— Вроде загнулся, — определил голос. — Дергунчик-то наш. Понесли, что ли?
— Сделай контрольную, — отозвался второй голос. — Эти падлы живучие.
Леня Песцов размахнулся, чтобы влепить обидчику оплеуху, но железный винт в затылке оборвал его последнее усилие. Он смирился со своей участью и уже равнодушно наблюдал откуда-то со стороны, как его волокли за ноги через шоссе, оставляя на белом асфальте кровяные зазубрины.
* * *
— Получи свою курочку, — Агата неожиданно подтолкнула подругу в спину, и Кларисса чуть не повалилась на колени старику, расположившемуся в кресле возле камина. Старик был в яркой пижамной куртке, в женских (?) шерстяных рейтузах и с черными кудельками на загорелом черепе. На подлокотнике кресла растянулась белая персидская кошка. В камине хмельно потрескивали поленья. Просторный холл с высоким потолком, в духе гостиной в английском замке.
— Ты чего?! — в изумлении Кларисса обернулась. — Ты чего толкаешься, с ума сошла?!
Агата обогнула ее, как неживую, и опустилась на ковер у ног старика.
— Доволен, Сидор? Или опять будешь ворчать?
Старик погладил ее по голове, как только что гладил кошку, и гордая Агата — о ужас! — чуть ли не замурлыкала. От этой сцены повеяло на бедную Клариссу чем-то потусторонним.
— Что это значит, Агата? — она постаралась придать голосу твердость, которой вовсе не ощущала. Агата вторично ей не ответила, даже не взглянула, млея под стариковской лаской, тянясь к нему улыбающейся мордахой, — это все было уже за пределами реальности.
— Может, вы мне скажете, что происходит? — обратилась Кларисса к старику.
— Не волнуйся, девочка, — сонное лицо, голос ржавый, как у напильника. — Ничего с тобой не случится. Мне муженька твоего Бориску надобно повидать.
Мы ему позвоним, он и приедет за тобой, верно? Не оставит грешную душу на поругание? Пожалеет, верно?
Ты вон какая пухленькая да сдобная.
От его тусклой улыбки Клариссу натурально перекосило.
— Кто вы?
— Божий человек, как все мы... Хочешь, зови дяденькой Сидором, как эта стрекоза.
— Агата, ты меня обманула? Никакой Ванды не существует?
Агата окинула ее презрительным взглядом.
— Прикуси язык, дурочка. Слушайся папочку, может, он тебя помилует.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Кларисса.
Иссидор Гурович быстро ее вразумил. В руках у него невесть откуда появился телефон, Агата услужливо набрала номер, — и вот он уже заговорил с ее мужем, причем какое-то устройство транслировало разговор по всему холлу.
— Борис Исаакович?
— Слушаю вас. Кто говорит?
Кларисса потянулась к родному голосу, как к спасению, но дяденька Сидор небрежно махнул рукой, и она послушно опустилась на стул.
— Тут к нам, Борис Исаакович, ваша дражайшая супруга заглянула на огонек. Прямо не знаю, что делать.
Хорошая она у вас, красивая, но какая-то робкая.
— Что вы хотите от меня?
— Боренька, давно нам пора повидаться, да все было недосуг. А теперь такой случай. Приезжайте-ка вы, голубчик. Супругу заберете, заодно обсудим наши маленькие проблемы.
Сумской молчал. Агата спихнула с кресла кошку и положила голову старику на колени. Кларисса почувствовала, если муж заартачится, ей конец. В этом она была твердо уверена.
— Борис Исаакович, — усмешливо окликнул старик. — Не напрягайтесь, я ведь вас не неволю. Не хотите ехать, не надо. Но что это изменит, подумайте?..
— Какие гарантии моей безопасности? — отозвался Сумской, и Кларисса живо представила, как он шарит рукой по столу в поисках несуществующего предмета. Он всегда так делал, когда заставали врасплох.
Дяденька Сидор захихикал, как заблеял.
— Какие гарантии, голубчик, о чем вы? Если бы я хотел вас убить, зачем такие сложности. Это же простейшая вещь. Шевельнешь пальчиком, и человечка уже нет. В непростое время живем, сударь, ох, в непростое.
— Тогда зачем моя жена?
— Вот это лучше обсудить при встрече. Надолго не задержу. Будьте уверены, мое время дороже вашего. Ну так как?
— Я согласен, — буркнул Сумской, и Кларисса впервые оценила его мужество. — Говорите адрес.
— Никаких адресов. Зачем утруждаться. Выйдете из офиса, вас встретит мой человек и отвезет, куда надо.
— Даже так?
— Это вы, молодые, из всего делаете проблемы, а у нас все по-домашнему.
— Согласен, — повторил Сумской деревянным голосом.
— Вот и славненько, — Иссидор Гурович повесил трубку. Оборотил довольное лицо к Клариссе.
— Видишь, какой у тебя заботливый, покладистый муж... Сейчас тебя проводят в комнату, там подождешь.
Позову, когда понадобишься.
Нажал какую-то кнопку справа от себя, и тут же в комнате возник изящный молодой человек смуглого кавказского обличия. Ни о чем не спрашивая, приблизился к Клариссе, протянул к ней хищную руку.
— Пойдем, красавица, пойдем скорее.
— Эй, Ахмет, помягче, дорогой. Успеете подурачиться, — предупредил хозяин...
На передней панели тоненько пискнул зуммер. Буга вышел на прием.
— Слушаю, Борис Исаакович.
Сумской в двух словах пересказал разговор с Самариным, не называя фамилии. Буга сказал:
— Не нужно ехать. Я там раньше буду, через.., пятнадцать минут.
— Ты не понял, — голос у банкира безразличный, как у небожителя. — Он хочет поговорить со мной, а не с тобой.
— Это силки.
— Понимаю. Ничего не поделаешь. Оттягивать нет смысла.
— Туда уже добрался один из моих людей. Кроме того, я вызвал подкрепление. Постараюсь организовать прикрытие.
— Постарайся, постарайся. Только все это бесполезно.
— Он сказал, чего от вас хочет?
Ничего не ответив, Сумской отключился. Буга подумал: конечно, банкир прав. Никакое прикрытие не поможет. Противник слишком силен. Насколько Буга успел выяснить, а узнал он достаточно, тот, кто за них взялся, планировал свои операции с таким размахом и тщательностью, что впору вносить в военные учебники.
Буга со своими людьми, сколько бы ни пыжился, против него, что моська против слона. На Самаринском компьютере они вроде легкой ряби помех, не более того. Буга потянулся было позвонить Гурко, но что-то его остановило. Не самолюбие, нет. Что может сделать Гурко такого, чего бы он сам не мог? Просто на сегодняшний день карты легли так, что все козыри на руках у преступников. Буга не паниковал. В сущности, он давно играл в чужую игру при абсолютно проигрышном раскладе, но, слава Богу, голова пока цела. Есть что-то такое на свете, что выше козырей.
Ребята притихли на заднем сиденье, не мешая командиру. Понимали, он в затруднении, хотя подробностей не знали, да и зачем им? Их дело маленькое, сопи в две дырки, а денежки капают. Буга бросил через плечо:
— Похоже, придется пострелять, соколики.
— Ничего не поделаешь, — со вздохом отозвался Коля Панкратов.
— Стрельнем, если надо, — подтвердил сержант.
Оба слепо доверяли командиру и поэтому чувствовали себя спокойно. Под дурную пулю не пошлет.
Искореженную, еще дымившуюся "девятку" заметили издали: приплюснуло ее к асфальту, как коровью лепешку. Буга проскочил вперед метров двадцать, скользнул на обочину. В шесть глаз напряженно озирали подступающий к шоссе лес, искали, откуда грозит опасность.
— Давай ты, — приказал Буга Панкратову. Тот кивнул, выбрался из машины, не спеша зашагал к останкам "жигулей". Мимо пробегали легковухи, важно прогрохотали два дальнобойщика. Никто не останавливался, не сбрасывал скорость. Вот тоже удивительная примета времени, подумал Буга. В былые годы тут бы куча народу топталась, интересно же, что за авария, а сейчас никому вроде нет дела. Хоть бы какой занюханный гаишник подскочил — куда там. От чужой беды держись подальше, целее будешь — одно из заповедных правил нового устройства жизни.
Панкратов, не вынимая руки из карманов, обошел "девятку", сунулся внутрь, но не пролез. Чего-то там понюхал — и прибежал обратно. Лицо бледное, будто подсиненное морозцем.
— Ну? — спросил Буга.
— Пусто. Надо понимать, Леня спекся.
— Почему так думаешь?
— Кровяка на асфальте. На той стороне кусты примяты, след в снегу. Возня была, но я толком не разглядел.
— С машиной что?
— Вроде из пушки долбанули, не иначе.
— Ага, — кивнул Буга, словно услышал то, что хотел услышать. Он сделал два звонка. Сообщил в милицию, что на тридцать седьмом километре авария, и связался со своими хлопцами. Две машины, восемь бойцов подтягивались по Ленинградке. Буга дал кое-какие указания. Потом закурил, произнес задумчиво:
— Леню Песцова не так просто завалить.
— И все-таки они это сделали, — ответил Панкратов.
* * *
Двое нукеров провели Сумского в биллиардную, велели ждать. Не успел он соскучиться, как появился стройный старик, облаченный в теплые шерстяные штаны и пижамную куртку. Под курткой — толстый, вязаный свитер. За стариком следовал клерк в коричневом костюме, неопределенного возраста и неопределенной внешности, с большим кожаным кейсом. Старик не поздоровался, не протянул руки, молча опустился за инкрустированный столик под голубым абажуром. Банкиру указал перстом, чтобы тоже сел. Клерк держался на почтительном расстоянии, кейс положил на биллиард — и отщелкнул замки.
Сумской спокойно наблюдал за их кривляниями, ничего другого ему не оставалось. Он не испытывал ни страха, ни тоски, только сожаление о том, что по-глупому прокололся. Не оценил щучьей хватки ублюдка, сидящего перед ним. Полагал, что усыпил его бдительность, легко, по завету министра Лифшица поделившись пятью миллионами, ан не тут-то было: щучара собиралась высосать его до дна.
Старик разглядывал его с тусклой ухмылкой.
— Надо думать, знакомиться нам ни к чему, не так ли, сынок?
— Как вам угодно, Иссидор Гурович.
— Ты, Бориска, человек разумный, сметливый, поэтому, надеюсь, наше недоразумение мы разрешим полюбовно.
— Не знаю, в чем оно заключается, — поморщился банкир, — но слушаю внимательно.
Старик подозвал коричневого клерка, и тот начал деловито раскладывать перед Сумским различные бумаги. Господи, чего тут только не было. На стол, бумажка за бумажкой, легла вся жизнь молодого, преуспевающего финансиста, заключенная в копии банковских счетов, доверенности, дарственные, купчие и даже копии личных писем, о которых Борис Исаакович давно забыл. Кто-то выполнил трудоемкую работу, которая вызывала восхищение. Самым любопытным в бумажной груде был документ, по которому Сумской отказывался от всех своих имущественных и прочих прав в пользу австрийского банка "Сионика" и некоей турецкой фирмы "Калаш-югер". В этом документе, безусловно, крылась разгадка сегодняшней встречи. Клерк-производитель положил его отдельно и бережно разгладил узорчатые, с фиолетовыми выпуклостями печати.
Чтобы просмотреть всю кучу, Сумскому понадобилось двадцать минут. Его не отвлекали. Старик подошел к биллиарду и гонял "американку", восторженно вскрикивая при каждом удачно забитом шаре. Клерк помогал Сумскому: по мере прочтения складывал документы в аккуратную стопку. Наконец Сумской откинулся на спинку стула и закурил. Самарин, улыбаясь, помахал ему кием.
— Не желаете партийку?
— Извините, не имею привычки, не обучен.
— Напрасно, сынок, игра полезная. Укрепляет глаз и лечит нервы, — он вернулся к столу. — А вот этого не одобряю, — указал на сигарету, — хотя сам, грешный, балуюсь иногда. Куда денешься. Вредные привычки, как родимые пятна — попробуй выведи... Ну-с, Боря, какие сомнения?
Сумской загасил сигарету в угодливо подставленную клерком пепельницу, постарался выдержать тусклый издевательский взгляд старика. Взял документ с отказом от прав, повертел перед глазами.
— Иссидор Гурович, но ведь это же филькина грамота. Никакой суд не признает.
Старик удивленно сощурился.
— Зачем нам какие-то суды, это наши семейные, внутренние заботы. Пусть тебя это не волнует. У нас хорошие, опытные юристы... Главное, Бориска, подмахни-ка все чохом и закроем вопрос, так сказать, в принципе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53