А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

У плиты стояла истуканом и смотрела на меня сверху вниз Франческа Спаццо-Стейнер собственной персоной.
Странная сделка
Выглядела она не лучшим образом. Я в очередной раз отметил, как сурово обошлось время с ее лицом. Желтоватые пятна - наверно, когда-то они были веснушками - обрамляли блестящий, будто маслом намазанный нос. Под глазами мешки, как натеки на оплывшей свече. На правой скуле красовался синяк с хорошую монету. Тогда я еще не знал, что это Элен с ней дралась. Но достаточно мне было взглянуть на нее, несокрушимую скалу, дышавшую злобой, и я понял: нам конец.
- Он рассказал вам все, не так ли? - ворчливо произнесла она.
Тяжелый узел волос сполз, рассыпаясь, на затылок.
- Тем хуже для вас, Бенжамен!
- Как это - тем хуже? Ваш муж хочет, чтобы я покинул этот дом…
- Стейнер сам не знает, что говорит. Идемте!
Она схватила меня за локоть и потащила прочь из кухни. Сильная оказалась баба, зажала руку как клещами. Я мельком увидел прихожую, зловещие часы-саркофаг, чучела зверей. Вот сейчас бы одним прыжком - к двери! Но раздавшийся откуда-то сверху крик остановил меня: Элен звала на помощь. Я отчаянно рванулся.
- Пустите меня! Что вы с ней сделали?
Франческа втолкнула меня в маленькую гостиную - в этой комнате мы отогревались в первый вечер.
Там, оседлав подлокотник дивана, ждал нас Раймон, в красной лыжной шапочке с помпоном похожий на гнома, только недоброго. Его придурковатая физиономия так и сияла. Я похолодел - только его мне сейчас не хватало. Было в этом недомерке что-то от злого мальчишки, знаете, для таких одна радость - над кем-нибудь поизмываться. Весь дом вдруг стал враждебной территорией, меня окружали недруги. Оставалась последняя надежда - Стейнер, только он мог приказать этим двоим отпустить нас, но его не было. Франческа и Раймон встали передо мной, заслонив камин. Карлик глупо хихикал, наслаждаясь моим испугом, а эта мегера источала яд, точно огромная оса.
- Бенжамен, - проговорила она наконец, и голос ее резанул меня, как нож гильотины, - теперь мы не можем дать вам уйти. Вы слишком много знаете.
- Надеюсь, это шутка…
Они удалились с неподобающей случаю торжественностью, не забыв, разумеется, запереть за собой дверь. Я машинально налил себе стаканчик и сел, обхватив голову руками. Мне необходимо было успокоиться. Главное сейчас - добраться до Элен, вдвоем мы будем сильнее. Но едва у меня начал созревать план, как мои судьи вернулись вместе со Стейнером. Глупо, но присутствие хозяина меня как-то обнадежило.
- Месье Стейнер, скажите им, пусть нас отпустят. Вы же сами велели, чтобы я убирался.
Он замялся, опустил глаза. Жирные волосы липли ко лбу.
- Мой муж просит извинить его, Бенжамен: он сказал, не подумав.
А Франческа-то была у них не только идеологом, но и верховным, так сказать, комиссаром. Те двое пели с ее голоса, по струнке ходили, а распоряжалась она. Я с ужасом таращил глаза на дьявольскую троицу - мать-командиршу, карлика-лакея и убеленного сединами подкаблучника. Увы, они мне не снились. А тот, кого я сперва принял за буйно-помешанного, единственный оказался мало-мальски человеком. Повисло тягостное молчание. Философиня чесала ногу пониже колена, как будто размышляла этим местом.
- За ваш поступок, Бенжамен, мы могли бы вас наказать. Но мы, пожалуй, дадим вам шанс. Вы в курсе, Жером сказал вам, что на этой неделе мы выписываем нашу последнюю пациентку. «Сухоцвет» свободен. Вот что мы предлагаем: Элен останется у нас, она вполне нам подходит. Вы же поедете с Раймоном в Париж и привезете в обмен на нее трех девушек. Мы вправе требовать от вас компенсации. Когда они будут здесь, вам вернут Элен.
Меня точно обухом по голове ударили, я слушал и никак не мог понять, что она такое говорит. Тут подошел Жером и опять прижал меня к груди.
- Мне так жаль. Будь это в моей власти, вы бы сейчас ушли. Я умолял Франческу пощадить Элен. Но она и слушать ничего не желает.
Он шумно дышал, стук его сердца отдавался у меня в висках. Руки у него были такие длинные, что могли бы обхватить меня несколько раз. Стиснутый в этих лапищах, я уткнулся лицом в его рубашку, и плохо пришитая пуговица все время лезла в нос. Со стороны эту сцену, наверно, можно было принять за встречу друзей. Его жалость была какая-то липкая, мне стало противно. А Франческа была настороже.
- Довольно, Жером, прекрати ребячиться!
Он вздрогнул, сморщился, будто это не окрик был, а плевок. Я же, пока он разжимал объятия, прикидывал свои шансы на побег. Сейчас или никогда. Дверь открыта, в несколько прыжков я пересеку гостиную, потом прихожую, пулей наверх и запрусь в спальне с Элен. А там видно будет. Я рывком высвободился из рук хозяина и чесанул к центральной комнате, толкнув на бегу Франческу - та тяжело завалилась на бок, как рухнувшая башня. Но надолго меня не хватило, ноги стали ватными, отказывались повиноваться.
Раймон - и быстро же бегал этот карлик! - в два счета настиг меня и свалил захватом под колени. Я стукнулся головой об пол, в глазах потемнело. Я отбивался, колотил его по голове, лягался, но все без толку. Куда мне было с ним справиться, слабак я. Он уселся на меня верхом - мерзкая рожа оказалась прямо над моей головой - и невозмутимо влепил мне пощечину. Как сейчас вижу его занесенную руку - не для того, чтобы убить или вырубить, а просто чтобы проучить нашкодившего мальчишку. Я уткнулся головой в ковер. Он силой поднял меня и, железной хваткой сжав локоть, поволок обратно в маленькую гостиную. Франческа, вне себя - я и вправду сбил ее с ног, - чуть не набросилась на меня с кулаками. Стейнер, еще весь красный - видно, переживал, что его осадили при мне, - что-то бормотал, успокаивая ее.
- Итак, ваш ответ?
Она это не сказала - пролаяла. Я, дурак, все еще думал, что это скверная шутка, и, разозлившись - отшлепали ведь, как пацана, - тоже заорал:
- В гробу я видал вас всех, слышите, в гробу!
Мне сразу несказанно полегчало: выпустил пар.
В то же мгновение Раймон дал мне такого тычка локтем в бок, что я согнулся, ловя ртом воздух, а он выхватил из кармана мешок и набросил мне на голову. Проделал он все это спокойно, без суеты и лишних движений, в общем - профессионально. Он тут был на все руки: сторожевой пес, лакей, повар… Покорный раб, готовый по знаку хозяев выступить в любом амплуа. Одной рукой он держал меня за шиворот, другой заламывал мне руку за спину. От боли я даже сопротивляться не мог.
- Куда вы меня ведете? Месье Стейнер, помогите же, ради Бога!
Карлик подгонял меня пинками, я задыхался под жесткой мешковиной, кричал, брыкался. Открывались и закрывались какие-то двери, потом под ногами оказались ступеньки. Моя решимость таяла с каждым шагом: я понял, что меня ведут в подвал. Мой конвоир держал меня крепко, но агрессивности не проявлял. Мы миновали котельную - я услышал гул и урчание бойлера.
Потом было еще столько дверей, которые Раймон отпирал и запирал, гремя тяжелыми ключами, столько пропитанных сыростью коридоров, поворотов, туннелей, где приходилось идти, пригнувшись, что я совсем запутался. Неужели под этим домом скрываются такие огромные катакомбы? Мне стало жутко: ведь здесь чахли в заточении красавицы, оглашали эти своды криками и рыданьями. Мы шли по очередному коридору, круто уходившему вниз; мои зубы выбивали дробь. Наконец Раймон заставил меня опуститься на четвереньки и втолкнул в крошечную, сырую, затхлую каморку. Он снял с меня мешок и, не сказав ни слова, запер дверь на ключ.
Первое, что я увидел, - большие круглые часы на потолке, единственный источник слабого света в этом карцере. Механизм был явно неисправен: там что-то жужжало, как жужжат осы и мухи на последнем издыхании, вертясь кверху брюхом и бессильно перебирая лапками. Выпуклое стекло напоминало уставившийся на меня огромный глаз, - наверно, туда же, в часы, была вмонтирована камера слежения. Я был один на один с непрестанным мерным скрежетом, я сбился с дыхания, торопливо глотая застоявшийся зловонный воздух, не мог толком выдохнуть, сердце зачастило. Я присел на тощий тюфяк, торчавшие из него соломинки искололи мне все ляжки. В углу я разглядел маленький душ и самый примитивный туалет. Смотреть на часы не решался: чего доброго, постарею в одночасье. Я стал звать на помощь и даже не слышал собственного голоса, в этих совершенно непроницаемых стенах он тонул, как в колодце. Время от времени тонкий дребезжащий звук будто рассекал воздух. По моему лицу струился пот, хотя температура здесь была минусовая. Это подземелье представляло собой каменный мешок, что-то вроде воздушного пузыря в толще гор.
Мало-помалу мною овладевала паника. Рассудок накрыло волной, я барахтался и тонул, теряя всякую способность мыслить здраво и вообще соображать. Вдруг схватило живот. Я едва успел спустить штаны и - не до стыда уж было - опорожнил взбунтовавшийся кишечник прямо на пол. Потом отполз в противоположный угол карцера, чтобы по возможности не нюхать собственную вонь. Я злился на себя - лучше бы принял их условия, - а еще пуще злился на Элен. В конце концов, все случилось из-за нее: нечего было заигрывать со стариком, понятно, что его благоверная приревновала. Я лежал без сил, грязный, мерзкий, зажимал уши, чтобы не слышать, как бегут стрелки, пытался спрятаться от сорвавшегося с цепи времени, чувствуя, как оно пожирает меня изнутри и превращает до срока в дряхлую развалину. Я был сломлен. Сдался сразу, понятий чести, совести, достоинства для меня больше не существовало. Все, что угодно, лишь бы не гнить в этой дыре.
Прошло, наверно, много времени, и вот наконец лязгнул, открываясь, замок. Луч фонарика скользнул по стене к полу, кто-то шмыгнул носом, принюхиваясь. Я узнал его сразу и прямо на четвереньках кинулся к своему спасителю.
- Месье Стейнер, выпустите меня отсюда, пожалуйста! Я на все согласен.
Я стоял перед ним на коленях, и от меня нестерпимо воняло.
- Мне так неудобно… - пробормотал я, кивнув на свои штаны.
Стейнер, стоя на пороге, пошарил лучом фонарика по стенам, затем осветил часы.
- Всякий раз, когда я спускаюсь сюда, у меня такое же чувство, как в детстве, - будто меня хоронят заживо. Я понимаю, как тебе страшно.
От его неожиданного «ты» и сочувственного тона я чуть не прослезился.
- Они перегнули палку, не стоило тебя так сурово наказывать. Но ты уж не обессудь, их тоже можно понять. Франческа и так вся на нервах: ей от твоей Элен крепко досталось, это, скажу я тебе, та еще штучка. Да еще наша старая распря опять на днях всплыла: почему-де в «Сухоцвете» не бывает мальчиков-красавчиков. Франческа злится, говорит, это дискриминация. Но юноши-то посильнее девушек, их и похищать не так легко, и охранять труднее. С этим надо будет что-то делать… Ну, и ты еще вывел ее из себя, надо же - с ног сшиб.
- Я… я не хотел.
- Ладно, замяли. Вот тебе наш план: ты сейчас же уедешь с Раймоном. Будешь делать в точности все, что он скажет. Запомни: привезешь трех девушек - получишь Элен.
- Трех девушек? Да, но… но почему трех?
У него вырвался короткий грудной смешок.
- Потому что твоя Элен стоит трех, и вообще наше решение не обсуждается. Все, пошли.
Обратный путь оказался значительно короче (подозреваю, что Раймон нарочно водил меня кругами по одним и тем же коридорам, чтобы сильнее напугать). Стейнер был настолько деликатен, что даже не упомянул о случившейся со мной неприятности. В туалетной комнате у лестницы я принял душ. Хозяин дал мне чистую одежду, сам принес все из моего чемодана. Он, так сказать, взял меня под крыло. Под горячими струями я успокоился, озноб прошел. Но самое тяжкое испытание было еще впереди: сказать все Элен. Раймон поднялся со мной наверх, повернул ключ в замке, впустил меня и запер за мной дверь. Мне дали десять минут, чтобы попрощаться.
Сердце у меня так и упало, едва я переступил порог. Зрелище было кошмарное: по комнате будто смерч пронесся, простыни и одеяла сброшены с кровати, стол и стулья опрокинуты, отопительная труба помята, все наши туалетные принадлежности раскиданы по полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36