- Долой! - кричал он. - Уничтожу!
Призраки поджидали людей здесь, посреди спуска, когда некуда деться: наверх и вниз метров на сто такой же крутой склон - только здесь площадка, окруженная тремя старыми пнями.
Они были призраками, но не театральными, где все как у людей, только загробный голос. Их даже нельзя сравнить с людьми - тени чего-то, детские наброски, кусочки студня...
Они стояли полукругом молча, и хотя лиц у них не было, казалось, что улыбались.
Люська уткнулась лицом в куртку Егора, чтобы не видеть.
- На прорыв! - закричал вдруг Пыркин, метнул бутылку перед собой, она вдребезги, водка темным пятном отметила землю, толпа призраков отшатнулась было - скорее от неожиданности, чем от страха, и тут же придвинулась еще на шаг.
Егор попытался отступить, прижимая к груди Люську, но, оглянувшись, увидел, что сзади уже тоже собирались призраки, подпрыгивали, переливались, покачивались, сливаясь воедино, делились снова...
И тут раздался очень громкий в этом безмолвии собачий лай.
Сверху, разорвав цепь призраков, несся черный, маленький, лохматый пес.
Пыркин поднялся с земли.
- Подкрепления прибыли, - сказал он. - Где тебя, сукин сын, носило?
Призраки исчезли. Растаяли в тумане. Словно их и не было. Пес прыгал, крутился среди людей, показывая радость от встречи с хозяином, от знакомства с Люськой и Егором.
- Не выносят они собачьего духа, вот ведь нечисть какая. А он, стервец, чует. Как увидит, сразу гонять начинает.
- Кто они были? - спросила Люська, чуть живая от страха.
- А бог их знает, - сказал Пыркин равнодушно, словно забыл о приключении. Он потянул носом, принюхался к слабому спиртовому запаху, шедшему от пня, тяжело вздохнул и побрел вниз, осторожно переставляя ноги, пес за ним.
- А почему вы их боялись?
- Они электричеством бьются, а потом высасывают. Егор вел Люську за руку, она все оглядывалась назад, ей казалось, что призраки идут сзади. Егор подумал, хорошо, что она рядом и есть кого защищать.
Они вышли на асфальтовую дорогу, которая наискось резала склон.
Пыркин прибавил шагу, Жулик вернулся, проверил, идут ли, и снова убежал. Он был здесь свой, ничего не боялся.
Минут через пять они оказались на террасе, которая выходила на набережную. Справа скелетом кузнечика тянулся метромост, за рекой из дымки поднимались кубики домов.
- Эй! - позвал Пыркин, и его голос расползся по террасе и заглох где-то неподалеку. - Принимайте гостей.
В дальнем конце террасы, у обрыва, раньше скрытого деревьями, а теперь голого, чернела ниша, а перед ней в сером сумраке светил слабый огонек костра. Рядом кто-то стоял.
Пыркин затрусил к костру, махая руками, рукав светился, словно одна рука у него была схвачена огнем. Ребята шли медленнее, а Жулик остался с ними, чтобы не робели.
У костра стояла очень толстая завитая женщина в лыжном костюме, поверх которого висели в несколько рядов бусы. Пальцы ее рук, словно перетянутые ниточками на суставах, были унизаны кольцами, в которых отражались отблески пламени.
- Гляди-ка, - сказала женщина басом, - молодежь пришла.
- Смена и надежда наша. - Второй человек полулежал на куче одеял. - Мы вас давно поджидаем...
Человек был облачен в остатки черного камзола.
- Подходите, не бойтесь, - сказала толстуха. - Чего уж, все свои.
- Это соседка моя, - сказал Пыркин, ткнув пальцем в Люську. Он нагнулся над костром и протянул руки вперед, потирая ладони, словно замерз, но это было неправдой, как и охота за водкой в магазине, - никакого холода здесь не было. Тепла тоже не было.
- Что, - спросил человек в камзоле, что лежал у костра, - ублюдки напали?
У него было бледное, острое лицо с очень черными бровями и длинные, по плечам космами, волосы.
- Жулик разогнал, - сказал Пыркин. - Я-то что, я ничего, ребята перепугались.
- Кто-нибудь пускай принесет дров, - послышался голос из глубины ниши. Голос был надтреснутый, дрожащий, но привыкший командовать.
- Новенькие у нас, - хрипло сказал человек в камзоле.
- Слышу, - ответил голос. - Сходи, Де-Воляй, за дровами. Почему я должен повторять?
- Да все вокруг обобрали. Далеко идти придется.
Человек поднялся. В нем сочетались заторможенность и суетливость. Толстуха кружила, разглядывала Егора, как статую. Из ниши вышел широкоплечий карлик в черном костюме поверх вышитой косоворотки. Он держал в руке зеркальце, какие бывают в женских сумочках, гляделся в него и причесывался массажной щеткой. Он сказал толстухе:
- Удивительное дело - не должен бы, а лысею.
- Это вам только кажется, - сказала женщина тягуче и ласково. - Вам любой молодой позавидует. Кудри-то, кудри...
Человек со щеткой поморщился. Кудрей у него не было - жидкие, редкие волосы лежали вплотную к голове.
У него было гладкое, но очень старое лицо. Лицо молодого человека и древнего старика. Молодой старичок.
Лениво, словно избалованный, капризный деспот, молодой старичок кинул щетку в сторону. Егор невольно проследил за ее полетом. Щетка упала в высокую, по пояс, кучу щеток, гребней, расчесок.
Старичок сказал:
- Каждый имеет право на слабость. У меня она безобидная. Я никогда не причесываюсь два раза одной щеткой.
Он щелкнул пальцами. Толстуха метнулась в темноту и вытащила из ниши потертое низкое кресло с вытравленной на спинке лилией. Карлик подпрыгнул, не оборачиваясь, и опустился в него. Поерзал задом, поболтал ногами в блестящих сапогах.
- Давайте знакомиться, - сказал он. - Приятно видеть в нашем обществе новые лица. Признаться, я ждал вас, очень ждал. Нужна нам молодая, энергичная смена, товарищи.
Толстый палец уперся в грудь Егору.
- Егор Чехонин, Георгий, - сказал Егор послушно.
- А ты, крошка?
- Меня Люськой зовут.
Егор почувствовал, как ее теплые пальцы отыскали его руку.
Пыркин грузно опустился на одеяло и стал похож на груду тряпья.
- Ну что ж, - сказал молодой старичок, - а меня зовут здесь...
- Вождем, - подсказала толстуха. - Это наш вождь.
Молодой старичок укоризненно покачал головой, словно толстуха была расшалившейся девочкой.
- В этом прозвище, - сказал он, - есть некоторая доля иронии. Не всем это понятно. А вам?
По берегу брела тонкая поникшая фигура. Сначала Егор решил было, что возвращается человек, посланный за дровами, но нет - фигура женская.
- Я не могу даже устроить ужин в честь вашего приезда. Здесь нет еды...
- Они уже знают, - зашевелился Пыркин. - Я при них водку употреблял.
Вождь наклонил голову, терпеливо пережидая, а когда Пыркин умолк, продолжал:
- И тем не менее у нас праздник. Новый год. - И для каждого из нас юбилей.
- Как вы только догадываетесь, ума не приложу, - подивилась толстуха. Она достала из кармана лыжной куртки сережки с жемчугом, протянула Люське. - Это тебе подарок, от меня.
- Спасибо, не надо, - сказала Люська, - у меня уши непроколотые.
- Мне дана способность, - сказал вождь, - измерять время, которого нет. Я знаю, когда ждать гостей, а когда недругов. И я рад, что это именно вы. В прошлом году мы получили сомнительный подарок - Пыркина.
Пыркин поднял голову, подмигнул и сказал:
- А что? Не нравится, отправляй обратно, а то...
И замер, словно забыл, что надо говорить дальше.
- Помолчи, - недовольно поморщился вождь.
Женская фигура приблизилась. Это была девушка в короткой распахнутой шубке. Волосы выбивались из-под синего платка, лежали прядями по плечам, ниспадали на спину и на грудь.
- Иди к нам! - крикнула толстуха. - У нас праздник, кадровое пополнение.
Девушка прошла мимо, не обернувшись.
- Долго не протянет, - сказал вождь.
- А здесь умирают? - спросил Егор.
- Вопрос, не лишенный смысла, - сказал вождь. - Мне приятно встретить живой ум. Я лично беру над тобой шефство.
Это было как в театре. Вождь играл роль, Пыркин играл роль, теперь они хотели, чтобы и Егор играл.
Люська отпустила его руку. Она стояла, глядя на удаляющуюся девушку.
- Здесь можно умереть, - сказал вождь. - К тебе это не относится. Причина, приведшая тебя сюда, вернее всего пустяковая. - Губы вождя улыбнулись, глаза не умели улыбаться. - Такие, как ты, не топятся, они, как остынут, опомнятся, начинают предпринимать тщетные попытки покинуть их пост и вернуться туда. Вождь показал пальцем в гору. - Хотя всем известно, что настоящий мир здесь, а там только сон, видимость!
- А чего, - сказал Пыркин. - Бросайся в речку и потонешь. Как в аптеке. Тогда узнаешь, где видимость, а где напиться можно рабочему человеку.
Фигурка девушки уже скрылась во мгле. Навстречу ей брел человек, что ходил за сучьями. Он волок деревянную голубую дверь. Приостановился, что-то сказал девушке, та не ответила.
- А почему она здесь? - спросила Люська.
- Она потеряла любимого человека, - ответил вождь. - За несколько часов до Нового года.
Он обернулся к толстухе.
- Когда это было, Марта?
- Давно, - сказала Марта. - И все ходит, ходит. Хоть бы утопилась поскорее.
Де-Воляй подтащил дверь к костру.
- Я ее к нам позвал, - сказал он улыбаясь. - А она молчит. Какая-то неполноценная.
- Молодец, Де-Воляй, - сказал вождь. - Дров надолго хватит.
Де-Воляй встал на край двери и потянул на себя другой конец, чтобы сломать, но не одолел доску. Егор стал помогать ему.
- Что-то сегодня ублюдки суетятся, - сказал Де-Воляй, убедившись, что Егор справится без него.
- У них тоже прибавление, - сказал вождь.
- Мы его Де-Воляем зовем, - сказал Пыркин, - он про свой аппетит рассказывает. Какие штуки в ресторане жрал.
- Не жрал он в ресторане, - сказала Марта. - Я во всех ресторанах была, никогда его не видала.
- Тебя в такие и не пускали, - огрызнулся Де-Воляй. - Мои рестораны до революции процветали.
Видно, спор был давний, самим спорщикам надоел. Егор подумал, что если Пыркин здесь уже год, то другие пришли куда раньше.
- Давай по-дружески допросим новенького, - сказал вождь. - Что же тебя привело к нам? Оскорбленное самолюбие? Обида? Несчастье?
Егор пожал плечами. Отсюда, издали, это было уже неважно. Прав был маленький вождь. Если бы знать путь обратно - ушел бы домой. Но он не смел спросить, есть ли такой путь, потому что боялся, что пути нет.
- Как хочешь, - сказал вождь. - Мы тебя не торопим. У нас впереди пожизненное заключение. Марта громко засмеялась.
- Все равно расскажешь, - сказал Пыркин. - Я, например, сюда вывалился по причине пьянства.
- И добился счастья, - захихикал Де-Воляй. - Пей теперь свои бутылки. Хоть по тыще в день. Желаете коньяк - вот вам коньяк. Хотите ликер из спецбуфета? Будет вам ликер.
- Это кому как, - возразила Марта. - Не тебе решать, кому ликер, а кому коньяк. Будет решение товарища вождя - получишь.
- А я разве чего беру? - сдался Де-Воляй.
Вождь наблюдал за своими товарищами с усмешкой.
- А ты, девочка? - спросил он потом у Люськи. - Ты почему не захотела со всеми в будущий год?
- Я отца ждала, - сказала Люська.
- Она с моего двора, - сказал Пыркин. - Папаша их бросил, а мать нового завела, Константина. Проще треугольника.
- Он бил тебя? - спросила Марта. - Он бил тебя, крошка? Расскажи, как он тебя бил.
Она готова была заплакать.
- Не бил он ее, - сказал Пыркин, - хотя последнее время не знаю. Вообще-то он непьющий.
Люська молчала.
- А отец для тебя, - спросил вождь, - был руководящей силой?
- Пустой человек ее папаша, - сказал Пыркин. - Без всякого характера.
- Он обещал приехать. Я ему на работу звонила, - сказала Люська.
- Бедное дитя, - сказала Марта. - Ты будешь жить со мной. У меня отдельная трехкомнатная квартира, я ее сама обставила. Ты не представляешь! Все удобства.
- На кой ляд тебе все удобства? - сказал Пыркин. - Если ты ими не пользуешься?
- Она в этих, простите, удобствах устраивает музыкальные вечера, - сказал Де-Воляй. - Мяукает, как кошка.
Все засмеялись.
- Подлец! - закричала Марта. - Пошляк!
Де-Воляй устроился на одеялах и правдоподобно задремал, даже стал похрапывать.
- Удивительный аттракцион, - сказал Пыркин, - до сих пор удивляюсь.
1 2 3 4 5 6