У нас, однако, нет пока сведений, что мини-ядерные устройства советского производства поступили на черный рынок, а он под нашим контролем.
— Не уверен, что черный рынок можно держать под полным контролем — кому бы то ни было. Неуправляем и неподконтролен. В обмен на «дурь»-наркоту наша братва поставляет самое современное оружие — от автоматов «АК-47» и гранатометов ракетного действия до армейских вертолетов «Ми-8» и ракетных установок класса «земля — воздух»? Почему не атомные бомбочки? Вполне возможно, до рынка они еще не дошли, но в наших арсеналах их недосчитывается больше ста штук. Есть товар и есть покупатель, рано или поздно они должны встретиться. Если уже не встретились. Мы знаем далеко не о всех сделках на международном черном рынке, а тем более таких: строжайшая тайна тут главное условие. Где гарантия, что мы успеем предотвратить атомный шантаж, от кого бы он ни исходил — арабских террористов или колумбийских наркодельцов?
— У нас тоже есть сведения, что Москва становится перевалочным пунктом в наркоторговле, — сказал Стив, а я вспомнил того латинос, которого Лена видела в «Матрешках». — Благодаря либеральным попущениям и всеобщей коррупции на ваших таможнях. Меняются маршруты наркотрафика. Куда дальше, если даже к нам в Америку колумбийское зелье попадает теперь через бывшие республики бывшего СССР.
— Несколько лет назад мы захватили тонну героина на финской границе. На сто миллионов долларов. Все чин чином — «дурь» в пластике, а пластик, чтоб отбить нюх у розыскных собак, обработан уксусом, и все добро запаяно в консервные банки с надписью по-русски: «Мясо с картошкой».
— И куда делся этот героин? — усмехнулся Стив.
— В том-то и дело. Криминоген на всех уровнях, сверху донизу, по горизонтали и по вертикали, по всем осям. Все на продажу. Сами таможенники участвуют в сделках наркота — оружие. Наши пытались даже толкнуть дизельную подлодку из Кронштадта за пять с половиной миллионов, с доставкой в портовый город Турбо, с экипажем в шестьдесят два человека с капитаном в придачу — отставным контр-адмиралом. Но колумбийцы подумали и от субмарины отказались. А вот чемоданчик с ядерной начинкой наркокартелям, думаю, не помешал бы. Или даже несколько. Чего мелочиться: каждому картелю — по атомному заряду. На этом деятельность вашего Управления по борьбе с наркотиками можносчитать законченной.
— Вы не преувеличиваете? — спросил Стив. — Это не очередная русская страшилка? У вас апокалипсическое сознание. Вот уже целое столетие Россия готовит человечество к концу света.
— Все намного проще и реальнее, чем вы думаете. Речь идет о маломощной килотонной бомбе, закамуфлированной под чемоданчик. Шестьдесят на сорок и на двадцать: провезти — без проблем. А привести в действие — и того проще: один человек в полчаса. Идеальное оружие для ядерного терроризма. Взрывной потенциал — до ста тысяч жертв. Не говоря об экологическом ущербе — на много десятилетий вперед.
— Ваши генералы отрицают само существование ядерных чемоданчиков на вооружении Российской Армии.
— Откуда армейским генералам о них знать! По линии Министерства обороны они не числятся. Техническая разработка и производство велись в строжайшем секрете по заказу и под эгидой КГБ. А в верхах тем временем дебатировался вопрос об ограниченном использовании ядерных зарядов диверсионного назначения террористическими группами на Ближнем Востоке.
— Когда это было?
— Четверть века назад, в самый разгар детанта. Сколько с тех пор воды утекло. Советский Союз приказал долго жить, перестал существовать КГБ, исчезли прежняя иерархия и преемственность. Короче, распалась цепь времен. Кремль уже не обладает прежней властью даже над тем, что осталось от страны. Россия все еще слишком велика для управления ею. Стоит ли удивляться, что часть ядерного арсенала стала бесхозной, а непосредственные владельцы занялись его сбытом налево. У нас сейчас все на продажу. Почему не ядерные боеприпасы?
— А откуда вам известно? Борис Павлович усмехнулся:
— Больше двадцати лет я проработал в ведомстве, которое руководило производством ручных бомб с ядерной начинкой.
Довольно скоро я понял, что, пользуясь знанием русского;
Стив оседлал Бориса Павловича, вытягивая из него информацию мощным насосом профессионального любопытства — я едва поспевал переводить для Жаклин, которая хлопала своими длинными ресницами, выпав из контекста беседы. На какое-то время они словно забыли о причине, что свела нас вместе, а обо мне вспоминали исключительно как о толмаче. Да я и сам увлекся, слушая и переводя Бориса Павловича. Картина, которую он рисовал, становилась все зловещее: в России не осталось структур, не задействованных мафией, — от министра до бомжа.
— А Кремль?
— Что Кремль! Там люди из иного теста? Рыба гниет с головы.
Здесь мне пришлось разъяснить смысл этой поговорки — обоим, не только Жаклин, — так далеко русские познания Стива не простирались.
— Вот почему трудно вычленить одно мафиозное предприятие от другого — все переплетено, тесная связь, одна крыша. По-вашему, мафия — группа бандитов, да? На самом деле — социальный институт. Если хотите, буфер между государством и обществом. Отсюда такой отработанный механизм взаимодействия мафиозных и государственных структур.
— Но президент вне подозрений, — уверенно высказал Стив точку зрения американского правительства, которое сделало ставку на нынешнего хозяина Кремля.
Борис Павлович расхохотался:
— У президента две дочери, два зятя, несколько внуков, а сам он одержим писательским честолюбием — строчит мемуар за мемуаром. Не сам, конечно, а под его диктовку.
— Не вижу связи, — сказал Стив.
— Зятья вроде бы хорошие ребята, но не очень приспособленные к новым временам. Вдобавок избалованные. Вот и приходится им помогать по принципу «тяни — толкай» (опять потребовалась помощь переводчика). Один из простого летчика становится шефом «Аэрофлота», а другому и вовсе требуется регулярная подпитка, чтоб не накрыться. Тем временем президент-графоман кичится скромной зарплатой, а живет главным образом на литературные гонорары.
— Ну и что?
— А то, что книжный аванс на кремлевском уровне стал эвфемизмом взятки. Санкционированная министром сделка приносит ему шестизначный гонорар за ненаписанную книгу все равно о чем. С президентом — бери повыше. Его британский агент прибыл в Америку за миллионом, а убыл ни с чем. Но как у вас в голливудских фильмах — happy end: мировые права купила некая «Белка», хотя ни сном ни духом про издательские дела прежде не ведала. Концерн, торгующий русской нефтью на Западе. Власть в одной связке с мафией. Вот они и отстегивают друг другу: они ему миллион, а он им — концессии.
— У вас есть доказательства? — спросил Стив.
— Тоже мне бином Ньютона! (Очередная сноска переводчика.) За красивые глаза, что ли, миллион ему отвалили? Кремль заражен криминогеном. Высший гарант законности и правопорядка — заложник мафиозных структур. «Коза но-стра» в Кремле. Не демократия, а клептократия. Точнее, мафиократия. Или уркократия.
— А вы что хотите? Охлократию? — поинтересовался Стив..
— Вопрос на засыпку, — рассмеялся я.
— Уж коли играть в слова, я бы предпочел логократию, — сказал Борис Павлович. — Или идеократию. Но это все относится к области утопии. Наша демократия напрочь застряла на мафиозном уровне. Если министр может толкнуть концессию за сотню штук, то почему бывший офицер госбезопасности не имеет права продать ядерный снаряд? Да и что им остается? После ликвидации организации двести тысяч кэгэбешников остались без работы. Один из них перед вами. Армия труда. — Вы нашли работу.
— Как и многие мои коллеги. С небольшой разницей: одни ловят преступников, в то время как другие сами стали преступниками. Кто по мелочам, а кто по-крупному — торгует ядерным оружием. Тем более на высшем уровне никто не заинтересован в разоблачениях — одно потянет за собой другое, потом третье, четвертое, пятое. Неизвестно, на кого в конце концов мы выйдем. Точнее — известно. У каждого есть крыша, а у крыши есть своя крыша — принцип пагоды.
— Выходит, генералы нас обманывают про ядерные бомбочки не только по невежеству?
— Одни — по невежеству, другие — из корысти, третьи — из страха. Задействованы высокие лица и большие деньги, а заказное убийство стало модой.
— А чему мы обязаны вашей откровенности?
— В стране есть здоровые патриотические силы, которые хотят навести в ней порядок.
— Коммунисты?
— Коммунисты — политический анахронизм. В социальном срезе — это средний класс. В армии — офицерство. В бизнесе — средний предприниматель и банкир, придавленные мафиозными монополиями. И прочие.
— Среди прочих ваши безработные коллеги? КГБ ушел в подполье?
— Тайные сборища в катакомбах, масонские ложи, партизанские отряды, — отшутился Борис Павлович, уйдя от ответа.
— А как насчет массовки с портретами Сталина? — спросил я.
— А что им остается? Рекордный уровень обнищания, алкоголизма и преступности, снижение рождаемости, рост смертности. Плебс, попса и криминалитет. Каждый день население уменьшается на тысячу шестьсот человек, в год — порядка полумиллиона. Каждый пятый ребенок рождается дебилом, а сколько дебилов среди взрослых! Генетическая и социальная деградация, вырождение нации. Иначе чем геноцидом это не назовешь. Не говоря уже об экологической катастрофе, которая происходит на каждодневном уровне. То, что грозит миру в будущем, в России происходит сейчас. Вот объяснение нашей готовности сотрудничать с вами на неофициальном уровне. Еще не было случая, чтобы человеку, увязшему в болоте, удалось вытащить самого себя за волосы.
— Я не уверен, что у нас общие цели, — осторожно заметил Стив
— А я уверен, что противоположные. Только что с того? На данном этапе каждый из нас может помочь другому.
— Что вы имеете в виду?
— Вам нужно выйти на наркомафию и торговцев ядерным оружием, а нам с помощью вашего разоблачения — на тех, кто их прикрывает из Кремля. Внутри страны такое разоблачение невозможно — все информационные коммуникации, включая телевидение и прессу, принадлежат кремлевской и прокрем-левской мафии.
— Мы не заинтересованы в смене руководства страны.
— Знаю. Но вы забываете, что поставлено на карту. Ваш кремлевский выигрыш ничтожен по сравнению с возможным и вероятным проигрышем. Риск слишком велик. Из-за ближайшей политической выгоды вы упускаете, чем грозит человечеству союз двух мафий — колумбийской и русской Если б только наркотики! А вот как рванет такая бомбочка в Манхэттене…
— О чем говорить! На данном этапе наши задачи совпадают. В противном случае мы с вами бы тут не беседовали.
— Я здесь по просьбе профессора Кендалла, — уточнил Борис Павлович.
— Я — тоже, — рассмеялся Стив.
— Хорошо хоть вспомнили, — сказал я.
У Стива тоже накопились кое-какие сведения о русской мафии, с которыми он ознакомил присутствующих.
ФБР, пообвыкшееся с мафиозными структурами типа «Коза ностры», с четким разделением труда и высокой шкалой семейных ценностей, поначалу было в полном шоке от русских мафиози с их хаотической работой, анархией, многоначалием (одних только «крестных отцов» несколько сотен, а потому приказ об убийстве может исходить практически от хого угодно) и всеядностью — бросками в разных направлениях на все, что плохо лежит. Качественное отличие — не в пример безграмотным сицилийцам и неаполитанцам у большинства русских гангстеров высшее образование, а то и научная степень. Не говоря уж о количественной разности — две дюжины фольклорных семейств с двумя тысячами боевиков «Коза ностры», в то время как у русской братвы несколько сотен группировок, из них четверть орудует в США, и как минимум сто тысяч членов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Не уверен, что черный рынок можно держать под полным контролем — кому бы то ни было. Неуправляем и неподконтролен. В обмен на «дурь»-наркоту наша братва поставляет самое современное оружие — от автоматов «АК-47» и гранатометов ракетного действия до армейских вертолетов «Ми-8» и ракетных установок класса «земля — воздух»? Почему не атомные бомбочки? Вполне возможно, до рынка они еще не дошли, но в наших арсеналах их недосчитывается больше ста штук. Есть товар и есть покупатель, рано или поздно они должны встретиться. Если уже не встретились. Мы знаем далеко не о всех сделках на международном черном рынке, а тем более таких: строжайшая тайна тут главное условие. Где гарантия, что мы успеем предотвратить атомный шантаж, от кого бы он ни исходил — арабских террористов или колумбийских наркодельцов?
— У нас тоже есть сведения, что Москва становится перевалочным пунктом в наркоторговле, — сказал Стив, а я вспомнил того латинос, которого Лена видела в «Матрешках». — Благодаря либеральным попущениям и всеобщей коррупции на ваших таможнях. Меняются маршруты наркотрафика. Куда дальше, если даже к нам в Америку колумбийское зелье попадает теперь через бывшие республики бывшего СССР.
— Несколько лет назад мы захватили тонну героина на финской границе. На сто миллионов долларов. Все чин чином — «дурь» в пластике, а пластик, чтоб отбить нюх у розыскных собак, обработан уксусом, и все добро запаяно в консервные банки с надписью по-русски: «Мясо с картошкой».
— И куда делся этот героин? — усмехнулся Стив.
— В том-то и дело. Криминоген на всех уровнях, сверху донизу, по горизонтали и по вертикали, по всем осям. Все на продажу. Сами таможенники участвуют в сделках наркота — оружие. Наши пытались даже толкнуть дизельную подлодку из Кронштадта за пять с половиной миллионов, с доставкой в портовый город Турбо, с экипажем в шестьдесят два человека с капитаном в придачу — отставным контр-адмиралом. Но колумбийцы подумали и от субмарины отказались. А вот чемоданчик с ядерной начинкой наркокартелям, думаю, не помешал бы. Или даже несколько. Чего мелочиться: каждому картелю — по атомному заряду. На этом деятельность вашего Управления по борьбе с наркотиками можносчитать законченной.
— Вы не преувеличиваете? — спросил Стив. — Это не очередная русская страшилка? У вас апокалипсическое сознание. Вот уже целое столетие Россия готовит человечество к концу света.
— Все намного проще и реальнее, чем вы думаете. Речь идет о маломощной килотонной бомбе, закамуфлированной под чемоданчик. Шестьдесят на сорок и на двадцать: провезти — без проблем. А привести в действие — и того проще: один человек в полчаса. Идеальное оружие для ядерного терроризма. Взрывной потенциал — до ста тысяч жертв. Не говоря об экологическом ущербе — на много десятилетий вперед.
— Ваши генералы отрицают само существование ядерных чемоданчиков на вооружении Российской Армии.
— Откуда армейским генералам о них знать! По линии Министерства обороны они не числятся. Техническая разработка и производство велись в строжайшем секрете по заказу и под эгидой КГБ. А в верхах тем временем дебатировался вопрос об ограниченном использовании ядерных зарядов диверсионного назначения террористическими группами на Ближнем Востоке.
— Когда это было?
— Четверть века назад, в самый разгар детанта. Сколько с тех пор воды утекло. Советский Союз приказал долго жить, перестал существовать КГБ, исчезли прежняя иерархия и преемственность. Короче, распалась цепь времен. Кремль уже не обладает прежней властью даже над тем, что осталось от страны. Россия все еще слишком велика для управления ею. Стоит ли удивляться, что часть ядерного арсенала стала бесхозной, а непосредственные владельцы занялись его сбытом налево. У нас сейчас все на продажу. Почему не ядерные боеприпасы?
— А откуда вам известно? Борис Павлович усмехнулся:
— Больше двадцати лет я проработал в ведомстве, которое руководило производством ручных бомб с ядерной начинкой.
Довольно скоро я понял, что, пользуясь знанием русского;
Стив оседлал Бориса Павловича, вытягивая из него информацию мощным насосом профессионального любопытства — я едва поспевал переводить для Жаклин, которая хлопала своими длинными ресницами, выпав из контекста беседы. На какое-то время они словно забыли о причине, что свела нас вместе, а обо мне вспоминали исключительно как о толмаче. Да я и сам увлекся, слушая и переводя Бориса Павловича. Картина, которую он рисовал, становилась все зловещее: в России не осталось структур, не задействованных мафией, — от министра до бомжа.
— А Кремль?
— Что Кремль! Там люди из иного теста? Рыба гниет с головы.
Здесь мне пришлось разъяснить смысл этой поговорки — обоим, не только Жаклин, — так далеко русские познания Стива не простирались.
— Вот почему трудно вычленить одно мафиозное предприятие от другого — все переплетено, тесная связь, одна крыша. По-вашему, мафия — группа бандитов, да? На самом деле — социальный институт. Если хотите, буфер между государством и обществом. Отсюда такой отработанный механизм взаимодействия мафиозных и государственных структур.
— Но президент вне подозрений, — уверенно высказал Стив точку зрения американского правительства, которое сделало ставку на нынешнего хозяина Кремля.
Борис Павлович расхохотался:
— У президента две дочери, два зятя, несколько внуков, а сам он одержим писательским честолюбием — строчит мемуар за мемуаром. Не сам, конечно, а под его диктовку.
— Не вижу связи, — сказал Стив.
— Зятья вроде бы хорошие ребята, но не очень приспособленные к новым временам. Вдобавок избалованные. Вот и приходится им помогать по принципу «тяни — толкай» (опять потребовалась помощь переводчика). Один из простого летчика становится шефом «Аэрофлота», а другому и вовсе требуется регулярная подпитка, чтоб не накрыться. Тем временем президент-графоман кичится скромной зарплатой, а живет главным образом на литературные гонорары.
— Ну и что?
— А то, что книжный аванс на кремлевском уровне стал эвфемизмом взятки. Санкционированная министром сделка приносит ему шестизначный гонорар за ненаписанную книгу все равно о чем. С президентом — бери повыше. Его британский агент прибыл в Америку за миллионом, а убыл ни с чем. Но как у вас в голливудских фильмах — happy end: мировые права купила некая «Белка», хотя ни сном ни духом про издательские дела прежде не ведала. Концерн, торгующий русской нефтью на Западе. Власть в одной связке с мафией. Вот они и отстегивают друг другу: они ему миллион, а он им — концессии.
— У вас есть доказательства? — спросил Стив.
— Тоже мне бином Ньютона! (Очередная сноска переводчика.) За красивые глаза, что ли, миллион ему отвалили? Кремль заражен криминогеном. Высший гарант законности и правопорядка — заложник мафиозных структур. «Коза но-стра» в Кремле. Не демократия, а клептократия. Точнее, мафиократия. Или уркократия.
— А вы что хотите? Охлократию? — поинтересовался Стив..
— Вопрос на засыпку, — рассмеялся я.
— Уж коли играть в слова, я бы предпочел логократию, — сказал Борис Павлович. — Или идеократию. Но это все относится к области утопии. Наша демократия напрочь застряла на мафиозном уровне. Если министр может толкнуть концессию за сотню штук, то почему бывший офицер госбезопасности не имеет права продать ядерный снаряд? Да и что им остается? После ликвидации организации двести тысяч кэгэбешников остались без работы. Один из них перед вами. Армия труда. — Вы нашли работу.
— Как и многие мои коллеги. С небольшой разницей: одни ловят преступников, в то время как другие сами стали преступниками. Кто по мелочам, а кто по-крупному — торгует ядерным оружием. Тем более на высшем уровне никто не заинтересован в разоблачениях — одно потянет за собой другое, потом третье, четвертое, пятое. Неизвестно, на кого в конце концов мы выйдем. Точнее — известно. У каждого есть крыша, а у крыши есть своя крыша — принцип пагоды.
— Выходит, генералы нас обманывают про ядерные бомбочки не только по невежеству?
— Одни — по невежеству, другие — из корысти, третьи — из страха. Задействованы высокие лица и большие деньги, а заказное убийство стало модой.
— А чему мы обязаны вашей откровенности?
— В стране есть здоровые патриотические силы, которые хотят навести в ней порядок.
— Коммунисты?
— Коммунисты — политический анахронизм. В социальном срезе — это средний класс. В армии — офицерство. В бизнесе — средний предприниматель и банкир, придавленные мафиозными монополиями. И прочие.
— Среди прочих ваши безработные коллеги? КГБ ушел в подполье?
— Тайные сборища в катакомбах, масонские ложи, партизанские отряды, — отшутился Борис Павлович, уйдя от ответа.
— А как насчет массовки с портретами Сталина? — спросил я.
— А что им остается? Рекордный уровень обнищания, алкоголизма и преступности, снижение рождаемости, рост смертности. Плебс, попса и криминалитет. Каждый день население уменьшается на тысячу шестьсот человек, в год — порядка полумиллиона. Каждый пятый ребенок рождается дебилом, а сколько дебилов среди взрослых! Генетическая и социальная деградация, вырождение нации. Иначе чем геноцидом это не назовешь. Не говоря уже об экологической катастрофе, которая происходит на каждодневном уровне. То, что грозит миру в будущем, в России происходит сейчас. Вот объяснение нашей готовности сотрудничать с вами на неофициальном уровне. Еще не было случая, чтобы человеку, увязшему в болоте, удалось вытащить самого себя за волосы.
— Я не уверен, что у нас общие цели, — осторожно заметил Стив
— А я уверен, что противоположные. Только что с того? На данном этапе каждый из нас может помочь другому.
— Что вы имеете в виду?
— Вам нужно выйти на наркомафию и торговцев ядерным оружием, а нам с помощью вашего разоблачения — на тех, кто их прикрывает из Кремля. Внутри страны такое разоблачение невозможно — все информационные коммуникации, включая телевидение и прессу, принадлежат кремлевской и прокрем-левской мафии.
— Мы не заинтересованы в смене руководства страны.
— Знаю. Но вы забываете, что поставлено на карту. Ваш кремлевский выигрыш ничтожен по сравнению с возможным и вероятным проигрышем. Риск слишком велик. Из-за ближайшей политической выгоды вы упускаете, чем грозит человечеству союз двух мафий — колумбийской и русской Если б только наркотики! А вот как рванет такая бомбочка в Манхэттене…
— О чем говорить! На данном этапе наши задачи совпадают. В противном случае мы с вами бы тут не беседовали.
— Я здесь по просьбе профессора Кендалла, — уточнил Борис Павлович.
— Я — тоже, — рассмеялся Стив.
— Хорошо хоть вспомнили, — сказал я.
У Стива тоже накопились кое-какие сведения о русской мафии, с которыми он ознакомил присутствующих.
ФБР, пообвыкшееся с мафиозными структурами типа «Коза ностры», с четким разделением труда и высокой шкалой семейных ценностей, поначалу было в полном шоке от русских мафиози с их хаотической работой, анархией, многоначалием (одних только «крестных отцов» несколько сотен, а потому приказ об убийстве может исходить практически от хого угодно) и всеядностью — бросками в разных направлениях на все, что плохо лежит. Качественное отличие — не в пример безграмотным сицилийцам и неаполитанцам у большинства русских гангстеров высшее образование, а то и научная степень. Не говоря уж о количественной разности — две дюжины фольклорных семейств с двумя тысячами боевиков «Коза ностры», в то время как у русской братвы несколько сотен группировок, из них четверть орудует в США, и как минимум сто тысяч членов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28