— Ведь он объяснил, как было дело.
— Как же ему верить, если он однажды обманул? Откуда мне знать, что он делал этой ночью. Может, он уложил Кушева…
— Неплохо придумано! Можешь спросить у него, где он был ночью, конечно, но потом отпусти… Под мою ответственность.
— Слушаюсь! — впервые по-военному отчеканил Паргов. — А Кротева?
— Подождем немного, пока за ум возьмется! У него сейчас алкогольный кризис.
Сегодня вечером расскажет даже то, о чем мы его и не спрашивали…
Хотя Димов и не чувствовал усталости, он все-таки решил поспать часа два, восстановить силы и вернуть остроту восприятия. Он давно заметил, что воображение устает значительно быстрее мысли. Над логической задачей он мог раздумывать часами, но если необходимо было призвать на помощь воображение — отупение наступало через несколько минут. Работа воображения давалась ему трудно, и, однако, именно образное, а не логическое мышление помогало ему до сих пор справляться с самыми трудными задачами. На эту тему он выступил в свое время на курсах, при обсуждении одного из рефератов. И так как он был одним из лучших слушателей, то никто не решился ему возразить. Только докладчик стал защищать свой реферат.
— По мнению Димова, выходит, что образное мышление не логическое мышление, — сказал он, глядя неподвижными выпуклыми глазами. — Я хочу спросить у товарища Димова, правильно ли я его понял.
— Не совсем правильно, — улыбнулся с места Димов.
— Искренне сказано — но тогда я тебя не понимаю.
— Значит, ты меня невнимательно слушал. Я сказал, что образному мышлению не должна мешать логика рассуждений. Что это значит? Очень просто: я считаю так — не надо примешивать образы к моим логическим рассуждениям. Образы: должны жить свободно, своей собственной, присущей им жизнью. Я должен лишь внимательно наблюдать за ними, а потом проанализировать и обобщить результаты в соответствии с возможностями логического мышления. Это ясно?
Димов произнес все это, повернувшись спиной к залу, стоя Шлицом к докладчику. И чувствовал, что его не очень-то поняли.
Докладчик заморгал.
— Ты хочешь сказать, что криминалист прежде всего должен быть хорошим психологом? Я не возражаю, это общеизвестно.
— Хороший психолог, к сожалению, еще не все, — сказал Димов. — Хороший психолог составляет правильное представление об объекте. Но после этого он должен суметь вывести его на сцену своего воображения. Вот о чем речь.
Подобные мысли занимали его, пока он мерил шагами добела отмытый пол своей комнаты. Было половина второго, он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Раздражал его только тяжелый запах цветов, растущих под окнами. Они могут быть красивыми — их дело, — но запах мешал ему думать. Все же на сцене его воображения начали мелькать какие-то образы, бесплотные и безмолвные.
Спускаясь вниз, чтобы побриться, он узнал, что его ожидает. На этот раз то был жареный перец, фаршированный таинственной смесью, рецепт которой был известен только хозяйке. Преодолев застенчивость, он с аппетитом проглотил четыре штуки.
— Положить еще?
— Ну разве что еще один! — ответил он, стыдясь своего обжорства.
Хозяйка положила ему еще три, из которых он оставил один — так, из ложной скромности. Потом он снова поднялся в свою комнату, закрыл окна и просидел час над документами, найденными в карманах убитого. В них не было ничего интересного: преимущественно служебные счета, расписки, удостоверения. Не было даже обычной записной книжки с телефонами. Все-таки на некоторых счетах и расписках Димов обнаружил несколько софийских телефонных номеров. Только один номер, написанный большими цифрами на последней странице паспорта, был четырехзначный — провинциальный. Все телефонные номера написаны шариковой ручкой, и только этот химическим карандашом. Наверное, Кушев боялся его потерять, рассуждал Димов, раз записал на собственном паспорте.
К трем часам Димов вернулся в участок и сразу же приказал проверить, кому принадлежали телефонные номера, найденные в документах. Потом сам позвонил в Перник по номеру, записанному на паспорте убитого. Спустя немного в трубке прозвучал уверенный мужской голос.
— Слушаю.
— Это техникум керамики? — спросил Димов.
— Да, что вам угодно?
— Говорят из милиции, могу ли я приехать к вам?
С ответом не спешили.
— У нас сейчас ремонт, но, пожалуйста, приезжайте. Только не позднее половины пятого.
Димов уже собрался идти, как появился отдохнувший Паргов.
— Я еду в Перник, — сообщил Димов. — Позвони в Гулеш. Пусть Пырван организует наблюдение за Нестеровым и Кыневым. О Нестерове ты знаешь, но сейчас я обращаю твое внимание и на Кынева. Ни в коем случае он не должен заметить, что за ним наблюдают.
— Не очень-то легко это сделать, — сказал Паргов. — Это ведь не город, все как на ладони.
— Как-нибудь постарайтесь.
Надо было спешить, чтобы вовремя приехать в Перник. С трудом Димов нашел шофера в закусочной за стаканом бузы.
— Поднимайся! И разрешаю тебе на этот раз не соблюдать правил движения.
— Ты разрешаешь, а жена не разрешает, — улыбнулся шофер. Однако он привез Димова к техникуму вовремя. Здание оказалось новым, но по виду старым и довольно некрасивым. Ремонт был не бог весть какой — проводили паровое отопление.
Конечно, не мешало бы сделать это при строительстве здания или хотя бы во время летних каникул. В дирекции находилось только двое — мужчина и женщина. Мужчина оказался директором техникума, было ясно, что именно с ним шел разговор по телефону.
— В чем дело? — спросил он с едва скрываемой тревогой.
— Мне надо поговорить с товарищем Замфирской.
— Вот она, — с облегчением произнес директор. Димов подошел к столу, стоящему в углу комнаты, где сидела высокая, очень худая женщина лет тридцати пяти.
Несмотря на сросшиеся мужские брови и чрезмерный пушок над верхней губой, ее узкое лицо не лишено было привлекательности. И она действительно была бы симпатичной, если бы не держалась столь чопорно. Когда наконец она повернулась к Димову, он отметил, что взгляд у нее глубокий, прямой, волевой. Димов готов был ожидать чего угодно от встречи с бывшей подругой Кирила Кушева, но такой он ее себе не представлял.
— Я из милиции, — представился он.
Взгляд ее стал явно недружелюбным. Очевидно, его организацию в техникуме недолюбливали. Это раздосадовало Димова.
— У меня для вас неприятная новость! — сказал он сухо. — Сегодня ночью убили вашего приятеля Кирила Кушева.
Тут же пришлось прибегнуть к валерьянке, но и она мало помогла. Боясь, как бы женщина не упала в обморок, Димов без особых угрызений совести несколько раз хлопнул Замфирскую по щекам. Наконец, когда директор выплеснул ей в лицо целый стакан воды, она кое-как пришла в себя. Открыла глаза, и ее мутный взгляд вскоре стал вполне разумным.
— Пойдемте, — сказала Замфирская.
Димов подумал, что плохо ее расслышал.
— Куда пойдем?
— Домой! Я живу поблизости!
— Да, конечно. Но вам надо вытереться.
Замфирская с удивлением прикоснулась к мокрому лицу.
— Кто это себе позволил? — резко спросила она.
Директор виновато молчал. И Димов на мгновение почувствовал себя провинившимся учеником перед сердитой учительницей.
— Давайте не будем вдаваться в подробности! — миролюбиво сказал он. — Это сделано для вашего же блага.
Она нервно вытерлась носовым платком, почти мужским по размеру. И, выходя из комнаты, не взяла с собой ничего, даже обыкновенной дамской сумочки. Как видно, она, подобно мужчинам, носила самые необходимые предметы в карманах. Идя за ней, Димов с удивлением отметил необычайную, почти девичью, стройность ее фигуры.
Они молча вышли на улицу и так же молча продолжали путь. Судя по всему, несмотря на чисто женский обморок, она была женщиной необычного типа. Любая другая, по крайней мере, раз двадцать пять спросила бы уже, где и как все случилось. Она же ни о чем не спрашивала, шла молча, твердым шагом, ее лицо было словно заморожено.
Она жила неподалеку. Квартира ее маленькая, но очень чистая. Спартанскую обстановку чуть-чуть смягчало присутствие красивой керамики. «Если это дело ее рук, — подумал Димов, — она явно не без таланта».
— Садитесь, прошу вас! — сказала она. — Извините, но я не могла говорить об этом при посторонних.
— Да, я хорошо вас понимаю! — сказал он искренне.
— Кто же мог сделать это?! — внезапно воскликнула она совсем по-женски. — Он был совершенно безобидным человеком.
— Я должен искренне признаться, что мы в полном неведении, — сказал Димов. — И очень рассчитываем именно на вашу помощь.
— На мою? — с недоумением посмотрела она на него. — Это просто безумие. Скажите мне хотя бы, как это произошло?
Он осторожно изложил факты. Она слушала его не двигаясь, взгляд ее становился все более оцепенелым.
— Господи, как же это! — простонала она и в первый раз заплакала.
Димов деликатно подождал, пока она хотя бы немного успокоится.
— Нет ли у вас каких-либо подозрении, предположений?
— Никаких! — решительно заявила она. Он разочарованно вздохнул.
— Расскажите мне вкратце, каковы были ваши отношения.
— Очень близкие, естественно. Мы могли бы считать друг друга, женихом и невестой, если бы это не было смешно в нашем возрасте.
— Немного подробнее. Когда вы познакомились? Как?
— Два года назад, — сказала она. — Познакомились здесь, совсем случайно.
— В ресторане?
Она ничуть не удивилась.
— Да, в ресторане «Кракра». Я вообще не люблю подобного рода знакомств, но он был так мил. Сказал, что давно меня знает, то есть видел то там, то тут, в местах, где я действительно бывала. Мне даже стало досадно, что я его не замечала, он был красивым мужчиной. Скоро мы стали близки. Еще в первый месяц нашего знакомства он мне сделал предложение, и я в принципе его приняла. Но мы не спешили, ни к чему это было. Наши жизни были такими разными — я хочу сказать, профессии. Трудно было соединить столь различные судьбы. Мы решили — это была его идея — построить дом где-нибудь недалеко от Софии или возле Драгалевцев. И у него и у меня были деньги, так что для нас это не являлось проблемой. Там я могла бы иметь мастерскую, оставила бы работу и всецело отдалась бы своему призванию.
Она снова заплакала, на этот раз, наверное, из-за неосуществленной мечты. Димов заметил, что сочувствует ей значительно больше, чем этого требовали служебные обязанности.
— У него были свои планы — он хотел стать директором какого-нибудь пригородного ресторана, поблизости от нашего дома. Это мне не очень нравилось. Какой женщине приятно, если муж ее будет возвращаться домой всегда после полуночи? У нас были и другие планы, но все это связывалось с домом. Он очень хотел иметь свой дом, настоящий дом. Понимаете, не квартиру, а дом. Он и мне внушил эту страсть, хотя раньше мне и в голову не могло прийти стать собственницей. Я бы вам могла описать весь дом, каждую комнату в отдельности. И все это рухнуло так ужасно.
— Вы часто виделись?
— Так часто, как только было возможно. Он даже стал реже ездить в командировки.
— Когда вы виделись в последний раз?
— Вчера вечером. Он ушел около восьми часов, чтобы успеть на пассажирский поезд на Кюстендил.
— Какое у него было настроение?
— Обычное. Как всегда, шутил. В отличие от меня у него было чувство юмора.
— А в последнее время вы не заметили в его поведении ничего особенного?
— Заметила, — сказала она.
Но замолчала и глубоко задумалась. Димов не торопил, спокойно ждал, когда она начнет сама.
— В последнее время у него появился какой-то страх перед смертью, он мне казался обеспокоенным, хотя великолепно умел владеть собой. Неделю назад предложил мне перевести все его сбережения на мою сберегательную книжку. Я удивилась. Он сказал мне, что по закону единственным его наследником является двоюродный брат из Софии, адвокат, которого он терпеть не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27