Шесть баксов и пригоршня мелких монет — сдача за фунт фисташек. Лютер оттеснил стремившегося услужить молодого помощника, долю секунды казалось, что он вот-вот ударит паренька за то, что тот положил его драгоценные фисташки в чужой пакет. Лютер сунул упаковку в карман пальто и быстро вышел из магазина.
Возле витрины, которую украшал старый мексиканец с трубкой, собралась кучка зевак. Сейчас он устанавливал в ней маленьких роботов, которым предстояло с трудом пробиваться через сугробы искусственного снега, и это почему-то приводило зевак в полный и ничем не объяснимый восторг. Лютер с трудом протолкнулся к краю тротуара, при этом он шагнул вправо, а не влево. Как и следовало ожидать, левый ботинок тут же дюймов на пять увяз в жидкой снежной кашице. Он снова застыл как вкопанный, сквозь зубы втягивая ледяной воздух и на чем свет кляня старика мексиканца, его роботов, зевак и чертовы фисташки. Потом приподнял ногу, начал стряхивать грязь с манжет брюк, потом отчаялся и просто замер у обочины, а издали из микрофона доносились перезвон колокольчиков и песенка «Санта-Клаус идет к нам в город», и на тротуаре было не протолкнуться от веселых зевак, прохожих и покупателей, но с каждой секундой Лютер все больше ненавидел Рождество.
Ко времени когда он добрался до машины, грязная вода просочилась сквозь носки до самых кончиков пальцев.
— Белого шоколада не было, — прошипел он Норе, усаживаясь за руль.
Жена вытирала глаза.
— Ну, что такое? — осведомился он.
— Только что говорила с Блэр.
— Что? Как это? Она в порядке?
— Она звонила из самолета. Она в порядке. — Нора прикусила губу, пытаясь побороть слезы.
Интересно, подумал Лютер, сколько же это стоит — позвонить домой с высоты тридцати тысяч футов? Ему доводилось видеть в самолетах телефоны. Впрочем, если при тебе кредитная карта... Он сам подарил Блэр кредитку из того разряда, с которой все расходы должны были переадресовываться мамочке с папочкой. Если звонить оттуда с мобильного на мобильный, наверняка обойдется не меньше чем долларов в десять.
И все ради чего? Чтобы сказать «я в порядке, мамочка»? Они не виделись вот уже почти час. «Мы так любим друг друга. Мы так скучаем. Ну ладно, мамулечка, мне пора».
Мотор работал, но Лютер, похоже, не имел намерения трогаться с места.
— Ты забыл белый шоколад, — заметила Нора. По всей видимости, она полностью успокоилась.
— Ничего я не забыл. Не было там белого шоколада.
— А ты спрашивал у Рекса?
— Кто такой Рекс?
— Мясник.
— Нет, Нора. По целому ряду причин я не стал спрашивать у мясника, не завалялась ли у него случайно между отбивными и печенкой плитка белого шоколада.
Она раздраженным рывком распахнула дверцу.
— Придется сходить самой. Большое тебе спасибо. — И не успел Лютер и рта раскрыть, как жена скрылась в темноте.
— От души надеюсь, что ты провалишься в ту же лужу с мерзлой водой, — проворчал он тихо. А потом пробормотал еще несколько нелестных отзывов в адрес Норы. Затем нажал на кнопку и привел в действие обогреватель нижнего уровня, чтобы промокшие ноги хоть немного согрелись. После этого ему оставалось лишь сидеть и наблюдать за тем, как люди входят и выходят из заведения, где торговали бургерами.
Как здорово было бы обойтись без Рождества, размышлял он. Взмахнул волшебной палочкой — и на тебе, пожалуйста, уже 2 января. И никакой вам елки, никаких хождений по магазинам, бессмысленных подарков, чаевых привратнику, суеты и хрустящих оберток, никаких толп и автомобильных пробок, фруктовых тортов, спиртного и ветчины, без которой можно прекрасно обойтись, никаких дурацких песенок про Рудольфа и Санта-Клауса. Никаких вечеринок в офисах, напрасно израсходованных денег. Его список все рос и рос. Лютер сидел, обхватив руль обеими руками, улыбался своим мыслям и ждал, когда поток теплого воздуха согреет окоченевшие ноги.
Жена вернулась с маленьким коричневым пакетиком, который демонстративно и в то же время осторожно, чтобы не разломился шоколад, бросила на сиденье рядом с ним, как бы давая тем самым понять, что она смогла найти столь необходимую ей вещь, а он — нет.
— Всегда надо спрашивать, — нравоучительным тоном заметила она и раздраженно повела плечами.
— Вот она, маркетинговая политика в действии, — пробормотал Лютер. — Спрятать шоколад у мясника, создать тем самым дефицит и бешеный покупательский спрос. Уверен, они даже дерут больше, если спрятать подальше.
— О, перестань, Лютер!
— Ноги промочила?
— Нет. А ты?
— Нет.
— Тогда почему спрашиваешь?
— Просто беспокоюсь о тебе, вот и все.
— Как думаешь, с ней все будет в порядке?
— Она в самолете. Ты ведь только что с ней говорила.
— Да нет, я не про самолет. Там же джунгли.
— Перестань волноваться, слышишь? Корпус мира не стал бы посылать ее в опасное место.
— Теперь все будет иначе.
— Что?
— Рождество.
«Это и дураку понятно», — едва не сказал Лютер. И, как-то странно улыбаясь, повел машину в потоке движения.
Глава 2
Как следует растерев ноги и надев кусачие и толстые шерстяные носки, Лютер улегся в постель и заснул почти мгновенно, но так же быстро и проснулся. Нора шумела. Включала в ванной комнате воду и свет, потом протопала в кухню. Там она приготовила себе травяной чай, потом вдруг снова затопала по коридору, направляясь к спальне дочери. Наверняка будет там разглядывать стены, раздумывать о том, почему так быстро летят годы. Но вот наконец она вернулась в спальню, долго расправляла одеяло, вздыхала и ворочалась — словом, делала все, чтобы его разбудить. Ей хотелось поговорить. Хотелось, чтобы Лютер в очередной раз уверил ее: с Блэр все в порядке, она надежно защищена от всех ужасов перуанских джунглей.
Но Лютер лежал тихо как мышка, не шевелился и даже слегка похрапывал, поскольку знал: стоит что-то сказать, и конца края потоку слов не будет. Притворялся, что спит, старательно посапывал, и вскоре жена тоже угомонилась.
Было уже начало двенадцатого. Лютер лежал с открытыми глазами, ногам было жарко. Окончательно убедившись, что жена заснула, он поднялся с постели, стянул толстые носки и зашвырнул их подальше в угол. А потом на цыпочках направился в кухню выпить стакан воды. Выпил, и ему захотелось кофе без кофеина.
Час спустя он сидел у себя в кабинете, в полуподвальном помещении. Сидел за письменным столом, с включенным компьютером, который тихо гудел. Папки с документами открыты, принтер выплевывает листы бумаги. Лютер напоминал сыщика, с головой ушедшего в поиски доказательств преступления. По профессии Лютер был бухгалтером и служил в налоговом управлении, а потому много лет вел записи самым скрупулезным образом. Папка с доказательствами пухла на глазах, и о сне он забыл.
Годом раньше семья Лютера Крэнка израсходовала на Рождество 6100 долларов. Только подумать, целых 6100 долларов! 6100 на украшения для дома и елки, на гирлянды фонариков, цветы, новый искусственный снег и канадскую елку. Целых 6100 долларов на ветчины, колбасы, индейку, орехи пекан, сырные шарики и конфеты, которые все равно никто не ел. 6100 долларов на вина, ликеры и сигары для офиса. 6100 долларов на фруктовые торты для пожарной охраны, просто охраны и календари для полицейского управления. 6100 долларов на кашемировый свитер для него, Лютера, который он втайне тут же возненавидел, а также на спортивную куртку, которую надел лишь дважды, и устричного цвета кожаный бумажник, равно уродливый и дорогой, от одного прикосновения к которому его просто тошнило. 6100 долларов на платье для Норы, в котором она была на рождественском ужине; еще один кашемировый свитер, которого никто не видел с тех пор, как она вынула его из упаковки; ну и еще шарф из бутика, от которого жена почему-то пришла в полный восторг. 6100 на пальто, перчатки и сапожки для Блэр, а также на майку фирмы «Уокмен» для бега и, разумеется, самый тонкий мобильный телефон самой последней модели. Ну и потом еще целая куча более мелких подарков для дальних родственников — в основном со стороны Норы. 6100 долларов на специальные рождественские карты из киоска, что в трех дверях от «Чипс», где все стоит вдвое или втрое дороже. 6100 долларов на рождественскую вечеринку в канун Рождества в доме у Крэнков.
И что осталось? Максимум один-два полезных предмета, а все остальное — пшик. Считай, 6100 долларов пошли псу под хвост!
Лютер с каким-то сладострастием подсчитывал ущерб, нанесенный семейному бюджету, точно выполнял чье-то задание сверху. Все собранные доказательства и улики складывались воедино и составляли весьма серьезное дело.
Небольшое утешение ждало лишь в самом конце — он подсчитал, сколько удалось сэкономить на благотворительности. Подарки в церковь, игрушки в детский дом, небольшое пожертвование приюту для бездомных и в продовольственный банк. И все равно вывод оставался неутешительным: на Рождество они угрохали целых 6100 долларов!
— Это же девять процентов моей годовой зарплаты без вычета налогов, — не веря себе, прошептал он. — Шесть тысяч сто долларов. Наличными. И лишь сотен шесть их них пошли на мало-мальски полезные приобретения.
Вконец опечаленный, Лютер сделал то, что совершал крайне редко: выдвинул ящик стола, достал бутылку коньяку и отпил несколько глотков.
Часа в три он отправился спать, и спал до шести, но окончательно проснулся только под душем. Нора приготовила овсянку и кофе, но он от завтрака отказался. Читал газету, смеялся над комиксами, дважды заверил жену, что Блэр сейчас где-нибудь на балу. Потом чмокнул Нору в щеку и поспешил на работу — деловой и вечно занятой мужчина.
В атриуме здания, где размещалась контора Лютера, находилось туристическое агентство. За день он как минимум дважды проходил мимо него, но редко заглядывал в витрину, где красовались пляжи, горы, парусники и пирамиды. Все это ожидало счастливчиков, которые могли позволить себе путешествия, Лютер ни разу не переступал порога агентства, даже никогда не задумывался о путешествиях. Отпуск, пять дней, они проводили у моря, в доме друга, и Лютер считал, что при его нагрузке на работе это было просто здорово.
Сразу после десяти он ушел. Не стал никому ничего объяснять, просто сбежал вниз по лестнице и стрелой метнулся в дверь «Ридженси трэвел». Там его ждала Биф.
У Биф был бронзовый загар — результат нанесения тонального крема, в волосах большой цветок — словом, выглядела она так, словно забежала в контору на несколько часов после пляжа. От ее приветливой улыбки Лютер так и похолодел и пробормотал нечто нечленораздельное.
— Вы хотите в круиз, — сказала она.
— Откуда вы знаете? — с трудом выдавил он.
Она уже с энтузиазмом трясла ему руку, затем подвела к длинному столу и усадила. А сама примостилась на краешке стула напротив. Длинные бронзовые ноги, заметил Лютер. Типично пляжные ноги.
— Декабрь — лучшее время года для круиза, — начала она, и Лютер почувствовал, что утратил всякую способность сопротивляться.
Последовал поток рекламных проспектов. Она разворачивала и передавала их через стол, взгляд Лютера приобрел мечтательное выражение.
— Вы работаете в этом же здании? — спросила Биф, начав прощупывать финансовые возможности клиента.
— Да. «Уайли и Бек», шестой этаж, — ответил Лютер, не отводя взгляда от плавучих дворцов и бесконечных пляжей.
— С залоговыми поручительствами?
Лютер слегка поморщился:
— Нет. Подсчитываю налоги.
— Простите, — сказала она и тут же упрекнула себя в недогадливости. Бледная кожа, голубоватые круги под усталыми глазами, стандартный голубой батник с воротничком на пуговках, дешевый, как у школьника-приготовишки, галстук. Что ж, ладно. Биф вытащила еще более красочные рекламки. — Из вашей фирмы к нам не так часто обращаются.
— Ну, у нас сложно с отпусками. Слишком много работы. А вот это мне нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22