Саи Баба оставил семью и вскоре с помощью появившихся последователей основал в деревне Пуггапарти ашрам «Обитель вечного покоя» («Прашанти Нилаям»), а затем международную организацию «Сатья Саи Баба Фаундэйшн».
– Ну а все-таки, что же нового привнесла эта секта?
– Сатья Саи является аватаром Шивы и Шакти, мужского и женского начал божества, и он родится еще раз в облике Према-Саи как явление одной Шакти. При этом произойдет исполнение неких древнейших пророчеств о нем, содержащихся в Библии, Коране, Махабхарате и других писаниях. Используя опыт Вивекананды, Саи Баба декларирует, что пришел ради всего человечества, а не ради отдельных народов и религий, что его задача – не основать новую религию или навязать людям свое учение, а через Истину и Любовь восстановить прямой путь к Богу и возродить в людях стремление к духовности, братству и сотрудничеству. Такой смысл заложен и в одном из названий секты Саи Бабы – «Движение за всеобъемлющую веру». Саи Баба учит: «Мы по природе своей не ограничены временем и пространством, ибо наша подлинная сущность безгранична, неизменна и непреходяща… Наше подлинное бытие суть бесплотное состояние чистой любви и блаженства». Всякий, кто хотел бы самолично испытать эффект присутствия Христа, Будды или Кришны, должен поехать к Сатья Саи, потому что он – их перевоплощение. Саи Баба ест только чапати (лепешки) и рис, а пьет только горячую воду. Мы много помогаем бедным. Нет разных религий, разных богов, есть только один Бог, и нет ничего, кроме Бога. Нет каст, полов, есть только человек, – закончил Лакшми и принялся поедать заказанный им рис со специями. Герберт и Энжела из уважения к гостю тоже заказали вегетарианские блюда.
Разговор за столом стал затухать. Герберт ненавидел такие моменты и вновь обратился к Лакшми с вопросом.
– Вы верите в переселение душ?
– Конечно.
– Ну, объясните мне тогда, в чем же смысл реинкарнации, если мы не помним наших прежних жизней? То есть, возможно, где-то на уровне подсознания или еще глубже что-то помним, скорее, просто подспудно намекаем сами себе на возможность существования вне пределов этой текущей жизни, но в сознательном состоянии видим лишь глухую стену, начинающуюся в нашей памяти где-то в возрасте трех-четырех лет. Значит, в сознательной жизни реинкарнация для нас не является значимым фактором? Тогда почему мы вообще должны допускать, что она имеет место? Вот я беру свою чашку, наполненную чаем, и переливаю чай в вашу, уже пустую чашку, – Герберт хотел воплотить озвученное, но остановился на полужесте, постеснявшись перелить свой чай в чашку Лакшми, хотя, казалось, тот не протестовал. – Итак, чай, перелитый в вашу чашку, не обладает памятью о своем бытии в моей чашке. Так чем же эта чашка чая отличается от той, которую наполнили бы сразу из чайника? Даже если души и являются столь ценным товаром, что Господь, вооружившись природой судеб, тасует их из плоти в плоть, нам-то до этого какое дело? С нашей точки зрения каждая новая обитель души содержит новую душу, и мы не видим связи с свершившимся в наших предыдущих воплощениях.
– То, что вы чего-то не видите, не означает, что его нет… – задумчиво возразил Лакшми.
– Кем вы были в прошлой жизни? – поинтересовался Герберт.
– Не знаю, – просто и как-то слишком по-обыденному ответил Лакшми. – Может быть, собакой…
– Почему не котом? – перебил его Герберт. – Вы не подумайте, что я не верю в переселение душ… Как ни странно, я как раз, кажется, верю! Мне просто хочется, чтобы вы защитили это мое интуитивное предощущение или помогли его опровергнуть. Переселение душ не такая уж приятная процедура, и модель мироздания, зиждущаяся на таком предуведомлении, не самая сладкая обитель для наших намерений. Мы устаем от нашей сегодняшней текущей жизни, и потом, вместо посуленного христианами рая, небытия, вталкиваемого в нас атеистами, или просто покоя, на который мы все подспудно уповаем, вдруг оказаться собакой? Нет уж, увольте… Такая модель мне не по душе, но почему-то мне это кажется вероятным… Я, конечно, понимаю, что, может быть, мы растем каждую жизнь и в следующей перерождаемся в лучшее существо, чем были в предыдущей, пока не наступает свобода…
– Слияние с всеобщим и всюду присутствующим Богом… – подхватил Лакшми.
– Да, высшая точка освобождения от колеса жизни… – постарался не сбиться Герберт, но вдруг потерял нить рассуждения, замолчал и несколько невпопад спросил гостя: – Хотите сладкого?
– Нет, нет, спасибо. Я уже сыт.
– Если эта реальность нереальна, – вдруг продолжил Герберт, – а в этом у меня нет никакого сомнения, я словно слышу скрип пера писателя или стук его пальцев по клавиатуре пишущей машинки, когда он сочиняет нас. Вот и сейчас, у меня на затылке словно бы поднялись волосы дыбом, это происходит всегда, когда я ощущаю его присутствие…
– Чье присутствие? – испуганно спросила Энжела, которая до сих пор молчала, хотя и внимательно следила за разговором.
– Его присутствие, присутствие автора, который сейчас, в этот самый момент, пишет про нас, и мы подчиняемся его воле, произносим вкладываемые им в наши уста слова… У вас разве не возникает такого чувства?
– Бывает… – ответил Лакшми.
– А у тебя, Энжела?
– И у меня бывает… – согласилась девушка, подумав.
– Но в том-то и дело, что реальность нашего автора тоже не окончательная. Он и сам сидит в своей реальности, руководимый и наблюдаемый из иной, более высокой, более реальной реальности!
– И так до бесконечности? – догадалась Энжела.
– Вот именно… – не останавливался Герберт. – Вот именно! И тогда возникает окончательный и неразрешимый вопрос.
Герберт замолчал и внимательно посмотрел индусу в глаза. Тот тоже не отводил своего взгляда. На секунду собеседникам показалась, что они так и будут проводить вечность, просто смотря друг другу в глаза.
– Как Бог может доказать себе, что его реальность окончательная? А если она не окончательная, то как Он может доказать себе, что Он Бог, а не нечто иное! Что все это ему не кажется, что он не галлюцинирует, что он Бог, а на самом деле он никакой не Бог?..
– Очень интересный вопрос, – согласился Лакшми, прежде чем отвел свой взгляд.
– Да, это же утверждал Декарт, – вставила свое слово Энжела, – или, скорее, Спиноза.
Лакшми не был знаком с европейской философией. Он помолчал еще с минуту и сказал:
– Единственным ответом на ваш вопрос может быть: «Нельзя мерить Бога человеческими мерками!» Вы были бы правы, если б человеческая форма мышления была бы единственно возможной, но, скорее всего, это не так.
– Какова же божественная форма мышления? – заинтересованно спросил Герберт.
– Единственное, что мы можем о ней знать, что, скорее всего, она вовсе не человеческая, а посему ваш вопрос, возможно, отпадает сам собой. Представьте себе муравья, живущего в муравейнике рядом с вышкой, несущей электрические провода, вопрошающего, как гигантский муравей построил линию электропередач? В том-то и дело, что ее постороил не муравей! А ведь различий между человеком и Богом больше, чем между человеком и муравьем…
– Ну, а как же «по образу и подобию»?
– Подобие вовсе не означает тождественность!
Герберт был счастлив. Ему показалось, что вместе с Лакшми они нашли ответ на вопрос, который так давно его волновал…
– Я искренне рад, что искал делового партнера, а нашел родственную душу, – признался Лакшми, прощаясь. – Как это замечательно, что и на другом конце земли люди, подобные вам, размышляют о смысле вселенной!
Герберт тоже поблагодарил индуса, и сейчас он точно знал, что делает это не для того, чтобы понравиться…
Дома Герберт обнаружил письмо от матери Анны. Это была настоящая неожиданность! Она писала:
«…Если все, что вы творите с моей дочерью, результат вашей душевной болезни, то прошу Господа об исцелении. Если это запланированная подлость, то мне вас очень жаль. Вы, который могли оставить детям огромное духовное наследие, растлеваете их души вирусом бесчестья и предательства. Очень сожалею, что своим возможностям и талантам вы нашли столь непристойное применение. Уверена, что мое мнение для вас ничего не значит, но хочу сказать (с огромным сожалением), что вы – мое самое сильное разочарование…»
Взглянув на дату, Герберт сразу сообразил, что письмо было написано в день вручения Анне иска на три миллиона. Он тут же сел за ответ.
«Уверяю вас, что ваше представление о происходящем искажено неполнотой информации. К сожалению, ваша дочь не оставляет мне выбора действовать так, как я действую. Более того, я не испытываю враждебности ни к вам, ни к ней. Если вы желаете разобраться в происходящем и услышать мнение обеих сторон, я с радостью отвечу на ваши вопросы.
Анна давно планировала разрушить мое дело, планомерно создавая конкурирующий бизнес. Ее необъяснимая жажда власти затмевает ей разум. Она довела состояние дел в компании до того, что мне пришлось вложить даже деньги из моей и Эльзиной пенсионной программы, но и это не произвело на Анну никакого впечатления. За три месяца, не давая рекламы и говоря вам, что проводит время на работе, а сама болтаясь черт знает где, она спустила и эти деньги.
Прижатый к стенке, я прекратил работу ее офиса, и тогда она унесла все содержимое нашего сейфа и все бухгалтерские документы.
Как только Анна и ее друзья перестали у нас работать, дело стало расцветать: стабильно, без всяких спадов. Но вдруг Анна стала утаскивать у нас из – под носа наших клиентов, пользуясь нашими же разработками, в которых ею не было сделано ни йоты.
Ну и что же мне делать? Вы мудрый человек… Что мне делать? Дать Анне разорить меня полностью?
Позволить ей уводить моих клиентов? Когда я познакомился с вашей дочерью, я был состоятельным человеком, теперь я по уши в долгах, хотя иногда мне приходится работать по 18 часов в сутки. Я не могу сказать, что Анна – мое самое большое разочарование, ибо я видел ее поведение, приведшее к тому, что назревало уже несколько лет. Она нерациональна в своем желании подавлять и контролировать других людей, никогда не учитывая их интересов и помня только о своих, которые, в свою очередь, по сути нерациональны и разрушительны.
Все эти годы Анна получала огромные деньги, она пользовалась практически полной свободой и наивысшим уважением с моей стороны, но это не остановило ее от попытки разрушить наш бизнес.
Мы имеем несчастье наблюдать типичную сказку о золотой рыбке. Наша Анна возжелала стать царевной морскою, и чтобы я был у нее на посылках…
Я с радостью продолжу с вами этот диалог и считаю ваше письмо ко мне проявлением мужества и мудрости.
Ну а болезнь… Куда ж без нее, милой… А у кого ее нет? В мою душевную болезнь немалую лепту внесла ваша дочь… Я все-таки терпел ее наглость и хамство чуть ли не пять лет. Мне искренне жаль вас и всех ваших домочадцев, потому что вам приходится терпеть это всю жизнь…»
Он надеялся, что мать Анны станет мостиком примирения, – ведь все, что Герберту было нужно, это чтобы Анна искренне покаялась и, как в детском саду, пообещала, что больше не будет… В начале каждой войны есть маленький моментик, крошечная точечка, в которой, кажется, еще можно все изменить, повернуть вспять. Возможно, это тоже лишь назойливая иллюзия, но так хочется, чтобы неизбежность конфликтов была опровергнута… Он по-своему любил семью Анны, уважал ее мать, и ему было больно причинять этим приятным и невинным людям такое горе. По совести говоря, Герберт неплохо относился и к самой Анне, у которой, похоже, наметилось раздвоение личности. В обычном общении она была терпима, хоть и скучна, но стоило ей обратиться к делам, как из обычной женщины вырывался монстр, который, в представлении Адлеров, иногда умудрялся затмевать все небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Ну а все-таки, что же нового привнесла эта секта?
– Сатья Саи является аватаром Шивы и Шакти, мужского и женского начал божества, и он родится еще раз в облике Према-Саи как явление одной Шакти. При этом произойдет исполнение неких древнейших пророчеств о нем, содержащихся в Библии, Коране, Махабхарате и других писаниях. Используя опыт Вивекананды, Саи Баба декларирует, что пришел ради всего человечества, а не ради отдельных народов и религий, что его задача – не основать новую религию или навязать людям свое учение, а через Истину и Любовь восстановить прямой путь к Богу и возродить в людях стремление к духовности, братству и сотрудничеству. Такой смысл заложен и в одном из названий секты Саи Бабы – «Движение за всеобъемлющую веру». Саи Баба учит: «Мы по природе своей не ограничены временем и пространством, ибо наша подлинная сущность безгранична, неизменна и непреходяща… Наше подлинное бытие суть бесплотное состояние чистой любви и блаженства». Всякий, кто хотел бы самолично испытать эффект присутствия Христа, Будды или Кришны, должен поехать к Сатья Саи, потому что он – их перевоплощение. Саи Баба ест только чапати (лепешки) и рис, а пьет только горячую воду. Мы много помогаем бедным. Нет разных религий, разных богов, есть только один Бог, и нет ничего, кроме Бога. Нет каст, полов, есть только человек, – закончил Лакшми и принялся поедать заказанный им рис со специями. Герберт и Энжела из уважения к гостю тоже заказали вегетарианские блюда.
Разговор за столом стал затухать. Герберт ненавидел такие моменты и вновь обратился к Лакшми с вопросом.
– Вы верите в переселение душ?
– Конечно.
– Ну, объясните мне тогда, в чем же смысл реинкарнации, если мы не помним наших прежних жизней? То есть, возможно, где-то на уровне подсознания или еще глубже что-то помним, скорее, просто подспудно намекаем сами себе на возможность существования вне пределов этой текущей жизни, но в сознательном состоянии видим лишь глухую стену, начинающуюся в нашей памяти где-то в возрасте трех-четырех лет. Значит, в сознательной жизни реинкарнация для нас не является значимым фактором? Тогда почему мы вообще должны допускать, что она имеет место? Вот я беру свою чашку, наполненную чаем, и переливаю чай в вашу, уже пустую чашку, – Герберт хотел воплотить озвученное, но остановился на полужесте, постеснявшись перелить свой чай в чашку Лакшми, хотя, казалось, тот не протестовал. – Итак, чай, перелитый в вашу чашку, не обладает памятью о своем бытии в моей чашке. Так чем же эта чашка чая отличается от той, которую наполнили бы сразу из чайника? Даже если души и являются столь ценным товаром, что Господь, вооружившись природой судеб, тасует их из плоти в плоть, нам-то до этого какое дело? С нашей точки зрения каждая новая обитель души содержит новую душу, и мы не видим связи с свершившимся в наших предыдущих воплощениях.
– То, что вы чего-то не видите, не означает, что его нет… – задумчиво возразил Лакшми.
– Кем вы были в прошлой жизни? – поинтересовался Герберт.
– Не знаю, – просто и как-то слишком по-обыденному ответил Лакшми. – Может быть, собакой…
– Почему не котом? – перебил его Герберт. – Вы не подумайте, что я не верю в переселение душ… Как ни странно, я как раз, кажется, верю! Мне просто хочется, чтобы вы защитили это мое интуитивное предощущение или помогли его опровергнуть. Переселение душ не такая уж приятная процедура, и модель мироздания, зиждущаяся на таком предуведомлении, не самая сладкая обитель для наших намерений. Мы устаем от нашей сегодняшней текущей жизни, и потом, вместо посуленного христианами рая, небытия, вталкиваемого в нас атеистами, или просто покоя, на который мы все подспудно уповаем, вдруг оказаться собакой? Нет уж, увольте… Такая модель мне не по душе, но почему-то мне это кажется вероятным… Я, конечно, понимаю, что, может быть, мы растем каждую жизнь и в следующей перерождаемся в лучшее существо, чем были в предыдущей, пока не наступает свобода…
– Слияние с всеобщим и всюду присутствующим Богом… – подхватил Лакшми.
– Да, высшая точка освобождения от колеса жизни… – постарался не сбиться Герберт, но вдруг потерял нить рассуждения, замолчал и несколько невпопад спросил гостя: – Хотите сладкого?
– Нет, нет, спасибо. Я уже сыт.
– Если эта реальность нереальна, – вдруг продолжил Герберт, – а в этом у меня нет никакого сомнения, я словно слышу скрип пера писателя или стук его пальцев по клавиатуре пишущей машинки, когда он сочиняет нас. Вот и сейчас, у меня на затылке словно бы поднялись волосы дыбом, это происходит всегда, когда я ощущаю его присутствие…
– Чье присутствие? – испуганно спросила Энжела, которая до сих пор молчала, хотя и внимательно следила за разговором.
– Его присутствие, присутствие автора, который сейчас, в этот самый момент, пишет про нас, и мы подчиняемся его воле, произносим вкладываемые им в наши уста слова… У вас разве не возникает такого чувства?
– Бывает… – ответил Лакшми.
– А у тебя, Энжела?
– И у меня бывает… – согласилась девушка, подумав.
– Но в том-то и дело, что реальность нашего автора тоже не окончательная. Он и сам сидит в своей реальности, руководимый и наблюдаемый из иной, более высокой, более реальной реальности!
– И так до бесконечности? – догадалась Энжела.
– Вот именно… – не останавливался Герберт. – Вот именно! И тогда возникает окончательный и неразрешимый вопрос.
Герберт замолчал и внимательно посмотрел индусу в глаза. Тот тоже не отводил своего взгляда. На секунду собеседникам показалась, что они так и будут проводить вечность, просто смотря друг другу в глаза.
– Как Бог может доказать себе, что его реальность окончательная? А если она не окончательная, то как Он может доказать себе, что Он Бог, а не нечто иное! Что все это ему не кажется, что он не галлюцинирует, что он Бог, а на самом деле он никакой не Бог?..
– Очень интересный вопрос, – согласился Лакшми, прежде чем отвел свой взгляд.
– Да, это же утверждал Декарт, – вставила свое слово Энжела, – или, скорее, Спиноза.
Лакшми не был знаком с европейской философией. Он помолчал еще с минуту и сказал:
– Единственным ответом на ваш вопрос может быть: «Нельзя мерить Бога человеческими мерками!» Вы были бы правы, если б человеческая форма мышления была бы единственно возможной, но, скорее всего, это не так.
– Какова же божественная форма мышления? – заинтересованно спросил Герберт.
– Единственное, что мы можем о ней знать, что, скорее всего, она вовсе не человеческая, а посему ваш вопрос, возможно, отпадает сам собой. Представьте себе муравья, живущего в муравейнике рядом с вышкой, несущей электрические провода, вопрошающего, как гигантский муравей построил линию электропередач? В том-то и дело, что ее постороил не муравей! А ведь различий между человеком и Богом больше, чем между человеком и муравьем…
– Ну, а как же «по образу и подобию»?
– Подобие вовсе не означает тождественность!
Герберт был счастлив. Ему показалось, что вместе с Лакшми они нашли ответ на вопрос, который так давно его волновал…
– Я искренне рад, что искал делового партнера, а нашел родственную душу, – признался Лакшми, прощаясь. – Как это замечательно, что и на другом конце земли люди, подобные вам, размышляют о смысле вселенной!
Герберт тоже поблагодарил индуса, и сейчас он точно знал, что делает это не для того, чтобы понравиться…
Дома Герберт обнаружил письмо от матери Анны. Это была настоящая неожиданность! Она писала:
«…Если все, что вы творите с моей дочерью, результат вашей душевной болезни, то прошу Господа об исцелении. Если это запланированная подлость, то мне вас очень жаль. Вы, который могли оставить детям огромное духовное наследие, растлеваете их души вирусом бесчестья и предательства. Очень сожалею, что своим возможностям и талантам вы нашли столь непристойное применение. Уверена, что мое мнение для вас ничего не значит, но хочу сказать (с огромным сожалением), что вы – мое самое сильное разочарование…»
Взглянув на дату, Герберт сразу сообразил, что письмо было написано в день вручения Анне иска на три миллиона. Он тут же сел за ответ.
«Уверяю вас, что ваше представление о происходящем искажено неполнотой информации. К сожалению, ваша дочь не оставляет мне выбора действовать так, как я действую. Более того, я не испытываю враждебности ни к вам, ни к ней. Если вы желаете разобраться в происходящем и услышать мнение обеих сторон, я с радостью отвечу на ваши вопросы.
Анна давно планировала разрушить мое дело, планомерно создавая конкурирующий бизнес. Ее необъяснимая жажда власти затмевает ей разум. Она довела состояние дел в компании до того, что мне пришлось вложить даже деньги из моей и Эльзиной пенсионной программы, но и это не произвело на Анну никакого впечатления. За три месяца, не давая рекламы и говоря вам, что проводит время на работе, а сама болтаясь черт знает где, она спустила и эти деньги.
Прижатый к стенке, я прекратил работу ее офиса, и тогда она унесла все содержимое нашего сейфа и все бухгалтерские документы.
Как только Анна и ее друзья перестали у нас работать, дело стало расцветать: стабильно, без всяких спадов. Но вдруг Анна стала утаскивать у нас из – под носа наших клиентов, пользуясь нашими же разработками, в которых ею не было сделано ни йоты.
Ну и что же мне делать? Вы мудрый человек… Что мне делать? Дать Анне разорить меня полностью?
Позволить ей уводить моих клиентов? Когда я познакомился с вашей дочерью, я был состоятельным человеком, теперь я по уши в долгах, хотя иногда мне приходится работать по 18 часов в сутки. Я не могу сказать, что Анна – мое самое большое разочарование, ибо я видел ее поведение, приведшее к тому, что назревало уже несколько лет. Она нерациональна в своем желании подавлять и контролировать других людей, никогда не учитывая их интересов и помня только о своих, которые, в свою очередь, по сути нерациональны и разрушительны.
Все эти годы Анна получала огромные деньги, она пользовалась практически полной свободой и наивысшим уважением с моей стороны, но это не остановило ее от попытки разрушить наш бизнес.
Мы имеем несчастье наблюдать типичную сказку о золотой рыбке. Наша Анна возжелала стать царевной морскою, и чтобы я был у нее на посылках…
Я с радостью продолжу с вами этот диалог и считаю ваше письмо ко мне проявлением мужества и мудрости.
Ну а болезнь… Куда ж без нее, милой… А у кого ее нет? В мою душевную болезнь немалую лепту внесла ваша дочь… Я все-таки терпел ее наглость и хамство чуть ли не пять лет. Мне искренне жаль вас и всех ваших домочадцев, потому что вам приходится терпеть это всю жизнь…»
Он надеялся, что мать Анны станет мостиком примирения, – ведь все, что Герберту было нужно, это чтобы Анна искренне покаялась и, как в детском саду, пообещала, что больше не будет… В начале каждой войны есть маленький моментик, крошечная точечка, в которой, кажется, еще можно все изменить, повернуть вспять. Возможно, это тоже лишь назойливая иллюзия, но так хочется, чтобы неизбежность конфликтов была опровергнута… Он по-своему любил семью Анны, уважал ее мать, и ему было больно причинять этим приятным и невинным людям такое горе. По совести говоря, Герберт неплохо относился и к самой Анне, у которой, похоже, наметилось раздвоение личности. В обычном общении она была терпима, хоть и скучна, но стоило ей обратиться к делам, как из обычной женщины вырывался монстр, который, в представлении Адлеров, иногда умудрялся затмевать все небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26