Эта Медора во все сует свой любопытный нос!
Но хуже всего в том, что тетка Медора права! Эмми совершила ужасную ошибку, позволив Дугу говорить, что он ее любит, всегда любил и хотел жениться на ней, а не на Диане!
И она позвонила в бюро путешествий.
– ...Тебе необходимо сменить обстановку, – внушал Джастин. – Пейзаж за окном, окружение – да все. Ты же живешь, как отшельник, с тех пор, как Диану упекли за решетку.
– Ты тоже, – мягко сказала Эмми, зная, как дорожил он своей клубной жизнью.
– А как я могу сидеть и играть в бридж, зная, что все вокруг думают, будто моя падчерица – убийца! Да я сразу начинаю отвлекаться и проигрывать... Нет, все-таки лучше всего поехать в Ниццу. Там побольше народу и поменьше знакомых. Ах, – вздохнул он, – в дни моей молодости Ницца была самым модным курортом.
На этом они и порешили, хотя, по правде говоря, ни Джастину, ни Эмми не хотелось никуда ехать.
Потом Джастин, без ведома Эмми, предложил Дугу присоединиться к ним.
– Он говорит, что пока не может, – с довольным видом докладывал Джастин после разговора с Дугом, – но приедет к нам накануне Рождества и останется надолго.
Эмми вскочила:
– Ох, только не это!
Джастин явно удивился:
– Ты хочешь сказать, что я не должен был приглашать его? Но я уже сделал это.
– В таком случае... в таком случае отмени свое приглашение! – в отчаянии потребовала Эмми.
– Но почему? – искренне недоумевал Джастин. – Ему тоже нужно сменить обстановку, Эмми. И он – член нашей семьи.
– Джастин, прошу тебя...
– Это не похоже на тебя, Эмми, – нахмурился отчим. – Ты что, боишься пересудов? Но там не будет никаких знакомых...
– Не в этом дело... Джастин, ради Бога, скажи ему, что мы передумали ехать, или что... ну, выдумай что-нибудь!
– Значит, – сказал Джастин, пристально глядя на нее, – ты боишься в него влюбиться?
– Нет! Нет!
– Ну, тогда позволь ему приехать! Подумай только, каково будет Дугу в одиночестве отмечать Рождество.
– Почему – в одиночестве? У него есть приятели...
– Приятели – это не семья. Мы для него – самые близкие люди. Пойми, Эмми, я не могу ни с того ни с сего заявить ему, что ты не хочешь его видеть!
– Значит, это сделаю я! – отрезала Эмми.
Джастин сделал себе коктейль и заговорил о подготовке к путешествию. Он, конечно же, хотел лететь самолетом; он никогда еще не летал на реактивном лайнере. И, разумеется, ему нужно было купить новую одежду...
Постепенно Эмми поняла, что у нее не хватает духу сказать Дугу, чтобы тот не приезжал. Джастин так радостно суетился, так бегал по магазинам – "Данхилл", "Брукс Бразерс"... Он стал почти похож на себя прежнего.
Эмми забронировала билеты. Все было решено.
Только по ночам, когда сон к ней не шел, она думала о Дуге и о собственном неблагоразумии. Со дня памятной прогулки в День Благодарения она видела его всего три-четыре раза, но неизменно в час коктейлей, когда Джастин был дома, и потому она не могла прямо сказать Дугу, что он не должен приезжать к ним на Рождество. Джастин и Дуг говорили о поездке как о деле вполне решенном и совершенно естественном, и Эмми никак не могла набраться храбрости.
В день накануне отъезда позвонила одна из сиделок тетушки Медоры и сказала, что та желает видеть Эмми. Наверняка, с тоской подумала Эмми, тетка пронюхала, что Дуг собирается на Рождество в Ниццу! Она очень вежливо, но непреклонно велела передать тете Медоре, что шлет ей наилучшие пожелания, прийти никак не может, но непременно позвонит, когда вернется из поездки. Сиделку явно не удовлетворил такой ответ, но Эмми учтиво попрощалась и повесила трубку, искренне надеясь, что тетушка Медора не огреет бедную сиделку тростью по голове.
На самом же деле, в этот день, восемнадцатого декабря, Эмми отправилась в центр за покупками. Шел легкий снежок, но в морозном воздухе ощущалось приближение сильного снегопада. Доехав до Плазы, Эмми вышла из такси и двинулась по Пятой Авеню, поглядывая на залитые светом праздничные витрины. Она думала о прежних временах, когда перед Рождеством они с Дианой и порой еще с какими-нибудь приятелями бегали по магазинам, сверяясь со списком рождественских подарков и весело щебеча. "Давай заглянем!" – кричала Диана и за руку тащила Эмми в "Картье", на выставку изделий из кожи на Марк-Кросс, или в Рокфеллер-Центр, где они подолгу стояли на холоде, слушая рождественские песенки и глазея на огромнейшую елку.
Эмми зашла в банк за дорожными чеками, затем в бюро путешествий – подтвердила заказ и выкупила билеты, затем в "Сакс" – за спортивной одеждой. Она выбрала несколько вещей, показавшихся ей яркими и поднимающими настроение, и направилась домой.
А снег тем временем шел все гуще, и все сильней дул ветер. Дойдя до парка, Эмми окончательно замерзла, ноги ее в туфлях-лодочках промокли насквозь. Она очень жалела, что не поймала такси – но вряд ли это было возможно в разгар рождественских распродаж, да еще и в метель. Достаточно одной-единственной снежинки или капельки дождя, сердито думала Эмми, чтобы все нью-йоркское уличное движение превратилось в одну большую пробку. Воздух был морозен и свеж; колючие снежинки жалили ей щеки.
Когда она добралась домой, Джастина все еще не было, зато в гостиной ее дожидался Дуг. Агнес впустила его и подала ему чаю; убежденная трезвенница, она в конце концов примирилась с обычаем угощать коктейлями, но если дело оставлялось на ее усмотрение, неизменно наливала чай.
Дуг вскочил и бросился навстречу Эмми, протягивая руки:
– Эмми! Ты совсем девчонка! Я в жизни еще не видел таких пунцовых щек! – Он радостно, как в былые времена, рассмеялся – и вдруг наклонился к ней, чмокнул в щеку и, взяв за подбородок, повернул ее лицо, чтобы поцеловать вторую. – Прости, Эмми. Не удержался. Я бы и дальше это делал, да боюсь, ты будешь недовольна. – Внезапно он протрезвел: – Эмми, я думаю, мне не стоит ехать во Францию на Рождество.
Я тоже так думаю, чуть было не сказала Эмми, но сдержалась. Дуг продолжал:
– Пойдут пересуды, сплетни. Они пойдут в любом случае, с какой бы женщиной меня не увидели. Начнутся намеки...
– Ты беседовал с тетушкой Медорой! – осенило Эмми.
– Да. До нее дошел слух о том, что я собираюсь приехать к тебе и Джастину на Рождество, она позвонила мне и заставила прийти к ней.
– Все-то она знает, – проворчала Эмми. – Старая сплетница...
– Но она права, – негромко сказал Дуг. – Я не имею права ставить тебя в двусмысленное положение, Эмми. Я уже говорил тебе об этом... тогда, в парке. И повторяю сейчас.
Назойливость и властность тетушки Медоры могли вынудить к бунту даже безропотную овечку – а Эмми отнюдь не была безропотной овечкой. Она немедленно заняла оборонительную позицию:
– С тех пор как вы с Дианой поженились, вы всегда проводили Рождество с нами. Никто ничего не скажет! – твердо сказала она и тут же поняла, что усугубляет свою ошибку. Чем меньше она будет видеться с Дугом, тем лучше будет для нее, Дуга и Дианы.
Но Дуг невероятно растрогался:
– Эмми, ты серьезно? Ты правда хочешь, чтобы я приехал?
– Не говори глупостей. И я, и Джастин – мы оба этого хотим.
– Но я... Эмми, я не уверен, что у меня хватит силы воли поступать правильно. Ты так добра, так великодушна – мне кажется, что, если бы ты любила меня, то согласилась бы даже на тайные отношения... Но это не для тебя. Твоя тетка права. Ох, милая... – Дуг прикоснулся к ее руке; затем взгляд его упал на ее промокшие туфельки. – Ты что, гуляла пешком в такую метель?! Ну-ка, сядь! – Он усадил Эмми в кресло, опустился перед ней на колени и снял с нее туфли. – Промокла насквозь! И чулки тоже. Надо переодеть... О, Эмми, – произнес он со странным всхлипом, обхватил обеими руками ее ногу и внезапно поцеловал ступню. Он хотел проделать то же самое со второй ногой – и Эмми кольнуло неведомое до того мгновения чувство, отчасти жалость, отчасти что-то иное, непонятное, – но тут с порога раздался голос Сэнди:
– Привет.
Всем троим стало до ужаса неловко. Дуг обернулся, не спеша, с достоинством, встал и ответил:
– Привет.
Взгляд серо-зеленых глаз Сэнди не оставлял сомнений: он все понял. Эмми почувствовала, что щеки ее пылают.
– Эмми гуляла по снегу, – невозмутимо сказал Дуг, – и промочила ноги.
– Я не слышала, как ты вошел, – сказала Эмми и поняла, что голос ее дрожит.
– Вижу, – сухо ответил Сэнди. – Простите, что помешал. Я принес тебе рождественский подарок, Эмми.
В руке у него была большая квадратная коробка, обернутая ало-зеленой подарочной бумагой и перевязанная серебряной лентой; под ленту была просунута живая роза.
– Сэнди! – Эмми подпрыгнула и подбежала к нему. Прежде они никогда не обменивались подарками на Рождество, хотя Сэнди обычно присылал ей цветы. – Можно сейчас открыть?
– Вообще-то лучше подождать до Рождества, – сказал Сэнди, – но, с другой стороны, эта штука тяжеловата, чтобы везти ее с собой; так что лучше оставить ее дома – если, конечно, она вообще тебе понравится...
– Ну дай же! – Эмми выхватила у него коробку.
Сэнди усмехнулся; Дуг оставался безучастным. Эмми вынула розу и вставила ее в волосы, разорвала обертку и раскрыла коробку.
Это была статуэтка танцовщицы из венецианского стекла, столь прекрасная, такой тонкой работы, что Эмми невольно вскрикнула от восторга. Золотые крупинки в стекле сверкали и переливались, так что, казалось, еще миг – и фигурка наяву закружится в танце.
– Сэнди! – воскликнула Эмми. – Какая красота!
Сияя, она принялась искать достойное место для статуэтки, примеряя ее то к одному, то к другому столику. Сэнди и Дуг молча наблюдали за ней; затем Дуг произнес:
– Золотая девочка для "золотой девочки". Весьма символично, Сэнди.
– Иногда ты бываешь чересчур умен, Дуг, – добродушно отшутился Сэнди. – Я рад, что тебе нравится, Эмми. Мне она тоже сразу понравилась.
Но слова Дуга неприятно задели Эмми. Ее поразило, что Дуг, со своей хваленой интуицией, заподозрил Сэнди в таком мотиве для выбора подарка. Да, независимый Сэнди, быть может, и не хотел вступать в слишком дружеские отношения с девушкой, у которой много денег; но не в его натуре было намекать на это столь тонко и изысканно...
– Она прекрасна, – снова похвалила Эмми. – Спасибо, Сэнди. Но она же, наверное, стоит целое состояние!
– Ну, не то чтобы целое... – по-прежнему добродушно ответил Сэнди. – Значит, вы скоро уезжаете? Я слышал, Дуг намерен провести Рождество с вами?
Все-то он слышит, прямо как тетушка Медора, подумала Эмми и поставила статуэтку на стол, не переставая любоваться ее хрупкой прелестью. Дуг сказал:
– Да. Эмми и Джастин любезно пригласили меня. И я очень этому рад. Эмми, с этой розой в волосах ты похожа на Кармен.
Сэнди оценивающе взглянул на Эмми:
– Я бы не сказал. Для Кармен Эмми недостаточно смугла и темноволоса. К тому же, роза у нее в волосах, а не в зубах. Кстати, Эмми, тебе нужно переобуться... – практично добавил он.
– О, да! Я сейчас. Вы оба знаете, где у нас выпивка.
Она направилась к двери, а Сэнди обратился к Дугу:
– Ты, конечно, собираешься повидаться с Дианой перед отъездом?
– Конечно, – холодно подтвердил Дуг. – Она считает, что мне обязательно нужно съездить на Ривьеру. Опять же, моя постановка, похоже, доживает последние деньки. Рождественские каникулы она еще протянет, а в январе, боюсь, сойдет со сцены.
Вот почему на следующий день, думая о Томасе Такере, о пьесе Дуга, которая хоть и не провалилась, но и не стала громким событием в театральной жизни, думая еще и о Коррине, Эмми в одиночестве отправилась в театр, где и сделала о Коррине Харрис странное открытие.
11
В тот вечер, когда Сэнди принес золотую танцовщицу, он и Дуг выпили по парочке коктейлей с Джастином. Джастин был розовощек, улыбался и вообще вел себя как раньше. Когда гости ушли – одновременно, – и Эмми, проводив их, вернулась в гостиную, Джастин спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Но хуже всего в том, что тетка Медора права! Эмми совершила ужасную ошибку, позволив Дугу говорить, что он ее любит, всегда любил и хотел жениться на ней, а не на Диане!
И она позвонила в бюро путешествий.
– ...Тебе необходимо сменить обстановку, – внушал Джастин. – Пейзаж за окном, окружение – да все. Ты же живешь, как отшельник, с тех пор, как Диану упекли за решетку.
– Ты тоже, – мягко сказала Эмми, зная, как дорожил он своей клубной жизнью.
– А как я могу сидеть и играть в бридж, зная, что все вокруг думают, будто моя падчерица – убийца! Да я сразу начинаю отвлекаться и проигрывать... Нет, все-таки лучше всего поехать в Ниццу. Там побольше народу и поменьше знакомых. Ах, – вздохнул он, – в дни моей молодости Ницца была самым модным курортом.
На этом они и порешили, хотя, по правде говоря, ни Джастину, ни Эмми не хотелось никуда ехать.
Потом Джастин, без ведома Эмми, предложил Дугу присоединиться к ним.
– Он говорит, что пока не может, – с довольным видом докладывал Джастин после разговора с Дугом, – но приедет к нам накануне Рождества и останется надолго.
Эмми вскочила:
– Ох, только не это!
Джастин явно удивился:
– Ты хочешь сказать, что я не должен был приглашать его? Но я уже сделал это.
– В таком случае... в таком случае отмени свое приглашение! – в отчаянии потребовала Эмми.
– Но почему? – искренне недоумевал Джастин. – Ему тоже нужно сменить обстановку, Эмми. И он – член нашей семьи.
– Джастин, прошу тебя...
– Это не похоже на тебя, Эмми, – нахмурился отчим. – Ты что, боишься пересудов? Но там не будет никаких знакомых...
– Не в этом дело... Джастин, ради Бога, скажи ему, что мы передумали ехать, или что... ну, выдумай что-нибудь!
– Значит, – сказал Джастин, пристально глядя на нее, – ты боишься в него влюбиться?
– Нет! Нет!
– Ну, тогда позволь ему приехать! Подумай только, каково будет Дугу в одиночестве отмечать Рождество.
– Почему – в одиночестве? У него есть приятели...
– Приятели – это не семья. Мы для него – самые близкие люди. Пойми, Эмми, я не могу ни с того ни с сего заявить ему, что ты не хочешь его видеть!
– Значит, это сделаю я! – отрезала Эмми.
Джастин сделал себе коктейль и заговорил о подготовке к путешествию. Он, конечно же, хотел лететь самолетом; он никогда еще не летал на реактивном лайнере. И, разумеется, ему нужно было купить новую одежду...
Постепенно Эмми поняла, что у нее не хватает духу сказать Дугу, чтобы тот не приезжал. Джастин так радостно суетился, так бегал по магазинам – "Данхилл", "Брукс Бразерс"... Он стал почти похож на себя прежнего.
Эмми забронировала билеты. Все было решено.
Только по ночам, когда сон к ней не шел, она думала о Дуге и о собственном неблагоразумии. Со дня памятной прогулки в День Благодарения она видела его всего три-четыре раза, но неизменно в час коктейлей, когда Джастин был дома, и потому она не могла прямо сказать Дугу, что он не должен приезжать к ним на Рождество. Джастин и Дуг говорили о поездке как о деле вполне решенном и совершенно естественном, и Эмми никак не могла набраться храбрости.
В день накануне отъезда позвонила одна из сиделок тетушки Медоры и сказала, что та желает видеть Эмми. Наверняка, с тоской подумала Эмми, тетка пронюхала, что Дуг собирается на Рождество в Ниццу! Она очень вежливо, но непреклонно велела передать тете Медоре, что шлет ей наилучшие пожелания, прийти никак не может, но непременно позвонит, когда вернется из поездки. Сиделку явно не удовлетворил такой ответ, но Эмми учтиво попрощалась и повесила трубку, искренне надеясь, что тетушка Медора не огреет бедную сиделку тростью по голове.
На самом же деле, в этот день, восемнадцатого декабря, Эмми отправилась в центр за покупками. Шел легкий снежок, но в морозном воздухе ощущалось приближение сильного снегопада. Доехав до Плазы, Эмми вышла из такси и двинулась по Пятой Авеню, поглядывая на залитые светом праздничные витрины. Она думала о прежних временах, когда перед Рождеством они с Дианой и порой еще с какими-нибудь приятелями бегали по магазинам, сверяясь со списком рождественских подарков и весело щебеча. "Давай заглянем!" – кричала Диана и за руку тащила Эмми в "Картье", на выставку изделий из кожи на Марк-Кросс, или в Рокфеллер-Центр, где они подолгу стояли на холоде, слушая рождественские песенки и глазея на огромнейшую елку.
Эмми зашла в банк за дорожными чеками, затем в бюро путешествий – подтвердила заказ и выкупила билеты, затем в "Сакс" – за спортивной одеждой. Она выбрала несколько вещей, показавшихся ей яркими и поднимающими настроение, и направилась домой.
А снег тем временем шел все гуще, и все сильней дул ветер. Дойдя до парка, Эмми окончательно замерзла, ноги ее в туфлях-лодочках промокли насквозь. Она очень жалела, что не поймала такси – но вряд ли это было возможно в разгар рождественских распродаж, да еще и в метель. Достаточно одной-единственной снежинки или капельки дождя, сердито думала Эмми, чтобы все нью-йоркское уличное движение превратилось в одну большую пробку. Воздух был морозен и свеж; колючие снежинки жалили ей щеки.
Когда она добралась домой, Джастина все еще не было, зато в гостиной ее дожидался Дуг. Агнес впустила его и подала ему чаю; убежденная трезвенница, она в конце концов примирилась с обычаем угощать коктейлями, но если дело оставлялось на ее усмотрение, неизменно наливала чай.
Дуг вскочил и бросился навстречу Эмми, протягивая руки:
– Эмми! Ты совсем девчонка! Я в жизни еще не видел таких пунцовых щек! – Он радостно, как в былые времена, рассмеялся – и вдруг наклонился к ней, чмокнул в щеку и, взяв за подбородок, повернул ее лицо, чтобы поцеловать вторую. – Прости, Эмми. Не удержался. Я бы и дальше это делал, да боюсь, ты будешь недовольна. – Внезапно он протрезвел: – Эмми, я думаю, мне не стоит ехать во Францию на Рождество.
Я тоже так думаю, чуть было не сказала Эмми, но сдержалась. Дуг продолжал:
– Пойдут пересуды, сплетни. Они пойдут в любом случае, с какой бы женщиной меня не увидели. Начнутся намеки...
– Ты беседовал с тетушкой Медорой! – осенило Эмми.
– Да. До нее дошел слух о том, что я собираюсь приехать к тебе и Джастину на Рождество, она позвонила мне и заставила прийти к ней.
– Все-то она знает, – проворчала Эмми. – Старая сплетница...
– Но она права, – негромко сказал Дуг. – Я не имею права ставить тебя в двусмысленное положение, Эмми. Я уже говорил тебе об этом... тогда, в парке. И повторяю сейчас.
Назойливость и властность тетушки Медоры могли вынудить к бунту даже безропотную овечку – а Эмми отнюдь не была безропотной овечкой. Она немедленно заняла оборонительную позицию:
– С тех пор как вы с Дианой поженились, вы всегда проводили Рождество с нами. Никто ничего не скажет! – твердо сказала она и тут же поняла, что усугубляет свою ошибку. Чем меньше она будет видеться с Дугом, тем лучше будет для нее, Дуга и Дианы.
Но Дуг невероятно растрогался:
– Эмми, ты серьезно? Ты правда хочешь, чтобы я приехал?
– Не говори глупостей. И я, и Джастин – мы оба этого хотим.
– Но я... Эмми, я не уверен, что у меня хватит силы воли поступать правильно. Ты так добра, так великодушна – мне кажется, что, если бы ты любила меня, то согласилась бы даже на тайные отношения... Но это не для тебя. Твоя тетка права. Ох, милая... – Дуг прикоснулся к ее руке; затем взгляд его упал на ее промокшие туфельки. – Ты что, гуляла пешком в такую метель?! Ну-ка, сядь! – Он усадил Эмми в кресло, опустился перед ней на колени и снял с нее туфли. – Промокла насквозь! И чулки тоже. Надо переодеть... О, Эмми, – произнес он со странным всхлипом, обхватил обеими руками ее ногу и внезапно поцеловал ступню. Он хотел проделать то же самое со второй ногой – и Эмми кольнуло неведомое до того мгновения чувство, отчасти жалость, отчасти что-то иное, непонятное, – но тут с порога раздался голос Сэнди:
– Привет.
Всем троим стало до ужаса неловко. Дуг обернулся, не спеша, с достоинством, встал и ответил:
– Привет.
Взгляд серо-зеленых глаз Сэнди не оставлял сомнений: он все понял. Эмми почувствовала, что щеки ее пылают.
– Эмми гуляла по снегу, – невозмутимо сказал Дуг, – и промочила ноги.
– Я не слышала, как ты вошел, – сказала Эмми и поняла, что голос ее дрожит.
– Вижу, – сухо ответил Сэнди. – Простите, что помешал. Я принес тебе рождественский подарок, Эмми.
В руке у него была большая квадратная коробка, обернутая ало-зеленой подарочной бумагой и перевязанная серебряной лентой; под ленту была просунута живая роза.
– Сэнди! – Эмми подпрыгнула и подбежала к нему. Прежде они никогда не обменивались подарками на Рождество, хотя Сэнди обычно присылал ей цветы. – Можно сейчас открыть?
– Вообще-то лучше подождать до Рождества, – сказал Сэнди, – но, с другой стороны, эта штука тяжеловата, чтобы везти ее с собой; так что лучше оставить ее дома – если, конечно, она вообще тебе понравится...
– Ну дай же! – Эмми выхватила у него коробку.
Сэнди усмехнулся; Дуг оставался безучастным. Эмми вынула розу и вставила ее в волосы, разорвала обертку и раскрыла коробку.
Это была статуэтка танцовщицы из венецианского стекла, столь прекрасная, такой тонкой работы, что Эмми невольно вскрикнула от восторга. Золотые крупинки в стекле сверкали и переливались, так что, казалось, еще миг – и фигурка наяву закружится в танце.
– Сэнди! – воскликнула Эмми. – Какая красота!
Сияя, она принялась искать достойное место для статуэтки, примеряя ее то к одному, то к другому столику. Сэнди и Дуг молча наблюдали за ней; затем Дуг произнес:
– Золотая девочка для "золотой девочки". Весьма символично, Сэнди.
– Иногда ты бываешь чересчур умен, Дуг, – добродушно отшутился Сэнди. – Я рад, что тебе нравится, Эмми. Мне она тоже сразу понравилась.
Но слова Дуга неприятно задели Эмми. Ее поразило, что Дуг, со своей хваленой интуицией, заподозрил Сэнди в таком мотиве для выбора подарка. Да, независимый Сэнди, быть может, и не хотел вступать в слишком дружеские отношения с девушкой, у которой много денег; но не в его натуре было намекать на это столь тонко и изысканно...
– Она прекрасна, – снова похвалила Эмми. – Спасибо, Сэнди. Но она же, наверное, стоит целое состояние!
– Ну, не то чтобы целое... – по-прежнему добродушно ответил Сэнди. – Значит, вы скоро уезжаете? Я слышал, Дуг намерен провести Рождество с вами?
Все-то он слышит, прямо как тетушка Медора, подумала Эмми и поставила статуэтку на стол, не переставая любоваться ее хрупкой прелестью. Дуг сказал:
– Да. Эмми и Джастин любезно пригласили меня. И я очень этому рад. Эмми, с этой розой в волосах ты похожа на Кармен.
Сэнди оценивающе взглянул на Эмми:
– Я бы не сказал. Для Кармен Эмми недостаточно смугла и темноволоса. К тому же, роза у нее в волосах, а не в зубах. Кстати, Эмми, тебе нужно переобуться... – практично добавил он.
– О, да! Я сейчас. Вы оба знаете, где у нас выпивка.
Она направилась к двери, а Сэнди обратился к Дугу:
– Ты, конечно, собираешься повидаться с Дианой перед отъездом?
– Конечно, – холодно подтвердил Дуг. – Она считает, что мне обязательно нужно съездить на Ривьеру. Опять же, моя постановка, похоже, доживает последние деньки. Рождественские каникулы она еще протянет, а в январе, боюсь, сойдет со сцены.
Вот почему на следующий день, думая о Томасе Такере, о пьесе Дуга, которая хоть и не провалилась, но и не стала громким событием в театральной жизни, думая еще и о Коррине, Эмми в одиночестве отправилась в театр, где и сделала о Коррине Харрис странное открытие.
11
В тот вечер, когда Сэнди принес золотую танцовщицу, он и Дуг выпили по парочке коктейлей с Джастином. Джастин был розовощек, улыбался и вообще вел себя как раньше. Когда гости ушли – одновременно, – и Эмми, проводив их, вернулась в гостиную, Джастин спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34