— Пожалуй, Таки располагает нужной информацией и тебе не откажет — все же вы в некотором роде бывшие сослуживцы.
— Ты подал мне хорошую мысль, — сказал Соэда. — Постараюсь как можно скорее с ним встретиться.
Соэда лично не был знаком с Таки. К тому же он был обыкновенным репортером, а Таки в те времена — газетным асом, главным редактором! Поэтому он счел не лишним запастись подходящей рекомендацией и обратился за ней к заведующему справочным отделом, который прежде работал в непосредственном контакте с Таки. Тот написал рекомендательное письмо прямо на обороте своей визитной карточки и посоветовал пойти к Таки на службу — в Дом зарубежной культуры, где Таки бывал ежедневно.
Дом зарубежной культуры находился в тихом районе Токио, поблизости от посольств и консульств иностранных государств. Вымощенная камнем дорога, повторяя мягкие очертания холмов, постепенно поднималась вверх. Большие участки были обнесены увитыми вьющимися растениями оградами, за которыми среди деревьев виднелись европейского типа дома с развевающимися на них иностранными флагами. Экзотическое зрелище!
Дом зарубежной культуры был обставлен тоже на европейский лад. Сюда приезжали в основном иностранцы, причем, как правило, высокопоставленные. Прежде это здание принадлежало одному из старых концернов дзайбацу.
Соэда толкнул вертящуюся дверь и вошел в приемную, полную посетителей. Ему пришлось подождать, пока один из служащих наконец подошел к нему.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил он.
— Мне хотелось бы встретиться с господином Таки, — сказал Соэда, протягивая ему визитные карточки — свою и начальника справочного отдела.
— Прошу вас пройти в холл, наверх, — сказал служащий, предварительно позвонив куда-то по телефону.
Соэда поднялся на второй этаж. Внизу за окном виднелся ухоженный японский сад с большими, удивительной красоты декоративными камнями. По-видимому, прежний владелец дома приобрел их за большие деньги.
В холле находились одни иностранцы.
Таки заставил себя ждать не менее получаса. Он появился, когда у Соэды от нечего делать возникло странное желание поскользить по гладкому мраморному полу холла.
Таки был высокого роста и крепкого телосложения. Его лицо прорезали глубокие морщины, волосы с проседью были аккуратно зачесаны. Весь его облик, дополненный очками без оправы, напоминал скорее иностранца, нежели японца. В общем, внешность господина Таки была столь внушительной, что смутила Соэду.
Он держится с таким достоинством, что, пожалуй, ни в чем не уступит иностранцам, среди которых вращается, подумал Соэда.
— Таки, — представился директор-распорядитель, беря визитную карточку Соэды. — Прошу вас. — Он указал на кресло исполненным достоинства жестом. — Чем могу быть вам полезен? — спросил он, минуя всякие церемонии. Кстати, в этом тоже проявился подход к делу, характерный для иностранцев.
— Хотел бы спросить вас о некоторых событиях, имевших место в пору вашего пребывания в Женеве, — сказал Соэда, глядя Таки прямо в глаза.
— Неужели вас интересует такая давняя история? — Вокруг глаз Таки за сверкающими стеклами очков собрались добродушные морщинки.
— Меня интересует первый секретарь представительства Кэнъитиро Ногами, который, как известно всем, в сорок четвертом году скончался в женевской больнице.
Соэде показалось, что глаза Таки за очками без оправы холодно блеснули — холодно и настороженно.
Он не спешил с ответом. Его рука медленно потянулась к карману, из которого он вынул сигару.
— Вы ведь находились в то время там и были знакомы с Ногами?
Таки слегка наклонил голову и, щелкнув зажигалкой, закурил.
— Фамилию Ногами слышал, но непосредственно с ним знаком не был, — сказал он наконец, выпустив струйку дыма.
— Но вы, вероятно, знали о том, что Ногами скончался в швейцарской больнице?
— Да, я слышал об этом.
— Что вы можете сказать о последних днях Ногами? Он, кажется, очень много работал и заболел от переутомления?
— Видимо, так.
— Будучи специальным корреспондентом, вы были достаточно информированы о внешней политике Японии в то время. Ногами, который вынужден был замещать уехавшего по болезни в Японию посланника, приходилось нелегко. Ведь он должен был проводить внешнюю политику Японии, находясь между двумя лагерями: союзными державами и странами оси.
— Совершенно верно. Он умер как раз в самое тяжелое время — за год до окончания войны. — В голосе Таки звучало едва скрываемое безразличие.
— Чем занимался господин Ногами в последние дни перед своей кончиной?
— Не знаю, — поспешно ответил Таки, — да и не должен был знать. Я был спецкором, в мои обязанности входила исключительно информация о ходе войны, которую я передавал газете через нейтральную страну. Меня абсолютно не интересовали последние дни одного из дипломатов, да и в представительстве никто меня не информировал об этом.
Соэда понял, что здесь, как и при встрече с Мурао, он натолкнулся на глухую стену, от которой все его вопросы отскакивают, словно горошины. Таки сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и глядел на Соэду так, будто едва удостаивал его своим присутствием.
С первой минуты встречи Соэде стало ясно, что все его надежды развеялись в прах. А он-то думал, что бывший сослуживец, старший по положению, с пониманием отнесется к корреспонденту той же газеты, где работал и он.
На деле же Таки отнесся к нему, мягко говоря, безразлично. Мало того, Таки не проявил никакого желания хоть в чем-то ему помочь. Теперь Соэда даже сожалел, что пошел на свидание с этим человеком, и сунул вытащенный было блокнот в карман.
— Извините за беспокойство, — сказал он таким тоном, каким корреспондент обычно благодарит за официальное интервью.
— Послушай, — вдруг обратился к нему Таки, вставая, — для чего тебе это нужно? Затеял статью написать? — В голосе Таки появились мягкие нотки.
Соэда хотел ответить, что это его не касается, но потом решил повести себя, как Таки: по-чиновничьи — вежливо, но холодно.
— Хочу собрать и исследовать материал, а если он окажется интересным — опубликовать.
— Но что именно? — спросил Таки, внимательно глядя на Соэду.
— Что-нибудь вроде ретроспективного взгляда на внешнюю политику Японии военных лет.
Таки сжал сигару зубами и закрыл глаза. На короткий момент Соэде показалось, что он увидел перед собой своего главного редактора газеты.
— Извини, но это пустая затея.
— Почему?
— Во-первых, неинтересно. Во-вторых, в наши дни не имеет значения. Получится никому не нужный, покрытый плесенью опус.
Соэда не на шутку рассердился. Если бы перед ним сидел не Таки, не старший по возрасту коллега, он, пожалуй, полез бы на него с кулаками.
— Ваше мнение я приму во внимание, — холодно сказал Соэда и резко поднялся.
Осторожно ступая по начищенному до блеска полу, Соэда вышел на улицу и сел в ожидавшую его машину. Он едва сдерживал охватившее его негодование. Таки вел себя благопристойно, но отчужденно. Именно такой благопристойностью и отчужденностью веяло от особняков иностранных посольств, мимо которых Соэда сейчас проезжал. Даже не верилось, что Таки когда-то был главным редактором их газеты. Если бы Соэда заранее знал, что встретиться с холодным чиновником, он отнесся бы к этому спокойнее. Но ведь он рассчитывал на понимание. И так ошибся!
В машине Соэде вдруг пришло в голову, что и Мурао, и Таки, словно сговорившись, ничего не хотели рассказывать о смерти Ногами. Мурао отделался шуткой, так больно уколовшей Соэду, а Таки, по существу, отказался с ним разговаривать, причем сделал это с ледяной вежливостью.
Почему они оба так старательно избегают разговора о смерти Ногами? Соэда вдруг с особой силой почувствовал необходимость докопаться по истины.
5
Соэда позвонил Кумико. Трубку взяла ее мать.
— Что-то вы давно у нас не появлялись, — сказала она. — Я уже начала беспокоиться, не случилось ли чего.
— Много работы в газете. А Кумико дома?
— К сожалению, нет. Ее пригласили в гости. Сказала, что вернется не поздно. У вас к ней что-нибудь срочное?
— Нет, просто хотел узнать, как у нее дела.
— Может быть, заглянете к нам вечером? К тому времени и Кумико возвратится.
— Спасибо, — поблагодарил Соэда. Он действительно рад был бы повидать Кумико. Теперь, когда он окончательно решил узнать все связанное со смертью ее отца, ему особенно хотелось почаще с ней встречаться, хотя он и понимал, что ничего нового она об отце не скажет.
Когда он подъехал к дому Ногами, уже было темно. У дверей его встретила Такако.
— Входите, я вас давно поджидаю, — приветливо сказала она, провожая его в дом.
Соэда снял ботинки и вошел в гостиную.
— К сожалению, Кумико еще не пришла, — сказала Такако, ставя на столик чайные чашки.
Соэда уже бывал в этом доме, но вечером пришел впервые, и, поскольку Кумико все еще не было, чувствовал себя неловко.
— Располагайтесь поудобней, думаю, она скоро придет, — сказала Такако, догадавшись о его состоянии.
— Откровенно говоря, я сегодня нарушил ваш покой не только из-за Кумико. У меня и к вам есть дело, — сказал Соэда, отхлебнув из чашки.
— Интересно, что это за дело? — улыбаясь, спросила Такако, ставя чашку перед собой.
— Может быть, моя просьба покажется вам странной, но мне хотелось бы взглянуть на почерк вашего мужа. С тех пор как я узнал об открытии Сэцуко в Наре, мне это не дает покоя…
— Пожалуйста, — с готовностью сказала Такако. — Муж любил писать кистью. Обычно он клал красный коврик, расстилал на нем бумагу и писал, а я растирала тушь.
Она вышла из гостиной и вскоре вернулась, неся свернутую в трубку бумагу.
— Вот, это написано еще не так красиво, но тоже выразительно, — сказала она, осторожно расстилая перед Соэдой полоски бумаги. Тщательность и осторожность, с которой она это делала, свидетельствовали о почтительных чувствах, какие она испытывала к покойному мужу. Она радовалась лишней возможности прикоснуться к тому, что составляло частичку ее воспоминаний о дорогом человеке.
Соэда взглянул на исписанные листки. В самом деле, своеобразный почерк, ни с каким другим не спутаешь, подумал он.
Каллиграфия была любимым увлечением мужа, — сказала Такако. — Вам, кажется, не понравилось?
— Нет, что вы! Просто необычна форма иероглифов. Чем-то они привлекают, но в то же время не вызывают чувства сопереживания, что ли, — уж слишком четко они выведены.
— Вины мужа здесь нет. Просто он следовал образцам китайского каллиграфа. Муж не раз говорил, что ему нравится подражать этому каллиграфу, в его иероглифах, мол, отражается суть религии дзэн. Я же, сколько ни глядела, ничего такого в них не находила, за что меня муж даже поругивал… Но объясните все же, господин Соэда, почему вы принимаете близко к сердцу все, что касается моего мужа? — спросила Такако.
— В конце войны ему пришлось усиленно работать на дипломатическом поприще в нейтральной стране. А меня это интересует. Если бы он в полном здравии вернулся на родину, представляете, как много интересного он мог бы рассказать.
— Верно. А знаете, муж очень любил посещать древние наши храмы. Да и к литературе у него было влечение. Он рассказывал, что в юности принимал участие в издании студенческого журнала. Как видите, и перо и кисть были ему не чужды, и если бы он вернулся в Японию, возможно, и описал бы свою жизнь за границей.
— Уверен, что была бы интереснейшая книга. И очень нужная! — подхватил Соэда.
В самом деле, до сих пор не опубликовано ни одной книги о деятельности японских дипломатов накануне поражения, которую написал бы очевидец, находившийся в тот период в нейтральной стране, подумал Соэда.
— Судьба вашего мужа, — продолжал он, — натолкнула меня на мысль попытаться изучить деятельность японских дипломатов в конце войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42