Рябца это нисколько не удивило: среди тевтонов немало рыцарей из варяжского Поморья, и по сию пору густо заселенного ободритами.
– Зачем? – спросил Рябец, поправляя правой рукой меч, дабы быть готовым к любой неожиданности.
Витовт достал из седельной сумки волчий хвост и протянул его новгородцу.
– Передашь князю. Он поймет. Через седмицу я буду ждать тебя здесь же, у межевого столба, проводишь меня к нему.
Тевтон резко развернул белого как снег могучего коня и тяжело поскакал к березовому колку. Воевода ждал подвоха, но ничего не случилось. Лес все так же угрюмо шелестел листвой над его головой, а на деревянного идола, ставленного еще далекими пращурами, опустилась черная, как сажа, ворона. Прежде таких идолов много было на Новгородской земле, но ныне, волею князя, их почти свели на нет, беспощадно вырубая секирами. Собственно, и этого древнего кумира следовало бы предать огню, но Рябец не захотел более задерживаться у подозрительного места. Он лишь перекрестился и крикнул через плечо тихо переговаривающимся гридям:
– Домой.
В детинец Рябец попал только через три дня. Задержали неотложные дела, да и не было охоты тревожить князя Александра по пустому делу. Эка невидаль – тевтон! У Новгородского и без того забот полон рот. Нельзя сказать, что Рябца приняли в княжьем тереме без чести, но синие глаза Александра смотрели на воеводу холодно, почти неприязненно. Все знали, что князь недолюбливает Рябца, ибо тот и в вере некрепок, и слишком часто смотрит в рот боярам, хозяйничающим на новгородском вече. Чему, впрочем, удивляться не приходилось, ибо Семен Рябец принадлежал к старинному новгородскому роду и был связан с местным старшиной многими узами, уходящими в седую древность.
– А почему тевтон обратился именно к тебе? – строго спросил Александр.
– Потому что, кроме меня и гридей, никого более у межевого столба не было. А это он просил передать князю. – Воевода достал из-под кафтана дар рыцаря и протянул Александру.
– Это что? – не понял князь.
– Волчий хвост.
Князь смотрел на клок шерсти так, словно воевода Рябец протягивал ему змею, и только тут до Семена дошло, что означает этот дар тевтона и кем на самом деле является доблестный рыцарь Витовт фон Бюлов. До Александра это, видимо, дошло еще раньше, поэтому он и не спешил брать в руки древний, как сама Новгородская земля, символ.
– Белый Волк, – прошептал посиневшими губами князь.
Александр, в отличие от Рябца, в христианской вере был тверд и без пощады гнал волхвов с земель Руси. Одно упоминание о вере щуров приводило его в неистовство. И Семен вдруг понял, какого дурака свалял, принеся в княжий терем весточку из далекого прошлого.
– Как он выглядел?
– Как самый обычный человек, – пожал плечами Рябец. – Белобрысый, синеглазый, плечистый. Не знай я, что предо мной тевтон, принял бы его за новгородца. И немудрено – бодричи и новгородцы одного корня. Твои предки, князь, тоже родом из варяжского Поморья.
Александр в ответ бросил на воеводу полный ярости взгляд, но Рябец княжий гнев выдержал е достоинством. По всему выходило, что войны с тевтонами не избежать, а на войне любая помощь в строку. Князю Александру это должно быть ведомо. И коли сам князь не хочет встречаться с Витовтом, то пусть пошлет на свидание с ним одного из своих ближников. Но в любом случае воевода Рябец не сможет утаить от старшины свою нечаянную встречу с Белым Волком. Кровь-то под мечами тевтонов будет литься не княжья, а новгородская. Семен готов был высказать свои мысли вслух, но сын Ярослава уже и сам обо всем догадался. Он все-таки взял из рук Рябца волчий хвост и в раздумье опустился на широкую лавку.
Воевода вздохнул с облегчением. Он высоко ценил ум князя и его полководческий дар и не хотел с ним ссориться.
– Значит, война, – задумчиво произнес князь.
– Так ведь хвостами попусту не бросаются, – вздохнул Рябец.
Александр не хуже воеводы знал положение дел на соседних землях. Орден рвался на Восток, понукаемый римским папой, и православный Новгород был единственным препятствием на его пути. От Руси помощи ждать не приходилось. Слишком уж далеко зашли князья в своих раздорах. А тевтонов надо остановить во что бы то ни стало.
Александр поднялся с лавки и в волнении заходил по горнице. Неужели там, в далеком Поморье, еще сохранились осколки старой веры? Или это просто хитрый ход тевтонов, дабы в удобный момент обвинить новгородцев в язычестве и тем самым оправдать свои алчные устремления в глазах христиан? Крестовый поход в земли язычников привлечет под знамена ордена целые своры псов, жадных до воинской добычи. К сожалению, ни Рябец, ни бояре новгородские этого не понимают. Слишком сильна в них память о былом величии Новгорода, достигнутом под дланью бога Перуна. Этот кровавый кумир был вознесен предком Александра князем Владимиром не только над Волховом, но и над Днепром. Правда, торжество Перуна было недолгим. Князь вознес, князь и поверг наземь с помощью Бога истинного. Но свет истинной веры проник еще далеко не во все души и в Руси, и в Новгороде. Не оттого ли обрушились на нас нынешние беды? Увы, далеко не все думают так. Иные винят Христа там, где следовало бы винить Перуна и собственные жадность и неразумие. Перун-де был хоть и кровожаден, но силен, а Христос-де слаб. И не поможет молитва там, где требуется удар меча. А того не понимают, что не в силе Бог, а в правде. А правда та – за Христом. Нельзя жить на земле подобно зверю, насыщая лишь свою утробу и не думая о душе. Ведь человек подобен Богу, а не животному. Так зачем же рядиться в волчью шкуру и пестовать в своих теле и душе звериное, а не божье начало? За Христом правда, а не за Перуном. А за кем правда, за тем и победа.
– Разве я не прав, воевода Рябец?
– Так ведь не единой молитвой жив человек, – покачал головой новгородец. – И разве с молитвой придут к нам тевтоны, князь? Огнем и мечом пройдутся они по нашей земле. И где тогда будет твоя правда? Кабы все жили по слову Христа, так иного желать не надо. Но живут-то иначе, князь.
– Бог накажет.
– Пока Бог накажет, тебе уже голову снесут, – криво усмехнулся Рябец. – Для души вместилище нужно, а то вместилище рожать всегда будет Мать Сыра Земля. Мы не по небу ходим, князь, а по земле. А пока мы по ней ходим, братом названным нам будет не ангел небесный, а волк. Если хочешь быть земным владыкой, князь, то без греха не обойдешься и без земной силы тоже. А вот когда одолеешь тевтонов, тогда кайся, что не с молитвой на них шел, а с мечом. Что не подставил правую щеку вслед за левой, а рубанул с плеча так, что у врага голова отлетела. Бог простит тебя, князь, если родная земля не осудит.
С тевтоном князь встретился четыре дня спустя. Сидели в крестьянской избе, вросшей в землю едва ли не по самые окна, на простых лавках за грубо отесанным столом и недоверчиво смотрели друг на друга. Входя в избу, Александр трижды перекрестился. Сопровождавшие князя гриди остались во дворе. Только воевода Рябец, согнувшись едва не пополам, протиснулся в узкую дверь вслед за Александром. Витовт фон Бюлов приехал один. Не робкий, судя по всему, был человек, коли сунулся в чужую землю без дружины.
– Когда? – спросил Александр.
– Ближе к весне ждите, – спокойно отозвался тевтон. – Кнехтов перебросят на санях, так быстрее и проще. Овес и сено заготовили впрок. Магистр свое дело знает.
– Помешать ты им сможешь?
– Помешать нет, но задержать и ослабить могу.
– Сколько у тебя людей?
– Десять Белых Волков, князь. Но нам нужна мана.
Рябец не понял, о чем просит князя тевтон, а Александр молчал. Только лицо его из бледного стало серым. В какой-то миг Рябцу показалось, что князь сейчас не выдержит и либо ударит гостя, либо наговорит много лишнего. Воевода даже закашлялся, чтобы привлечь к себе внимание впавшего в гнев Александра.
– Твой предок Владимир ходил к тому камню, когда шел на Киев.
– Знаю, – хрипло отозвался Александр. – Но тогда там не было Его.
– Он пришел туда, когда пала Аркона. Остров содрогнулся, и третья часть его ушла под воду. И вместе с землей ушел под воду и храм Световида.
– Это была Божья воля, – твердо сказал князь.
– А он спасся тоже по Божьей воле? – пристально глянул в глаза князя Витовт.
Александр молчал. Его пальцы, сведенные в кулак, разжались. Князь, похоже, впал в задумчивость. Видимо, слова гостя произвели на него впечатление.
– Ты ведь не веришь в Бога? – прищурился он в сторону Витовта.
– Отчего же? – удивленно вскинул бровь фон Бюлов. – Я верю, что Бог создал этот мир, а назвать того Бога ты можешь по-всякому. И чем имя Яхве лучше имени Род?
– Речь не о Яхве, тевтон, а о Христе.
– Если ты в него веруешь, князь, то веруй. Мне это не мешает.
– А что если ты мешаешь Христу, Белый Волк?
– Так пусть он мне об этом сам скажет, князь.
– Бог не всякую козявку видит с небес, – криво усмехнулся Александр.
– Но ты ведь не козявка, князь. Коли твой Христос был бы против нашей встречи, то, наверное, остерег бы тебя, послав знамение. А промолчать он может только в двух случаях: либо верит, что я ему не враг, либо магистр Ордена ему ближе, чем православный князь.
Недаром епископ Фома так часто говорит Александру об искушении. Умный грек понимает, как лукавы могут быть волхвы. И этот все вывернул наизнанку. В одном он только прав, пожалуй: спор между магистром и князем идет не о Новгороде, а о вере. О душах человеческих. И в этом споре Александру проиграть нельзя. Иначе Руси в этом мире не устоять. Все может рухнуть в одночасье. И без всякой надежды на возрождение.
– Мне сказали, что он спит, – глухо проговорил князь.
– Я сумею его разбудить, – спокойно отозвался фон Бюлов.
– Кровавой жертвой?
– Тебе об этом лучше не знать, Рюрикович.
Александр молчал долго, целую вечность. Рябец ждал, затаив дыхание. Многое решалось в эту минуту, но самым главным для воеводы был Новгород. Стоять ему до скончания века или нет. А вместе с Великим градом полягут в землю и великие роды, чьей кровью и доблестью он возвышался.
– Рябец проводит тебя, – сказал князь и резко поднялся. – Прощай, витязь.
Князь сел на коня и поскакал, сопровождаемый гридями, прямо через густой подлесок. Витовт фон Бюлов какое-то время с усмешкой смотрел ему вслед, а потом обернулся к стоящему рядом Рябцу.
– Мне нужно оружие князя. Его меч, его копье и его щит. Лучше, если ты это сделаешь в тайне.
– А почему я должен тебе верить, тевтон?
– Я не тевтон, воевода, и ты это знаешь. И еще ты знаешь, где находится Горюч-камень. А по лабиринту тебя проведу я.
Воевода Рябец не был тверд в истинной вере и сам знал за собой этот грех. Случалось ему свершать жертвоприношения изгнанным богам и раньше. Но жертвовал он только малым. Beлесу на бородку. Стрибогу на тихую погоду. И Перуну-богу на удачу в воинских делах. Человеческой кровью он богам никогда не кланялся, а если и рушил человеческие жизни, то только на поле боя. Ныне расклад выходил иной.
– Что такое мана? – спросил он у волхва.
– Огонь Перуна.
– А почему взять его можно только в лабиринте?
– В том лабиринте лоно Макоши. И только так она может отдаться Перуну, не страшась Велесова догляда.
– А кто такой Он?
– Их сын, рожденный в Туле. Его называли Зверем Арконы. И многие девственницы из знатных славянских родов разделяли с ним ложе. Они и рождали Белых Волков, которые правили миром. Потом случилась беда. Остров ругов раскололся. И храм с лабиринтом и лоном Макоши ушел под воду. Вслед за ним с острова ушел и Зверь. Такова была воля богов, воевода. Аркона пала. А с ее падением удача покинула земли ободритов и лютичей. Тевтоны хозяйничают ныне там, где прежде хозяевами были варенги. Мы, русы, правили миром, воевода. Мы, венеды-вандалы, разрушили Рим. Потому что с нами был он, сын Перуна, рожденный в легендарной Туле, в самом сердце Гипербореи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Зачем? – спросил Рябец, поправляя правой рукой меч, дабы быть готовым к любой неожиданности.
Витовт достал из седельной сумки волчий хвост и протянул его новгородцу.
– Передашь князю. Он поймет. Через седмицу я буду ждать тебя здесь же, у межевого столба, проводишь меня к нему.
Тевтон резко развернул белого как снег могучего коня и тяжело поскакал к березовому колку. Воевода ждал подвоха, но ничего не случилось. Лес все так же угрюмо шелестел листвой над его головой, а на деревянного идола, ставленного еще далекими пращурами, опустилась черная, как сажа, ворона. Прежде таких идолов много было на Новгородской земле, но ныне, волею князя, их почти свели на нет, беспощадно вырубая секирами. Собственно, и этого древнего кумира следовало бы предать огню, но Рябец не захотел более задерживаться у подозрительного места. Он лишь перекрестился и крикнул через плечо тихо переговаривающимся гридям:
– Домой.
В детинец Рябец попал только через три дня. Задержали неотложные дела, да и не было охоты тревожить князя Александра по пустому делу. Эка невидаль – тевтон! У Новгородского и без того забот полон рот. Нельзя сказать, что Рябца приняли в княжьем тереме без чести, но синие глаза Александра смотрели на воеводу холодно, почти неприязненно. Все знали, что князь недолюбливает Рябца, ибо тот и в вере некрепок, и слишком часто смотрит в рот боярам, хозяйничающим на новгородском вече. Чему, впрочем, удивляться не приходилось, ибо Семен Рябец принадлежал к старинному новгородскому роду и был связан с местным старшиной многими узами, уходящими в седую древность.
– А почему тевтон обратился именно к тебе? – строго спросил Александр.
– Потому что, кроме меня и гридей, никого более у межевого столба не было. А это он просил передать князю. – Воевода достал из-под кафтана дар рыцаря и протянул Александру.
– Это что? – не понял князь.
– Волчий хвост.
Князь смотрел на клок шерсти так, словно воевода Рябец протягивал ему змею, и только тут до Семена дошло, что означает этот дар тевтона и кем на самом деле является доблестный рыцарь Витовт фон Бюлов. До Александра это, видимо, дошло еще раньше, поэтому он и не спешил брать в руки древний, как сама Новгородская земля, символ.
– Белый Волк, – прошептал посиневшими губами князь.
Александр, в отличие от Рябца, в христианской вере был тверд и без пощады гнал волхвов с земель Руси. Одно упоминание о вере щуров приводило его в неистовство. И Семен вдруг понял, какого дурака свалял, принеся в княжий терем весточку из далекого прошлого.
– Как он выглядел?
– Как самый обычный человек, – пожал плечами Рябец. – Белобрысый, синеглазый, плечистый. Не знай я, что предо мной тевтон, принял бы его за новгородца. И немудрено – бодричи и новгородцы одного корня. Твои предки, князь, тоже родом из варяжского Поморья.
Александр в ответ бросил на воеводу полный ярости взгляд, но Рябец княжий гнев выдержал е достоинством. По всему выходило, что войны с тевтонами не избежать, а на войне любая помощь в строку. Князю Александру это должно быть ведомо. И коли сам князь не хочет встречаться с Витовтом, то пусть пошлет на свидание с ним одного из своих ближников. Но в любом случае воевода Рябец не сможет утаить от старшины свою нечаянную встречу с Белым Волком. Кровь-то под мечами тевтонов будет литься не княжья, а новгородская. Семен готов был высказать свои мысли вслух, но сын Ярослава уже и сам обо всем догадался. Он все-таки взял из рук Рябца волчий хвост и в раздумье опустился на широкую лавку.
Воевода вздохнул с облегчением. Он высоко ценил ум князя и его полководческий дар и не хотел с ним ссориться.
– Значит, война, – задумчиво произнес князь.
– Так ведь хвостами попусту не бросаются, – вздохнул Рябец.
Александр не хуже воеводы знал положение дел на соседних землях. Орден рвался на Восток, понукаемый римским папой, и православный Новгород был единственным препятствием на его пути. От Руси помощи ждать не приходилось. Слишком уж далеко зашли князья в своих раздорах. А тевтонов надо остановить во что бы то ни стало.
Александр поднялся с лавки и в волнении заходил по горнице. Неужели там, в далеком Поморье, еще сохранились осколки старой веры? Или это просто хитрый ход тевтонов, дабы в удобный момент обвинить новгородцев в язычестве и тем самым оправдать свои алчные устремления в глазах христиан? Крестовый поход в земли язычников привлечет под знамена ордена целые своры псов, жадных до воинской добычи. К сожалению, ни Рябец, ни бояре новгородские этого не понимают. Слишком сильна в них память о былом величии Новгорода, достигнутом под дланью бога Перуна. Этот кровавый кумир был вознесен предком Александра князем Владимиром не только над Волховом, но и над Днепром. Правда, торжество Перуна было недолгим. Князь вознес, князь и поверг наземь с помощью Бога истинного. Но свет истинной веры проник еще далеко не во все души и в Руси, и в Новгороде. Не оттого ли обрушились на нас нынешние беды? Увы, далеко не все думают так. Иные винят Христа там, где следовало бы винить Перуна и собственные жадность и неразумие. Перун-де был хоть и кровожаден, но силен, а Христос-де слаб. И не поможет молитва там, где требуется удар меча. А того не понимают, что не в силе Бог, а в правде. А правда та – за Христом. Нельзя жить на земле подобно зверю, насыщая лишь свою утробу и не думая о душе. Ведь человек подобен Богу, а не животному. Так зачем же рядиться в волчью шкуру и пестовать в своих теле и душе звериное, а не божье начало? За Христом правда, а не за Перуном. А за кем правда, за тем и победа.
– Разве я не прав, воевода Рябец?
– Так ведь не единой молитвой жив человек, – покачал головой новгородец. – И разве с молитвой придут к нам тевтоны, князь? Огнем и мечом пройдутся они по нашей земле. И где тогда будет твоя правда? Кабы все жили по слову Христа, так иного желать не надо. Но живут-то иначе, князь.
– Бог накажет.
– Пока Бог накажет, тебе уже голову снесут, – криво усмехнулся Рябец. – Для души вместилище нужно, а то вместилище рожать всегда будет Мать Сыра Земля. Мы не по небу ходим, князь, а по земле. А пока мы по ней ходим, братом названным нам будет не ангел небесный, а волк. Если хочешь быть земным владыкой, князь, то без греха не обойдешься и без земной силы тоже. А вот когда одолеешь тевтонов, тогда кайся, что не с молитвой на них шел, а с мечом. Что не подставил правую щеку вслед за левой, а рубанул с плеча так, что у врага голова отлетела. Бог простит тебя, князь, если родная земля не осудит.
С тевтоном князь встретился четыре дня спустя. Сидели в крестьянской избе, вросшей в землю едва ли не по самые окна, на простых лавках за грубо отесанным столом и недоверчиво смотрели друг на друга. Входя в избу, Александр трижды перекрестился. Сопровождавшие князя гриди остались во дворе. Только воевода Рябец, согнувшись едва не пополам, протиснулся в узкую дверь вслед за Александром. Витовт фон Бюлов приехал один. Не робкий, судя по всему, был человек, коли сунулся в чужую землю без дружины.
– Когда? – спросил Александр.
– Ближе к весне ждите, – спокойно отозвался тевтон. – Кнехтов перебросят на санях, так быстрее и проще. Овес и сено заготовили впрок. Магистр свое дело знает.
– Помешать ты им сможешь?
– Помешать нет, но задержать и ослабить могу.
– Сколько у тебя людей?
– Десять Белых Волков, князь. Но нам нужна мана.
Рябец не понял, о чем просит князя тевтон, а Александр молчал. Только лицо его из бледного стало серым. В какой-то миг Рябцу показалось, что князь сейчас не выдержит и либо ударит гостя, либо наговорит много лишнего. Воевода даже закашлялся, чтобы привлечь к себе внимание впавшего в гнев Александра.
– Твой предок Владимир ходил к тому камню, когда шел на Киев.
– Знаю, – хрипло отозвался Александр. – Но тогда там не было Его.
– Он пришел туда, когда пала Аркона. Остров содрогнулся, и третья часть его ушла под воду. И вместе с землей ушел под воду и храм Световида.
– Это была Божья воля, – твердо сказал князь.
– А он спасся тоже по Божьей воле? – пристально глянул в глаза князя Витовт.
Александр молчал. Его пальцы, сведенные в кулак, разжались. Князь, похоже, впал в задумчивость. Видимо, слова гостя произвели на него впечатление.
– Ты ведь не веришь в Бога? – прищурился он в сторону Витовта.
– Отчего же? – удивленно вскинул бровь фон Бюлов. – Я верю, что Бог создал этот мир, а назвать того Бога ты можешь по-всякому. И чем имя Яхве лучше имени Род?
– Речь не о Яхве, тевтон, а о Христе.
– Если ты в него веруешь, князь, то веруй. Мне это не мешает.
– А что если ты мешаешь Христу, Белый Волк?
– Так пусть он мне об этом сам скажет, князь.
– Бог не всякую козявку видит с небес, – криво усмехнулся Александр.
– Но ты ведь не козявка, князь. Коли твой Христос был бы против нашей встречи, то, наверное, остерег бы тебя, послав знамение. А промолчать он может только в двух случаях: либо верит, что я ему не враг, либо магистр Ордена ему ближе, чем православный князь.
Недаром епископ Фома так часто говорит Александру об искушении. Умный грек понимает, как лукавы могут быть волхвы. И этот все вывернул наизнанку. В одном он только прав, пожалуй: спор между магистром и князем идет не о Новгороде, а о вере. О душах человеческих. И в этом споре Александру проиграть нельзя. Иначе Руси в этом мире не устоять. Все может рухнуть в одночасье. И без всякой надежды на возрождение.
– Мне сказали, что он спит, – глухо проговорил князь.
– Я сумею его разбудить, – спокойно отозвался фон Бюлов.
– Кровавой жертвой?
– Тебе об этом лучше не знать, Рюрикович.
Александр молчал долго, целую вечность. Рябец ждал, затаив дыхание. Многое решалось в эту минуту, но самым главным для воеводы был Новгород. Стоять ему до скончания века или нет. А вместе с Великим градом полягут в землю и великие роды, чьей кровью и доблестью он возвышался.
– Рябец проводит тебя, – сказал князь и резко поднялся. – Прощай, витязь.
Князь сел на коня и поскакал, сопровождаемый гридями, прямо через густой подлесок. Витовт фон Бюлов какое-то время с усмешкой смотрел ему вслед, а потом обернулся к стоящему рядом Рябцу.
– Мне нужно оружие князя. Его меч, его копье и его щит. Лучше, если ты это сделаешь в тайне.
– А почему я должен тебе верить, тевтон?
– Я не тевтон, воевода, и ты это знаешь. И еще ты знаешь, где находится Горюч-камень. А по лабиринту тебя проведу я.
Воевода Рябец не был тверд в истинной вере и сам знал за собой этот грех. Случалось ему свершать жертвоприношения изгнанным богам и раньше. Но жертвовал он только малым. Beлесу на бородку. Стрибогу на тихую погоду. И Перуну-богу на удачу в воинских делах. Человеческой кровью он богам никогда не кланялся, а если и рушил человеческие жизни, то только на поле боя. Ныне расклад выходил иной.
– Что такое мана? – спросил он у волхва.
– Огонь Перуна.
– А почему взять его можно только в лабиринте?
– В том лабиринте лоно Макоши. И только так она может отдаться Перуну, не страшась Велесова догляда.
– А кто такой Он?
– Их сын, рожденный в Туле. Его называли Зверем Арконы. И многие девственницы из знатных славянских родов разделяли с ним ложе. Они и рождали Белых Волков, которые правили миром. Потом случилась беда. Остров ругов раскололся. И храм с лабиринтом и лоном Макоши ушел под воду. Вслед за ним с острова ушел и Зверь. Такова была воля богов, воевода. Аркона пала. А с ее падением удача покинула земли ободритов и лютичей. Тевтоны хозяйничают ныне там, где прежде хозяевами были варенги. Мы, русы, правили миром, воевода. Мы, венеды-вандалы, разрушили Рим. Потому что с нами был он, сын Перуна, рожденный в легендарной Туле, в самом сердце Гипербореи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48