– Конечно, дорогая, все что угодно, – с готовностью откликнулся он.
– Ты не мог бы уехать сегодня из Нэврона вместе с Пру и детьми?
Лицо его тут же вытянулось, он испуганно уставился на нее.
– А ты? Разве ты не поедешь с нами?
– Поеду, – ответила она, – только не сегодня, а завтра.
Он принялся ходить по комнате.
– Я надеялся, что мы уедем вместе, когда закончим все дела, – произнес он. – На завтра намечена казнь пирата. Мы должны еще обсудить кое-какие детали с Годолфином и Юстиком. Разве тебе не интересно посмотреть, как его повесят? Если начать пораньше, скажем часов в девять, и сразу после этого выехать, то к вечеру мы как раз успеем в Лондон.
– Гарри, – сказала она, – ты когда-нибудь видел повешенных?
– Ну да, согласен, зрелище не из приятных. Но сейчас особый случай. Мы собираемся наказать негодяя, который прикончил беднягу Рокингема и чуть не убил тебя. Неужели тебе не хочется с ним расквитаться?
Она промолчала, по-прежнему сидя к нему спиной, так что лица ее он не видел.
– Джордж обидится, если я просто так возьму и уеду, – проговорил он.
– Я ему все объясню, – ответила она. – Я все равно хотела заглянуть к нему после твоего отъезда.
– Но не могу же я бросить тебя здесь наедине с этими бестолковыми слугами!
– Уверяю тебя, Гарри, со мной ничего не случится.
– А на чем ты будешь добираться, если дети сядут в карету, а я поеду верхом?
– Закажу экипаж в Хелстоне.
– И когда же мы встретимся – вечером в Оукхэмптоне?
– Да, Гарри, вечером в Оукхэмптоне.
Он подошел к окну и хмуро уставился в сад.
– Нет, я просто отказываюсь тебя понимать, Дона.
– Тебе совсем необязательно меня понимать, – ответила она.
– Обязательно, – возразил он, – в том-то и дело, что обязательно. Что же это будет за жизнь, если муж и жена перестанут понимать друг друга?
Она посмотрела на него. Он стоял у окна, заложив руки за спину.
– Ты действительно так думаешь? – спросила она.
– Я вообще уже ничего не думаю, – пожал он плечами. – Я совсем запутался, черт возьми. Я знаю только одно: я готов отдать все на свете, чтобы ты наконец стала счастливой, но убей меня Бог, если я понимаю, как это сделать. Я ведь вижу, Дона, что крошечный Джеймсов ноготок для тебя в тысячу раз дороже всех моих ласк. А что остается человеку, которого разлюбила жена?
Наливаться пивом и просиживать ночи за картами – вот и все развлечения.
Она подошла к нему и положила руки на плечи.
– Через месяц мне исполнится тридцать, Гарри, – сказала она. – Я стану старше и, может быть, чуточку мудрей.
– Мне вовсе не нужно, чтобы ты становилась мудрей, – буркнул он, – ты меня и такая устраиваешь.
Она промолчала. Он снова заговорил, теребя рукав ее платья:
– Помнишь, перед отъездом в Нэврон ты рассказала мне какую-то странную историю о птицах. Я тогда ни слова не понял, да и сейчас, честно говоря, понимаю не больше. Может быть, ты объяснишь, что ты имела в виду?
– Не стоит, Гарри, – ответила она, погладив его по щеке. – Коноплянка в конце концов вырвалась из клетки. Давай поговорим о чем-нибудь более существенном. Ты согласен уехать сегодня?
– Ладно, так уж и быть, – ответил он. – Но имей в виду, все это мне страшно не нравится. Приезжай побыстрей в Оукхэмптон, я буду тебя ждать.
Постарайся не задерживаться.
– Хорошо, Гарри, – ответила она, – я постараюсь.
Он пошел вниз – распорядиться насчет отъезда, а она позвала Пру и сообщила ей о внезапном изменении планов. В доме поднялась суматоха: слуги увязывали тюки и коробки, складывали одежду, готовили еду на дорогу; дети, довольные любой переменой, вносящей разнообразие в их монотонную жизнь, бегали по комнатам, как шаловливые щенята. "Им нисколько не жаль расставаться с Нэвроном, – думала Дона. – Они быстро забудут знакомые лица и привыкнут к новым местам. Через месяц они так же весело будут резвиться на лугах Хэмпшира, как резвились на лугах Корнуолла".
На обед подали холодное мясо; детям в виде исключения было разрешено обедать со взрослыми. Генриетта скакала вокруг стола, словно маленькая фея, радуясь тому, что Гарри будет сопровождать их карету верхом. Джеймс сидел на коленях у матери, время от времени делая попытки положить ноги на стол, а когда она наконец позволила ему это, огляделся вокруг с таким победным видом, что Дона не удержалась и расцеловала его в обе щеки. Их веселье передалось и Гарри. Он начал рассказывать им о Хэмпшире и о том, как прекрасно они будут там жить в оставшиеся летние месяцы.
– Я подарю тебе пони, Генриетта, – говорил он. – И тебе, Джеймс, только попозже.
К дверям подкатила карета. Первыми усадили детей, затем погрузили тюки, пледы, подушки, корзины для собак. Лошадь Гарри грызла удила и била копытом.
– Извинись за меня перед Джорджем Годолфином, – наклоняясь к Доне и похлопывая себя хлыстом по сапогу, проговорил Гарри. – Объясни ему как-нибудь мой внезапный отъезд.
– Не волнуйся, – ответила она, – я знаю, что ему сказать.
– Все-таки я не понимаю, зачем тебе это надо, – продолжал он, пристально всматриваясь в нее. – Почему ты не можешь поехать с нами? Ну да ладно, поступай как хочешь. Встретимся завтра вечером в Оукхэмптоне. Я закажу для тебя экипаж, когда будем проезжать через Хелстон.
– Спасибо, Гарри.
Он снова похлопал себя по сапогу, прикрикнул на лошадь, которая нетерпеливо рвалась вперед, и повернулся к Доне:
– А может быть, ты просто не оправилась от этой проклятой простуды?
Может быть, ты еще больна и не хочешь в этом признаваться?
– Нет, Гарри, – ответила она, – я совершенно здорова.
– У тебя очень странные глаза, – произнес он. – Я заметил это еще в первый день, когда зашел тебя проведать. В них появилось какое-то непонятное выражение, которого я никогда раньше не видел.
– Я уже говорила тебе, Гарри: через месяц мне исполняется тридцать лет.
Должно быть, это видно и по глазам.
– Нет, черт побери, дело не в возрасте, – ответил он. – Наверное, я просто болван и так и умру, не поняв, что с тобой случилось.
– Теперь это уже не важно, Гарри, – ответила она.
Он взмахнул хлыстом, повернул лошадь и поскакал по аллее. Следом за ним не спеша покатила карета. Дети выглядывали из окон, улыбались и посылали ей воздушные поцелуи. Затем дорога сделала поворот, и они исчезли из виду.
Дона прошла через опустевший обеденный зал и вступила в сад. Дом казался унылым и заброшенным, он словно по-стариковски предчувствовал, что пройдет немного времени – и кресла затянут чехлами, окна закроют ставнями, двери запрут на засовы и он снова останется один и будет тихо дремать в темноте, с тоской вспоминая о солнце, о лете и о веселых голосах.
Дона медленно шла по саду. Вот под этим деревом она лежала несколько недель назад, следя за полетом бабочек, когда перед ней впервые предстал лорд Годолфин, так внезапно, что она не успела привести себя в порядок и вынуждена была принимать его в мятом платье и с цветком в волосах. А вон там, в лесу, она собирала колокольчики – теперь они уже отцвели. И бурый папоротник, доходящий ей почти до пояса, был тогда свежим и изумрудно-зеленым. Ах, как быстро все подросло, как быстро созрело и как незаметно исчезло! Что-то подсказывало ей, что она никогда больше не увидит этой красоты, никогда не пройдет по этой лужайке, никогда не вернется в Нэврон. Но что бы ни случилось, частица ее все же останется здесь: легкий след, убегающий к ручью, не видимый глазом отпечаток руки на дереве, трава, примятая в том месте, где она когда-то лежала… И может быть, через много-много лет какой-нибудь странник забредет сюда и, вслушиваясь в тишину, различит невнятный шепот, увидит смутный отблеск грез, привидевшихся ей однажды жарким летним днем.
Она вышла из сада и, кликнув мальчика-конюшего, приказала ему поймать и оседлать коренастую лошадку, пасущуюся на лугу, – она хочет покататься верхом.
Глава 22
Добравшись до Гвика, Дона без колебаний направилась к маленькому домику, притаившемуся в лесной чаще ярдах в ста от дороги. Она почему-то сразу решила, что это именно то, что ей нужно. Проезжая здесь однажды в карете, она обратила внимание на молодую красивую девушку, стоявшую в дверях, и заметила, как Уильям, правивший лошадьми, поднял руку и помахал ей в знак приветствия кнутом.
Как там говорил Годолфин? "До нас дошли печальные слухи… многие местные женщины попали в беду…" Она улыбнулась, вспоминая залившуюся румянцем девушку и изысканный поклон Уильяма, не подозревавшего, что за ним наблюдают.
Домик казался совсем заброшенным. Дону на секунду охватило сомнение: а что, если она ошиблась? Тем не менее она соскочила с лошади, подошла поближе и постучала в калитку. В садике за домом раздался какой-то шум, в дверях мелькнула женская фигура. Затем дверь с грохотом захлопнулась и послышался звук запираемых засовов. Дона постучала еще раз и, не получив ответа, крикнула:
– Не бойтесь! Я Дона Сент-Колам, хозяйка Нэврона.
Прошло несколько минут. Наконец дверь приоткрылась, и на пороге появился Уильям. Из-за его плеча выглядывало румяное женское лицо.
– Это вы, миледи, – проговорил Уильям, не спуская с нее глаз.
Ротик его дрогнул, и Дона испугалась, что он сейчас разрыдается. Но он уже взял себя в руки и широко распахнул перед ней дверь.
– Иди наверх, Грейс, – сказал он девушке, – нам с ее светлостью нужно поговорить.
Девушка послушно двинулась к лестнице, а Дона, пройдя вслед за Уильямом в тесную кухоньку, села у низкого очага и внимательно посмотрела на своего слугу.
Рука его все еще висела на перевязи, голова была забинтована, но в целом вид у него был совсем такой, как раньше, когда, стоя возле ее кресла, он ожидал указаний по поводу ужина.
– Пру мне все рассказала, – проговорила Дона и, видя, что он растерялся и не может вымолвить ни слова, ободряюще улыбнулась.
Он потупил голову и неуверенно произнес:
– Я знаю, миледи, я поступил очень дурно. Вместо того, чтобы защищать вас, я, как последний трус, всю ночь провалялся в детской.
– Ты не виноват, Уильям, – сказала она. – Ты ослаб и потерял много крови, а твой противник оказался слишком хитер и ловок. Я ни в чем тебя не упрекаю и пришла сюда вовсе не для этого.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Нет, нет, Уильям, – покачала она головой, – не надо никаких вопросов. Я знаю, что тебя интересует. Как видишь, я жива и здорова, а об остальном лучше не вспоминать. Договорились?
– Хорошо, миледи, если не хотите, я ни о чем не буду спрашивать.
– Сегодня после обеда сэр Гарри, Пру и дети уехали в Лондон. Самое главное для нас теперь – спасти твоего хозяина. Ты знаешь, что с ним случилось?
– Да, миледи, я слышал, что кораблю и команде удалось скрыться, а хозяина отвезли к лорду Годолфину и заточили в башню.
– Верно, Уильям, и времени у нас осталось очень мало. Лорд Годолфин и его друзья могут расправиться с ним в любую минуту, не дожидаясь, пока прибудет конвой из Бристоля. Нам надо торопиться, у нас в запасе всего одна ночь.
Она показала ему на табурет, стоявший перед очагом, и, когда он сел, достала спрятанные в складках платья пистолет и нож.
– Пистолет заряжен, – сказала она. – Сразу от тебя я поеду к лорду Годолфину и постараюсь добиться, чтобы он пропустил меня в башню. Надеюсь, это будет нетрудно – его светлость, к счастью, не отличается особым умом.
– А дальше, миледи?
– Дальше мы будем действовать в соответствии с тем планом, который придумает твой хозяин. Он, конечно, не хуже нас понимает серьезность своего положения, и я почти уверена, что он попросит нас раздобыть лошадей и ждать его в условленном месте.
– О лошадях не беспокойтесь, миледи. У меня есть на этот счет одно соображение.
– Я всегда полагалась на твою находчивость, Уильям.
– Молодая особа, приютившая меня…
– Прехорошенькая молодая особа, Уильям!
– Вы очень любезны, миледи… Так вот, эта особа знает, где достать лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38