На протяжении многих лет он брал уроки верховой езды и прекрасно держался в седле. Остановившись у запертых ворот, мистер Бэнг снова посетовал, что прошли те времена, когда верные слуги всегда были под рукой, и со вздохом спрыгнул со спины Бандита, чтобы отворить себе ворота. Снова забравшись в седло, Николас почувствовал себя свободным, как морская птица, вырвавшаяся на грозящий беспамятством океанский простор.
Всадник проследовал рысью вдоль ограды замка и, направившись по дороге, ведущей на северо-запад, вмиг добрался до старой фермы, на которой расположился брат Иероним.
«Полный сюрреализм... – пронеслось у него в голове при виде экзотичной для этих мест фигурки монаха у дверей гостиницы. – Может быть, я давно уже умер, и вся эта романтическая вязь событий мне только грезится? Умер... А может, я никогда и не жил?»
Михей вывел приятеля из состояния задумчивости.
– Боже, как романтично... Вот уж не ожидал увидеть вас верхом, милорд, – улыбаясь, промолвил монах и почтительно поклонился всаднику.
Николас спешился и, не обращая внимания на шутку друга, пожал ему руку. Он привязал коня к дереву и предложил Михею пройтись.
– Михей, я все-таки не успокоюсь, пока не пойму, как же ты стал монахом.
– Я не знаю, помнишь ли ты Пашку... Был у меня такой хороший знакомый. Точнее, партнер по бизнесу...
– Помню, помню твой бизнес... Наркота... Тем более интересно!
– Дело давнее... Не ерничай... Так или иначе, уже после твоего отъезда появление одним ранним утром на пороге моей квартиры мрачного сутулого человека в штатском, представившегося следователем, в сопровождении не менее мрачной и сутулой дамы, не предвещало ничего хорошего...
– Так тебя повязали?
– Вовсе нет... Последнее время дела у Пашки шли неважно. Во всяком случае, так он мне говорил. Скорее, даже не говорил, а выдавал полунамеками. Я чувствовал, что добром это кончиться не может: все эти секретные поездки в Европу, сумасшедшие деньги в полиэтиленовых мешках, которые проходили через руки Пашки, опять же наркота... как без нее, голубушки... Но сам помнишь, такое было время. Талантливые, умные мальчики, которые в прежние годы прозябали бы на скамьях учебных заведений, пускались во все тяжкие в надежде оседлать непоседливого конька-горбунка по имени счастье, которое не мыслилось нам в ином проявлении, как счет в швейцарском банке, вилла на Кипре и табун продажных девиц в спальне.
– Ну, только не начинай проповедовать праведный образ жизни, – недовольно буркнул Николай и почему-то подумал о русской девушке, выставленной им за дверь и назвавшей его козлом. Ему захотелось ее разыскать, извиниться, может быть, даже поговорить...
– Следователь сообщил, что Паша пропал и что вполне вероятна насильственная природа его исчезновения. Я спросил, почему они так решили. Они объяснили, что его мать, вернувшись накануне вечером из командировки, нашла квартиру в полном беспорядке... На полу были обнаружены следы крови, и эксперты считали, что тело волокли по полу до входной двери. Свидетели показали, что двое неизвестных вынесли из подъезда несколько мешков и погрузили в машину. Не исключено, что тело было расчленено. Группа крови совпадала с Пашкиной.
– Не может быть! – взмахнул руками Николай. – Хотя чему удивляться... Россия... Мы уже стали забывать, что такое Россия!
– Я не стал долго раздумывать. Сразу сообразил, что следующий на очереди – я. Собрал кой-какие вещички и переехал к епископу, который тогда гостил в Питере. Он и помог мне примкнуть к католической вере, а потом пристроил в монастырь...
– Так ты что же, до сих пор там прячешься от грехов юности?
– Ну, сначала это было основной причиной. Но прошло время, я года три ходил в послушниках, а потом понял, что братья, живущие со мной в монастыре, и есть моя семья. Они мои родные люди. Тебе это трудно понять... Кроме того, католичество так много мне дало...
– Что именно, позволь спросить?
– Многое... За эти годы я очень изменился... Учился теологии, был даже представлен папе.
– Именно тогда ты и докучал ему своими прожектами?
– Николай, если ты не считаешь возможным серьезно рассмотреть мои предложения, так и скажи. Я все пойму. Только не надо иронизировать... Я понимаю, что прошло много лет, и оба мы весьма изменились...
– Поверь, мой вопрос о твоей приверженности к католической вере – не праздный, он напрямую связан с твоим предложением. Я привык во всем разбираться досконально, и поэтому, пожалуйста, будь любезен, объясни подробнее, что заставило тебя положить свою жизнь на это дело... Мне трудно представить, что ты руководствуешься какими-то материальными интересами... Я – философ, и мне обязательно нужно понять... Почему католичество? Почему не православие? Не ислам, наконец?
– В общем-то неважно, какой дорогой ты приходишь к Богу. Однако из всех христианских конфессий католическая Церковь обладает наиболее развитым социальным учением. И это понятно: именно она имела обширный опыт выполнения светских функций в период Средневековья, а позднее и взаимодействия с обществом и государством в условиях демократии... Без рассмотрения социальной доктрины католичества невозможно полностью понять причины, по которым многие идут не в православную церковь, а в католический храм.
– Мне кажется, что и те и другие – негодяи, отягощенные веками кровавых тайн и явных смертоубийств, – зло промолвил Николай. – Я вовсе не атеист, но принадлежность к многократно скомпрометировавшим себя религиям считаю безумством...
– Видишь ли, какую школу, конфессию или философское учение ни возьми, всегда найдешь, чем они себя скомпрометировали. Стоит выхватить из исторического контекста любую человеческую инициативу – и вот тебе, пожалуйста, полный набор: мракобесие, насилие и тому подобное. Ты считаешь себя философом, так изволь хотя бы попытаться понять, что ты оперируешь стереотипами. Вот вспомни начало девяностых в России – другая мораль, другие поступки... Если даже на нашем веку мы умудрились сменить, по крайней мере трижды, социальную среду обитания, о чем можно говорить, вспоминая века истории церквей?.. То, что было принято в давние времена, считается дикостью в наше время, а то, что стало нормой в наши дни, прежде считалось бесовскими проказами. Какую альтернативу ты предлагаешь? Упразднить все религии? Каждому, подобно тебе, искать свой путь к Богу? Ну, не все на это способны... Я и не уверен, способен ли кто-нибудь найти этот путь в одиночку. Вот ты в своих книгах пишешь, что религия не имеет никакого отношения к Богу и ее нужно отделить от веры в Бога, что религия – это всего лишь культ... Критиковать-то не сложно. Но в том-то и дело, что результатом твоей критики может стать еще больший хаос, еще большее насилие...
– Поповская пропаганда... – недобро усмехнулся Николай.
– Взгляни на историю... Каждый раз, когда посягали на устои, когда вешали служителей церкви, – начинался хаос. Человеческое стадо как было неуправляемо без высшей доктрины, так и остается неуправляемым...
– Михей, тот факт, что я приехал к тебе на коне (прости за невольный каламбур), еще не значит, что я настолько отсталый человек, что приму весь этот бред...
– Ну, отчего же бред. Послушай. Ты просто послушай, раз уж мы об этом заговорили. Так ли важно, представитель какой конфессии поднесет воды умирающему от жажды, накормит и научит грамоте его детей? Моя Церковь изменилась... Ты можешь спорить – но это факт. Теперь мы уважаем свободу личности, хотя при этом и не изменили своим традициям...
– Жечь еретиков на кострах? Видишь ли, я все понимаю, Михей... Ты хочешь напоить жаждущих, накормить голодных. Я тоже спонсирую целую деревню в Судане. Я построил им школу, больницу. В этой деревушке больше никто не умирает от голода. Более того, я позаботился, чтобы у ее жителей появилось достойное занятие...
– Интересно, какое?
– Они плетут корзины...
– И кто же эти корзины у них покупает?
– Я и покупаю... – скромно признался мистер Бэнг.
– И зачем тебе столько корзин?
– Я велел их доставлять в Европу и продавать как сувениры...
– Выгодно?
– Нет, конечно... Но не в этом дело. Они работают, заняты, гордятся своим трудом. Скука и безделье разлагают. Я пока не придумал ничего лучше этих корзин, – это единственное, что жители деревни умеют производить... Но я наладил полив их полей, они постепенно осваивают эффективное земледелие. Я собираюсь купить им коз...
– Ну, не каждый же может позволить себе взять на поруки деревню...
– Каждый должен хотя бы чем-нибудь пытаться помочь. Пусть не голодающему африканцу, пускай собственному соседу...
– Хороший ты человек... Но ведь и наша Церковь занимается именно такой деятельностью.
– И впихивает свою идеологию...
– А ты не впихиваешь?
– Нет. Я все делаю анонимно через одну благотворительную организацию.
– То есть ты не против пойти по моему пути, рассмотреть мой проект... Ты просто не желаешь делать это под эгидой моей Церкви?
– Твой проект я рассмотрю как бизнесмен. Если это выгодно – можешь рассчитывать на меня. Что же до твоих теорий... Опасно все это. Сам знаешь, куда добрыми намерениями путь выстлан... Я верю в постепенные изменения. Вот посмотри – никто не обращал нас в веру в Интернет, никто не запрещал жить по-старому... Но постепенно, наблюдая, насколько выгодно и удобно пользоваться новшествами науки и техники, мы примкнули к нему сами – без насилия, без трагедий, – тогда, когда были готовы примкнуть. Мне кажется, именно так и следует проводить все социальные изменения. Организуй группу людей, желающих жить по-новому, и дай другим свободно присоединяться или покидать эту группу. И еще. Допустим, новая католическая Церковь – это ангел в белых тапочках... Но ты призываешь меня помочь ей снова завладеть силовыми точками мира – энергией! Может быть, речь идет о вашем реванше? Может быть, не так уж уютно твоей прозревшей Церкви в современном мире?
– Католическая Церковь в целом пессимистично смотрит на современное общество. Действительно, невозможно спорить с тем, что нравственное состояние, экономические и политические отношения в современном обществе не соответствуют христианским заповедям. Важно, какие выводы делает из этого Церковь. Можно упорно отрицать новые общественные устои, повторять мифы Средневековья, а можно признать объективный характер развития общества и предложить пути его совершенствования.
– Но ты предлагаешь мне дать вам в руки власть!
– Вовсе нет... Я хочу отдать власть в руки искусственному интеллекту, запрограммированному на основе христианских принципов. Именно поэтому моя идея и не понравилась моим собратьям... Я не собираюсь снова вернуть им власть. Они обязательно воспользуются ею дурно, как это повторялось многократно. Я предлагаю создать эквивалент нашего Спасителя на земле. И этим эквивалентом станет суперкомпьютер, недостижимый для прямого уничтожения, замкнутый на себе самом и потому не подвластный никаким компьютерным вирусам и хакерам.
– Таким ты видишь Второе Пришествие?
– А почему бы и нет?..
– Ну, дорогой, как тебя за это твои братья монахи до сих пор не изжарили на костре?
– Теперь это не принято.
– Хорошо, Михей, я, кажется, понял твою идею.... Ты собрался подложить динамит и под свою родную Церковь...
– Ну, я бы так не сказал...
– Я достаточно хорошо знал тебя в молодости... – рассмеялся Николай. – Дай мне время во всем разобраться, все обдумать...
– Да, да... Конечно! Но только ты понимаешь, что это дело чрезвычайной секретности?
– Не маленький... Только ты наивен, как уж не знаю, который из апостолов. Если твоя идея представляет хоть какую-то реальную ценность, думаю, о ней уже знают все разведки мира.
– А я полагаю, что мы с тобой не настолько важные персоны, чтобы этим уважаемым, занятым людям тратить на нас с тобой драгоценное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Всадник проследовал рысью вдоль ограды замка и, направившись по дороге, ведущей на северо-запад, вмиг добрался до старой фермы, на которой расположился брат Иероним.
«Полный сюрреализм... – пронеслось у него в голове при виде экзотичной для этих мест фигурки монаха у дверей гостиницы. – Может быть, я давно уже умер, и вся эта романтическая вязь событий мне только грезится? Умер... А может, я никогда и не жил?»
Михей вывел приятеля из состояния задумчивости.
– Боже, как романтично... Вот уж не ожидал увидеть вас верхом, милорд, – улыбаясь, промолвил монах и почтительно поклонился всаднику.
Николас спешился и, не обращая внимания на шутку друга, пожал ему руку. Он привязал коня к дереву и предложил Михею пройтись.
– Михей, я все-таки не успокоюсь, пока не пойму, как же ты стал монахом.
– Я не знаю, помнишь ли ты Пашку... Был у меня такой хороший знакомый. Точнее, партнер по бизнесу...
– Помню, помню твой бизнес... Наркота... Тем более интересно!
– Дело давнее... Не ерничай... Так или иначе, уже после твоего отъезда появление одним ранним утром на пороге моей квартиры мрачного сутулого человека в штатском, представившегося следователем, в сопровождении не менее мрачной и сутулой дамы, не предвещало ничего хорошего...
– Так тебя повязали?
– Вовсе нет... Последнее время дела у Пашки шли неважно. Во всяком случае, так он мне говорил. Скорее, даже не говорил, а выдавал полунамеками. Я чувствовал, что добром это кончиться не может: все эти секретные поездки в Европу, сумасшедшие деньги в полиэтиленовых мешках, которые проходили через руки Пашки, опять же наркота... как без нее, голубушки... Но сам помнишь, такое было время. Талантливые, умные мальчики, которые в прежние годы прозябали бы на скамьях учебных заведений, пускались во все тяжкие в надежде оседлать непоседливого конька-горбунка по имени счастье, которое не мыслилось нам в ином проявлении, как счет в швейцарском банке, вилла на Кипре и табун продажных девиц в спальне.
– Ну, только не начинай проповедовать праведный образ жизни, – недовольно буркнул Николай и почему-то подумал о русской девушке, выставленной им за дверь и назвавшей его козлом. Ему захотелось ее разыскать, извиниться, может быть, даже поговорить...
– Следователь сообщил, что Паша пропал и что вполне вероятна насильственная природа его исчезновения. Я спросил, почему они так решили. Они объяснили, что его мать, вернувшись накануне вечером из командировки, нашла квартиру в полном беспорядке... На полу были обнаружены следы крови, и эксперты считали, что тело волокли по полу до входной двери. Свидетели показали, что двое неизвестных вынесли из подъезда несколько мешков и погрузили в машину. Не исключено, что тело было расчленено. Группа крови совпадала с Пашкиной.
– Не может быть! – взмахнул руками Николай. – Хотя чему удивляться... Россия... Мы уже стали забывать, что такое Россия!
– Я не стал долго раздумывать. Сразу сообразил, что следующий на очереди – я. Собрал кой-какие вещички и переехал к епископу, который тогда гостил в Питере. Он и помог мне примкнуть к католической вере, а потом пристроил в монастырь...
– Так ты что же, до сих пор там прячешься от грехов юности?
– Ну, сначала это было основной причиной. Но прошло время, я года три ходил в послушниках, а потом понял, что братья, живущие со мной в монастыре, и есть моя семья. Они мои родные люди. Тебе это трудно понять... Кроме того, католичество так много мне дало...
– Что именно, позволь спросить?
– Многое... За эти годы я очень изменился... Учился теологии, был даже представлен папе.
– Именно тогда ты и докучал ему своими прожектами?
– Николай, если ты не считаешь возможным серьезно рассмотреть мои предложения, так и скажи. Я все пойму. Только не надо иронизировать... Я понимаю, что прошло много лет, и оба мы весьма изменились...
– Поверь, мой вопрос о твоей приверженности к католической вере – не праздный, он напрямую связан с твоим предложением. Я привык во всем разбираться досконально, и поэтому, пожалуйста, будь любезен, объясни подробнее, что заставило тебя положить свою жизнь на это дело... Мне трудно представить, что ты руководствуешься какими-то материальными интересами... Я – философ, и мне обязательно нужно понять... Почему католичество? Почему не православие? Не ислам, наконец?
– В общем-то неважно, какой дорогой ты приходишь к Богу. Однако из всех христианских конфессий католическая Церковь обладает наиболее развитым социальным учением. И это понятно: именно она имела обширный опыт выполнения светских функций в период Средневековья, а позднее и взаимодействия с обществом и государством в условиях демократии... Без рассмотрения социальной доктрины католичества невозможно полностью понять причины, по которым многие идут не в православную церковь, а в католический храм.
– Мне кажется, что и те и другие – негодяи, отягощенные веками кровавых тайн и явных смертоубийств, – зло промолвил Николай. – Я вовсе не атеист, но принадлежность к многократно скомпрометировавшим себя религиям считаю безумством...
– Видишь ли, какую школу, конфессию или философское учение ни возьми, всегда найдешь, чем они себя скомпрометировали. Стоит выхватить из исторического контекста любую человеческую инициативу – и вот тебе, пожалуйста, полный набор: мракобесие, насилие и тому подобное. Ты считаешь себя философом, так изволь хотя бы попытаться понять, что ты оперируешь стереотипами. Вот вспомни начало девяностых в России – другая мораль, другие поступки... Если даже на нашем веку мы умудрились сменить, по крайней мере трижды, социальную среду обитания, о чем можно говорить, вспоминая века истории церквей?.. То, что было принято в давние времена, считается дикостью в наше время, а то, что стало нормой в наши дни, прежде считалось бесовскими проказами. Какую альтернативу ты предлагаешь? Упразднить все религии? Каждому, подобно тебе, искать свой путь к Богу? Ну, не все на это способны... Я и не уверен, способен ли кто-нибудь найти этот путь в одиночку. Вот ты в своих книгах пишешь, что религия не имеет никакого отношения к Богу и ее нужно отделить от веры в Бога, что религия – это всего лишь культ... Критиковать-то не сложно. Но в том-то и дело, что результатом твоей критики может стать еще больший хаос, еще большее насилие...
– Поповская пропаганда... – недобро усмехнулся Николай.
– Взгляни на историю... Каждый раз, когда посягали на устои, когда вешали служителей церкви, – начинался хаос. Человеческое стадо как было неуправляемо без высшей доктрины, так и остается неуправляемым...
– Михей, тот факт, что я приехал к тебе на коне (прости за невольный каламбур), еще не значит, что я настолько отсталый человек, что приму весь этот бред...
– Ну, отчего же бред. Послушай. Ты просто послушай, раз уж мы об этом заговорили. Так ли важно, представитель какой конфессии поднесет воды умирающему от жажды, накормит и научит грамоте его детей? Моя Церковь изменилась... Ты можешь спорить – но это факт. Теперь мы уважаем свободу личности, хотя при этом и не изменили своим традициям...
– Жечь еретиков на кострах? Видишь ли, я все понимаю, Михей... Ты хочешь напоить жаждущих, накормить голодных. Я тоже спонсирую целую деревню в Судане. Я построил им школу, больницу. В этой деревушке больше никто не умирает от голода. Более того, я позаботился, чтобы у ее жителей появилось достойное занятие...
– Интересно, какое?
– Они плетут корзины...
– И кто же эти корзины у них покупает?
– Я и покупаю... – скромно признался мистер Бэнг.
– И зачем тебе столько корзин?
– Я велел их доставлять в Европу и продавать как сувениры...
– Выгодно?
– Нет, конечно... Но не в этом дело. Они работают, заняты, гордятся своим трудом. Скука и безделье разлагают. Я пока не придумал ничего лучше этих корзин, – это единственное, что жители деревни умеют производить... Но я наладил полив их полей, они постепенно осваивают эффективное земледелие. Я собираюсь купить им коз...
– Ну, не каждый же может позволить себе взять на поруки деревню...
– Каждый должен хотя бы чем-нибудь пытаться помочь. Пусть не голодающему африканцу, пускай собственному соседу...
– Хороший ты человек... Но ведь и наша Церковь занимается именно такой деятельностью.
– И впихивает свою идеологию...
– А ты не впихиваешь?
– Нет. Я все делаю анонимно через одну благотворительную организацию.
– То есть ты не против пойти по моему пути, рассмотреть мой проект... Ты просто не желаешь делать это под эгидой моей Церкви?
– Твой проект я рассмотрю как бизнесмен. Если это выгодно – можешь рассчитывать на меня. Что же до твоих теорий... Опасно все это. Сам знаешь, куда добрыми намерениями путь выстлан... Я верю в постепенные изменения. Вот посмотри – никто не обращал нас в веру в Интернет, никто не запрещал жить по-старому... Но постепенно, наблюдая, насколько выгодно и удобно пользоваться новшествами науки и техники, мы примкнули к нему сами – без насилия, без трагедий, – тогда, когда были готовы примкнуть. Мне кажется, именно так и следует проводить все социальные изменения. Организуй группу людей, желающих жить по-новому, и дай другим свободно присоединяться или покидать эту группу. И еще. Допустим, новая католическая Церковь – это ангел в белых тапочках... Но ты призываешь меня помочь ей снова завладеть силовыми точками мира – энергией! Может быть, речь идет о вашем реванше? Может быть, не так уж уютно твоей прозревшей Церкви в современном мире?
– Католическая Церковь в целом пессимистично смотрит на современное общество. Действительно, невозможно спорить с тем, что нравственное состояние, экономические и политические отношения в современном обществе не соответствуют христианским заповедям. Важно, какие выводы делает из этого Церковь. Можно упорно отрицать новые общественные устои, повторять мифы Средневековья, а можно признать объективный характер развития общества и предложить пути его совершенствования.
– Но ты предлагаешь мне дать вам в руки власть!
– Вовсе нет... Я хочу отдать власть в руки искусственному интеллекту, запрограммированному на основе христианских принципов. Именно поэтому моя идея и не понравилась моим собратьям... Я не собираюсь снова вернуть им власть. Они обязательно воспользуются ею дурно, как это повторялось многократно. Я предлагаю создать эквивалент нашего Спасителя на земле. И этим эквивалентом станет суперкомпьютер, недостижимый для прямого уничтожения, замкнутый на себе самом и потому не подвластный никаким компьютерным вирусам и хакерам.
– Таким ты видишь Второе Пришествие?
– А почему бы и нет?..
– Ну, дорогой, как тебя за это твои братья монахи до сих пор не изжарили на костре?
– Теперь это не принято.
– Хорошо, Михей, я, кажется, понял твою идею.... Ты собрался подложить динамит и под свою родную Церковь...
– Ну, я бы так не сказал...
– Я достаточно хорошо знал тебя в молодости... – рассмеялся Николай. – Дай мне время во всем разобраться, все обдумать...
– Да, да... Конечно! Но только ты понимаешь, что это дело чрезвычайной секретности?
– Не маленький... Только ты наивен, как уж не знаю, который из апостолов. Если твоя идея представляет хоть какую-то реальную ценность, думаю, о ней уже знают все разведки мира.
– А я полагаю, что мы с тобой не настолько важные персоны, чтобы этим уважаемым, занятым людям тратить на нас с тобой драгоценное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30