крупнее всех в моем доме, но я принес на всякий случай несколько вещей, которые могли бы пополнить ваш гардероб. Здесь же имеется бритва, мыло и зубной порошок. Я вернусь через полчаса, когда ваш туалет будет без сомнения окончен!
После внимательного осмотра, я нашел, что мои собственные одежды после основательной чистки, будут так же хороши, как и всегда; из того, что принес Карл я воспользовался нижней рубашкой и черным сатиновым галстуком.
Окончив свой туалет, я стоял у окна, глядя на белую стену, расположенную прямо напротив, когда вошел мой хозяин. Он острым, испытующим взором окинул меня и, казалось, всполне удовлетворился этим осмотром.
– Прекрасно, прекрасно, этот костюм очень идет к вам – сказал он, по обыкновению покачивчая головой, по нынешним временам относительная небрежность в костюме, следы путешествия или трудной работы гораздо моднее, чем фатовство. Я слышал, что многие дамы считают это хорошим вкусом. А теперь, будьте добры следовать за мною!
Его заботливость о моем костюме очень удивила меня, но я скоро забыл об этом, настолько поразили меня последующие события. Когда мы вышли из коридора в обширную залу, мне показалось, что я как будто видел ее где-то раньше. На стене этой комнаты висел портрет моего отца во весь рост. Я в безмолвном удивлении остановился перед портретом дорогого мне лица, а затем повернулся к Карлу и взглянул в серые, холодные глаза моего спутника, которых тот не сводил с меня.
– Вы удивлены, де Лаваль? – с оттенком удовольствия сказал он. – Ради Бога, не шутите со мной так жестоко! Кто вы, и куда вы привели меня?
В ответ на это он слегка хихикнул и положив свою морщинистую, темную руку на мое плечо, ввел меня в другую большую комнату. Посередине ее стоял со вкусом сервированный стол; около него в низком кресле сидела молодая девушка, с книгой в руках. Она встала при нашем появлении, и я увидел, что это была высокая, стройная смуглянка, с правильными чертами лица и с черными горевшими, как уголь, глазами. В ее взгляде, брошенном на меня при нашем появлении, светилась неприязнь.
– Сибилль, – сказал Карл, и при этих словах у меня захватило дыхание, – это твой кузен из Англии, Луи де Лаваль. А это, мой дорогой племянник, моя единственная дочь Сибилль Бернак.
– Так значит вы?
– Я брат вашей матери, Карл Бернак!
– Вы – мой дядя Бернак?!
Я смотрел на него, как идиот. Но почему же вы не сказали мне этого прежде? – воскликнул я.
– Я ничуть не жалею, что имел возможность спокойно понаблюдать, каким сделало английское воспитание моего племянника. Несомненно также и то, что мне труднее оказать вам более ласковый прием, чем тот, который вы получили при вашем вступлении на берег Франции. Я уверен, что Сибилль поможет мне в этом!
При этих словах он как-то неискренне улыбнулся своей дочери, продолжавшей смотреть на меня с тем же холодным, неприятным выражением лица.
Я оглянулся по сторонам и внезапно вспомнил эту обширную комнату со стенами, завешанными оружием и украшенными головами оленей. Этот вид из окна, вид на группу старых дубов, спускающегося под гору парка, вид на море, – да, я, конечно, видел их раньше! Да, я видел это именно тогда, когда семья наша еще жила в замке Гросбуа, и этот ужасный человек в платье табачного цевета, этот зловещий шпион с безжизненным лицом был именно тот, кого так часто проклинал мой бедный отец, кто выселил нас из родного гнезда, и сам поселился на нашем месте! И все же, несмотря на всю ненависть мою, я не мог забыть, что он прошлою ночью, рискуя собою, спас мне жизнь; признательность за спасение жизни и ненависть за все пережитое горе боролись во мне. Мы сели за стол, и пока я утолял голод, мой новонайденный дядя объяснял мне все, чего я не мог понять вчера. – Я почти узнал вас с первого взгляда, – сказад он, – ведь я хорошо помнил вашего отца, когда он был молодым красавцем! Вы точная копия его, хотя без лести можно сказать, что вы красивее его. Имя вашего отца было одним из известнейших от Руана до моря. Вы, я думаю, согласитесь со мною, что я с первого взгляда узнал вась и что не особенно часто можно встретить блуждающими на берегу лиц с такой старой аристократической фамилией! Я только удивился, как вы сразу не узнали местности вчера ночью. Разве вы никогда не слыхали о потайном проходе в Гросбуа?
Я смутно помнил, что будучи еще ребенком, я слышал рассказ о подземном туннеле, у которого провалилась крыша, – что сделало его в то время совершенно бесполезным.
– Совершенно верно, сказал дядя, – но когда замок попал в мои руки, то первым моим делом было вырыть новый туннель, потому что я предвидел, что в эти смутные времена он может быть очень полезен мне. Будь он починен своевременно, вашему семейству можно было-бы гораздо легче и проще бежать отсюда.
Я вспомнил все, что сохранилось в моей памяти о тех ужасных днях, когда мы, владельцы этого округа, прошли по нему, как волки, гонимые толпившейся чернью, осыпавшей нас градом ругательств, грозившей нам кулаками и бросавшей в нас камнями! Я вспомнил, что предо мной стоял именно дядя, исподтишка подготовивший катастрофу, воспользовавшийся этими тяжелыми днями, чтобы упрочить собственное благосостояние на равалинах нашего.
И когда я посмотрел на него, по его устремленным на меня глазам и догадался, что он читает все мысли, промелькнувшие в моем мозгу. – Забудем прошое, – сказал он, – то были ссоры прошлого поколения, а вы и Сибилль – представители нового!
Моя кузина и на это не проронила ни слова, она словно не замечала моего присутствия и при этих словах отца взглянула на меня так же враждебно, как и в первый раз.
– Ну, Сибилль, постарайся уверить его, что до тех пор, пока ты жива, всем семейным недоразумениям положен конец!
– Нам очень легко будет говорить об этом, отец! Не забывайте, что там в зале не ваш портрет висит, и оружие это тоже не ваше. Мы владеем землей и замком, но теперь явился наследник Лавалей, и он может сказать нам, что он не особенно доволен происшедшей переменой!
Ее темные, полные презрения глаза вызывающе смотрели на меня, ожидая ответа, но я не успел открыть рта, как отец моей кузины поторопился вмешаться в наш разговор.
– Нельзя сказать, чтобы ты очень приветливо и гостеприимно приняла своего кузена, – резко сказал он, – судьба дала нам в руки его имение, и не нам напоминать ему об этом.
– Он не нуждается в напоминаниях, – возразила она.
– Вы несправедливы ко мне, – воскликнул я, потому что очевидное презрение и нескрываемая неприязнь ко мне этой девчонки раздражали меня, – правда, я не могу забыть, что этот замок и земля наследие моих предков. Я был бы бесчувственным человеком, если бы мог забыть это, но вы ошибаетесь, думая, что это воспоминание должно наполнить горечью мою душу. Я ничего лучшего не желаю, как собственными силами устроить свою судьбу и сделать карьеру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26