Вся его физиология кричала, что нужно немедленно действовать, бежать, разыскивать, рвать зубами, чувствуя на губах кровь, до боли в ногах пинать чьи-то тела... Вместо этого он остался неподвижен, напрасно пытаясь проанализировать ситуацию.
Пока было ясно одно: кто-то похитил его сына и держит в плену. Требований о выкупе не поступало.
Дальше этого Курлычкин не продвинулся ни на шаг.
Он представлял, что случится в ближайшее время. Не пройдет и пяти минут, как он буквально взорвется, разгромит весь офис. Потом... успокоится.
Пока еще ничего не ясно, а он уже разрабатывал план возмездия, причем почему-то с конца – с ужасной смерти неизвестного похитителя, у которого не было лица, а только бесформенное белесое пятно в обрамлении черных, как смоль, волос, затем встреча с ним, долгая погоня на машинах, оперативная работа всех без исключения людей группировки, инструкции, внезапно накатившее бешенство, которому способствовало получение пленки.
Все, он прошел от конца до начала и взорвался, отбросив сильной рукой кресло и срывая с окна офиса жалюзи. Оно некрасиво растянулось, походя на мехи гармошки.
В кабинет заглянул обеспокоенный, пожалуй, самый преданный друг Костя Сипягин. В течение минуты он созерцал взбесившегося друга, не смея раскрыть рот.
– Зайди, ну! – Курлычкин дышал тяжело, побагровевшая шея, стянутая наглухо застегнутым воротничком рубашки и галстуком, бугрилась вздувшимися венами. Он рванул галстук и отбросил его, другой рукой расстегивая пуговицу. – Кто передал тебе эту кассету?
– Пришла по почте ценной бандеролью. – Секунду поколебавшись, Сипягин добавил: – Оценена в сто рублей.
– Я не спрашивал, сколько она стоит!.. Ну, чего ты стоишь в дверях? Зайди, спроси, что случилось... – Курлычкин твердым шагом подошел к магнитофону и перемотал пленку.
Сипягин увидел на экране телевизора Максима, которого не могли найти в течение полутора суток.
– Весело? – спросил Курлычкин, наливая в стакан водку. Выпив одним духом, он извлек из холодильника лимон, острым ножом разрезал его надвое и выдавил в рот сок. Сморщившись, делая судорожные движения горлом, поднял отброшенное кресло. Запись тем временем закончилась.
– И все? – в полном недоумении спросил Сипягин.
– Тебе этого мало?!
– Ну... – замялся Костя, – обычно в таких случаях наговаривают условия выкупа. – И без паузы продолжил: – Думаешь, это чеченцы?
– Я ничего не думаю. – Курлычкин снова покинул свое место и возбужденно прошелся по кабинету. – Я не в состоянии соображать. Но я найду эту гадину!.. – Поскрежетав зубами, он спросил: – Кроме кассеты, должна быть квитанция, она сохранилась?
– Найду, – неопределенно ответил Сипягин.
– Передай ее и кассету нашим долбозвонам из аналитического центра, пускай немедленно включаются в работу. – Лидер «киевлян» выругался, перенося злобу на сына. – Сколько раз предупреждал засранца! Ведь только на днях из тюрьмы вытащил!
– Скорее всего это дело рук чеченцев, – снова высказался Сипягин.
Курлычкин покачал головой, надолго задумавшись.
– Нет, тут что-то другое, нутром чую. Максима снимал на пленку какой-то изощренный тип, камерой водил туда-сюда, заметил?
Сипягин кивнул. Он стоял напротив телевизора, глядя в потухший черный экран.
– Мне непонятно, – повторился Костя, – почему нет никакого сообщения?
– Еще сообщат.
От этого предположения Курлычкину стало еще хуже, и он твердо уверился, что на следующей кассете, которая, судя по всему, также придет по почте, услышит еще и сообщение. Но хоть что-нибудь услышать, хорошее или плохое, порой между ними нет особой разницы. Хуже всего жить в безвестности.
– Вот что, Костя, поднимай всех на ноги. Дело может оказаться куда серьезнее, чем я думаю. Аналитикам делать запросы аккуратно. Хотя я понимаю, что шила в мешке не утаишь, ребята поднимут весь город на уши. Если нам не удастся вернуть Максима к завтрашнему дню, придется сказать, что он уехал, не предупредив: в деревню, за границу, к черту на рога! Это прежде всего для ментов – чтобы потом они не отобрали у меня аппетитный кусок. Я зубами порву тех, кто поднял на моего сына руку.
* * *
Вчера он не дозвонился сыну ни домой, ни на дачу и послал к нему водителя. Тому пришлось возвращаться в офис, чтобы взять у Курлычкина ключи от квартиры, так как на звонки никто не отвечал.
Босс передал ему также ключи от дачи. Но ни дома, ни за городом Максима не оказалось.
Поначалу возникло только легкое беспокойство и раздражение: опять загулял и спит сейчас у какой-нибудь телки. Ближе к вечеру, когда о сыне не поступило никаких известий, беспокойство усилилось, а раздражение постепенно переросло в злобу. Ночь прошла в тревоге и ожидании. Уже под утро Курлычкин сподобился позвонить бывшей жене, матери Максима. Но нет, у нее он тоже не появлялся. Она спросила, что случилось с сыном. Он ответил, что ничего, все в порядке.
Сипягин ушел. Сейчас люди Курлычкина будут проверять места возможного нахождения сына, расспрашивать тех, кто мог его видеть прошлым вечером и ночью, соберут всех проституток в городе и с каждой потолкуют отдельно, навестят бывших друзей-товарищей, однокурсников из университета...
Просто не верится, что среди тысяч показаний, ответов и совершенно необоснованных оправданий, рожденных страхом перед старшим Курлычкиным, не прозвучит нужная информация о Максиме.
В голове слегка зашумело. Курлычкин давно не пил водку стаканами, особенно с утра. Да и стакан был особенным – тончайшего, прозрачного, как воздух, стекла, он привез его из Чехии в качестве сувенира. Повыше середины проходил тонкий золотистый ободок, до которого обычно наливают пиво в пивных барах, – он соответствовал тремстам миллилитрам.
Остальная часть предназначалась для пены, чтобы она не перемахивала через край, а красиво контрастировала с напитком прямо в стакане.
Курлычкин, наливая водку и находясь, как говорят врачи, в критическом состоянии, машинально отмерил триста граммов.
Сейчас во рту от подступившей тошноты стало кисло, и он так же неосознанно выжал в рот вторую половинку лимона. Снова поморщился, но дурнота мгновенно пропала, лишь зубы с невидимым налетом лимонной кислоты показались ему грубо сделанными протезами. В голове всплыло давно забытое слово «оскомина».
Обычно его завтрак приходился на двенадцать часов дня, сейчас часы показывали десять, но голод обрушился на него, затмевая возникшую проблему.
Курлычкин ел жадно, руки покрылись слоем жира: у кусков жареной красной рыбы он съедал только брюшную часть, остальное бросал в корзину для бумаг.
Потянувшись к очередному куску, раздумал и налил в стакан водки.
В кабинете он был один. Сторонний наблюдатель сделал бы вывод, что этого человека долго держали взаперти – без пищи и воды. И вот он вырвался на свободу и с лихвой, торопясь, наверстывает упущенное.
Спиртное подействовало на этот раз как свежий бодрящий воздух после душной комнаты. Неожиданно для себя Курлычкин сделал вывод, что поиски Максима силами его боевиков ничего не дадут, разве что наделают шума, и каждый в городе будет знать о похищении. Добавят масла в огонь запросы аналитиков, которые приходили в свой офис действительно как на работу, честно отсиживая за компьютерным оборудованием положенные восемь часов, семь из которых уходили на всевозможные игры.
Работы у них было мало, но это заслуга самого Курлычкина, чей авторитет не допускал чрезвычайных ситуаций. Практически аналитики были нужны на крайний случай, не считая деловых запросов о той или иной фирме, о том или другом человеке, которым мог заинтересоваться лидер «киевлян». Они отрабатывали любую информацию в короткие сроки, используя свои связи в правоохранительных органах, в некоторых случаях пользовались системой радиоперехвата.
Все же пока он решил не связываться с силовыми ведомствами Юрьева, может быть, его люди своими силами смогут выйти на след похитителей. А потом после определенных мероприятий можно будет представить дело о похищении в другом свете, красном, под сиянием которого Максим забыл о любящем отце в объятиях проститутки.
В голове всплыли слова: «Ты что, такой неуемный в плане секса?» – их Он произнес в тюрьме, когда отчитывал сына. А что, если его похищение напрямую связано с делом об изнасиловании? Об этом Курлычкин подумал только сейчас, хотя мог бы сообразить сразу. Тем более что потерпевшую не нашли ни он, ни следователь, ведущий это дело. Действительно, девица и ее родители как в воду канули.
Он снял трубку телефона и позвонил аналитикам, высказав свою версию.
* * *
Современных русских бандитов часто представляют, как братков с тяжелым затылком, пустым черепом и неосмысленным угрожающим мычанием вместо хотя бы примитивной речи.
Станислав Сергеевич Курлычкин и его приближенные, даже рядовые члены бригад, за редким исключением, не были приматами. В лидере «киевлян» успешно сочетались жестокость и трезвый ум, хладнокровие, которое с непостижимой быстротой могло превратиться в откровенную несдержанность, что сегодня проявилось довольно наглядно, решительность и устремленность.
В преступных сообществах существуют четкие разграничения, и на виду, как правило, оказываются именно те, кто так похож на примата, отсюда и суждение о новорусских братках.
Симбиоз воровских понятий и коммерческих, сдобренных чисто боевыми качествами, – это и есть сущность современной преступной организации. У «киевлян» был даже совет директоров, который возглавлял Курлычкин. Недавно, как на политическом олимпе страны, произошел передел власти, и наверху остались только сам лидер, его помощник Костя Сипягин да финансовый директор. На палубе ниже классом, но не за бортом, конечно, расположились люди, курировавшие работу ряда банков и страховых фирм.
Их группа целомудренно именовалась Ассоциацией экономического взаимодействия. Еще ниже находились риэлторские группы, подавляющая часть которых занималась обычным рэкетом, присматривая за коммерческими рынками и процветающими частниками.
И, наконец, последнее сословие, которое даже лидеру «киевлян» представлялось неприкасаемым: собственно боевики, которые по мере надобности привлекались любой из вышестоящих групп и, с ростом авторитета преступного сообщества, по большому счету, служили в качестве устрашения. В какой-то степени именно они стали «торговой» маркой.
В качестве отдельных звеньев можно было назвать тех, кто специализировался на междоусобных разборках, не давая зарасти бурьяном лучшим участкам городского погоста, и аналитический отдел – бывших офицеров правоохранительных органов, принявших предложение потрудиться на Станислава Сергеевича.
И вся эта армия сейчас работала, пытаясь выйти на след похитителей сына лидера «киевлян».
Когда злоумышленников найдут, к работе подключится Иван Мигунов, так удачно разработавший план возмездия над судьей Ширяевой, редкие воспоминания о которой продолжали вызывать в Курлычкине чувство омерзения и довольства. Затем Мигунов уступит место другим исполнителям. Или нет – местью займется сам Курлычкин.
Кем бы ни были похитители, с их мозгами явно не все в порядке – бросать вызов лидеру мощной группировки! Даже если предположение Сипягина окажется верным и Максим действительно находится в руках чеченцев, это ровным счетом ничего не значит – Курлычкин один раз показал, кто хозяин в городе, постреляв, как куропаток, чернобровых гостей, заявивших права на автомобильный бизнес. Прошло с тех пор много лет, однако чеченцы признали права Курлычкина. Он не банкир, не крупный бизнесмен.
С такими людьми не разговаривают на языке ультиматума – просто так не принято. Стало быть, Сипягин не прав.
К двенадцати часам дня он не выдержал и снова позвонил, на этот раз связавшись с Сипягиным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Пока было ясно одно: кто-то похитил его сына и держит в плену. Требований о выкупе не поступало.
Дальше этого Курлычкин не продвинулся ни на шаг.
Он представлял, что случится в ближайшее время. Не пройдет и пяти минут, как он буквально взорвется, разгромит весь офис. Потом... успокоится.
Пока еще ничего не ясно, а он уже разрабатывал план возмездия, причем почему-то с конца – с ужасной смерти неизвестного похитителя, у которого не было лица, а только бесформенное белесое пятно в обрамлении черных, как смоль, волос, затем встреча с ним, долгая погоня на машинах, оперативная работа всех без исключения людей группировки, инструкции, внезапно накатившее бешенство, которому способствовало получение пленки.
Все, он прошел от конца до начала и взорвался, отбросив сильной рукой кресло и срывая с окна офиса жалюзи. Оно некрасиво растянулось, походя на мехи гармошки.
В кабинет заглянул обеспокоенный, пожалуй, самый преданный друг Костя Сипягин. В течение минуты он созерцал взбесившегося друга, не смея раскрыть рот.
– Зайди, ну! – Курлычкин дышал тяжело, побагровевшая шея, стянутая наглухо застегнутым воротничком рубашки и галстуком, бугрилась вздувшимися венами. Он рванул галстук и отбросил его, другой рукой расстегивая пуговицу. – Кто передал тебе эту кассету?
– Пришла по почте ценной бандеролью. – Секунду поколебавшись, Сипягин добавил: – Оценена в сто рублей.
– Я не спрашивал, сколько она стоит!.. Ну, чего ты стоишь в дверях? Зайди, спроси, что случилось... – Курлычкин твердым шагом подошел к магнитофону и перемотал пленку.
Сипягин увидел на экране телевизора Максима, которого не могли найти в течение полутора суток.
– Весело? – спросил Курлычкин, наливая в стакан водку. Выпив одним духом, он извлек из холодильника лимон, острым ножом разрезал его надвое и выдавил в рот сок. Сморщившись, делая судорожные движения горлом, поднял отброшенное кресло. Запись тем временем закончилась.
– И все? – в полном недоумении спросил Сипягин.
– Тебе этого мало?!
– Ну... – замялся Костя, – обычно в таких случаях наговаривают условия выкупа. – И без паузы продолжил: – Думаешь, это чеченцы?
– Я ничего не думаю. – Курлычкин снова покинул свое место и возбужденно прошелся по кабинету. – Я не в состоянии соображать. Но я найду эту гадину!.. – Поскрежетав зубами, он спросил: – Кроме кассеты, должна быть квитанция, она сохранилась?
– Найду, – неопределенно ответил Сипягин.
– Передай ее и кассету нашим долбозвонам из аналитического центра, пускай немедленно включаются в работу. – Лидер «киевлян» выругался, перенося злобу на сына. – Сколько раз предупреждал засранца! Ведь только на днях из тюрьмы вытащил!
– Скорее всего это дело рук чеченцев, – снова высказался Сипягин.
Курлычкин покачал головой, надолго задумавшись.
– Нет, тут что-то другое, нутром чую. Максима снимал на пленку какой-то изощренный тип, камерой водил туда-сюда, заметил?
Сипягин кивнул. Он стоял напротив телевизора, глядя в потухший черный экран.
– Мне непонятно, – повторился Костя, – почему нет никакого сообщения?
– Еще сообщат.
От этого предположения Курлычкину стало еще хуже, и он твердо уверился, что на следующей кассете, которая, судя по всему, также придет по почте, услышит еще и сообщение. Но хоть что-нибудь услышать, хорошее или плохое, порой между ними нет особой разницы. Хуже всего жить в безвестности.
– Вот что, Костя, поднимай всех на ноги. Дело может оказаться куда серьезнее, чем я думаю. Аналитикам делать запросы аккуратно. Хотя я понимаю, что шила в мешке не утаишь, ребята поднимут весь город на уши. Если нам не удастся вернуть Максима к завтрашнему дню, придется сказать, что он уехал, не предупредив: в деревню, за границу, к черту на рога! Это прежде всего для ментов – чтобы потом они не отобрали у меня аппетитный кусок. Я зубами порву тех, кто поднял на моего сына руку.
* * *
Вчера он не дозвонился сыну ни домой, ни на дачу и послал к нему водителя. Тому пришлось возвращаться в офис, чтобы взять у Курлычкина ключи от квартиры, так как на звонки никто не отвечал.
Босс передал ему также ключи от дачи. Но ни дома, ни за городом Максима не оказалось.
Поначалу возникло только легкое беспокойство и раздражение: опять загулял и спит сейчас у какой-нибудь телки. Ближе к вечеру, когда о сыне не поступило никаких известий, беспокойство усилилось, а раздражение постепенно переросло в злобу. Ночь прошла в тревоге и ожидании. Уже под утро Курлычкин сподобился позвонить бывшей жене, матери Максима. Но нет, у нее он тоже не появлялся. Она спросила, что случилось с сыном. Он ответил, что ничего, все в порядке.
Сипягин ушел. Сейчас люди Курлычкина будут проверять места возможного нахождения сына, расспрашивать тех, кто мог его видеть прошлым вечером и ночью, соберут всех проституток в городе и с каждой потолкуют отдельно, навестят бывших друзей-товарищей, однокурсников из университета...
Просто не верится, что среди тысяч показаний, ответов и совершенно необоснованных оправданий, рожденных страхом перед старшим Курлычкиным, не прозвучит нужная информация о Максиме.
В голове слегка зашумело. Курлычкин давно не пил водку стаканами, особенно с утра. Да и стакан был особенным – тончайшего, прозрачного, как воздух, стекла, он привез его из Чехии в качестве сувенира. Повыше середины проходил тонкий золотистый ободок, до которого обычно наливают пиво в пивных барах, – он соответствовал тремстам миллилитрам.
Остальная часть предназначалась для пены, чтобы она не перемахивала через край, а красиво контрастировала с напитком прямо в стакане.
Курлычкин, наливая водку и находясь, как говорят врачи, в критическом состоянии, машинально отмерил триста граммов.
Сейчас во рту от подступившей тошноты стало кисло, и он так же неосознанно выжал в рот вторую половинку лимона. Снова поморщился, но дурнота мгновенно пропала, лишь зубы с невидимым налетом лимонной кислоты показались ему грубо сделанными протезами. В голове всплыло давно забытое слово «оскомина».
Обычно его завтрак приходился на двенадцать часов дня, сейчас часы показывали десять, но голод обрушился на него, затмевая возникшую проблему.
Курлычкин ел жадно, руки покрылись слоем жира: у кусков жареной красной рыбы он съедал только брюшную часть, остальное бросал в корзину для бумаг.
Потянувшись к очередному куску, раздумал и налил в стакан водки.
В кабинете он был один. Сторонний наблюдатель сделал бы вывод, что этого человека долго держали взаперти – без пищи и воды. И вот он вырвался на свободу и с лихвой, торопясь, наверстывает упущенное.
Спиртное подействовало на этот раз как свежий бодрящий воздух после душной комнаты. Неожиданно для себя Курлычкин сделал вывод, что поиски Максима силами его боевиков ничего не дадут, разве что наделают шума, и каждый в городе будет знать о похищении. Добавят масла в огонь запросы аналитиков, которые приходили в свой офис действительно как на работу, честно отсиживая за компьютерным оборудованием положенные восемь часов, семь из которых уходили на всевозможные игры.
Работы у них было мало, но это заслуга самого Курлычкина, чей авторитет не допускал чрезвычайных ситуаций. Практически аналитики были нужны на крайний случай, не считая деловых запросов о той или иной фирме, о том или другом человеке, которым мог заинтересоваться лидер «киевлян». Они отрабатывали любую информацию в короткие сроки, используя свои связи в правоохранительных органах, в некоторых случаях пользовались системой радиоперехвата.
Все же пока он решил не связываться с силовыми ведомствами Юрьева, может быть, его люди своими силами смогут выйти на след похитителей. А потом после определенных мероприятий можно будет представить дело о похищении в другом свете, красном, под сиянием которого Максим забыл о любящем отце в объятиях проститутки.
В голове всплыли слова: «Ты что, такой неуемный в плане секса?» – их Он произнес в тюрьме, когда отчитывал сына. А что, если его похищение напрямую связано с делом об изнасиловании? Об этом Курлычкин подумал только сейчас, хотя мог бы сообразить сразу. Тем более что потерпевшую не нашли ни он, ни следователь, ведущий это дело. Действительно, девица и ее родители как в воду канули.
Он снял трубку телефона и позвонил аналитикам, высказав свою версию.
* * *
Современных русских бандитов часто представляют, как братков с тяжелым затылком, пустым черепом и неосмысленным угрожающим мычанием вместо хотя бы примитивной речи.
Станислав Сергеевич Курлычкин и его приближенные, даже рядовые члены бригад, за редким исключением, не были приматами. В лидере «киевлян» успешно сочетались жестокость и трезвый ум, хладнокровие, которое с непостижимой быстротой могло превратиться в откровенную несдержанность, что сегодня проявилось довольно наглядно, решительность и устремленность.
В преступных сообществах существуют четкие разграничения, и на виду, как правило, оказываются именно те, кто так похож на примата, отсюда и суждение о новорусских братках.
Симбиоз воровских понятий и коммерческих, сдобренных чисто боевыми качествами, – это и есть сущность современной преступной организации. У «киевлян» был даже совет директоров, который возглавлял Курлычкин. Недавно, как на политическом олимпе страны, произошел передел власти, и наверху остались только сам лидер, его помощник Костя Сипягин да финансовый директор. На палубе ниже классом, но не за бортом, конечно, расположились люди, курировавшие работу ряда банков и страховых фирм.
Их группа целомудренно именовалась Ассоциацией экономического взаимодействия. Еще ниже находились риэлторские группы, подавляющая часть которых занималась обычным рэкетом, присматривая за коммерческими рынками и процветающими частниками.
И, наконец, последнее сословие, которое даже лидеру «киевлян» представлялось неприкасаемым: собственно боевики, которые по мере надобности привлекались любой из вышестоящих групп и, с ростом авторитета преступного сообщества, по большому счету, служили в качестве устрашения. В какой-то степени именно они стали «торговой» маркой.
В качестве отдельных звеньев можно было назвать тех, кто специализировался на междоусобных разборках, не давая зарасти бурьяном лучшим участкам городского погоста, и аналитический отдел – бывших офицеров правоохранительных органов, принявших предложение потрудиться на Станислава Сергеевича.
И вся эта армия сейчас работала, пытаясь выйти на след похитителей сына лидера «киевлян».
Когда злоумышленников найдут, к работе подключится Иван Мигунов, так удачно разработавший план возмездия над судьей Ширяевой, редкие воспоминания о которой продолжали вызывать в Курлычкине чувство омерзения и довольства. Затем Мигунов уступит место другим исполнителям. Или нет – местью займется сам Курлычкин.
Кем бы ни были похитители, с их мозгами явно не все в порядке – бросать вызов лидеру мощной группировки! Даже если предположение Сипягина окажется верным и Максим действительно находится в руках чеченцев, это ровным счетом ничего не значит – Курлычкин один раз показал, кто хозяин в городе, постреляв, как куропаток, чернобровых гостей, заявивших права на автомобильный бизнес. Прошло с тех пор много лет, однако чеченцы признали права Курлычкина. Он не банкир, не крупный бизнесмен.
С такими людьми не разговаривают на языке ультиматума – просто так не принято. Стало быть, Сипягин не прав.
К двенадцати часам дня он не выдержал и снова позвонил, на этот раз связавшись с Сипягиным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56