– И этот был с Иисусом Назореем.
– Да, по-моему, это он отрубил ухо этому придурку Малху, – согласился один из солдат.
Другой крикнул:
– Эй, борода! Ну-ка подойди сюда!
Петр робко подошел.
– Ты спутник человека, что зовет себя Иисусом Назореем? – строго спросил солдат.
Петр замотал головой:
– Я лишь вчера вечером прибыл из Тивериады и никого здесь не знаю, уважаемый.
– Что-то знакома мне твоя рожа… – проворчал солдат и толкнул Петра в спину.
Трусливый тип этот Петр. Неужели в сусеках АК не нашлось кого-то попрофессиональнее? Я бы на его месте прирезал Иисуса еще до посещения Назарета. Конечно, это не стопроцентная гарантия, но…
Апостол-агент поспешил убраться, а незамеченный мною ранее Матфей выскользнул из-за угла и побежал за ним. Поистине, в нем умирал великий репортер…
* * *
Происходящее в доме Каиафы оставалось для меня тайной, и я лишь надеялся, что там все идет так, как надо. В фанатичном Давиде Мейере я был уверен. Нужно потом намекнуть Патриарху, что неплохо бы черкнуть благодарственное письмо в Ватикан, ребята Папы все же постарались на славу. Если, конечно, не случится никаких эксцессов.
Мне предстояло еще одно дело, которое я готов был выполнить с удовольствием. Роль предателя мне мало нравилась, а в следующем действии Иуда как раз должен несколько реабилитироваться.
С аппетитом позавтракав, я снова направился к Каиафе. У входа мне встретился бородатый первосвященник, который недовольным тоном спросил:
– Что тебе тут надо?
– Я хотел бы переговорить с Каиафой.
– Нужен ты ему… Говори, что тебе?
Скорчив постную рожу, я промямлил:
– Согрешил я, предав кровь невинную! Первосвященник пожал плечами:
– Что нам до того? Смотри сам.
Тогда я гордо бросил сребреники ему под ноги, повернулся и пошел прочь. Оглянувшись на углу, я увидел, что первосвященник встал на колени и собирает монетки.
Место временного обитания апостолов пустовало, только Матфей сидел, скрестив ноги, и конспектировал давешние события. Я подошел и схватил его за шиворот.
– Иуда?! – испуганно воскликнул Матфей. – Что ты хочешь от меня?
– Успокойся и слушай, – сказал я. – Только что я вернул первосвященникам деньги, сказав им: «Согрешил я, предав кровь невинную!» Запомнил?
– Запомнил…
– Не забудь. Вот тебе за труды. Могу сказать в утешение, что труды твои переживут тебя на века и тысячелетия. Доволен?
С этими словами я оставил его и удалился.
По какому-то из Евангелий я обязан был повеситься, но никак не мог вспомнить, по какому именно. В последнее время я привык ориентироваться на мемуары Матфея, а у него, кажется, про повешение ничего и не значилось. Ладно, сами разберутся. Теперь меня интересовало, как сработает Давид Мейер. Судя по всему, сейчас он должен присутствовать на допросе у Пилата, который чуть позже спросит у народа, кого простить – Иисуса или Вар-Раввана, местного борца против римского владычества. Возможно, я кощунствую, но не забывайте, что я не монах и не священник, а лишь скромный сотрудник службы безопасности, и партизан Вар-Равван был мне как-то ближе, нежели демагог Иисус. Народ Иудеи, судя по всему, думал так же. Поэтому я сменил одежду, благо казна осталась у меня, хорошенько отдохнул, а к положенному времени отправился на Голгофу, затерявшись в спешащей туда толпе любопытных.
Компания для распятия подобралась Иисусу еще та – два разбойника, один из которых сплошь зарос бурой шерстью, а второй напоминал одного моего знакомого кикбоксера, которому три раза ломали нос. Распяли всех троих быстро и сноровисто, после чего солдаты отошли в сторонку, а специально нанятые то ли первосвященниками, то или самим Иисусом (хитроумный Давид Мейер мог предусмотреть и такое) граждане нестройно кричали:
– Эй, разрушающий храм и в три дня созидающий! Ну-ка, спаси себя самого! Если ты сын божий, сойди-ка с креста, а мы посмотрим!
Судя по дрожащим губам Давида, не вся его фармацея работала так, как должно. Будет обидно, если он и в самом деле преставится, подумал я. Как тогда быть с воскресением? Опять платить Матфею? Или придумать какой-нибудь фокус с переодеванием?
Постепенно толпе наскучило смотреть на болтавшегося на кресте Иисуса. Я их понимал – развлечение здесь популярное, особенным разнообразием не отличается, так что торчать несколько часов в ожидании непонятно чего не каждый станет.
Наконец наступила развязка. Завопив: «Боже мой, боже мой, для чего ты меня оставил?» – Давид Мейер испустил дух.
Вернее, притворился, что испустил дух.
А может, и в самом деле испустил дух – хитрая машинка Прайори может поддерживать жизнь в практически мертвом теле часов шесть, так что Мейер покамест не слишком рисковал.
Потыкав его для верности копьем, один из солдат повернулся к толпе и крикнул:
– Готов!
* * *
Рискуя быть узнанным, я крутился поблизости и ждал появления Иосифа из Аримафеи. Этот господин очень почитал Иисуса и должен был явиться к Пилату и просить отдать тело. Так и произошло – в сопровождении двух солдат он появился у креста, тучный человек с физиономией неудачника, облаченный в очень богатые одежды. Я даже охнул. Кто бы мог подумать…
При помощи все тех же солдат, которым он, скорее всего, хорошо заплатил, Иосиф снял Иисуса с креста, отнес в специально высеченный в скале гротик, привалил вход большим камнем и удалился.
Я последовал за ним, благо Иосиф теперь шел без сопровождения.
– Почтенный! – окликнул я его, когда мы оказались совершенно одни на узкой улочке.
Иосиф испуганно оглянулся.
– Почтенный, меня зовут Иуда из Кериофа.
– Поди прочь, мерзкий предатель! – крикнул Иосиф.
– Прекратите шуметь, – поморщился я. – Я вас узнал. Кардинал Делла Росса, так ведь?
– Что за… Что такое? – Иосиф наклонил голову набок и сделался похожим на удивленного щенка французского бульдога. – Откуда…
– Я специальный агент Русской Православной Церкви, – сказал я, подходя ближе.
– Похоже, вы не шутите. Так Иуда – это…
– Да, это я. Посланный Патриархом Московским и всея Руси для контроля за ситуацией. А вы…
– Я резидент Ватикана. На мне лежит воскресение, и я полагаю, что работы прибавится. Он умер.
– А что, разве не должен был?
– Вы не понимаете. Давид Мейер умер. Он – труп.
– Вы хотите сказать, что он умер… э-э… навсегда?
– Именно.
– Кардинал, я не совсем понимаю. Мы с ним обсуждали вопрос воскрешения, и вроде бы Мейер имел стройный план…
– Этот поганый ублюдок сошел с ума! – прошипел кардинал с искаженным лицом. – Сбрендил! Рехнулся! Здесь никто не знал, что он – человек, и Мейер сам уверовал в свое божественное происхождение и, следовательно, в воскрешение! Я был противником его отправки, но не смог ничего сделать. Они говорили: «большой знаток обычаев и нравов», «щепетильный богослов»… И вот этот богослов валяется там мертвой тушей, а я не знаю, что теперь делать! Когда я проверил показания, я едва не поседел – он каким-то образом отключил регенератор и даже не принимал необходимые лекарства! Что же, нам теперь надеяться на господа, которого нет?!
– Вы… вы уверены? – уточнил я.
– Молодой человек, вряд ли есть вещи, в которых я уверен более, нежели в этой, – сказал Иосиф. – Я не представляю, что там случится по возвращении… Если мы ничего не придумаем.
– Можно подкупить евангелистов, – предложил я. Мы медленно двинулись по улице. – С Матфеем у меня доверительные отношения…
– Один Матфей ничего не решает. Есть масса других апокрифов, а сколько текстов, не признанных апокрифическими! Мы не можем все предусмотреть. Религия пала, молодой человек, религия пала…
Оставалось утопить горе в вине, что мы практически тут же и сделали.
* * *
Мы пошли к месту упокоения тела Христова лишь потому, что нам некуда было идти. Я вел под руку кардинала-Иосифа, которого с утра неимоверно рвало и мутило. Все же местное вино – отстой и мастдай. Кардинал стонал и изредка порывался идти сам, но тут же падал.
У могилы нас встретило не так уж много людей – я узнал мать Зеведеев, нескольких апостолов, в том числе и злонамеренных Петра с Андреем; последние стояли с выжидающим видом, но на хитрых мордах их было написано: «Теперь-то мы победили».
Они и впрямь победили, пусть и не своими руками. Люди постоят-постоят у заваленного камнем входа да и разойдутся, а Давид Мейер будет гнить себе, обернутый плащаницей…
Но что это?
Они откатывают камень!
Они входят внутрь и выносят спеленутого мертвеца!
Они освобождают его от пут, и, осененный ярким светом небесным, Иисус поднимается, открывает глаза…
Он воскрес!
Он действительно воскрес!!
Я упал на колени, а рядом бухнулся кардинал, кричавший в голос:
– Господи! Прости, ибо грешен! Прости деяния мои, не ведал, что творю, но веровал, что направляем рукою твоей!
А он воскрес и возносился все выше и выше: Давид Мейер, человек из будущего, которого все считали Богом, и Бог, о котором никто не мог подумать, что он – человек.
* * *
Интересно, как Мейер все-таки надул старика кардинала с регенератором и лекарствами?
А спрятать громоздкий гравипояс «Икар» и подавно нужно уметь, если только у него не было кого-то еще среди апостолов, кто проник в могилу ночью и принес все необходимое, а также произвел реанимационные мероприятия.
Кишат они здесь, вот что я вам скажу.
И все это я обязательно отражу в отчете, вот только дождусь, пока мой психотерапевт меня выпустит из этой комнаты с мягкими стенами. Здесь уютно, но Патриарх ведь обещал мне нечто большее.
Вы же не думаете, что они меня обманут – эти милые люди, посвятившие всю свою жизнь служению Господу?

1 2 3 4 5