Они пили кофе из бумажных стаканчиков, полностью расслабившись в нехитром и неряшливом уюте комнаты. Энди Паркер походил на воинственного защитника, вспоминающего самые трудные моменты матча против "Сентрал Хай". Откинувшись на спинку вращающегося стула и прискорбно качая головой, он рассказывал собравшейся вокруг команде:
– У меня однажды была такая цыпочка. Я остановил ее рядом с эстакадой, недалеко от семнадцатого причала. Знаете это место?
Все кивнули.
– Ну так вот. Она рванула на красный как раз в начале спуска, а затем еще и развернулась под эстакадой. Я задудел, она затормозила. Я подошел к машине и сказал: "Леди, вы, должно быть, дочь мэра, раз так водите машину".
– Она действительно оказалась дочкой мэра? – спросил Стив Карелла. Этот худощавый, мускулистый малый, раскосые глаза которого выдавали его восточное происхождение, сидел на краю стола со стаканчиком кофе в больших руках и внимательно смотрел на Паркера. Карелле не особенно нравился сам Паркер и его методы, но он вынужден был признать, что Паркер умеет рассказывать со смаком.
– Нет, что вы! Дочка мэра, провалиться мне на этом месте! Она была.., дайте мне рассказать до конца.
Паркер поскреб щетину. Он всегда брился по утрам, но к пяти часам у него отрастала щетина. Высокий, лохматый, с темными глазами и волосами, он постоянно имел неряшливый вид. Если бы не полицейский значок, который Паркер носил приколотым к бумажнику, его легко можно было бы принять за одного из воров, которые частенько посещали 87-й участок. Паркер так походил на голливудский стереотип гангстера, что его нередко останавливали усердные полицейские из других участков, принимая за подозрительного субъекта. В таких случаях он немедленно доказывал, что он детектив, и начинал орать на бдительных фараонов. Подобные разносы, хотя он никогда не признавался в этом, доставляли ему большое удовольствие. По правде говоря, Энди Паркер, может, даже специально слонялся по территории других участков, надеясь, что его остановит ничего не подозревающий полицейский.
– Она сидела на переднем сиденье в одном купальнике, – продолжал Паркер, – и длинных сетчатых чулках. Блестки усыпали черные трусики, а крошечный лифчик пытался спрятать самые большие сиськи, какие я видел за всю жизнь, клянусь богом. Я наклонился в машину и сказал: "Леди, вы только что проехали на красный свет и к тому же развернулись на двойной белой линии. И еще вы появились в общественном месте в непристойном виде. Что скажете?"
– И что же она сказала? – не выдержал Коттон Хоуз, единственный из детективов, который не пил кофе. Хоуз предпочитал чай. Эту привычку он приобрел еще в детстве. Отец Хоуза был протестантским священником, и каждый день паства Хоуза-старшего собиралась к ним домой на чай. Маленький Хоуз по причинам, известным только отцу, тоже принимал участие в ежедневных чаепитиях. Горячий и крепкий чай не повлиял на рост Хоуза в детстве, и сейчас Коттон имел рост шесть футов два дюйма босиком. Этот рыжий гигант весил сто девяносто фунтов.
– Она уставилась на меня здоровенными голубыми, как у куклы, глазищами, захлопала ими и заявила: "Я спешу. Если вы намерены выписывать чертову квитанцию, валяйте, только побыстрее!"
– Фу! – фыркнул Хоуз.
– Я поинтересовался, куда это она так спешит. Девчонка ответила, что ровно через пять минут она должна выйти на сцену.
– Какую сцену? В одном из стриптизных клубов?
– Ничего подобного. Она танцевала в мюзикле. Было почти половина девятого, и она мчалась, сломя голову, чтобы успеть к подъему занавеса. Я вытащил ручку и блокнот. "А может, вы предпочитаете два билета на самый популярный спектакль в городе?" – и девка полезла в кошелек, а в это время сиськи так и норовили выскочить из крошечного лифчика и остановить все движение.
– Ну и как спектакль? – поинтересовался Карелла.
– Я не взял билеты.
– Почему?
– Потому что у меня был свой спектакль. Квитанцию я выписывал двадцать минут, и все эти двадцать минут она дергалась и подпрыгивала на переднем сиденье со своими чудесными ананасами, которые все норовили выскочить. Ребята, вот это было зрелище!
– Ты не только зануда, но и грубиян, – заметил Карелла.
– Да, – гордо согласился Паркер.
– А я как-то остановил одного парня на бульваре Фримена Льюиса, – начал Стив Карелла. – Он мчался со скоростью восемьдесят миль в час. Пришлось даже включить сирену. Я вылез из патрульной машины и направился к нему. В этот момент он выпрыгнул из своей колымаги и бросился ко мне.
– Бандит? – спросил Хоуз.
– Нет, но тогда я как раз это и подумал. Я думал, что налетел на парня, который прячется от закона. Все ждал, что он выхватит пушку.
– Ну и что он сделал?
– Он поскакал ко мне сначала на одной ноге, потом – на другой. Не стал отрицать, что он превысил скорость, но заявил, что у него острый приступ поноса и ему необходимо как можно быстрее найти заправку с мужским туалетом.
– О, братишка, все ясно, – расхохотался Энди Паркер.
– Ты его отпустил? – поинтересовался Коттон Хоуз.
– Черт, конечно, нет! Я выписал ему квитанцию, только очень быстро.
– А я сейчас расскажу случай, когда мне пришлось отпустить нарушителя, – наступила очередь Хоуза. – Это случилось, когда я служил в 30-м участке. Парень несся как сумасшедший. Когда я его остановил, он уставился на меня и спросил: "Вы собираетесь выписать мне квитанцию?" "Вы правы, я собираюсь выписать вам квитанцию", – ответил я. Он долго разглядывал меня, затем кивнул: "Ну что же. Если вы выпишите квитанцию, я убью себя".
– Что, черт побери, он имел в виду?
– То же самое и я спросил у него: "Что вы имеете в виду, мистер?" Но он продолжал молча пялиться на меня, смотрел и только кивал, будто эта квитанция – последняя капля. Понимаете, у меня возникло ощущение, что в этот день у него все не ладится, все валится из рук. Я был уверен, что, если я выпишу ему квитанцию, он отправится домой и действительно откроет газ, или выпрыгнет из окна, или перережет горло. Я не сомневался, что этот парень на все способен.
– И ты отпустил его, добрый самаритянин?
– Да, самаритянин, – хмыкнул Хоуз. – Вы бы видели глаза того парня. Вы бы тогда тоже поверили, что он не шутит.
– Однажды я остановил женщину, – начал самый молодой из детективов Клинг, когда в комнату ворвался Дик Генеро с небольшой синей сумкой. Стоило только посмотреть ему в глаза, и сразу стало ясно, что ему не до шуток. Сумку Генеро держал в правой руке подальше от себя, словно боялся заразиться. Он бросился к столу Паркера и швырнул ее прямо на середину стола, так, будто выполнил свой долг и с радостью расстается с сумкой.
– Что у тебя, Дик? – спросил Хоуз.
Генеро не мог ответить. На белом, как мел, лице горели широко раскрытые от ужаса глаза. Он несколько раз сглотнул, но слова по-прежнему застревали в горле. Генеро только тряс головой и показывал на сумку. Коттон Хоуз начал недоуменно открывать молнию. Генеро отвернулся. Казалось, его вот-вот стошнит.
Хоуз заглянул в сумку и закричал:
– О, Господи Иисусе, где ты это взял?
– Что там? – поинтересовался Клинг.
– Господи Иисусе! – повторил Хоуз. – Какой кошмар! Уберите ее отсюда! Я позвоню в морг. – Грубоватые черты лица рыжего детектива исказились, словно от сильной боли. Он больше не мог смотреть в сумку. – Господи Иисусе, унесите же ее. Вниз! Уберите ее!
Карелла схватил сумку и бросился из комнаты.
Он не заглянул в сумку, так как в этом не было необходимости. Стив Карелла давно работал копом и по выражению лица Хоуза сразу понял, что в сумке находится какая-то часть человеческого тела.
Глава 3
Это чертовски отвратительно.
Давайте разберемся. Смерть чертовски отвратительна, и здесь не может существовать двух мнений. Если вы относитесь к людям, которые любят картины со стрельбой, когда после выстрела на груди жертвы расплывается маленькое пятнышко краски, не крови, а краски, тогда работа полицейского не для вас. Если вы относитесь к людям, которые верят, что трупы похожи на спящих, то вам повезло, что вы не коп. Если вы коп, то вам известно, что смерть редко выглядит приятно. Вам известно, что самое безобразное и ужасное, что может произойти с человеческим существом, это смерть.
Если вы коп, то видели смерть в самом отвратительном обличье, потому что видели ее как результат насилия. Наверняка, вас стошнило и не раз при виде того, что вы наблюдали. Наверняка вы дрожали от страха, потому что смерть ужасным образом напоминает даже самым крепким людям, что из их тела тоже может течь кровь, а кости – ломаться. Если вы коп, вы никогда не привыкнете к трупам и их частям, независимо от того, сколько раз вы с ними встречались, независимо от того, как вы сильны и жестоки.
Нет ничего приятного и успокоительного в зрелище человека, которого обработали топором. Череп принимает очертания дыни, параллельные раны, пересекающиеся раны, отвратительные кровоточащие раны, покрывающие голову, лицо, шею. В этом нет ничего приятного.
Нет ничего приятного и в разложении тела, каким бы оно ни было: мужским или женским, взрослым или детским. Скопления газа, обесцвеченные кожные ткани, отделение эпидермиса, потускнение вен, разложившийся и ставший жидким жир, просочившийся через кожу, из-за чего на теле появляются огромные желтые пятна… В этом нет ничего притягательного.
Нет ничего приятного и в пулевых ранах. Вырванные клочки мяса, ткани, почерневшие от пламени и дыма, врезавшиеся в тело крупинки пороха, зияющие отверстия. Поверьте, в этом нет ничего приятного.
Если вы коп, вы знаете, что смерть безобразна, ужасна и отвратительна. Если вы коп, вам придется или научиться терпеть это, или остается одно – уйти из полиции.
В синей сумке находилась человеческая кисть, страшная, изуродованная.
В морге ее принял Пол Блейни, коротышка с жиденькими усиками и фиолетовыми глазами. Блейни без особого удовольствия занимался останками мертвецов и удивлялся, почему именно ему, младшему сотруднику штата судмедэксперта, неизменно достаются самые отвратительные трупы, которые побывали в автомобильных авариях, горели на пожарах, над чьими телами поработали крысы. Но он знал, что работу нужно делать. Сейчас принесли человеческую кисть, отрезанную в запястье от остального тела. "Как я могу определить цвет кожи, пол, возраст, рост и вес ее владельца?" – думал Блейни.
С максимальным вниманием и минимальными чувствами Пол Блейни приступил к работе.
К счастью, кожа все еще покрывала кисть. У множества тел и этого не было. Так что определить цвет кожи человека, которому принадлежала кисть, будет нетрудно. Блейни выяснил это довольно быстро и написал:
"Цвет кожи – белый".
Теперь предстояло разобраться с полом. Пол человека легко определить, если медэксперт располагает останками груди или половых органов жертвы, но Блейни имел только кисть, всего лишь одну кисть.
Женщины в основном, знал он, менее волосаты, чем мужчины, у них более тонкие конечности, больше подкожного жира и меньше мышц. Кости представительниц женского пола также меньше и легче.
Перед Полом Блейни на столе лежала огромная кисть. От кончика среднего пальца до основания отрезанного запястья она имела двадцать пять сантиметров в длину, или больше девяти с половиной дюймов, если перевести в английскую систему длин.
Такая кисть вряд ли принадлежала женщине, если только та не была массажисткой или не занималась женской борьбой. Но даже при этом вероятность того, что кисть принадлежала женщине, все же мала. Однако Блейни раньше уже ошибался при определении пола бывших владельцев останков (если останки, конечно, не были таковы, что не оставляли никаких сомнений), и сейчас он хотел постараться не попасть впросак.
Кисть покрывали густые черные вьющиеся волосы, – еще один факт, указывающий на то, что она принадлежит мужчине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21