Бездеятельный, язвительный, энергичный, скучающий? Поди знай! Фрэнсис постоянно взмахивал кнутом. Потом ни с того ни с сего он заявил, что хотел бы сыграть в кино роль бен-Гура.
– Этот Лерри Кестеван, – сообщил он доверительным тоном, – завзятый киношник. Это в наше время весьма престижное занятие, как вы знаете. Ему но плечу как Бернард Шоу, так и Микки-Маус. Кроме того, он красив как черт, как говорят мне женщины, потому что способен выглядеть брутальнее всех на студии «Элстри», которая специализируется на производстве сериалов. Вот так! Надо быть брутальным. В старые времена герой доказывал свою возмужалость, нанося удар по кумполу противника, а теперь доказывает это, разбивая в кровь физиономию героини. Мужественность – превыше всего. Эй, там!
Фрэнсис взмахнул кнутом, затем, откинув голову, залился почти беззвучным смехом, который (как позже заметит Тэрлейн) так поразительно напоминал смех его отца.
Доктор Тэрлейн вежливо произнес:
– Похоже, вы не слишком симпатизируете этому мистеру Кестевану.
– Ну что вы! – изумился Фрэнсис. – Он славный малый. И разве я не сказал, что он снимается в кино? Господи, я хотел сказать, какие у него возможности. А вы разве не хотели бы сниматься в кино? Уверен, каждый бы хотел! Вообразите себя в форме офицера Иностранного легиона или бен-Гуром. «Эй, вы, подонки на галерах! Я превращу вас в пыль раньше всякого Антиоха! Клянусь Юпитером!» – произнес он с пафосом.
Тэрлейн подумал, что этот молодой человек имеет обыкновение озвучивать то, о чем все думают, но никто не говорит вслух. Взглянув налево, он увидел совсем близко башни замка, окрашенные закатом в пурпурный цвет, на фоне алеющего неба над купами деревьев.
– Баустринг, – объявил Фрэнсис, взмахнув кнутом. Двуколка благополучно миновала каменные воротные столбы, и лошадиные копыта звонко зацокали по гравию.
– Между прочим, – хохотнул Фрэнсис, – одна кинокомпания намеревалась использовать наш замок для съемок эпических фильмов. Думаю, было бы очень интересно смотреть, как вояки падают со стен. Даже хотели использовать арсенал папаши… У него, знаете ли, видимо-невидимо этого добра. Штук пятьдесят, по меньшей мере, комплектов полного снаряжения и несчетное количество оружия – все в одном зале. Но батюшка и слушать об этом не захотел. Между прочим, сэр, – он взглянул на сэра Джорджа, – у нас тут недавно приключился небольшой переполох. Было довольно забавно. С одной из горничных.
Доктору Тэрлейну показалось, что сэр Джордж пристально посмотрел перед собой, прежде чем поднял глаза. Но в извилистой аллее под дубами было темно, и доктор не был в этом уверен.
– Да? – спросил сэр Джордж. – И что же это за горничная?
– Это Дорис. Она из Уэссекса, а если точнее – из Сомерсета. Хорошенькая малышка, но суеверная до жути, как все они на западе. Она мне как-то сказала, что если пристально смотреть в зеркало в темноте, то можно увидеть за своей спиной дьявола. – Фрэнсис хмыкнул. – Короче говоря, она до смерти испугалась.
– Что же ее так напугало?
– Понимаете, ей показалось, будто экспонат папашиного музея – посреди лестницы, то есть там, где его не должно быть. Вот так.
Сэр Джордж посмотрел на него. Потом уткнул лицо в воротник.
– Ну и ну! – сказал он. – Это весьма занятно. И что эта фигура в доспехах делала?
– Ничего. Просто стояла там и смотрела на нее, как она сказала. Дорис была страшно напугана. Конечно, все это весьма сомнительно, но она уверена, что видела длинные острия на пальцах латной рукавицы, похожие на ногти.
Майкл Тэрлейн задумался.
– А в Баустринге, случайно, не водятся привидения, мистер Стайн? – неожиданно спросил он.
– В том-то и дело, что не водятся! – вздохнул Фрэнсис. – Даже обидно, черт возьми! Не обзавестись привидением за пять сотен лет – недальновидность какая-то! Мой папаша подробно расскажет вам об этом замке, если захотите… Но, скажу я вам…
– Да ладно, хватит об этом! – прервал его сэр Джордж, в то время как Тэрлейн смотрел на Фрэнсиса во все глаза.
– Я исследовал перила лестницы, – продолжал Фрэнсис. – Той, парадной, которая в конце Большого зала, у нее еще поручень шириной со ступню.
– И что? – спросил Тэрлейн.
– Я покажу вам кое-что, когда приедем, – ответил Фрэнсис, глубокомысленно хмыкнув. – Ну а потом, когда кто-то стянул тетиву…
– Какую тетиву? – встрепенулся сэр Джордж.
– Сейчас объясню. У моего папаши есть особый зал – футов девяносто длиной и высотой в два этажа, – где к тому же дьявольски холодно… Там у него рыцарские доспехи, снаряжение и все такое. В стеклянных шкафах и витринах… Один парень из Британского музея помог ему все там обустроить. Слева от входа вдоль стены стоит пара стеклянных шкафов со всякими арбалетами. Арбалет, как вы, конечно, знаете, – это такое метательное оружие. Забавная штуковина, скажу я вам. Стальной лук укреплен на деревянном станке или ложе, тетива натягивается поворотом ворота, рычага такого. Короче, берете короткую стрелу, помещаете ее на тетиву, оттягиваете тетиву до упора, то бишь до вращающейся гайки на середине ложа… – Фрэнсис нахмурился и пощипал переносицу. – На чем я остановился?
– На вращающейся гайке, – сказал сэр Джордж. – Но будь добр, не продолжай, мы поняли. Между прочим, у твоего отца весьма редкие экземпляры арбалета и абсолютно подлинные, включая тетиву. И что же произошло?
– Кто-то залез в такой стеклянный шкаф. Их ведь никогда не запирают и, понимаете ли… Н-да! – Фрэнсис покачал головой. – И украли…
– Хочешь сказать, кто-то отцепил тетиву?
– Совершенно верно. А для чего, как вы думаете? Впрочем, это не важно. Я так папаше и сказал. Он и сам это знает. Тетива ведь не подлинная. Когда-то была… Дело в том, когда я был ребенком, я всегда хотел посмотреть, как пуляют эти штуковины. Короче, мне хотелось прострелить дыры в оконных стеклах. А уж о том, чтобы всадить стрелу кому-нибудь в задницу, как это делают в кино, я и не мечтал. Кстати, по поводу кино, я вспоминаю…
– Оставь это! – прервал его сэр Джордж. – И что с тем арбалетом?
– Ну, я утащил арбалет и попытался выстрелить, но тетива оказалась совершенно гнилой. Я слегка повернул ворот, и… она порвалась. Папаша пришел в ярость, чуть не убил меня. В общем заменили тетиву на новую, крепкую, XX столетия, так что на самом деле не имеет никакого значения, что ее теперь украли. Я прав?
Тэрлейн взглянул в сгущавшихся сумерках на сэра Джорджа, и ему показалось, что тот дремлет. Спустя какое-то время его внимание привлек новый звук, сопровождавший дребезжание двуколки. Он прислушался: звук этот становился все громче и мелодичней.
– Это наш водопад, – сказал Фрэнсис, увидев, что Тэрлейн озирается. – Папаша настаивал на том, чтобы сохранить крепостной ров с водой. Но это невозможно, понимаете ли, по санитарным соображениям. Вода в нем застаивается – мошки, комары, москиты, – можно запросто схватить лихорадку. Интересно, как с этим справлялись в прежние времена? На нашей территории, возле холма, протекал большой ручей. Так папаша нанял мелиораторов, которые повернули его, соорудили запруду, вычистили и сделали все, что полагается, и теперь ручей падает в ров с высоты, и у нас все время чистая вода. Разумно, не правда ли?
Фрэнсис натянул поводья и слегка стеганул лошадь по крупу. Двуколка повернула, и сразу рокот водопада усилился, а среди дубов засветились огни Баустринга. Так как они подъезжали к замку в сумерках, Тэрлейну мало что удалось разглядеть. Хотя он различил каменный парапет рва и мостовую, ведущую к воротам с двумя круглыми башнями, по бокам, не превышавшими высоту сорокафутовых стен, с темными узкими бойницами и освещенными остроконечными окнами, желтый свет которых выделялся на фоне причудливо переплетающихся ветвей. Черные на фоне серого неба зубцы стен соединялись с двумя высокими круглыми башнями по сторонам фасада здания. На красноватой черепичной крыше располагались ярусами шеренги дымовых труб. Над зубцами донжона в небо взмывал флагшток.
Двуколка покатила к воротам.
– Эй, вы, там! – крикнул Фрэнсис.
Над воротами мгновенно зажегся белый круглый фонарь.
– Папаша не жалует электрическое освещение, – сказал Фрэнсис, – но ему пришлось пойти на уступки большинству. Господи, я совсем окоченел! Нам всем надо выпить виски. Эй, вы, там, пошевеливайтесь!
Два лакея выскочили из распахнувшейся огромной калитки. Один из них забрал багаж, другой перегнал двуколку за угол замка к конюшням. Тэрлейн продрог и потирал руки. В стене распахнулись ворота, открыв длинный и узкий двор, вымощенный булыжником. Передняя часть замка выгибалась дугой параллельно внешней стене. Лишь часть светящихся кое-где окон была видна с дороги – их загораживала стена, – но двор оказался гостеприимно залит светом. Перед распахнутой парадной дверью располагалась терраса с балюстрадой, на которую вели несколько пологих ступенек, светились окна, украшенные по центру стекла гербами. В стенах, толщина которых, как подумал Тэрлейн, была не менее восьми футов, вглядевшись, он разглядел лестницы, ведущие к зубцам наружной стены. Но времени на то, чтобы разглядеть все это, не оставалось. Переступив порог, он остановился как вкопанный.
В центре Большого зала Баустринга маленький сутулый человечек в грязном белом балахоне, подпрыгивая на цыпочках, размахивал молотком и странным образом напоминал дрессированного козла.
– Мне нужны мои латные рукавицы, слышишь? – проблеял он. – Где мои латные рукавицы?
Глава 2
ПРОПАВШИЕ ЛАТНЫЕ РУКАВИЦЫ
«Нечто безрассудное, неблагопристойное и зловещее» – вот так сказал в купе поезда Джордж, тучный, страдающий одышкой, с руками, опирающимися на колени, и с серьезным лицом. Эти слова мгновенно вспомнились Тэрлейну в Большом зале Баустринга.
Скорее уж нелепое и абсурдное! Он с трудом заставил себя оторвать взгляд от лорда Рейла.
Тэрлейн представил себе университетскую аудиторию: амфитеатр скамеек и себя самого, с педантичностью кладущего часы на стол. Он всегда вертел в руках эти часы, читая лекцию. Смотрел в сторону широких окон в конце аудитории и никогда не интересовался тем, слушают ли его студенты. Он полагал, что сможет донести свои мысли в их точном, внушающем трепет смысле. И он всегда хвалил себя за то, что справился со столь коварной темой «Размышления о страхе».
Базисом всякого страха, утверждал он, является нелепость, абсурдность, но это положение не прослеживается в ряде общеизвестных примеров. Однако в Баустринге он обнаружил признак того, что было до нелепости абсурдно. И это привело его в замешательство. Пэр Англии кривляется, подпрыгивает, взвизгивает, требуя пару каких-то латных рукавиц.
Лорд Рейл резко повернулся, и из его дырявого кармана выпали гвозди. Он поспешно наклонился, собрал гвозди и снова выпрямился.
Тот, к кому он обращался, переминался с ноги на ногу, поглядывая на прибывших. Это был молодой человек, низенький и коренастый, с кожаным портфелем в руках. У него было круглое лицо, темные усы полумесяцем, брови полумесяцем и невыразительные глаза. Он то и дело промокал платком свой лоб, жестикулировал и бормотал что-то невнятное.
Потрясая костлявой рукой, лорд Рейл снова обрушился на него.
– Я хочу с этим покончить! – взвизгнул он. – Будь я проклят, если стану терпеть такое. Мне нужны мои латные рукавицы. Сначала та тетива, а теперь вот моя лучшая пара средневековых латных рукавиц! Куда они делись? Что ты сделал с ними? Я желаю знать!
– Пожалуйста, сэр! – Молодой человек, взмахнув портфелем, понизил голос. – У нас гости…
– Гости или не гости, – заблеял лорд Рейл, – я хочу свои латные рукавицы! Это безобразие, вот что это такое. Возмутительно! Где они?
– Говорю вам, сэр, я не брал ваши латные рукавицы! Понятия не имею, где они. Откуда мне знать? Я не несу ответственность…
– Вздор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28