разве могут быть такие руки у человека, который рубил сахарный тростник? Он приехал сюда, чтобы всех вас уничтожить! И потом – какой мне смысл вас предавать?
Все это прозвучало довольно убедительно, и силы снова уравнялись. Остальные молчали. И Мерседес, возможно, одержала бы верх, если бы не Хосе Анджел. Ветеран Карибского легиона спокойно сказал:
– Мне кажется, Эльдорадо не лжет. Я знаю, когда человек лжет, а когда нет. А у Мерседес есть причина нас предавать. Коммунисты собираются примкнуть к правительству. Мы им мешаем. Точно так же они действовали в Боготе. Тех, кто не пошел с ними, они ликвидировали или выдали полиции. Уж я-то знаю: я там был.
Он произнес эти слова ровным, бесстрастным голосом, но они произвели эффект разорвавшейся бомбы. У Мерседес перехватило дыхание: она никак не ожидала удара с этой стороны. Мерседес обвела взглядом лица присутствующих: все недоверчиво и враждебно косились на нее. Один лишь Малко смотрел в сторону.
И тогда в ней словно что-то надломилось. Двадцать лет скрытности, лжи и усталости разом навалились на нее. Ей захотелось почувствовать себя свободной хотя бы за минуту до смерти!
Она посмотрела на Эсперенцу с таким презрением, что у той по спине побежали мурашки.
– Болваны! – прошипела Мерседес. – Тупые болваны! Все ваши жалкие заговоры и трусливые вылазки не более чем романтика! Вам никогда не победить! Вы навсегда останетесь «десперадо». Народ не на вашей стороне... Фидель – напыщенный дурак, а ваш Че был типичным фанатиком. Вас сметут, как метлой, понятно вам?!
Эсперенца вскрикнула, словно от боли: только что ее предал человек, в которого она так свято верила! Неужели это та самая женщина, которая всегда вызывала у нее восхищение и служила ей примером для подражания?
– Так ты хотела нас погубить?! – вскричала Эсперенца.
Мерседес смерила ее презрительным взглядом. Теперь ей было незачем что-то скрывать.
– Да! Ведь вы уже ни на что не годитесь, жалкие клоуны!
Она пьянела от собственных слов, одновременно счастливая и перепуганная.
– Ах ты дрянь! – взревел Эль Кура.
Мерседес быстро повернулась на каблуках и метнулась к окну. Она знала, что не успеет его открыть, и собиралась выпрыгнуть сквозь стекло. Но высокий Хосе Анджел одним прыжком пересек комнату и схватил ее за ноги. Мерседес упала на белоснежный ковер, и Хосе, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, прижал ее к полу. Затем слегка оглушил ее, ударив ребром ладони по затылку, после чего взвалил на плечо обмякшее тело и отнес Мерседес в спальню. Поскольку там не было ни окон, ни мебели, кроме кровати, им нечего было опасаться. Хосе вернулся в гостиную и закрыл дверь спальни.
– Надо развязать этой стерве язык, – прошипел Таконес, – и выяснить, зачем она это сделала.
Эль Кура тоже не прочь был допросить пленницу, но только своими собственными методами.
Эсперенца молчала: происшедшее потрясло ее. Она в отчаянии повернулась к Малко, ища у него поддержки, но он отвел глаза: австриец тоже не ожидал подобных осложнений.
Итог подвел Хосе Анджел – все тем же ровным, бесстрастным тоном.
– Я думаю, лучше убить ее сразу, – сказал он. – Вряд ли нам удастся многое у нее выведать. Мы уже знаем, на кого она работает. Этого достаточно. Впредь будем осторожнее.
– Зачем ее убивать? – спросил Малко.
Хосе и Таконес посмотрели на него, словно на безумного.
– И это говоришь ты, Эльдорадо? – тихо проговорил Таконес. – После того как она пыталась тебя погубить? Да ты что, не в своем уме?
Малко понял, что, защищая Мерседес, рискует навлечь на себя новые подозрения, и промолчал.
Эсперенца побледнела, глаза глубоко запали, на лице отражалось глубокое внутреннее страдание. Подобная ситуация потрясла ее. До сих пор революция представлялась ей прекрасным приключением, полным радости и самозабвения.
И все же именно она создала Отряд народного сопротивления. И поэтому сейчас ей следовало взять ответственность на себя. Эсперенца на секунду закрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Товарищ Хосе прав, – произнесла она наконец. – Будем голосовать. Я за смерть. – Она подняла тонкую руку.
Таконес и Эль Кура тут же последовали ее примеру. Хосе мгновение колебался, а затем тоже поднял руку. Малко не шелохнулся. Встретившись глазами с Эсперенцей, он пояснил:
– Я предпочитаю воздержаться: я ведь заинтересованная сторона.
Четыре поднятые руки медленно опустились. Все это напоминало плохо разыгранный любительский спектакль. Но умереть Мерседес предстояло по-настоящему. Малко напряженно думал, как спасти женщину, не подвергая опасности себя.
– Она должна умереть здесь, – сказал Хосе. – Это самое надежное место.
Эсперенцу словно подменили. Ее голос звучал теперь холодно и непререкаемо.
– Только без шума, – сказала она. – Этажом ниже живет директор телекомпании.
Таконес уже держал в руке свой «люгер».
– Можно выстрелить через подушку, – предложил он. – Или набить ватой жестяную банку – сойдет за глушитель.
– Нет, – покачал головой Хосе. – Там у тебя дырка для выброса гильзы. Грохнет будь здоров.
Наступило молчание, и все посмотрели на Хосе. Он равнодушно пожал плечами.
– Я не против, но нужно большое полотенце, чтоб не испачкать ковер.
Малко похолодел: в самом центре Каракаса при нем готовилось хладнокровное убийство. Он посмотрел в окно, чтобы убедиться, что это не сон. «Интересно, – подумал он, – что произойдет, если я признаюсь, что действительно являюсь американским агентом, как и утверждала Мерседес? А вот что: меня убьют, но и ее это уже не спасет...»
– Лучше бы ее сначала оглушить, – со знанием дела заметил Хосе.
Таконес и Эль Кура переглянулись. Эль Кура достал из кармана монету в один боливар, подбросил ее в воздух и прихлопнул ладонью.
– Если орел – когда ты, если решка – я. Выпала решка.
Эль Кура посмотрел по сторонам, затем сходил на кухню и вернулся с большой скалкой для теста.
– Ну что ж, приступим, – сказал он.
– Подожди! – остановила его Эсперенца. – Я хочу с ней поговорить.
Она принесла из кухни стул и поставила его посреди комнаты. Лицо Эсперенцы выглядело почти таким же белым, как лежащий на полу ковер.
– Приведите ее, – приказала девушка.
Таконес отворил дверь спальни. Мерседес сидела на кровати, обхватив руками колени. Ее лицо казалось спокойным.
– Иди сюда, – почти ласково произнес Таконес.
Мерседес молча поднялась, прошла мимо него и остановилась перед своими судьями. Эсперенца заставила себя смотреть ей в глаза.
– Садись сюда, – сказала Эсперенца, указывая на стул.
Мерседес повиновалась. Внезапно она задрожала от зародившейся надежды. У нее мелькнула мысль, что ее бывшие друзья решили организовать нечто вроде судебного процесса и будут требовать от нее признания своих ошибок или чего-нибудь в этом роде. Она поспешно села на стул и нетерпеливо ждала, что будет дальше.
Эсперенца стала напротив. У нее так дрожали руки, что ей пришлось спрятать их за спину. У нее складывалось впечатление, что все происходящее – долгий кошмарный сон. Мужчины стояли позади нее. Малко держался чуть в стороне, у окна. Ему казалось, что, появись сейчас на улице полицейская машина, он распахнул бы окно и поднял тревогу...
Эсперенца и Мерседес долго смотрели друг другу в глаза. Молчание становилось невыносимым.
– Мы во всем тщательно разобрались, – сказала Эсперенца, – и сочли тебя виновной. Единогласно. За исключением одного воздержавшегося.
Эсперенца умолкла, собираясь с силами, чтобы сказать главное.
– И мы приговорили тебя к смерти, – почти шепотом закончила она.
Мерседес вздрогнула. Таконес подошел к ней сзади и приставил ствол пистолета к ее затылку.
У Мерседес сразу обмякло тело и отвисла челюсть. Она поняла, что для нее все кончено. Глядя перед собой безумными глазами, она выслушала читаемый Эсперенцей приговор, почти не разбирая слов. Умирать оказалось страшнее, чем она предполагала. По ее телу пробежала конвульсивная дрожь, и она сжала руки коленями, пытаясь скрыть трясущиеся ладони.
Эль Кура тоже обошел стул и встал за спиной у Мерседес. Эсперенца поспешно отошла в сторону. Хосе, по-прежнему стоявший напротив приговоренной, посмотрел на Эль Куру и чуть заметно кивнул.
Таконес едва успел отойти назад, и в следующее мгновение скалка обрушилась на голову Мерседес. Но как раз в этот момент женщина повернула голову, и вместо того чтобы оглушить ее, скалка угодила ей в ухо, разорвав мочку.
Мерседес дико закричала и бросилась вперед, вытянув перед собой руки. Хосе еще не успел достать нож: ему не хотелось заранее пугать ее. Мерседес вцепилась в него, и они покатились по полу, оставляя кровавый след на белом ковре.
Малко в ужасе отвернулся.
Вскоре Хосе высвободил правую руку и вытащил нож из пристегнутого к ноге футляра.
Он ударил снизу вверх в тот момент, когда Мерседес поднималась на ноги. Лезвие вошло ей в плечо около шеи погрузилось в тело на добрые двадцать сантиметров и наткнулось на лопатку – слишком высоко.
Упав на колени, Мерседес обвела взглядом собравшихся в комнате людей и вдруг спотыкаясь бросилась к двери.
Таконес поднял пистолет.
– Не надо! – истерически закричала Эсперенца. Хосе молчал. Его худое лицо искривила гримаса. Вот она, черная работа, которую приходится выполнять! А тут еще женщина...
Изогнувшись, он перехватил Мерседес на бегу, ударив ее ножом в живот. Она дико вскрикнула и широко раскрыла безумные глаза. Ее стошнило на пол, но она продолжала рваться к выходу.
Мерседес не хотела умирать.
Хосе Анджел догнал ее, схватил за руку, развернул и нанес страшный удар в грудь. Мгновение Мерседес стояла неподвижно, и Малко решил, что она уже мертва. Но когда Хосе вытащил нож, женщина судорожно ухватилась за лезвие обеими руками, изрезав себе все пальцы и пытаясь во что бы то ни стало помешать убийце ударить снова.
Началась суматоха. Мерседес бессильно опустилась на колени, и ее окровавленные ладони оставили на ковре два багровых отпечатка. Затем женщина свалилась на бок и застыла. Разорванное платье обнажило ее грудь.
Тяжело дыша, Хосе, испачканный кровью, поднялся на ноги. Ему давно уже не приходилось вершить такое скверное дело. Он уже собрался было сунуть нож на место, как вдруг услышал слабый стон: Мерседес хрипела и царапала ногтями ковер. Она была еще жива.
Все в ужасе посмотрели друг на друга. Эсперенца до крови закусила губы, чтобы не закричать. Даже Таконес – и тот позеленел.
Хосе понял, что ему никто не поможет. Он наклонился и одним быстрым движением всадил нож в грудь Мерседес.
Хрипы прекратились. Мерседес содрогнулась всем телом и замерла.
Хосе медленно выпрямился, думая о том, что порой бывает очень трудно оправдать завоеванную репутацию. Он прислонился к стене и вытер о рубашку испачканные кровью руки.
– Принесите одеяло, – хрипло произнес он. – Не оставлять же ее здесь.
Таконес и Эль Кура поспешили в спальню. Труп завернули в одеяло и вынесли в прихожую. На ковре остались только пятна крови и мягкие туфли Мерседес.
– Машина в гараже, – тихо произнесла Эсперенца. – Возвращайтесь скорее. Я пока почищу ковер.
Таконес, Анджел и Эль Кура спускались по служебной лестнице. Морщась от отвращения, Малко закрыл за ними дверь и вернулся в гостиную. Эсперенца лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку. Ее плечи вздрагивали от рыданий.
Глава 15
Трое рабочих из отеля «Таманако», взобравшись на лестницы, вешали над входом американские флаги. Ральф Плерфуа задернул шторы, отошел от окна и посмотрел на Малко. Он выглядел как всегда элегантно, однако на лбу у него пролегла глубокая вертикальная морщина.
– Вы уверены, что обо всем узнаете вовремя?
Оба невольно припомнили злосчастный визит Никсона в Венесуэлу в 1958 году. Беснующаяся толпа порвала на бедняге одежду и чуть было не линчевала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Все это прозвучало довольно убедительно, и силы снова уравнялись. Остальные молчали. И Мерседес, возможно, одержала бы верх, если бы не Хосе Анджел. Ветеран Карибского легиона спокойно сказал:
– Мне кажется, Эльдорадо не лжет. Я знаю, когда человек лжет, а когда нет. А у Мерседес есть причина нас предавать. Коммунисты собираются примкнуть к правительству. Мы им мешаем. Точно так же они действовали в Боготе. Тех, кто не пошел с ними, они ликвидировали или выдали полиции. Уж я-то знаю: я там был.
Он произнес эти слова ровным, бесстрастным голосом, но они произвели эффект разорвавшейся бомбы. У Мерседес перехватило дыхание: она никак не ожидала удара с этой стороны. Мерседес обвела взглядом лица присутствующих: все недоверчиво и враждебно косились на нее. Один лишь Малко смотрел в сторону.
И тогда в ней словно что-то надломилось. Двадцать лет скрытности, лжи и усталости разом навалились на нее. Ей захотелось почувствовать себя свободной хотя бы за минуту до смерти!
Она посмотрела на Эсперенцу с таким презрением, что у той по спине побежали мурашки.
– Болваны! – прошипела Мерседес. – Тупые болваны! Все ваши жалкие заговоры и трусливые вылазки не более чем романтика! Вам никогда не победить! Вы навсегда останетесь «десперадо». Народ не на вашей стороне... Фидель – напыщенный дурак, а ваш Че был типичным фанатиком. Вас сметут, как метлой, понятно вам?!
Эсперенца вскрикнула, словно от боли: только что ее предал человек, в которого она так свято верила! Неужели это та самая женщина, которая всегда вызывала у нее восхищение и служила ей примером для подражания?
– Так ты хотела нас погубить?! – вскричала Эсперенца.
Мерседес смерила ее презрительным взглядом. Теперь ей было незачем что-то скрывать.
– Да! Ведь вы уже ни на что не годитесь, жалкие клоуны!
Она пьянела от собственных слов, одновременно счастливая и перепуганная.
– Ах ты дрянь! – взревел Эль Кура.
Мерседес быстро повернулась на каблуках и метнулась к окну. Она знала, что не успеет его открыть, и собиралась выпрыгнуть сквозь стекло. Но высокий Хосе Анджел одним прыжком пересек комнату и схватил ее за ноги. Мерседес упала на белоснежный ковер, и Хосе, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, прижал ее к полу. Затем слегка оглушил ее, ударив ребром ладони по затылку, после чего взвалил на плечо обмякшее тело и отнес Мерседес в спальню. Поскольку там не было ни окон, ни мебели, кроме кровати, им нечего было опасаться. Хосе вернулся в гостиную и закрыл дверь спальни.
– Надо развязать этой стерве язык, – прошипел Таконес, – и выяснить, зачем она это сделала.
Эль Кура тоже не прочь был допросить пленницу, но только своими собственными методами.
Эсперенца молчала: происшедшее потрясло ее. Она в отчаянии повернулась к Малко, ища у него поддержки, но он отвел глаза: австриец тоже не ожидал подобных осложнений.
Итог подвел Хосе Анджел – все тем же ровным, бесстрастным тоном.
– Я думаю, лучше убить ее сразу, – сказал он. – Вряд ли нам удастся многое у нее выведать. Мы уже знаем, на кого она работает. Этого достаточно. Впредь будем осторожнее.
– Зачем ее убивать? – спросил Малко.
Хосе и Таконес посмотрели на него, словно на безумного.
– И это говоришь ты, Эльдорадо? – тихо проговорил Таконес. – После того как она пыталась тебя погубить? Да ты что, не в своем уме?
Малко понял, что, защищая Мерседес, рискует навлечь на себя новые подозрения, и промолчал.
Эсперенца побледнела, глаза глубоко запали, на лице отражалось глубокое внутреннее страдание. Подобная ситуация потрясла ее. До сих пор революция представлялась ей прекрасным приключением, полным радости и самозабвения.
И все же именно она создала Отряд народного сопротивления. И поэтому сейчас ей следовало взять ответственность на себя. Эсперенца на секунду закрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Товарищ Хосе прав, – произнесла она наконец. – Будем голосовать. Я за смерть. – Она подняла тонкую руку.
Таконес и Эль Кура тут же последовали ее примеру. Хосе мгновение колебался, а затем тоже поднял руку. Малко не шелохнулся. Встретившись глазами с Эсперенцей, он пояснил:
– Я предпочитаю воздержаться: я ведь заинтересованная сторона.
Четыре поднятые руки медленно опустились. Все это напоминало плохо разыгранный любительский спектакль. Но умереть Мерседес предстояло по-настоящему. Малко напряженно думал, как спасти женщину, не подвергая опасности себя.
– Она должна умереть здесь, – сказал Хосе. – Это самое надежное место.
Эсперенцу словно подменили. Ее голос звучал теперь холодно и непререкаемо.
– Только без шума, – сказала она. – Этажом ниже живет директор телекомпании.
Таконес уже держал в руке свой «люгер».
– Можно выстрелить через подушку, – предложил он. – Или набить ватой жестяную банку – сойдет за глушитель.
– Нет, – покачал головой Хосе. – Там у тебя дырка для выброса гильзы. Грохнет будь здоров.
Наступило молчание, и все посмотрели на Хосе. Он равнодушно пожал плечами.
– Я не против, но нужно большое полотенце, чтоб не испачкать ковер.
Малко похолодел: в самом центре Каракаса при нем готовилось хладнокровное убийство. Он посмотрел в окно, чтобы убедиться, что это не сон. «Интересно, – подумал он, – что произойдет, если я признаюсь, что действительно являюсь американским агентом, как и утверждала Мерседес? А вот что: меня убьют, но и ее это уже не спасет...»
– Лучше бы ее сначала оглушить, – со знанием дела заметил Хосе.
Таконес и Эль Кура переглянулись. Эль Кура достал из кармана монету в один боливар, подбросил ее в воздух и прихлопнул ладонью.
– Если орел – когда ты, если решка – я. Выпала решка.
Эль Кура посмотрел по сторонам, затем сходил на кухню и вернулся с большой скалкой для теста.
– Ну что ж, приступим, – сказал он.
– Подожди! – остановила его Эсперенца. – Я хочу с ней поговорить.
Она принесла из кухни стул и поставила его посреди комнаты. Лицо Эсперенцы выглядело почти таким же белым, как лежащий на полу ковер.
– Приведите ее, – приказала девушка.
Таконес отворил дверь спальни. Мерседес сидела на кровати, обхватив руками колени. Ее лицо казалось спокойным.
– Иди сюда, – почти ласково произнес Таконес.
Мерседес молча поднялась, прошла мимо него и остановилась перед своими судьями. Эсперенца заставила себя смотреть ей в глаза.
– Садись сюда, – сказала Эсперенца, указывая на стул.
Мерседес повиновалась. Внезапно она задрожала от зародившейся надежды. У нее мелькнула мысль, что ее бывшие друзья решили организовать нечто вроде судебного процесса и будут требовать от нее признания своих ошибок или чего-нибудь в этом роде. Она поспешно села на стул и нетерпеливо ждала, что будет дальше.
Эсперенца стала напротив. У нее так дрожали руки, что ей пришлось спрятать их за спину. У нее складывалось впечатление, что все происходящее – долгий кошмарный сон. Мужчины стояли позади нее. Малко держался чуть в стороне, у окна. Ему казалось, что, появись сейчас на улице полицейская машина, он распахнул бы окно и поднял тревогу...
Эсперенца и Мерседес долго смотрели друг другу в глаза. Молчание становилось невыносимым.
– Мы во всем тщательно разобрались, – сказала Эсперенца, – и сочли тебя виновной. Единогласно. За исключением одного воздержавшегося.
Эсперенца умолкла, собираясь с силами, чтобы сказать главное.
– И мы приговорили тебя к смерти, – почти шепотом закончила она.
Мерседес вздрогнула. Таконес подошел к ней сзади и приставил ствол пистолета к ее затылку.
У Мерседес сразу обмякло тело и отвисла челюсть. Она поняла, что для нее все кончено. Глядя перед собой безумными глазами, она выслушала читаемый Эсперенцей приговор, почти не разбирая слов. Умирать оказалось страшнее, чем она предполагала. По ее телу пробежала конвульсивная дрожь, и она сжала руки коленями, пытаясь скрыть трясущиеся ладони.
Эль Кура тоже обошел стул и встал за спиной у Мерседес. Эсперенца поспешно отошла в сторону. Хосе, по-прежнему стоявший напротив приговоренной, посмотрел на Эль Куру и чуть заметно кивнул.
Таконес едва успел отойти назад, и в следующее мгновение скалка обрушилась на голову Мерседес. Но как раз в этот момент женщина повернула голову, и вместо того чтобы оглушить ее, скалка угодила ей в ухо, разорвав мочку.
Мерседес дико закричала и бросилась вперед, вытянув перед собой руки. Хосе еще не успел достать нож: ему не хотелось заранее пугать ее. Мерседес вцепилась в него, и они покатились по полу, оставляя кровавый след на белом ковре.
Малко в ужасе отвернулся.
Вскоре Хосе высвободил правую руку и вытащил нож из пристегнутого к ноге футляра.
Он ударил снизу вверх в тот момент, когда Мерседес поднималась на ноги. Лезвие вошло ей в плечо около шеи погрузилось в тело на добрые двадцать сантиметров и наткнулось на лопатку – слишком высоко.
Упав на колени, Мерседес обвела взглядом собравшихся в комнате людей и вдруг спотыкаясь бросилась к двери.
Таконес поднял пистолет.
– Не надо! – истерически закричала Эсперенца. Хосе молчал. Его худое лицо искривила гримаса. Вот она, черная работа, которую приходится выполнять! А тут еще женщина...
Изогнувшись, он перехватил Мерседес на бегу, ударив ее ножом в живот. Она дико вскрикнула и широко раскрыла безумные глаза. Ее стошнило на пол, но она продолжала рваться к выходу.
Мерседес не хотела умирать.
Хосе Анджел догнал ее, схватил за руку, развернул и нанес страшный удар в грудь. Мгновение Мерседес стояла неподвижно, и Малко решил, что она уже мертва. Но когда Хосе вытащил нож, женщина судорожно ухватилась за лезвие обеими руками, изрезав себе все пальцы и пытаясь во что бы то ни стало помешать убийце ударить снова.
Началась суматоха. Мерседес бессильно опустилась на колени, и ее окровавленные ладони оставили на ковре два багровых отпечатка. Затем женщина свалилась на бок и застыла. Разорванное платье обнажило ее грудь.
Тяжело дыша, Хосе, испачканный кровью, поднялся на ноги. Ему давно уже не приходилось вершить такое скверное дело. Он уже собрался было сунуть нож на место, как вдруг услышал слабый стон: Мерседес хрипела и царапала ногтями ковер. Она была еще жива.
Все в ужасе посмотрели друг на друга. Эсперенца до крови закусила губы, чтобы не закричать. Даже Таконес – и тот позеленел.
Хосе понял, что ему никто не поможет. Он наклонился и одним быстрым движением всадил нож в грудь Мерседес.
Хрипы прекратились. Мерседес содрогнулась всем телом и замерла.
Хосе медленно выпрямился, думая о том, что порой бывает очень трудно оправдать завоеванную репутацию. Он прислонился к стене и вытер о рубашку испачканные кровью руки.
– Принесите одеяло, – хрипло произнес он. – Не оставлять же ее здесь.
Таконес и Эль Кура поспешили в спальню. Труп завернули в одеяло и вынесли в прихожую. На ковре остались только пятна крови и мягкие туфли Мерседес.
– Машина в гараже, – тихо произнесла Эсперенца. – Возвращайтесь скорее. Я пока почищу ковер.
Таконес, Анджел и Эль Кура спускались по служебной лестнице. Морщась от отвращения, Малко закрыл за ними дверь и вернулся в гостиную. Эсперенца лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку. Ее плечи вздрагивали от рыданий.
Глава 15
Трое рабочих из отеля «Таманако», взобравшись на лестницы, вешали над входом американские флаги. Ральф Плерфуа задернул шторы, отошел от окна и посмотрел на Малко. Он выглядел как всегда элегантно, однако на лбу у него пролегла глубокая вертикальная морщина.
– Вы уверены, что обо всем узнаете вовремя?
Оба невольно припомнили злосчастный визит Никсона в Венесуэлу в 1958 году. Беснующаяся толпа порвала на бедняге одежду и чуть было не линчевала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25